Начальник штаба авиаполка

   1965 год - год окончания института. Взял академический отпуск и поехал в Куйбышев завершать  дипломную работу и готовиться к защите. Периодически звонил домой. В один из звонков супруга передала, что меня просят позвонить командиру полка Н.П. Степанову или начальнику штаба полка В.И. Руденченко. Эта «просьба» меня, в какой-то степени, взволновала. Был поздний  вечер, поэтому сразу звонить не стал. Но гадал, что же случилось. Вроде бы, уезжая, тщательно всё проверил и долгов не оставил. Предположил, что хотят отозвать  из отпуска. Чего, конечно, очень не хотелось. Но вероятность такова события была высокой. Дозвонился только вечером второго дня до Н.П. Степанова. Он спросил моего согласия о назначении меня на должность 1-го заместителя командира - НШ нашего полка. Для меня это предложение было весьма неожиданно. Такой вариант никогда не рассматривался.  Я настолько любил штурманское дело, что расставаться с ним было для меня как предательство любимого дела. Поэтому от поступившего предложения, не задумываясь, отказался. Однако командир дал мне недельный срок для принятия окончательного решения. После звонка думал, но остался при своём мнении. В этот момент для меня главной задачей было окончание института. При очередном звонке домой супруга передала, что командование ждёт моего ответа. Это было в начале марта, прошло уже больше месяца после отъезда из дома. Принял решение поехать домой на несколько дней.
   На второй день после приезда съездил на аэродром,  встретился с командованием и вот что узнал. В. И. Руденченко  подал рапорт на увольнение, а Н. П. Степанов не может найти ему замену.  Предлагаемые кандидаты по присланным личным делам не удовлетворяли ни командование полигона, ни командование полка. При решении этого вопроса  В. И. Руденченко заявил: «Что мы ищем?  У  нас есть готовый начальник штаба. Лучшего нам не найти». Об этом мне сказал при беседе сам Н.П. Степанов. Я пытался отказаться, ссылаясь, что такая работа  для меня новая и нежелательна. Я любил свое штурманское дело и никогда не собирался ему изменять. Большим минусом  для принятия мною  решения было и то, что к этому времени уволили заместителя  начальника штаба майора Н.В. Журавлёва, имевшего богатый опыт в штабной работе.  На его место по непонятной мне причине был назначен штурман 2-й  АЭ  капитан Б. А. Гундарин, совершенно не имевший опыта в штабной работе.
     Убеждая меня дать согласие, Н. П. Степанов сказал: «На Руденченко представление ушло, он буден уволен, командование считает, что ты вполне отвечаешь требованием к этой должности. Тебе давно пора получать майора, а другой должности у меня нет». С моей стороны было поставлено условие: «А если у меня не получиться, найдёте должность»?  Он ответил: «Найдём, тебе не раз предлагали  должность секретаря парткома, вот на неё изберем, и еще полетаешь».  На принятие решения попросил два дня. Взвесив все обстоятельства, на второй день встретился со всем командованием полка и дал согласие. Отметив 8 марта, вернулся в Куйбышев для подготовки к защите дипломной работы. Защитив диплом, в конце июня вернулся из отпуска и приступил к исполнению обязанностей начальника штаба полка. А В. И. Руденченко тут же ушёл в отпуск и уехал в Алма-Ату.
     Я, как, наверное,  и любой человек, взявшись за новое дело, стал испытывать трудности. На службе постоянно задерживался. Но возраст позволял работать  с такой нагрузкой. В. И. Руденченко после отпуска в ожидании приказа об увольнении приезжал на службу, но выступал в роли консультанта и написал представление на меня для назначения.
    С назначением на должность должны были присвоить майора. Однако представление с какой-то инстанции возвратилось для переоформления. В это время вышла директива о назначении на командные должности офицеров из числа инженерного состава. И чтобы выполнить это требование кадровики решили присвоить  мне звание не «майор», а «инженер-майор». Тогда мне было обидно, что произошла задержка во времени с получением звания, но позже был доволен, приставка инженер пригодилась. В сентябре пришёл приказ о назначении с присвоением звания «инженер-майор». Так на 21-ом году службы я стал старшим офицером.
