Меченые

1.
-Шестьдесят лет стукнуло, а словно и не жил ещё.
Николай Петрович сидел на завалинке своего дома, изредка затягиваясь Беломориной и слегка покашливая.
Гости, приглашённые на юбилей, давно разъехались и разошлись по домам, лишь на кухне гремели посудой жена, дочка и невестка.
- Ну, батя, теперь-то уж хватит по тайге мотаться, можно и пенсию оформлять, отдыхай спокойно,- с фальшивой бодрецой сказал подошедший сын. Зять присел рядом, достал сигарету из пачки, похлопал  по карманам. Николай Петрович протянул ему спички. Посидели молча.
- В отпуск отправили,- глядя в землю, произнёс отец,- Что я в этом отпуске забыл? Надо кормушки копытным в лесу подшаманить, скрадки охотничьи подремонтировать, скоро сезон откроется.
-Папа, да пусть уж молодые теперь егерями по лесу рысачат. Ты бы, наконец, обследование в больнице прошёл, сколько уж времени на желудок жалуешься.
Николай Петрович тяжело вздохнул: сын был прав, его давно терзали боли в животе, да и кашель покоя не давал.
- Ладно, отпуск так отпуск,- нарочито весело воскликнул он.- А пошли-ка, сыны, в избу, опрокинем по маленькой за моё будущее пенсионерство, будь оно неладно.

Через пару дней Николай Петрович стоял перед входом в районную поликлинику, пытаясь вспомнить, когда он в последний раз посещал врача. Весь день он кочевал от кабинета к кабинету, высиживая нудные очереди, прежде, чем войти. Врачи озабоченно хмурили брови, разглядывая рентгеновские снимки и результаты анализов. На следующее утро ему снова пришлось ехать на своём стареньком УАЗике в больницу- глотать "кишку", делать  зондирование желудка. И когда Николай Петрович решил, что экзекуции закончились, его вызвали к глав.врачу.
- Дорогой мой, уважаемый Николай Петрович, мы подготовили Вам направление в один диспансер. Там Вас ещё детально обследуют, подлечат. Возможно, придётся сделать небольшую операцию.
- Всё так серьёзно?- удивился- А что за диспансер-то?
Врач помялся и нехотя произнёс:
- Онкологический. Вы только заранее не пугайтесь. Cкорее всего, ничего страшного не подтвердится.
- Так чего ж пугаться-то? Все под Богом ходим, все мы смертны. Вы уж, доктор, не растраивайтесь.
- Ну, вот, Вы меня ещё сами же и успокаиваете,- грустно улыбнулся врач.

Вечером жена, встретив Николая Петровича, встревоженно спросила, накрывая на стол:
- Что так долго мурыжили-то тебя? Что врачи хоть говорят?
- А-а-а, ерунда, ничего страшного, гастрит какой-то старый нашли.
Утром в онкодиспансере Николай Петрович долго стоял перед кабинетом, на двери которого висела табличка:
„Профессор Савельев Сергей Иванович.“
Наконец, он робко постучал в дверь.
- Да, войдите.
- Серёга! Ты? Ой, простите, Сергей Иванович, сорвалось.
- Петрович, здравствуй, дорогой мой. Да брось ты меня по отчеству звать. Зови, как всегда, по имени.
Николай Петрович радостно жал руку профессору:
- Вот не ожидал тебя здесь встретить. На охоте-то и не спрашивал никогда, где и кем кто работает. А ты- вон оно как- профессор!
- А тебя-то что привело сюда, Петрович? Или заболел кто в семье?
- Да вот, Серёжа, все документы из больницы. Разберёшься, поди, что к чему там понаписали.
Сергей Иванович перелистывал листы бумаги, всё больше мрачнея, изредка взглядывая на Николая Петровича.
- Ну, что там, Серёжа?- не выдержал долгого молчания Петрович.- Только честно говори, сам знаешь, меня испугать сложно.
- Не должен бы я тебе рассказывать, да только что скрывать- опухоль в желудке. Давай-ка ещё УЗИ сделаем, анализы снова возьмём, может, ошибка какая. Как же к тебе она прилипла-то, Петрович- ведь всё время на свежем воздухе, работа в радость. Ну, полежишь у нас немножко, койку тебе приготовили.

Через несколько дней они снова встретились. Сергей Иванович нервно ходил по кабинету, не решаясь посмотреть в глаза Николаю Петровичу.
