Вечный сюжет Часть вторая. Осада Трои. Глава5

 Единственным важным делом была для них оборона города. На это и были направлены время и силы жителей.
 А время на войне тянется совсем по-другому. Медленно, не летит день за днём, а уплывает мгновение за мгновением, будто взбирается на гору. День, прожитый на войне, кажется бесконечно долгим, дольше иного месяца. Прежние мирные дни представляются чем-то чужим, словно не из твоей жизни. Так далеко они от тебя сейчас, хотя были совсем недавно.
 Медленное, тягучее время войны, в котором утро от вечера иногда отделяет целая жизнь.
 Но события, случившиеся в это время, откладываются в памяти куда лучше, чем во время мира. Они остались в памяти навсегда, как изображение хеттского орла, вырезанное на скалах древним скульптором. Виден он и сейчас в Северной Сирии и в Малой Азии.  Ведь время на войне измеряется не днями и месяцами, а сражениями, отступлениями и наступлениями.
 И штурмами города. Из которых нынешний был третьим. Три-четыре дня понадобилось ахейцам, чтобы восстановить силы после первой неудачной попытки захватить Трою. После чего они вновь пошли на штурм и вновь потерпели поражение. Троя снова получила передышку в несколько дней, а потом ахейцы снова пошли на штурм.
 Хастияр начинал понимать, что сражаться на стенах Трои становится для него привычным делом. Из-за зубчатых стен он разглядывал ахейское войско, заметно поредевшее за время боёв. К счастью, они действительно не додумались до осадных орудий. Так Хастияр смотрел на вражескую армию, пытаясь прикинуть их потери и соотнести с потерями троянцев, как вдруг услышал рядом с собой крик.
 Он обернулся и увидел, что ранен один из его слуг. Наконечник ахейской стрелы торчал из правого плеча, пройдя между пластин бронзовых доспехов. Хастияр пригнулся, не желая стать следующей мишенью вражеского лучника. А потом потащил раненого подальше от стен, туда, где ему могли помочь.
 Конечно, свита посланника состояла не из простых слуг. Хотя любому человеку со стороны могло показаться, что они всего лишь переносят вещи знатного хетта или запрягают коней в его колесницу. Нет, их истинная работа была совсем иной. Потому, Хастияр не мог допустить, чтобы один из его доверенных людей остался без помощи.
 Хастияр притащил его под навес, где работали лекари. Их было трое – один седой старик и двое юношей. Лекарям помогали женщины, которые бегали к навесу и обратно, приносили воду и куски ткани на повязки, уносили раненых, и тех, кому уже не смог бы помочь ни один лекарь.
 Раненым хеттом занялись лекари. Они стянули с него доспехи, а потом тунику, на которой расплывалось пятно крови. К счастью, после их действий он потерял сознание. Стрела пробила плечо насквозь, задев ключицу. Старый лекарь вытер мокрой тряпкой кожу и переломил надвое стрелу. А потом вытащил оба обломка – и наконечник и оперение. Рану вытерли лоскутом ткани, смоченным в вине, и туго перебинтовали куском полотна.
 Это длилось недолго, но в течение этого недолгого времени хетт дважды приходил в себя, а потом дважды терял сознание. Всё, на этом оказание помощи закончилось. Больше люди ничего не могут сделать. Им остаётся только положиться на милость богов. Если высшим силам будет угодно, то раненый выживет. А если нет – через сутки или двое начнётся лихорадка, которая сведёт его в могилу за четыре – пять дней.
 Тем временем Хастияр разглядывал лекарей и тех, кому им предстояло оказывать помощь. То есть, всех жителей Трои. Сейчас, во время битвы, будут только тяжелораненые. Те, кто может сражаться, остались на стенах. Они придут позже, когда битва закончится.
 Потом, когда враг снова отойдёт ни с чем от стен города, воины получат время для отдыха. Все жители будут отдыхать, кроме лекарей Трои. Переломы костей, ожоги кипятком, проникающие ранения – это единственное, что запомнится лекарю военного времени.
 Ведь изо всех сил они будут отгонять от себя воспоминания о людях, которым они бессильны были помочь. О тех, кому просто закрыли глаза, когда перестали слышать их дыхание и стук сердца. У кого хоть раз за время работы умирали больные, согласится, что больше всего хочется забыть и не видеть тот момент, когда душа отделяется от тела и начинает путь в царство мёртвых.
