Оттенок семнадцатый - цвет колхозного урожая

Петрович всегда считал себя гурманом. Это воскресное утро, когда у Ивана был выходной и не было заказов, не стал исключением.
Проснувшись далеко за полдень, наш герой надел стоптанные шлепки и пополз в сторону кухни. Хлебнув из банки рассола (накануне он отметил сдачу очередного проекта), мужчина направил свои стоптанные стопы (простите за тавтологию) в сторону алтаря любого человека, принимающего пищу каждый день – к холодильнику.
Старенький его «ЗИЛ» работал на последнем издыхании последние пятнадцать лет, но ведь работал! Петрович открыл дверь холодильника, и попытался со сходящимися к переносице глазами, окинуть внутренний мир своего белого друга.
Несмотря на то, что холодильник изо всех сил пытался создавать холод, все продукты нашего героя, покрылись белой благородной плесенью.
Желудок, подпрыгнув, словно задев сознание Петровича, отключил его. Иван начал вспоминать…
Эти были далекие семидесятые, Петрович снова студент.
Как сейчас, увидел он комендантшу, пытающуюся войти в двери его комнатушки. Бросив бесплодные попытки, комендантша вещала из коридора:
- Сергачев, - зычным басом орала она. Петрович явно услышал, как за стенками попадали те студенты, которые к его фамилии не имели никакого отношения.
- Слушаюсь, товарищ комендант, - по привычке отрапортовал зеленеющий студент, пытаясь припомнить свои грехи.
- Ты мое солнышко, - смягчилась  комендантша, пытаясь ущипнуть Петровича за тощий бок; выглядело это страшно. Ваня, жмущийся к окну, и жадные руки стареющей женщины, которые почти доставали его.
- Разнарядка поступила, - бросив бесплодные попытки достать еще трепыхающееся тело в свои объятия, произнесла комендантша, - тебе ж летом все равно деваться некуда, - плотоядно облизнулась она, - в колхоз не хочешь?
-Как? – пролепетал бедный студент. – Меня же не отчислили? – с надеждой вопросил он
- Глупенький, - с материнскими интонациями протянула коменда, - наш колхоз «Красный перец» бьет тревогу – урожай вырос, а собирать некому. Вокруг только пьяные колхозники, и только на нас, студентов, вся надежда.
Петрович исподлобья посмотрел на комендантшу, понял- они, «студенты», могли помогать сельскому хозяйству страны еще до революции; потом Ваня понял, что речь идет о нем, студенте.
- А мне это нужно? – жалобно пролепетал он.
- Конечно, - пробасила коменда, - вернешься – картошки привезешь, сала. Ты не забывай – эти мусульмане сами-то сало не жрут, а мы с тобой, - она попыталась подмигнуть несчастному пареньку, от чего ее чешская, неумело нанесенная тушь комком упала на пол. – Сальце любим.
- Я согласен, - проблеял бедолага, пытаясь встать в струнку, и вспоминая, когда в последний раз он видел что-то мясное на своем столе. Воображение почему-то рисовало голую комендантшу с яблоком во рту.
Простояв в коленно-локтевой позе все лето, Иван пришел к старосте за расчетом.
Воображение рисовало несколько тушек поросят, картошку, почему-то сразу запеченную, и всякие другие вкусности, которые только может создать воспаленный голодный желудок студента.
Староста восседал в приемной в благодушном состоянии души.
-Аааа, голожопец пришел! – обрадовался мужчина.
-Я, это, - пробормотал Петрович, - за расчетом пришел. Мне завтра отбывать обратно в общагу, взад, - добавил он, вспоминая местный диалект.
Староста нахмурился:
- Оставайся ты у нас! Зачем тебе твои институты-шманституты? Ты же загнешься там в городе, болезный. Я и невесту тебе присмотрел. Где мы еще найдем такого отличного работника?
-Не, - проговорил Петрович, - мне учится надо. Жук-коробейник без меня исчезнет. Мне сам ректор, - многозначительно подняла палец вверх студен, - сказал, что вся надежда только на меня.
- Хрен с тобой, - подозрительно быстро согласился староста, - ща придумаем что-нибудь.
Он ушлепал в подсобку, из-за полуприкрытой двери были слышны далеко не социалистические идиоматические выражения; падения тяжелых предметов; наконец, из подсобки показался староста, волоча за собой тяжелый мешок.
- Забирай, наука, - презрительно бросил он, ставя мешок перед нашим героем.
Дрожащими руками, даже не проверив, что внутри, Ваня взвалил за спину груз и отправился на вокзал.
Воображение рисовало большие шматы мяса, сала, и почему-то – пятилитровую бутыль с самогоном, к которому он чуть не пристрастился, пока работал на колхозной ниве.