- Да не убивайся ты так, Серёга. Говори, как есть. Поди, резать надо? Так режьте, стерплю,- улыбнулся Петрович.
- Ах, Петрович, Петрович, ну почему ты так поздно к врачам обратился? И на охоте ни разу не пожаловался, что боли у тебя. Оперировать нет смысла, метастазы, чтоб их.
- Значит, рак у меня? Интересно, кому это в голову пришло болячку такую раком назвать? Я бы лучше крысой нарёк: порой так грызёт изнутри, что вот взял бы за хвост да об стену башкой её. Ну, а что на охоте не говорил о болезни, так ведь в тайге и хворь не чувствуется. Сколько мне осталось ещё? Только не темни.
Врач печально ответил:
- В лучшем случае, месяца три-четыре. Но если болезнь будет быстро прогрессировать, то дней через двадцать ты уже не сможешь вставать с кровати. И кто знает, что будет дальше с мозгом.
- Та-ак, и что ж, буду потом овощем лежать и под себя ходить? Ладно, Серёжа, не грусти, спасибо, что рассказал, как есть. Теперь можно и жизнь свою, как следует, спланировать,- пошутил он.
Они попрощались, обнявшись.
- Ты, вот что, собаку-то мою- Байкала, забери потом. Помрёт ведь пёс без охоты с тоски, а то ни сын, ни зять к промыслу не тянутся, совсем городские. Я жене записку оставлю, что кому отдать потом... ну, когда меня, как это... не станет, что ли.
- Петрович, вот тебе пакет, в нём лекарства, принимай, как совсем плохо станет, а я к тебе наведываться буду. Держись, может, чудо какое случится.
- Ладно, Серёга, бывай, сам знаешь ведь, что чудеса лишь в сказках. Не переживай за меня, обузой никому не буду.
2.
Старый волк лежал на прогретом осенним солнцем пригорке и внимательно наблюдал за своей стаей. Он был крупным зверем со шрамом на лбу. Ещё в молодости, когда он только стал вожаком стаи, пуля охотника по касательной чиркнула голову, оставив отметину, за которую и прозвали окрестные охотники умного матёрого зверя Меченым. Прошлой зимой погибла волчица, с которой они вдвоём и верховодили над стаей. Потеряв осторожность, сунулась в снег за мёртвым зайцем, и безжалостный капкан мощными зубьями впился в морду волчицы. Меченый долго сидел рядом с остывающим телом подруги, пока не почуял запах приближающихся людей. С тех пор волк начал понемногу терять власть и влияние в стае. Новую подругу он себе так и не завёл. Молодые волки всё чаще выказывали неповиновение, огрызаясь и показывая белые клыки. Меченый тяжело вздохнул, понимая, что наступающей зимой во время волчьих свадеб он будет, наверняка, убит, не в силах сражаться с молодыми заматеревшими сородичами. Да ещё последнее время привязалась к нему какая-то хворь, подкашивались лапы и кружилась голова.
"Надо уходить, пришла пора искать  место смерти,"- он с трудом медленно поднялся и побрёл вглубь леса. Стая молча следила за ним. Пара зверей было сунулись следом, но молодой матёрый волк, претендующий на роль следующего лидера, грозно рыкнул, сбил грудью одного, второго, и все остальные поняли, что у них теперь новый вожак стаи.
А Меченый, опустив тяжелую лобастую голову, с трудом тащился по старой, еле заметной тропе вдоль ручья к его истоку у подножия гор, где он когда-то появился на свет в узкой расщелине скалы.
Ему вспоминались те годы, когда они вдвоём с подругой волчицей загоняли лосей, оленей и держали их, пока не наваливалась вся стая. В те времена волки редко оставались голодными. А сколько раз он выводил их из охотничьих облав, удивляя стрелков тем, что первым прыгал через натянутые верёвки с флажками, а за ним и осмелевшие остальные волки. Вслед им гремели выстрелы, но редко, когда пули и картечь попадали в цель.
Однажды, всё же, досталось и Меченому. Удар по голове был таким неожиданным, что волк потерял сознание. Очнулся, услышав людские голоса.
- Ну, хоть одного сегодня взяли. Матёрый волчара, однако, это и есть вожак стаи. Ловко ты его, Петрович, срезал- прямо в лоб. Богатая шкура будет, непорченая.
