Мой первый настоящий друг. Часть вторая

   
   
Не прошло и двух дней после неприятного случая, как я уже начал привыкать к другим условиям: в новом отряде я ещё не успел обзавестись друзьями, но зато у меня появились интересные увлечения. Благодаря Олегу Николаевичу меня не исключили из пионерского лагеря и не отправили домой. Не знаю, как бы мама отнеслась к этому, но, думаю, ничего хорошего не было: возможно, я бы увидел её слёзы… Не раз я видел, когда она тихо, чтобы я не заметил, плакала в минуты трудности или отчаяния – плакала, как это свойственно девочкам, и возраст тут не имеет значения! Родственная нить, связывающая нас, пробуждала во мне чувства, и я не мог игнорировать её слёзы. Конечно, я прибегал к маме, чтобы успокоить её, обнять, поддержать, и, хотя не понимал истинных причин внезапной слабости, а, возможно, и душевной боли, но я их чувствовал! И, конечно, в этот раз я очень боялся, что стану причиной маминых слёз, но, слава Богу, всё обошлось!
Новые страницы моей жизни в пионерском лагере отметились заботой о животных. Олег Николаевич полностью доверял мне. Он показал всё хозяйство пионерского лагеря, рассказал, как нужно ухаживать за питомцами. Я чувствовал большую ответственность; мне становилось легко от мыслей, что я кому-то нужен, что меня кто-то ждёт, что мне рады. Мои труды и заботы приносили столько радости и восторга, что я был по-настоящему счастлив. Да и вообще ухаживать и наблюдать за животными безумно интересно.
Я стал завсегдатаем питомника и проводил там много времени. Иногда ребята приходили ко мне в гости, и я их знакомил со своими друзьями. Все они, конечно, были в восторге, но мне зачастую приходилось их прогонять, так как они своими воплями пугали животных и мешали мне приводить в порядок конюшню. Времени было всегда мало, а надо было ещё успеть поменять подстилку в кроличьих клетках, выгулять вредную козу с инопланетными глазами, которая так и норовила сделать какую-нибудь пакость. Иногда бежишь за ней, чтобы достать прутом из-за того, что шастает по грядкам в огороде, а она бежит так, что догнать невозможно. Кажется, и не быстро бежит: вот ещё немного – и по заднице ей тресну!  Ан нет – прутик не достаёт! Так она, зараза, меня злила, что мочи не было!
В домике у дяди Олега тоже жили животные. Кот Тимка, например. Озорной пёс частенько выбегал из дома, чтобы погонять гусей, а они разозлятся – и давай в ответ за псом! Тот дёру – и обратно в дом! Но больше всего меня впечатляла черепашка, я их никогда в жизни не видел. Дядя Олег привёз её с собой из своих краёв. Жила в небольшом стеклянном террариуме. Иногда мне разрешалось брать её в руки, но очень осторожно: она была ему особенно дорога. В углу комнаты, в клетке, жил огромный попугай. Он не умел говорить, но свистел очень громко – так сильно, что ушам было неприятно.
Особый уход требовался за лошадью, но, как правило, Олег Николаевич сам за ней ухаживал. Я почему-то боялся к ней близко подходить, хотя позже стал привыкать, и даже иногда кормил её свежей травой с ладошки. Лошадь была большая, стройная, красивая: вся тёмно-рыжая, с пушистой золотистой гривой и особенным вытянутым белым пятном на голове – от ушей до ноздрей. Лошади – очень умные животные. Но, оказалось, что они не только умные, но и любители на различные проделки или шалости…
Нашу лошадку звали Буханкой. Без дела она не стояла. Дядя Олег запрягал её в телегу и что-то возил: обычно ничего существенного – ездил в соседнюю деревню за сеном и кормами для животных. Но самое прикольное было покататься на лошади, ребята из лагеря каждый день упрашивали дядю Олега покатать их.