 Пожилой лекарь обратился к Хастияру. Ведь посланник сидел прямо перед ним и смотрел невидящим взглядом на работу лекарей. Наверняка, он тоже нуждался в помощи, ведь по-другому поводу к ним не приходят.  Хетт  задумался, но лекарь успел забыть, что Хастияр просто притащил к ним раненого.
   - А у тебя что болит? – Спросил троянец у Хастияра.
   - Ну, у меня голова бывает, болит. Когда много приходится думать. Сразу начинает болеть – сначала виски, а потом затылок. Даже шея болит, а один раз блестящие мушки перед глазами летали, когда я всю ночь с вавилонского языка переводил. Двадцать семь табличек за один раз переписал, - сказал ему Хастияр.
 Тотчас на него обернулись и два молодых помощника и три женщины, которые перевязывали раненых. Все сразу оставили работу и с удивлением уставились на посланника. Людей, которые с подобными пустяками приходят к лекарю, который работает в бесконечном кошмаре войны, им ещё не приходилось видеть.
   - Ты смеёшься над нами? – Только и сказал ему лекарь.
   - Нет, - ответил ему хетт. – Ты же сам меня первый спросил!
 Тут же им обоим стала ясна их ошибка. Пожалуй, я давно уже заработался, так решил троянский лекарь. Ну, а Хастияр собрался возвращаться на стены. Тем более, что его слуге, одному из лучших шпионов Хаттусы, помощь уже оказали. А в древней Вилусе вряд ли нашлось бы средство от головной боли напряжения.
 Потому хетт вернулся обратно, отражать штурм города. Который был по счёту третьим.
 Три раза ахейцы ходили на штурм Трои, и этот раз вновь оказался неудачным. Конечно, будь у ахейцев выбор, они стали бы ждать, а не шли на стены крепости. Но они не могли не догадываться, что Вилуса послала за помощью. Мысли о приходе хеттской армии не позволяли ахейским вождям перейти к длительной осаде города. Приходилось рисковать, раз за разом теряя воинов на подступах к стенам Трои.
 Потому они пошли на штурм города и в четвёртый раз, надеясь в этот день захватить Трою.
 И опять потерпели неудачу. Постепенно жизнь в осаждённом городе становилась для Хастияра привычной. Ему начинало казаться, что он всю жизнь провёл так – сражаясь на стенах, а потом отдыхая по два – три дня перед новым штурмом. Постепенно прошлая жизнь стала представляться какой-то нереальной, придуманной или прочитанной когда-то давно. Будто всё это было не с ним. Не он ездил с посольством в Вавилон и Ассирию, не он бывал в Микенах и разговаривал с царём ахейцев, чьё войско сейчас стояло под стенами.
 Сейчас за стенами Трои жило гораздо больше людей, чем способна была вместить цитадель. Потому Хастияр и решил, что через несколько дней осады город превратиться в мусорник. Вряд ли здешние жители станут следить за чистотой, когда речь идёт об их жизнях.
 Но это оказалось не так. Первой странностью, которую отметил хетт, было то, что город убирался гораздо тщательнее, чем до войны. Каждое утро, когда длинноволосые ахейцы не шли на стены и троянскую равнину не оглашали крики бравых воинов на колесницах, люди Вилусы брали в руки мётлы и подметали улицы. Они вычищали город, стараясь не мусорить на его улицах. Потому улицы городка были аккуратными и чистыми, гораздо чище, чем раньше.
 Конечно, это был способ отвлечься от мыслей о неизбежной смерти, о стоящем под стенами вражеском войске. Тем более, что скоро в цитадели остались только люди. Всю домашнюю скотину, которую притащили в цитадель из сёл, быстро съели.
 Мясо закончилось, и правитель Вилусы приказал кормить всех из одного котла, из запасов, сделанных на случай осады.
 Теперь пищей ремесленника и аристократа стала каша, сваренная из пшеничных зёрен.
