Диалектика мертвых душ

"Все действительное разумно, все разумное действительно" - этот гегелевский постулат хорош при оценке явлений устойчивых, проходящих из века век, из эпохи в эпоху. Есть извечные "болезни общества", есть извечные борцы и развенчатели их. И то и другое действительно, и то и другое разумно. Вряд ли удастся изменить природу вещей, но выбор каждый делает сам, в каком он стане, кому сочувствует и почему. В сущности, это даже не вопрос выбора - жизнь сама расставляет по местам.

Два века назад один видный интеллигент и литератор сформулировал короткое послание далеким потомкам о современной ему России: "воруют". И здесь сразу оговорка: так ли Россия уникальна или под ней надо понимать квинтэссенцию любого неутопического государственного организма? В этом, думаю, - не уникальна. О России же говорили и другое: строгость - читай: безумное нагромождение противоестественных законов - компенсируется необязательностью их исполнения. Тогда - коррупция есть способ полулегального исправления несовершенства законов, тот самый "ворованный" воздух поэта Мандельштама, без которого смерть и хорошим честным людям. С одной стороны - радетели неправого закона, преследующие человечество, с другой - коррупционеры в широком смысле слова, а также - что тоже характерно, приспособленцы и двойные агенты, имитаторы, играющие за обе партии. А что если коррупция - человеколюбивая компенсация неправых и бесчеловечных законов, закрывать глаза на которую - дело если и не богоугодное, то не такое уж предосудительное?

Коррупция или законопослушность - сами по себе безликие понятия. В предположении разумного общественного устройства, согласимся - обличать коррупцию и прославлять законопослушность - хорошее, нравственное дело. Но суть в деталях, в том - кто и почему обличает или прославляет. Каково его место в этой системе, ибо здесь нет бесплотных духов, каждый - часть системы, каждый пусть начинает с себя. Все зависит от цели и средств конкретных людей, их жизненного выбора.

Если по простому, все выглядит так. Коррупция – удел слабых, при этом обремененных семьей и честолюбием, не твердых в морали. У этих слабых есть свои старейшины, крестные отцы-коррупционеры. Такова самоорганизация, она толкает слабых в кланы, которые обретают своих лидеров, бесстыжих, наглых, аморальных - это усиливает их позиции в борьбе за ресурсы - конечно все ради семей, мамок, дочек, сынков. Есть те, кто не хочет с этим мириться. Но они одиночки почти в этом мире. И им почти не выжить.

Но есть такие, для кого невозможны компромиссы: видя зло, невозможно убедить себя, что это добро, нельзя делать вид, что это что-то другое, нельзя поддаваться общему закрыванию глаз. Выдерживают только сильные и удачливые. Это очень трудный выбор, ценой жертв в личной жизни, в карьере, здоровье. И все равно такой выбор подразумевает компромиссы, хотя бы иногда.

Только если одиночка побеждает, а такое изредка случается, он на некоторое время становится кумиром большинства, потому что большинство одержимо коллективным комплексом вины, что оно так слабо, что не может возвысить голос там, где не удержал протеста "герой". Возможно, у такого героя даже есть шанс, пусть и не надолго, победить коррупционный выбор большинства своим нравственным примером, пока все снова не вернется на круги своя.

Таким героем был Н.В. Гоголь. Он остро чувствовал неправду жизни и нравственно страдал в России. Что характерно, он убывал в Рим творить свои повести Там он чувствовал себя погруженным в особого рода благодать. В России же он был в той среде и обстании, с которыми взял задачу бороться – и надо было дифференцироваться хотя бы внешне, в пространстве. С чем он столкнулся, что так его испугало и борьбу с чем он избрал своей духовной и писательской миссией? Он назвал это явление "мертвые души". Некто скупает мертвые души, и этот сюжет вскрывает подлинный ряд мертвых душ, потерянных для человечества – галерея помещиков, которые предстают перед Чичиковым, мошенником иного ряда, и отражаются в его мошенническом сознании.

Чичиков - прообраз дьявола, ловец мертвых душ. Сбор купчих на мертвые души – только повод покупать подлинные омертвевшие души – еще живых как будто бы людей. Чичиков в своих корыстных интересах барахтается в коррупционном болоте, в котором обнаруживает уютно устроившихся созданий, в чем-то не лишенных приятности, но в целом - отталкивающих.