Со мной произошла одна очень казусная история: как я уже сказал, лошади не только умные животные, но и охочие до всяких проделок: прям, как дети – озорные и даже непредсказуемые, а с виду и не скажешь! Однажды, после того, как Олег Николаевич привёз солому и выгружал её вилами на сеновале, я прогуливался возле Буханки и среди деревьев рвал свежую траву, чтобы покормить лошадку. Протягиваю ей сочный пучок, а она огромными губищами так и елозит по ладошке. Ощущения такие, что вот ещё немножко – и вся рука вместе с травой, того и гляди, вмиг будет пережёвана в пасти мощными челюстями! В этот момент так и хочется отдёрнуть руку, мурашки бегут по всему телу. Но нет, лошадь никогда не навредит человеку просто так: на самом деле, она аккуратно и даже бережно слизывает лакомство и, конечно же, чувствует руку человека. Хотя ей не составит труда перемолоть косточки пальчиков. Лошади – чуткие существа: когда она смотрит на тебя, будто бы смотрит тебе в душу. Лошадь всегда почувствует тебя. Не знаю, как у неё это получается, но она будет знать любые намерения человека и без труда определит, злой ты или добрый, сильный или слабый, трусливый или смелый. Обмануть невозможно; можно подружиться с лошадью, и она будет доверять тебе. Но если предашь, то доверие быстро потеряешь уже навсегда: лошади не прощают!
Но вот всё-таки с юмором у них не всё в порядке. Может, лошадиный юмор нам непонятен? Во всяком случае, юмор Буханки мне точно был непонятен: стою, значит, спиной к нашей симпатяшке, занимаюсь своим делом и чувствую, как медленно натягивается мой свитер: медленно-медленно. Только слышу слабое дыхание лошади позади себя! Но разве я могу подумать что-то дурное? Но тем временем свитер натягивается ещё сильней, и только тогда я начинаю осознавать, что явно что-то не так. Однако, когда я пытаюсь обернуться, то не могу это сделать, так как, в буквальном смысле слова, нахожусь уже в пасти лошади. Она зажевала практически весь свитер со спины и с силой притягивала к себе дальше. Я пытался вырваться, но повис в воздухе. Затем почувствовал, как начали елозить её губы прямо по моей спине, ещё вот-вот – и я бы почувствовал её зубы! В тот момент, когда я начал осознавать, что она, в прямом смысле слова, пожирает меня, я реально испугался и начал дико кричать. Она отпустила меня. Я обернулся и пытался разглядеть Буханку, но мои глаза непослушно бегали, видимо, от шока. И только в тот момент, когда я, наконец, остановил взгляд на ней, я буквально увидел, как она начала ржать, смеясь, как человек. Да так, что я смог разглядеть её огромные жёлтые зубы. «Ты что, дура?» – закричал я, но она только ржала, немного опрокидывая голову. Мне было страшно и даже обидно, я был напуган. Она подошла и стала прижимать меня слегка к дереву своей густой гривой, пытаясь щекотать меня своими большими ушами, вроде как бы говоря: «Я просто шутила…»   
Олег Николаевич, увидев происходящие, крикнул мне: «Не бойся, Сеня! Она просто играет с тобой!» 
    «Ничего себе – игры!»– мелькало у меня в мыслях.               
Я бы много мог рассказать о кроликах – самых милых питомцах нашего лагеря.  Многие ребята с удовольствием приходили к ним поиграть, покормить, просто погладить. Могу лишь сказать, хоть они и похожи на пушистых кошечек, но обращаться с ними нужно совершенно по-другому: они требуют особого ухода! Многие ребята приносили с собой морковку, кусочки хлеба, а я для них заготавливал зелень и менял подстилку из сена, а также следил, чтобы их не перекармливали детишки и не дали что-нибудь не вполне съедобное для них.   
Не всегда были солнечные дни. Однажды после ужина началась страшная гроза, и мы с криками побежали из столовой к себе в корпус. Я ещё никогда так близко не видел тёмные нависшие тучи: сверкали молнии, грохотало так, как будто бы началась война.
Обычно перед сном, после отбоя, я рассказывал ребятам, как у меня дела в питомнике, но в этот раз мы все по очереди стали рассказывать страшные истории.