Вернувшись в родные пенаты, приняв душ, выпив чашку любимого цикория, дрожащими руками Петрович развязал вожделенный мешок и заглянув в него, обомлел – в глаза бросилась фасоль. Красная, крупная, красивая, но фасоль.
«Ага, - смекнул Иван, - мясо-то вы закопали!» - погрозив невидимому собеседнику пальцем, парень нырнул в глубь мешка.
Спустя пару часов, если в комнату Петровича зашел наш читатель, он бы увидел море фасоли, заполнившее весь пол, на котором, скрючившись, рыдал в три ручья горе-колхозник.
Так как летом стипендию не платят, а Ваня рассчитывал жить на подножном корму, привезенном из колхоза, то он честно пытался приготовить что-либо из трофея.
Через неделю он даже начал пресловутую фасоль варить, но в лучшем случае он получал вкус, близкий к разжеванной газетной бумаге, что явно не устраивало молодой растущий организм.
Начали возвращаться более везучие студенты; кто-то с окороками, кто-то с картошкой, салом , а особо отличившиеся ведрами везли сгущенное молоко.
Глядя на них и глотая голодные слюни, Ваня почему-то понимал, что его обманули.
Однажды, когда голод был особо нестерпим, Петрович с кастрюлькой, в которой барахталась ненавистная им фасоль, вышел на кухню. «Пусть целлюлоза, - думал он, - но жрать что-то надо.»
Примирившись таким образом с собой, он набрал воды в кастрюльку, поставил ее на вечный огонь плиты общаги. А надо признать, что огонь, и правда, был вечныам – для экономии спичек газ на некоторых конфорках не отключался никогда. Вдруг он заметил сидящего в углу расстроенного отличника Сидорова:
-Что случилось?! – поинтересовался наш герой.
- Из колхоза я приехал, - грустно ответил мальчик.
- Иии? – многозначительно протянул герой. – Тебе не заплатили?
- Заплатили, - ответил парнишка и заплакал еще горше.
-Воображение Петровича тут же нарисовало мешок колорадского жука, ботву картошки, кизяки, в крайнем случае.
- Чеснок! – выдохнул Сидоров, зайдясь в реве, и тут у студента что-то щелкнуло в голове. Он застыла, словно соляная библейская статуя.
- А тащи-ка ты чеснок сюда, - пробормотал он и посмотрел на Сидорова, которого и след простыл.
Кряхтя, пыхтя и пукая от натуги, отличник волок на кухню мешок со своим трофеем.
- Дурилка картонная, - пожурил его Петрович, - давай пару головок.
Выудив пару самых симпатичных головок, наш герой начал чистить чеснок, входя в раж.
- Сковородку неси! – давал указания он, - есть еще что-нибудь?
- Да, - проблеял ботаник, - пару говяжьих кубиков, которые жрать невозможно!
- Тащи, - махнул рукой парень.
Если где-то и существует бог кулинарии, то именно в этот момент он находился на кухне нашей общаги, и незримо руководил Ваней.
Спустя полчаса, обжаренная до корочки, вкусно пахнущая чесноком и мясом, фасоль возбуждала аппетит у всего студгородка, чем и воспользовался в дальнейшем Петрович.
Стратегические запасы фасоли и чеснока, скооперировавшись, приятели обменивали на всякие деликатесы: шкурки куриц, кусочки мяса, тушки путассу и минтая.
- Знаешь, - как-то сказал, обожравшись, Сидоров, - закончу институт, пойду заведующим в нашу столовку заводскую, буду народ кормить такой штукой. Может, даже получу героя труда, - мечтал он.
Петрович многозначительно кивал, хлопал его по спине. Он был рад, что сегодня снова не сдох от голода.
Достав из холодильника остатки пузыря со вчерашнего, Петрович сел за стол, пустил скупую, мужскую слезу, вспоминая, как он был счастлив, имея эти нехитрые ингредиенты…
То ли дело сейчас – вроде, и есть все, а чего-то не хватает.
Довершая бутылку, Ваня понял главную истину любого блюда:
- Души!! Души не хватает в ваших сраных полуфабрикатах, - пробормотал он, открыл бычков в томате, и разделил свою нехитрую трапезу со своим вечно голодным котом.
- Вот теперь все хорошо, - умиротворенно сказал Петрович, закуривая, глядя на сытое и довольное тельце своего питомца, растянувшегося на столе…
Послесловие автора:
На днях забегала в гости к Петровичу и довелось мне отведать это незамысловатое блюдо. И поверьте – моему желудку, испорченному хамонами и пармезанами, данная нехитрая стряпня вашего любимого героя очень даже понравилась. Рекомендую.