     После моего назначения, завершая очередное совещание, начальник полигона генерал Вознюк попросил нас (командование авиаполка) зайти к нему. Зашли все трое. Он поздравил меня с назначением и пожелал успешной службы. К Н.П. Степанову  и Г.В. Павлову обратился со славами: «Мы ваше желание удовлетворили, работайте». Позже стало известно, что ОК по причине, что у меня высшее образование не военное,  оказывал сопротивление с моим назначением.  А он дал указание начальнику ОК не вмешиваться в дела авиаполка в кадровых вопросах. Это была моя первая чисто служебная встреча с генерал-полковником В. И. Вознюком.
     На самолёте, где я был штурманом, он летал часто. Он был разным в зависимости от обстановки.  От строгого начальника до прекрасного рассказчика о войне и даже анекдотов. До 58-го года наши самолёты в распутицу базировались во Владимировке. На вылет и по прилёту и экипаж, и пассажиры  доставлялись вертолётом, а при нелётной погоде мотовозом. Однажды после прилёта из Москвы в вагоне, в котором ехали из Владимировки в Капустин Яр он поделился со всеми, что ему предлагают должность в Генеральном штабе с повышением.  Но он отказался, аргументируя шуткой: «Здесь я настоящий генерал, а в Москве такие генералы в метро ездят».
     Да, он мог строго спросить, но был довольно справедлив. В один из выходных дней я работал на аэродроме, еще в старом штабе (в финском домике), на входе которого  была маленькая комната дежурного по полку. Проходя мимо, заглянул в комнату дежурного. В ней группа гражданских лиц, прилетевших с какой-то базы, при ожидании транспорта  играли в карты. Я сделал замечание дежурному, дав указание открыть для них учебный класс. Вскоре за этой командой пришла машина, и они уехали. Прошло несколько минут, зазвонил телефон. Указание: «С Вами будет говорить генерал». Голос  генерала: «Почему вы не можете организовать приём прилетающих пассажиров?  У вас же есть для этого помещение.  А грубить не надо».  Дальше пошли гудки. Сидел и не знал, как реагировать. Через несколько минут снова звонок, позвонил адъютант генерала прапорщик Любошенко.  Передал слова генерала: «Позвони на аэродром, пусть майор не переживает». В беседе выяснилось, что эта группа промышленников из Днепропетровска во главе с каким-то заместителем Генерального, уехав с аэродрома и оказавшись в штабе, зашла к генералу, и, видимо, пожаловались.
     Продолжая службу на этой должности, брал на себя много лишнего.  В.И. Руденченко, расставаясь, благословляя меня на эту работу, говорил, что надо уметь распределять работу по занимаемым должностям.  Первый прокол произошёл быстро. Получил замечание за то, что подписал донесение, исполненное заместителем, с грифом «секретно», не имеющее секретных сведений. Оправданием послужило то, что исполнялся входящий с такой же информацией и тоже с грифом «секретно». Это послужило сигналом для тщательного изучения и соблюдения Наставления по секретному делопроизводству.
     Вторым уроком по сохранению  секретности стал более серьезный случай. У командира экипажа вертолёта при перелёте из Аральска в Актюбинск, над Могуджарскими горами в открытую форточку вытянуло полётную карту. Он успел её удержать, но при этом оторвало часть карты. Вернулись на свой аэродром после окончания рабочего дня. Штурман доложил мне об этом, сказав, что оторвало только уголок. Зав. секретным отделением  карту брать отказалась, так как был оторван учётный номер. Стоял автобус с людьми в ожидании этого экипажа. Чтоб не задерживать автобус, дал указание принять документы в портфеле. На следующий день стал разбираться штурман полка М.П. Казанцев. Оказалось, что от склейки из 8 листов полётной карты было оторвано 1,5 листа. Командир полка приказал мне немедленно доложить начальнику штаба полигона.   