А за окном тем временем всё погрузилось в мрак, как ночью. Сильный ветер гнул ветви деревьев, раскачивая их, а частые вспышки молний высвечивали застывшую в ужасе улицу. Но в тёплой постели было уютно. Как ни странно, страшные истории приходились как раз кстати! Такая атмосфера создавала необычную романтику: наполненная какими-то загадками, мистикой в тот момент, когда за окном разворачивалась целая природная стихия, она усиливала прилив адреналина! Эти истории, как я потом понял, ходили из одних пионерских лагерей в другие и были довольно известны основной массе детей, которые уже побывали в лагерях. Вот, например, такая страшилка на ночь: «В тёмном-тёмном лесу стоял чёрный-чёрный дом! В этом чёрном-чёрном доме была тёмная-тёмная комната! В этой тёмной-тёмной комнате стоял чёрный-чёрный гроб! В этом чёрном-чёрном гробу, лежал...» Ну что-то вроде такого… духа, Были и другие рассказы, которые сочинялись прямо на ходу. Причём эти рассказы даже поддерживались слушателями: мол, да-да, и такое может быть... и так бывает... я в это верю. Как правило, такие истории были связаны с естественными природными явлениями, такими, как шаровая молния, но приукрашивались всякими небылицами, про снежного человека, инопланетян, зомби и так далее. Но встречались рассказы про ведьм и колдунов, вампиров, оборотней. А кто-то из более продвинутых, рассказывал о конце света: мол, землю и всех живущих на ней ждёт космическая катастрофа планетарного масштаба, и все люди могут погибнуть в мгновение ока от астероидов, комет или чёрных дыр! И, в самом деле, эти рассказы наводили столько страха и жути, что сами рассказчики пугались больше, чем слушатели. Мне были интересны рассказы о призраках, живущих в старых домах. Меня всё заинтриговывало – всё, что касалось мистического, таинственного, загадочного.  Как ни крути, но есть в нашей жизни что-то потустороннее, что-то нераскрытое: то, что мы ещё пока не осознали – даже саму реальность, в которой живём!   
Как я уснул, даже не заметил. Проснулся рано, когда все ещё спали. Я быстро оделся, взял кулёк с лакомствами для кроликов и отправился в питомник. На улице стояла чудесная погода, воздух был настолько прозрачный, что можно было вдалеке разглядеть каждый цветочек на лужайке, каждый листочек на дереве. Было прохладно. Даже не столько прохладно, сколько свежо – это был настоящий бодрящий чистый воздух, насыщенный, как говорят, озоном. Цвет неба был ярко-синего оттенка. Солнышко только-только вставало: и жаворонок щебетал где-то там высоко, встречая рассвет. Весь лес просыпался, заходясь птичьим пением. Настроение было возвышенное, наполненное ярким вдохновением: душа просто пела!
На мне был вязаный свитер, но даже в нём я чувствовал лёгкую прохладу. Я подумал, что надо было одеть ещё курточку! Ну да ладно, успокаивал себя: возвращаться не хочется... Потом, когда солнышко встанет, будет жарко! И куда я тогда дену тёплую одежду, размышлял я на ходу.
Я помчался вприпрыжку к своим друзьям, кеды тут же стали мокрыми от обильной росы: ясное дело – ведь ночью был ливень! 
С восходом солнца всё вокруг стало парить, и вскоре жаркое светило осушило поверхность земли, и трава приобрела мягкий, бархатный вид.
Мои питомцы уже ждали и встречали меня шумной суетой. Мне казалось, что им больше всего не хватает человеческого общения, — они так охотно идут на контакт, что каждый из них хочет быть первым в общении с человеком! Ну, конечно же, им просто хочется кушать, каждый из них выделяется индивидуальным актёрским талантом – попрошайки.
Покормив всех неугомонных приятелей, я стал с ними развлекаться. Больше всего мне нравился пушистый ярко-белый кролик – настоящий артист! Я не мог устоять и взял его на руки, чтобы погладить и прогуляться с ним по лужайке.
Когда я выпустил его на лужайку, он притаился и прижал ушки к телу, потом прополз и сделал небольшой прыжок и снова затаился. Так он неспешно исследовал местность: притаится, осмотрится – нет ли поблизости опасности или врагов, и снова занимается своим делом: безопасность превыше всего. Когда он немножко осмелел, то принялся грызть палочки и корешки, я наблюдал за ним с необыкновенным удовольствием; чувствовал ответственность, всё это для меня было важно!