Зверь открыл глаза: над ним склонился с ножом в руке человек.
- Мужики, да он же живой, видно, контузило только.
Волк клатцнул зубами, ухватив за руку охотника и бросился прочь, прижав уши, ожидая грома выстрелов. Но люди, думая, что охота окончена, уже убрали оружие в машины. Пока ружья достали, серого и след простыл. А Петрович нянчил свою окровавленную руку, мизинец держался лишь на лоскутке кожи. Он  резанул ножом, отсёк палец и выбросил его в кусты.
Потом, уже с забинтованной ладонью, Петрович, усмехаясь, произнёс:
- Ну, вот и появилисъ в нашем лесу двое меченых- я да волк. Даст Бог, ещё свидимся.
3.
Николай Петрович, вернувшись домой из больницы, шумно зашёл в избу, громко напевая песню. Потом крикнул:
- Жена, принимай гостинцы городские!
- Что это ты весёлый такой? Никак выздоровел?
- Да я и не болел вовсе. Врачи сказали, что симулянт, и выгнали из больницы. Налей-ка мне грамм сто лекарства от всех болезней.
- Ну, слава Богу, а то уж чего только не передумала. Cадись за стол, коли такая радость, то и я за компанию с тобой выпью.
Ночью они долго не могли уснуть, всё говорили и вспоминали прошлые годы. Петрович не жалел добрых слов жене, та даже всплакнула:
- Давно от тебя не слышала таких  ласковых слов, как подменили после больницы.

Последнее время Петрович почти не заходил в дом до самой темноты- пилил  и колол дрова впрок, заготовив на несколько зим. Наводил порядок во дворе, что-то ремонтировал, обновлял. Только порой накатывало на него удушье, слабели руки, прошибал холодный пот, и кружилась голова. Приходилось хвататься за что-нибудь, чтобы не свалиться на землю. Силы таяли не по дням, а по часам. Больше всего он опасался, что это заметит жена.
- Ты, Коля, что-то совсем осунулся, похудел. Отдохни, ведь загонял совсем себя. Иди хоть с удочкой на речке посиди.
- Так ведь слышал, что зиму холодную обещают, вот и дров наготовил. Знаешь, завтра утречком в тайгу сбегаю на несколько дней. Посмотрю, что к чему там, поохочусь. Ты меня не теряй, ладно?
- Вот неймётся тебе и в отпуске даже. Разве не рано ещё для охоты-то? Сезон ведь не открылся.
- Ну, похожу, проверю угодья, отдохну на природе в отпуске, развеюсь.
 Рано утром Николай Петрович, стараясь не беспокоить жену, прокрался на улицу с рюкзаком, достал из укромного места таблетки, что дал ему на прощание профессор. Посидел немножко, оглядывая двор, вспоминая, как ставили они эту избу, как появились ребятишки, что было пережито. Почему-то вспомнился волк, которого лет семь- восемь назад подранил- покосился на искалеченную тем волком руку. Ходили слухи, что зверя со шрамом на лбу нередко встречали в соседних охотугодьях, но так и не удалось его убить никому.
Неожиданно снова накатила жуткая пронизывающая боль, всё закружилось перед глазами и померкло. Очнулся Петрович, услышав повизгивание, что-то влажное и шершавое толкало его в лицо. Открыв глаза, увидел своего охотничьего пса Байкала. Провёл по лицу: кровь сильно шла из носа. Закашлялся и сплюнул- тоже кровь. Задумался и сказал тихонько:
- Ну, вот, Байкалка, время пришло, пора уходить. Думал- прогуляюсь день-другой, может, полегчает в лесу-то. Ан нет- тянуть уж нельзя, поджала болячка к краю, пора, брат.
Ты уж прости, что в этот раз останешься дома. А потом тебя Сергей Иванович заберёт. Помнишь Серёжу? Будешь с ним охотиться, жить в городе, как у Христа за пазухой.
Байкал, насторожив уши, внимательно слушал хозяина, изредка поскуливая, что-то тревожно улавливая в его интонациях. Петрович встал, прижал к груди пса, шумнул на него, чтобы замолчал, привязал Байкала и неспеша отправился в свой последний поход. За околицей свернул на лесную тропку, которой хаживал много лет, держа свой путь к дальним горам. Он шёл, не чувствуя той лёгкости, что появлялась раньше, едва входил в лес.
