Трагические ошибки советского планирования

(Продолжение. Начало здесь: http://www.proza.ru/2016/10/29/389 )

2.4.2. Трагические ошибки советского планирования

Идеологи капитализма напрасно радуются краху СССР: этот крах зловещ для них, ибо он есть крах капиталистической идеологии хозяйствования.

Истина в том, что СССР никем не побежден в холодной войне, - он сам сошел с дистанции и пал исключительно по внутренним причинам, а не под давлением извне.

Причиной его экономического краха стал каскад идеологических и методологических ошибок Госплана, - фатальных, поучительных и злободневных, - заложенных в деятельность Госплана еще при его создании и вырвавшихся на «оперативный простор» после смерти И.В. Сталина.

Опыт уже Парижской коммуны показал, насколько консервативны идеалы собственно пролетариев. Их основным лозунгом в производственной сфере было низведение всех чиновников на роль скромно оплачиваемых наемных служащих, выполняющих те же административные функции, что и «служащие всякого другого работодателя», но за зарплату, не превышающую среднего заработка рабочего (Ленин, ПСС, т 33, стр. 50). Рабочие, не подвергая сомнениям фабричные отношения, требовали лишь перераспределения прав внутри административной системы.

Никому из марксистов не пришло в голову сделать критические выводы из опыта Парижской Коммуны. СССР масштабировал этот опыт и, вместо строительства коммунизма, воспроизвел фабричную систему.

Тезис 33.
Административная система – это ключевой институт капиталистической системы, служащий отгораживанию труда от выручки ради вычленения прибыли.

Располагаясь внутри каждой фабрики над наемными работниками, именно административная система является решающим инструментом производства прибыли.

Прибыль есть разность между выручкой и затратами, формируемыми по рыночным ценам. При фиксации прочих цен, размер прибыли ограничивается только уровнем заработной платы: уровнем цен внутрифабричного рынка труда, - на котором административная система ведет непрерывную борьбу за ставки, длину рабочего дня, длину отпусков, расценки и другие условия купли рабочей силы.

Из всех внутрифабричных видов труда лишь один делает прибыль: тот, который отгораживает работников от прямого участия в выручке и зажимает зарплату, покупая, планируя, нормируя и контролируя труд.

Если работников не отгораживать от распределения выручки, то прибыли вообще не будет – всю выручку придется делить.

И вот этот ключевой капиталистический институт оказался во главе советской экономики.

Все стоимостные показатели советского планирования базировались на ценах, определяемых на основе трудовой теории стоимости, выражающей идеологию капиталистической организации труда.

Первичной информацией ко всем плановым расчетам выступали тарифные ставки, нормы выработки и трудовые расценки, формируемые по факту текущего компромисса между рабочим классом и административной системой.

Этот компромисс непрерывно менялся: советские нормировщики ходили по цехам с секундомерами в карманах и скрытно замеряли реальную производительную способность рабочих, а рабочие нарочито медлили, позволяли себе курить на конвейерах – имитировали трудоемкость процесса, страховали себя от подъема норм выработки.

Пригласив американцев строить Горьковский автозавод, СССР, заодно, позаимствовал у Генри Форда потогонное «стахановское движение»: метод взвинчивания норм выработки и срезания сдельных расценок.

Регулярное взвинчивание норм выработки на советских предприятиях стало повсеместной системой и сопровождалось скрытыми или явными бунтами ограбленных рабочих.

Рабочие, как могли, сопротивлялись: случайных «стахановцев», не защищенных крышей парткома, показывавших большую выработку, они жестко перевоспитывали, - вплоть до угроз, встреч за заводской проходной и реальных избиений.

Но против Системы ничего сделать не могли.

Самый яркий эпизод последствий стахановщины – расстрел рабочих в Новочеркасске в 1962 году.

С начала 30-х годов полностью убрали безработицу с улиц, - внутрь предприятий. Внутренняя безработица стала инструментом власти производственной администрации - мастеров и начальников низшего звена административной системы. Она стала повседневным кнутом и эффективным средством раскола рабочих-сдельщиков, вынужденных каждодневно соперничать друг с другом за работу.

Диктатура пролетариата обернулась диктатурой множества больших и малых начальников, цементируемой руководящей силой Партии, все более превращавшейся в стаю коллективного капиталиста, пасшую народ.

Уголовно преследовались подвижники схем раскрепощения труда, выводивших рабочих из-под диктата системы наемного труда. Многие инициаторы раскрепощения труда, такие, как Худенко, попали в тюрьмы.

Эти преследования имели ортодоксально капиталистическую природу, но выдавались за заботу об общенародной собственности.

Тезис 34.
В базисе советского планирования оказалась капиталистическая стихия торга за условия купли-продажи рабочей силы.

Этот торг продиктовал, снизу доверху, особую торговую логику составления планов: предприятиям, от достигнутого уровня, навязывали «директивные» планы. Предприятия, под эти планы, раздуто обосновывали потребность в трудовых и материальных ресурсах. Недостаточностью ресурсов выторговывали снижение планов.

