Там и тогда. Мовизм. Вена, 1998, Иерусалим, 2005

Вена, 1998.

Они остались на улице, а их австрийский куратор поспешил вместе с переводчицей в галантерейный магазин. Вышли с целой охапкой зонтов. Красивые такие под трость зонтики с изогнутыми ручками из благородного, возможно, дерева.
- Презент от принимающей стороны, - объявила переводчица и стала вместе с куратором одаривать их этими самыми зонтами. За ними мигом образовалась очередь из случайных прохожих. Старики и старухи, тетки, девицы. Протягивают руки, шумят.
Куратор и переводчица им строго объяснили: никакая, мол, это не благотворительная акция, идите с миром, господа!
Разошлись с недовольными лицами. Осталась одна дремучая старушенция в смешной шляпке.  Стоит, ничего понять не может. Тугоухая, видимо. Куратор с переводчицей ей так, и эдак, а она все одно дрожащие руки к зонтам тянет.
Переводчица, молодая девчонка из русских студенток, обозвала ее халявщицей, и тогда он неожиданно для себя протянул старушке свой зонт.
- Данке! – поблагодарила она и поплелась по своим делам с зонтом подмышкой.
 
Иерусалим, 2005.

После посещения русской духовной миссии их принял Патриарх Иерусалимский (Греческий) Феофил. Он угостил их конфетами, потом с его благословения служка поднес каждому из них по рюмочке коньяка. «Мы здесь, – сказал Святейший Патриарх, – не только для того, чтобы охранять святые места, Храм Гроба Господня, но и распространять добрые дела для всего мира И в этом, последнем, наша миссия с вашей, журналистской, схожа, и я благословляю вас на нее. Но не забывайте, что сейчас вы не только журналисты, но и паломники, пилигримы, я рад приветствовать вас на святой земле». 
Так с высочайшего благословения он стал пилигримом. В Храме Гроба Господня он вместе со всеми, повернув от Камня миропомазания направо, стал подниматься по ступеням на Голгофу. Место, где находился Крест Распятия Иисуса, расположено прямо в алтаре. И, прикасаясь к нему, люди напрямую, без посредников, общаются с Богом, просят у него прощения и милости.
Поток жаждущих поклониться святому месту регулировала дюжина греческих монахов. Увидев одного из них, самого рослого и статного, молодого самого, он вздрогнул: «Господи, опять! Те же тяжелые глаза, тот же мясистый нос, та же черная борода чуть ли не до пояса. Нет, не может быть, он давно умер!».
Паломники, построившись в очередь, двигались медленно – в полшага. Он шел вместе со всеми, не отрывая глаз от монаха. Поравнявшись с ним, споткнулся. Монах подхватил его под локоть:
– Отойдем на минутку, сын мой.
Отошли.
– Вы как будто меня преследуете? Я запомнил вас еще в Святых Метеорах…
– Простите, – промямлил он, – обознался. Уж очень вы на моего покойного коллегу похожи…
Монах улыбнулся и отпустил его локоть.
Он, поклонившись вместе со всеми святому месту, сошел с Голгофы. Направился к выходу, вышел за врата храма, а монах как бы не покидал его – все стоял перед глазами.
…Из Иерусалима их привезли   в Тель-Авив. Ночью в отеле он долго не мог заснуть. За окнами под небом в алмазах плескалось теплое еще море, а он мыслями был в другой, но такой же древней и близкой к Богу стране. В Святых Метеорах…

(Продолжение следует...)