     После моего доклада, сразу к нам на аэродром  приехал начальник отдела полковник Н. Федченко, он потом и возглавил комиссию, назначенную для разбора этого инцидента. Его разбор вылился в длинную серию мероприятий. Объяснительные записки от всех членов экипажа. Экипаж возвращался к месту события за 1300 км. Два дня вели поиск с посадкой у юрт пастухов в горной местности оторванного куска карты. Через три дня вернулись на свой аэродром и доложили письменным рапортом о результатах поиска. Ни каких следов не было найдено. Встал вопрос, как доказать, что от неё ничего не осталось. Приняли решение провести эксперимент с участием на борту вертолёта председателя комиссии. И только произведенный  эксперимент показал, что при такой ситуации она разрывается на мелкие кусочки. Был составлен Акт по произведенному  эксперименту. После утверждения акта было доложено в Главный штаб РВСН. Состоялся жесткий приказ начальника полигона с разбором и наказанием командира и штурмана. Учитывая моё краткое пребывание на должности, не наказали, отделался предупреждением. Так началась моя служба на должности НШ родного полка. В это время Н. П. Степанов повторил своё напутствие: «Будь бдительным и требовательным в вопросах сохранения секретности. От других ошибок можно как-то оправдаться. От этих очень трудно».
    Особенностью этой службы для меня являлось то, что я из категории подчиненного для многих стал начальником. Нужно было выстраивать правильные взаимоотношения по службе. Помнил наказ В.И.Руденченко и предупреждение  Н.П. Степанова при вступлении в должность. Приходилось делать замечание по соблюдению уставных требований бывшим своим начальникам. Но не это было главным. Я отлично понимал, что должность НШ - это должность не легкая. Вначале брался за всё сам. Нагрузку для себя создавал большую, а качество работы страдало. Хотя это помогло лучше и быстрее познать работу и подчиненных. Понял, что дальше так работать нельзя, надо менять стиль работы. Стал больше спрашивать с подчиненных. Для меня непосредственные подчиненные - командиры АЭ, ОБАТО и начальники служб. В оперативном плане дежурный по полку. Спускаться ниже вредно. И самому легче, и исполнительность выше. Тогда еще существовал институт партийное собрание, через который была возможность проводить определенную работу.
     С декабря начинался новый учебный год, необходимо было  спланировать всю учебно-боевую подготовку. Постановка задач по лётной подготовке для каждого лётчика на год-это главное. Впервые вместе с командиром побывал на методических сборах, организованных штабом ВВС  Северо-Кавказского ВО. Н. П. Степанов представил меня во всех структурах штаба. И на сборы, и на утверждение Плана лётной подготовки летал в качестве штурмана. В 1965 году налёт был 158 ч. 41 мин. при норме 120 ч. Полгода находясь на должности  НШ, я продолжал летать и убедился, что можно оставаться на лётной работе. Но в авиации должность начальника штаба авиаполка нелётная. На 1966 год  необходимо было откорректировать Штат нашего полка и утвердить у Главкома РВСН. При работе над штатом я увидел примечание: «Должность заместителя командира полка по политической части может комплектоваться из  лётного и нелётного состава». Удалось уговорить командира полка в это примечание вписать и должность начальника штаба. Он поставил условие, что при необходимости летать перестану. Так я сохранил для себя возможность летать. В 1966 г. налетал всего 145ч.40мин., выполнил установленную норму и подтвердил 1-ый класс. В основном были аэродромные полёты и однодневные с возвратом в тот же день. Но были и дальние перелёты в Ростов, Москва, Адлер и др.  А это и лётная норма питания, и выше оклад, и вознаграждение за классность. Благодарен был Н. П. Степанову, что он мне позволил летать. Должность  начальника штаба оказалась для меня вполне приемлемой, ни каких трудностей после завершения начального этапа уже не испытывал. Сказать, что эту службу полюбил, не могу, но выполнял свои обязанности честно, с большим старанием.  Стимулом служила перспектива в получении очередного воинского звания «подполковник». Мой возраст позволял и послужить, и даже полетать. И всё складывалось как нельзя лучше. Но в жизни наступил очередной критический момент. 
     Необходимо было покинуть Капустин Яр по семейным обстоятельствам. Эти обстоятельства возникли в неудачное время. Шла так называемая Хрущёвская реформа  по сокращению авиации и развитию ракетных войск. Попытка продолжить  службу в авиации не увенчалась успехом.
     Завершилась моя лётная карьера 29 января 1967 года перелётом Конституция-Остафьево и обратно. А 16 февраля собрался весь личный состав в клубе. Командир зачитал приказ о поощрении за безаварийную лётную работу и вручил мне ценный подарок (настольные часы), которые до сих пор служат, напоминая о нелегкой долголетней службе в авиации полигона Капустин Яр. Я попрощался со всем личным составом, с кем прошёл тот путь и самолётом МАП улетел к новому месту службы