От голода покачивало, но Петрович уже знал, что стоит поесть, как начнутся жестокие приступы рвоты. Понемножку прихлёбывал из бутылки травяной чай, уговаривая свой организм, тело потерпеть чуток. Мол, дойду до гор, схоронюсь там, тогда и избавимся от этого страшного рака-крысы. Расстояние, какое он раньше прошёл бы за два часа, Петрович преодолевал целый день. Заночевал в зимовье, а следующие ночи, когда не хватало сил добрести до следующей зимовьюшки, просто валился под какой-нибудь выворотень. Наконец, он добрёл до первых скал. Привалившись спиной к глыбе, вяло усмехнулся над своей немощью: доплёлся таки.
Осталось найти ту расщелину, что заприметил ещё в далёкой молодости, там его уж точно не скоро найдут. Идти сил совсем не осталось, и Петрович пополз по пологому склону, цепляясь за выступающие камни.
- Ага, вот и щель эта.
Он вполз внутрь и упал на что-то мягкое и живое. Кое как откатился в сторону и увидел крупного, худого, как скелет, волка со шрамом на лбу.
- Не может быть! Меченый, крестник мой,- прошептал Петрович.
Волк с трудом приоткрыл глаза, попытался зарычать, но сил хватило лишь дёрнуть верхней губой.
- Да ты, бедолага, никак, тоже сюда помирать пришёл? Ничего, места обоим хватит. Голодный? Сейчас я тебя угощу, что Бог послал. Самому-то не лезет пища в рот.
Он кое- как развязал рюкзак, достал кусок вяленого мяса и подсунул волку под нос. Меченый мрачно смотрел на охотника, не притрагиваясь к еде.
- Понятно. Видно, и ты решил уйти из жизни сам, чтобы не быть обузой.
И Петрович, в перерывах между обмороками, рассказывал Меченому о жизни, какую прожил. Всё, что постеснялся бы поведать даже на исповеди, если бы пошёл на неё, он выложил зверю. О том, какие у них с женой выросли замечательные дети, вот только внуков не дождался, к сожалению. Как старался жить по- честному, да не всегда получалось. Покаялся перед зверем, что охотился всю жизнь, убив множество животных. Когда наступила холодная ночь, Петрович подполз к волку, обнял его, согреваясь уходящим теплом умирающего зверя и делясь с ним своим теплом.
4.
Во двор к егерю заехал мощный внедорожник. Из машины вышел профессор Савельев. Увидев женщину, бодро поздоровался:
- Здравствуй, хозяюшка. А муж дома?
- Так ушёл ещё несколько дней назад на охоту, беспокоюсь уже, пора бы вернуться.
- Какая охота? Петрович никогда раньше открытия сезона не стрелял. И Байкал дома. Посмотри-ка, ружьё взял ли?
Скоро из дома донёсся испуганный крик:
- Ружьё в сейфе осталось!
Тут и рассказал Сергей Иванович женщине о болезни мужа. Решили сообщить в милицию, начались поиски егеря. Савельев с Байкалом и ещё несколько старых  друзей Петровича обнаружили в зимовье следы его пребывания. Дальше вёл Байкал, умудряясь находить дорогу, по которой уходил хозяин.И вот они подошли к подножию гор. Байкал насторожился, потом резко рванул вперёд и, вдруг, тоскливо завыл где-то в стороне. Всем стало всё ясно. С тяжёлым сердцем подходили мужики к пещере. Внутри лежали два мёртвых тела: Петрович, одной рукой обняв волка, другой словно прикрыл шрам на лбу от пули, что когда-то сам выпустил в этого зверя.
Сергей Иванович, с болью глядя на умершего друга, сказал:
- Я ведь был на той охоте. И помню, как Петрович сказал вслед убегающему волку: „Даст Бог, свидемся, Меченый."
- Кто бы мог представить такой конец. Какая-то бумага у Петровича в руке, записка.
"Простите, люди добрые, что так ушёл из жизни. Не хочу лежать беспомощным, чтобы из-под меня горшки носили. Просьба одна: как найдёте меня, так схороните в одной могиле с волком- с Меченым".
- Не дописал, видно, силы оставили Петровича.
И, хоть и не по-христиански это было, и люди некоторые ворчали, осуждали, но исполнили последнюю волю старого егеря и положили сверху на гроб с Петровичем умершего волка, которого прозвали Меченый.