Создав эти образы, Гоголь и сам ужаснулся их глубине, их укорененности. Творец "Вечеров на хуторе", он без сомнения проникся их бесовской символикой и погрузился в нее. Подобно Хоме Бруту, он искал защиты в ритуалах. Он ставил проблему еще более общим образом: он увидел опасность для России в этой вот омертвелости душ, которая как будто является основой существования. Он увидел богооставленность этих душ, теплохладность к выполнению долга служебного, отсутствие горения в государственных чиновниках, которые могли бы служить России, во благо людей и во славу Бога.

Но, возможно, он так и не понял (или не принял), что столкнулся здесь с обычной формой существования людей. С тем ржавением, которое вообще свойственно душам обывателей, к которому они даже стремятся. Мертводушие и умеренная коррупция – это удел большинства. Это то, против чего бессмысленно бороться в массе - никакие реформы и революции не помогут (но, помним Гегеля: "все действительное разумно, все разумное - действительно"!). Поэтому "Выбранные места из переписки с друзьями", где Гоголь без всякой иронии призвал чиновников выполнять долг, вызвали неприязнь и насмешки. Это было неприлично. Гоголь восстал на сам порядок вещей, но не выдвинул положительной альтернативы, и был повержен.

Тем не менее, время от времени рождаются буйные "чацкие", не могущие или не желающие вписаться в общекоррупционный контекст. У них открылись глаза, они увидели погруженность во среднестатистическое мелкотравчатое зло как основное состояние большинства людей. Если у них есть еще и ум, они также поймут, что это до некоторой степени нормальный порядок вещей, бороться с которым - шею свернуть. Литературный Чацкий в свое время это понял - и "Карету мне, карету!", уехал куда-то, то ли в Европу, писать очередные "Мертвые души" или "Былое и думы", а то и в Персию, на погибель.

Умен ли Чацкий? Напротив, очень глуп - по мнению "фамусовского общества", т.е. большинства, обывателей, коррупционного болота. Глуп, потому что неуспешен, смешон, жалок. Лучше коррупционное болото, чем участь Чацкого и ему подобных клоунов. Для обывателя убедителен был бы иной пример - тот, кто не входит в кланы, не пользуется социальными лифтами "для своих", тем не менее успешен по жизни, создает счастливую семью и проживает полную жизнь, к которой стремится каждый. Да, такого рода успех маловероятен, он требует и смелости, и таланта, и удачи, и способности противостоять грязи и клевете, и соблазну вызвать ту или иную "карету"...

Науки бывают естественные и противоестественные, - говорил Ландау. Естественные науки хороши тем, что их предмет допускает объективную проверку и, в конечном счете, не зависит от мнения начальника. Именно в естественных науках талантливый, честный и просто умный человек имеет шансы некоррупционного успеха, который может заставить сбросить тину коррупционного болота всех, кто не сломался душой, но без внешнего импульса не мог справиться с рутиной номенклатурного уклада, выхолащивающего смыслы научной работы, ее самоценность, ее творческий посыл.

Именно естественные науки наиболее интернациональны и позитивны, именно в них наиболее силен антикоррупционный потенциал: законы Ньютона и в Африке законы Ньютона. Международные конференции по естественным наукам - лучший пример сотрудничества ученых разных стран, вне политических идеологий и рамок, придуманных представителями противоестественных (по Ландау) наук и доктрин, которые разделяют, чтобы властвовать и наживаться, которые заинтересованы в баррикадах и раздорах, которым нужны козлы отпущения и изгои, чтобы было кого ругать и хаять, получая свою ренту, - хотя именно они сами, вершители раздоров, политиканы и аморальные журналисты, заслужили всяческое порицание.

Люди делятся на созидателей и разрушителей, - это простая, но очень верная мысль, оставшаяся в памяти из какого-то раннеперестроечного советского фильма. Мне кажется, мировой тренд после долгого провала все более выправляется в пользу созидателей. Это трудный путь, путь потерь и разочарований, но только он в конечном счете успешен.