Цветные ручки

 Ноябрь 1999 года

 Зима стоит уже на пороге, за старым деревянным окном, покрашенным в белый, очень холодно. Но в самой квартире тепло, даже на скромной кухне. Там горит люстра, на столе, покрытом двойной скатертью и клеенкой, лежат листы бумаги, набор цветных шариковых ручек и калькулятор. Я, тогда еще совсем маленькая девочка, которой через месяц исполнится три года, сижу за столом - хорошо, что уже могу до него достать - и занимаюсь чрезвычайно важным делом.
 Я потихоньку осваиваю мамин калькулятор. Разумеется, этого слова я еще не знаю, поэтому называю его просто "Машинка" или "Машинка чтобы считать". Тем не менее, я довольно скоро обнаруживаю, что кроме цифр там есть и какие-то другие кнопочки, например М+, М-, С, СЕ и т.д. Если С я уже условно зову "нуликом без нулика", то М для меня - буква Мама. Она меняет только что набранные мной цифры, если на нее нажать. Это я уже установила точно. Безмерно довольная своему открытию, я отвлекаюсь от калькулятора и начинаю рисовать.
 Конечно, в два с половиной года я рисую исключительно в собственном стиле под названием "Каракули и загогулины", впрочем, он есть почти у всех маленьких детей. И все же я для этой цели выбираю не все ручки, а только особенные. Таковыми являются: оранжевая, красная, голубая, бирюзовая, и две розовых: темно-розовая, и нежно-розовая.
 Больше всего я люблю из них темно-розовую почему-то. Когда я только-только высыпаю из из пенала в виде огромного карандаша, я сразу беру именно ее. Желтую я не люблю, потому что ее плохо видно на бумаге, а черной могу провести только какую-то загогилину, похожую на высокий силуэт в стиле Пикассо.
 Я люблю рисовать снежинки, это делать проще всего. И да, у меня есть цветные карандаши, но ручки нравятся больше: ведь именно ими моя мама проводит чертежные линии, когда работает, а мне так хочется ей в этом подражать. Точнее, хочется показать, что я тоже могу работать как она.
 Полностью погрузившись в работу, я не сразу понимаю, что моя любимая ручка внезапно перестает писать и выводит на бумаге только лысые полосы. Затем, осознав, что происходит, я начинаю ее вытирать и гладить, надеясь починить, но ничего не получается. Потом я жалуюсь маме, на что она отвечает:
"Ручке уже не помочь, она закончилась."
 На мои глаза готовы навернуться слезы, мысленно я говорю себе: "О, нет, моя любимая розовая ручка умерла, что же теперь делать, это неправильно! Это совсем неправильно! Ее нужно как-то оживить, да! Прямо сейчас!"
 Я еще несколько минут обдумываю, как поступить, а затем, улыбаясь, беру вторую розовую ручку, вытаскиваю из нее стержень и вставляю в ту, другую.
 Разумеется, "умершая" ручка тут же снова начинает писать, хотя и не так ярко. Я радостно хлопаю в ладоши и показываю это маме.
 "О, ты ее отремонтировала!" - говорит она.
"Да, только она бледно пишет пока что, потому что после болезни еще... Завтра будет ярче." - заверяю ее я.

 Конечно же, я понимаю, что прежней эта ручка уже никогда не станет. Но все же мне делается так радостно на душе, когда я думаю о том, что смогла вернуть ее к жизни.