 Хастияр заметил, что в нём борются два противоположных чувства – желание вылить на землю безвкусную стряпню троянских женщин и голод. Есть, конечно, хотелось. Но хотелось съесть что-нибудь другое. Например, хороший кусок жареного мяса и свежего пива. Или здешней рыбы. Или пирожков с мёдом и творогом, какие готовили служанки его матери.
 Да всё подошло бы, даже варёные осьминоги и мидии, которые любили готовить критяне, и которые ему пришлось однажды попробовать в Афинском дворце, показались бы сейчас более вкусной едой. Но изо дня в день приходилось есть только одну крупу, сваренную в пресную кашу. И радоваться, что запасли её достаточно и должно хватить надолго. И Вилусе не придётся разделить судьбу других осаждённых город, вынужденных выбирать между голодом и рабством.
 Но вслед за желанием как-то разнообразить свой стол последовали и другие мысли. Вот уже много дней жизнь замкнулась на маленьком клочке земли, замкнутом в городских стенах. Ограниченная жизнь оказалась сама по себе нелёгким испытанием для потомков кочевников на колесницах. Для человека, который привык проводить в движении большую часть дня, невыносимо сидеть в цитадели.
 Просто хочется выйти наружу и отправиться куда угодно. А лучше всего посидеть сейчас на берегу моря, такого близкого и недоступного сейчас. Искупаться в его волнах, развести костёр и посидеть с друзьями, разговаривая обо всё, только не о войне. И не думать об этих болванах, которые постоянно лезут на стены, кричат что-то на своём языке и пытаются отнять нашу жизнь. Хотя постоянно теряют только свою.
 Да, теперь мир был ограничен маленькой Троей. А где-то далеко сейчас, среди пустыни, сверкают облицовкой пирамиды в Египте. Ветер засыпает песком город фараона-вероотступника Эхнатона, погребая на много веков изображения его прекрасной жены. Кто вспомнит потом, отчего он решился отказаться от старых богов и выбрать бога солнца. Его ли было это решение или решение красавицы Нефертити, искусно внушённое мужу.
 Где-то далеко, кочевник рассказывает детям о едином боге. Это он услышал когда-то от своего отца и деда, которые бывали в городе Эхнатона. Там их воображение поразил гимн великому богу солнца и фараон, сокрушивший веру многих тысячелетий за один день.
 Где-то далеко, в Вавилоне строят храмы. По приказу царя сотни рабочих месят песок и глину, не обращая внимания на то, что попадается им в земле. Да и откуда неграмотным простолюдинам знать, что иной раз их лопата разбивает табличку с записанной историей о потопе, о семье праведника, сумевшего спастись от гибельных волн.
 А совсем близко к осаждённой Трое находятся прибрежные города Малой Азии. Кровь множества народов перемешалась в их жителях. Но всех их объединяет вера в Богиню, которая одновременно и Дева и Мать Богов.
 Когда-нибудь жители большого мира встретятся, поговорят о богах и расскажут друг другу древние легенды.
 Хорошо будет снова вырваться в большой мир, стать свободными. Но это невозможно, пока под стенами стоит войско великого царя Аххиявы. Потому приходиться есть, что дают, радуясь малому.
   - Что, не нравится? – Перед Хастияром остановилась пожилая женщина. Именно она варила и раздавала кашу. Потому троянка и заметила, что миска Хастияра была почти полной, съел он совсем мало, в отличие от троянских воинов.
 Конечно, не нравится. Только скажи об этом вслух, и в другой раз могут не дать. Потому хеттский посланник просто промолчал в ответ.
 Но за него ответили другие. Воин, который сидел рядом с Хастияром, тут же подвинулся к нему поближе, заслонив от взгляда женщины, а сам начал быстро говорить, обращаясь к ней:
   - Всё нравится! Очень вкусно! Никто не лучше бы тебя не приготовил!
   - Да, ну, что ты, - сказала ему троянка. – У нас уже и дров осталось мало, даже воду закипятить тяжело. И масло заканчивается, и соль.
   - А, совсем незаметно!