Истинные потребности предприятий в ресурсах, в результате, искажались.

Заявляя потребность в ресурсах, предприятие учитывало, что сверху эту потребность зарежут, скажем, в полтора раза. Поэтому исходная заявка составлялась, как правило, сразу завышено в полтора и более раз.

Избыточно составленные заявки на ресурсы избыточно нагружали мощности других предприятий.

В народном хозяйстве СССР неконтролируемо формировались диспропорции, маскировавшиеся неадекватным ценообразованием и логикой фондирования.
Тезис 35.
Советская экономика оказалась не плановой – ее захватила стихия торговой игры в плановые и отчетные цифры, свойственная отношениям с подразделениями каждой крупной капиталистической компании.

В расширенных масштабах воспроизводилось парадоксальное состояние хронического перепроизводства и дефицита.

Практически любой продукт одновременно был дефицитным для одних предприятий и избыточным - пролеживающим на складах - для других. Причем и первые, и вторые, подчиняясь заявочной логике фондирования «от достигнутого уровня», продолжали заказывать и выкупать то, что и так лежало у них на складах.

Экономия была экономически наказуема. Предприятиям было выгоднее, выкупив ненужные ресурсы, втихомолку их списать и уничтожить, например, перерасходовать, чем признаться перед вышестоящим уровнем, что заказанные ресурсы предприятию не нужны. Ибо отказ от выкупа заказанного расценивался как нарушение плановой дисциплины и штрафовался.

Главными финишными продуктами стали не товары и услуги, а статистические суррогаты: кварталы, годы, пятилетки. Советские директора, интересуясь делами коллег, буквально спрашивали: «Ну, как, ты месяц сделал? А квартал выполнил? А год?».

Бичом, топтавшим технический прогресс СССР, стали директивные задания по снижению трудоемкости и материалоемкости.

Эти задания давались от достигнутого уровня.

Так, на каждый год каждое предприятие получало сверху требование снизить трудоемкость и материалоемкость, например, на 5 %.

Но как можно снижать нормы затрат, если при подготовке изделий и технологий были сразу заложены наилучшие решения?

Это заставляло предприятия закладывать во все новые изделия и технологии резервы для выполнения будущих планов снижения материалоемкости и трудоемкости.

Добросовестные разработчики - конструкторы и технологи, закладывавшие в изделия и технологии лучшие решения - быстро и жестко перевоспитывались Системой: она превращала их в изгоев, лишающих коллективы своих предприятий будущих премий за снижение трудоемкости и материалоемкости.

Из-за этого, советская продукция из года в год становилась самой трудоемкой и самой материалоемкой в мире.

Игры в снижение трудоемкости и материалоемкости, в условиях торговой природы планов, парализовали технический прогресс и обрекли СССР на отставание от Запада.

Последние пятилетки советского строя прошли под знаком сокращения числа объемных директивных показателей и их замены нормативными показателями.

Новшества сводились к поиску гибких рычагов зажима фондов оплаты труда («фондов потребления») в условиях расширения самостоятельности предприятий.

Этим полностью обнажилась классовая сущность административной системы: она была лишь надстройкой над экономикой наемного труда.

В фокусе планирования стало доведение Госпланом до всех предприятий так называемых «абалкинских коэффициентов», а затем нормативов банковского контроля за соблюдением соотношений
темпов приростов зарплаты и объемов производства.

Никто из работников Госплана СССР не удосужился проанализировать макроэкономический эффект от этих коэффициентов.

А эффект был парадоксальным.

Зажим фондов потребления на уровне предприятий вызвал опережающий рост этих фондов на макроэкономическом уровне – ибо стимулировал развитие сырьевых отраслей, имевших большую долю зарплаты.

Это привело к катастрофическому отставанию роста производства ТНП от роста суммарного фонда зарплаты.

Модельные расчеты показали, что достаточно 5 лет этой политики, чтобы вызвать разрушительный дисбаланс рынка товаров народного потребления (ТНП).

Вовсе не обвал цен на нефть, не происки вражеских спецслужб и не скрытые спекулянты погубили экономику СССР.

Экономика СССР была пропитана резервами во всех звеньях и могла выдержать и падение мировых цен на нефть вплоть до нуля, и удвоение гонки вооружений.

Но она была доведена до катастрофы идеологическими ошибками Госплана.

Планирование оказалось капиталистическим: крах СССР есть крах капитализма.

Тезис 36.
Крах советской экономической системы был запрограммирован капиталистической логикой Госплана, усугубленной некорректным применением статистических показателей в качестве директивных ограничений предприятиям.

В то же время Запад, напротив, предпринял чрезвычайные шаги по замене капиталистической - либералистской - модели на кейнсианскую, – явно социалистическую.

(Продолжение: http://www.proza.ru/2016/10/30/1627 )