 Троянка отошла от них. Она направилась дальше, раздавать нехитрую еду. Воин подождал, когда женщина отойдёт от них. А потом сказал Хастияру:
   - Ты её не обижай. Да, эту стряпню есть невозможно. Ну, разве на войне кому-нибудь хорошо бывало? Видишь её? – Воин указал хетту на женщину. – Даже сейчас, в войну, она могла бы и не работать. Это жена самого богатого купца в Вилусе, у нас их знают все. Она прислала бы служанок, и сидела бы дома. Но, как видишь, не может. Потому, как придётся ей сидеть там самой. Все же у неё погибли – и муж, и двое сыновей. Даже внук, совсем ещё подросток. Кто сразу, на стенах, умер, кто потом от ран. Теперь она и готовит еду на всех.
 Хастияр поднял голову, стараясь разглядеть получше одну из женщин Трои. Конечно, он видел её уже много раз, её фигура стала привычным зрелищем. Она была уже в годах, в преклонных годах. Об этом говорило всё – и полнота, и сутулая осанка.
 Время унесло её молодость, но даже война не смогла скрыть то, что она привыкла жить в достатке и другого не знала. Платье из тёмно-лиловой шерсти, плащ и платок на голове такого же цвета были из дорогих тканей, совсем не похожие на пёстрые платья местных модниц. Тяжёлые серебряные браслеты звенели, когда она наклонялась, раскладывая кашу по мискам. Солнечный свет растворялся в янтарных подвесках на серебряном ожерелье, тяжёлом, как часть воинских доспехов.
 Так он разглядывал женщину, пока она не скрылась, зайдя за угол собственного дома, уступавшего по величине только царскому дворцу.
 Сначала будем хлеб есть, а потом воду пить. С этих слов началась вновь хеттская грамота, их смысл впервые стал ясен для людей, прочитанный и понятый более столетия назад.
 Эта фраза из завещания одного из хеттских царей приходила на ум Хастияру всё чаще и чаще. Сначала эти слова, а потом и весь текст.
 Если вы будете едины, и  думать  сначала о благе государства, а потом о собственном, то возвысится ваш город. Так говорил один из царей древней Хаттусы. Таким был смысл его завещания потомкам.
 Хорошо бы снова оказаться в столице огромной империи. В городе, на языке которого вода – это вадар, огонь – агнис, вино – виани, небо – небис, супруги – ладо, отец – аттас.
 Далеко, от моря до моря, раскинулись границы огромной страны. Это самое большое государство известного мира. Ведь оно находится под покровительством богов. Богиня-мать в солнечном венке и Бог Грозы, поражающий Змея, и Бог Солнца, пастырь человечества, навечно остались в памяти людей. Как бы они не назывались окрестными народами, их изначальные образы понятны даже отдалённой родне древних хеттов.
 Но сами себя хетты называли по-другому. Несили, то есть наши, свои. Так называли они себя сами. Чтобы отличать друг друга среди тех, кому понятен их язык без всякого перевода. Ведь однажды знаток языков Древнего Востока прочитает и поймёт слова о хлебе и воде без всякого перевода. 
 Потому хеттский посланник всё чаще вспоминал слова давно умершего правителя о хлебе и воде, так как другая пища стала ему недоступной. И поскольку хлеб осаждённого города был не лучшего качества, можно было выпить воды.
 С водой в Трое недостатка не было. Но так мог сказать только житель сирийской пустыни.
 В городе находилась система колодцев, которая вела к подземному источнику. Подземный поток Вилусы считался священным у местных жителей. Благодаря ему у троянцев был постоянный доступ к воде.
 Но хватало воды только для питья. Жители Вилусы опасались брать из колодцев слишком много, ведь в жаркое засушливое лето они могли быстро обмелеть. Потому набирали самую малость.
 А ведь надо было мыться, стирать одежду, готовить еду, мыть посуду, перевязывать раненых. На всё это нужна была вода. Потому Хастияр постоянно спотыкался об кувшины и баклажки, наполненные водой, которые стояли везде, даже в царском дворце. Хотя вода из подземного потока Вилусы была чистой и прохладной в любую жару. Потому хетт и пошёл к подземному источнику.
 Он налил воды в чашу из серой местной глины, украшенной простым орнаментом из насечек и полосок. И выпил её, отгоняя мысли о хорошей ванне, которую следовало бы принимать знатному человеку, а не ограничиваться обтиранием куском влажной ткани.
 Вкус у воды был странным, от неё немного кружилась голова, как от лёгкого вина. Может быть, и вода в Трое была странной, а может, начала сказываться плохая еда, которую ешь и не насыщаешься. Потому и кружится голова от глотка родниковой воды.
 За спиной у Хастияра послышался шорох. Он обернулся и увидел женщину, которая пришла к подземному колодцу. В руках она держала серый кувшин с узким горлышком. Следом за ней вбежал мальчик лет семи – восьми.
 Женщина подставила кувшин под струйку воды. Медленно, капля за каплей вода начала стекать в горлышко кувшина. Сколько надо времени, чтобы наполнить его до краёв?
 Ждать пришлось долго, пока кувшин с водой не начал оттягивать ей руки. Всё это время мальчик крутился вокруг матери, играя сам с собой, поражая деревянным мечом невидимых врагов.
 Вода подземного источника постепенно наполняла кувшин женщины из Трои.  Солнечный луч пробился из маленького отверстия в своде колодца, освещая её только до талии.
 Только она вошла, как тут же Хастияр передумал выходить наружу. Не настолько же он устал от этой войны, от недоедания и постоянных мыслей о собственной вине в провале миссии, чтобы не замечать красивой женщины рядом. Троянка  стояла в трёх шагах от него. Так близко, что захотелось прикоснуться к ней. Почему бы и не сделать это? Ведь солнечный луч может гладить её нежную кожу.
 Мельчайшая водяная пыль искрилась, оседая на светло-русых волосах, отчего они блестели ещё ярче. Водяные капельки оседали на ткани белого корсета. Троянка была одета в длинную юбку и корсет, но местная женщина не рискнула бы появиться с обнажённой грудью, подобно критянке. Да и не нужно было, ведь корсет так обтягивал фигуру, делая её и открытой и недоступной одновременно.
 Вода капала, кувшин наполнялся всё больше и больше. Скоро ей придётся уходить.  Неужели он так и не решится заговорить с этой женщиной?
 Конечно, женщина почувствовала, как глядят на неё. Она обернулась и сказала, обращаясь к сыну:
   - Ты должен пристойно вести себя, как учил отец. Ведь он знает всё сейчас.
 Хотя говорила она сыну, но на самом деле слова предназначались для Хастияра. Женщина намекала ему, что несвободна. Так следовало понимать её слова. Потому хетт и не стал пытаться заговорить с ней.
 Вода наполнила кувшин до краёв, даже пролилась через край. Тогда троянка вытащила его и поставила на нижнюю из четырёх ступенек, которые вели наружу, к выходу из подземного источника. Она хотела уже уходить, но обернулась и обратилась к Хастияру, хотя он уже потерял надежду на сближение с ней:
   - Хорошо, что у нас есть вода. Конечно, на всё не хватает, но ничего, не буду же я заставлять служанок стирать мои платья, тогда другим воды не хватит. Зато для питья достаточно всем.
 Потом троянка вновь повернулась к сыну:
   - А ты, в другой раз, если воду из кувшина взял, так должен и заново его наполнить. Ты же сын своего отца и должен вести себя достойно. Ведь отец твой сейчас всё видит, он вместе с предками, в Веллу.
 Женщина подхватила тяжёлый кувшин и стала подниматься по четырём каменным ступенькам. С каждым шагом она всё больше и больше выходила на свет. Перед глазами Хастияр мелькнули фиолетовые, лиловые и малиновые полосы. Широкая пёстрая юбка, пояс и белый корсет. Что-то было знакомое в этом наряде, где он видел его?
 Хастияр вспомнил, хотя теперь мирные дни Трои казались чем-то невообразимо далёким. Её он видел, когда стоял на крыше дворца, в последний мирный день. Тут же он вспомнил и ребёнка – да, это  был сын начальника дворцовой стражи, внук Алаксанду. А троянская красавица была его вдовой.
 Хорошо быть красивой, да ещё и богатой. Хорошо, когда дома лежит множество нарядов. Не беда, что троянские женщины теперь не могут выйти из города и постирать бельё в реке. Ведь она может хоть каждый день менять платья и выглядеть пристойно. Зачем беречь платья, не надевая до праздников самое лучшее? В рабстве или в царстве мёртвых, Веллу они нам не пригодятся.