   На лужайку пришёл Олег Николаевич.
– Ну что, развлекаешься?
– Ага, он такой прикольный, я назову его Белый Пушок! 
– Отличная кличка! – похвалил дядя Олег. – Я отлучусь ненадолго, в деревню смотаться надо. Ты остаёшься за хозяина, привезу тебе мороженое!
Олег Николаевич пошёл в конюшню запрягать в телегу лошадь. Я взял на руки Белого Пушка и побежал за ним вслед.
– Олег Николаевич, а можно мне на лужайке поиграть ещё с вашей черепашкой?
– Можно, конечно, – улыбнулся он, – только смотри, чтоб не убежала!   
    Мы рассмеялись. 
Я побежал в дом, взял черепашку, мне было интересно понаблюдать, как будут общаться кролик и черепашка. Мы вновь направились на лужайку.
    Как только уехал Олег Николаевич, сквозь щель в заборе пролезли какие-то мальчишки – два пацана чуть старше меня, видимо, из соседней деревни. Они подошли ко мне.
– Ух ты… – воскликнул один из них. – Это что, черепашка?
– Да! – ответил я. 
– Настоящая?
– Ну да! 
– А можно подержать?
– Ну возьми, только осторожно…
Мальчишки стояли, рассматривали черепашку и удивлялись, гладили её гранёный панцирь и о чём-то говорили. Я не чувствовал никакой беды, хотя на сердце была какая-та неприязнь. Мальчишки как-то странно покосились на меня, а потом резво сиганули сквозь щель обратно через забор и побежали в лес. Я не успел опомниться, как они скрылись среди деревьев.
    Опомнившись, я крикнул им в след:
– Э-э-э, вы что?! 
У меня началась истерика, я не мог поверить в то, что у меня только что украли черепашку!
Проступили слёзы, я не знал, что делать! Что я скажу Олегу Николаевичу? Разве он мне поверит про каких-то мальчишек? А ведь он мне доверяет!
Недолго думая, я побежал за мальчишками.
В каком-то паническом состоянии я пробирался сквозь заросли леса в поисках воришек, осматривался, прислушивался, но они как будто сквозь землю провалились. Я подумал, что даже если я их догоню, то что смогу я с ними сделать? Их двое, и, думаю, они сильнее меня! Кроме того, если они со мной что-нибудь сделают, то в этом дремучем лесу вряд ли меня кто-нибудь найдёт! Но я продолжал искать. Вскоре наткнулся на овраг. Небольшой, но глубокий, заросший лесом – осмотреть его было невозможно. Где-то овраг разветвлялся, и весь лес был, по сути, непроходимым и дремучим: кусты, высокая трава, ветви деревьев, могучие коряги (валежник) не давали проходу. Поначалу я не обращал внимания на угрожающий вид леса, только где-то внутри, на подсознательном уровне, проскальзывали тревожные мысли; предчувствия были неприятными; сознание помутнело. Всё, о чём я думал, – о случившемся. О том, как эти мальчишки могли такое сделать, и, главное, зачем! Вспомнил о черепашке. Мне казалось, что ей было очень страшно, мерещился её растерянный взгляд. Я понимал, что она в беде и только я могу ей помочь. Одновременно чувствовал и свою вину: что обо мне подумает Олег Николаевич? Как расскажу я ему эту историю? Поверит ли?   
Хватаясь руками за ветви, я осторожно спускался по склону оврага. Иной раз густые заросли давали о себе знать: как не старайся осторожно огибать ветки, которые так и лезут в лицо, хоть одна да хлестанёт по лицу. А иной раз паутина, растянувшаяся между деревьями как рыболовная сеть, запутается в волосах.  Начинаешь её стряхивать, а она рвётся, словно нитки, с треском. Да так неприятно! И глядишь, чтобы паук здоровенный не заполз куда-нибудь за шиворот. Как бы там ни было, всё-таки приходят ощущения, что находишься в партизанском лесу. Я даже представил себя партизаном: иду осторожно, внимание на пределе. Становится даже интересно: как будто на задании, а где-то идёт война…
Своим мощным воображением я так сильно увлёкся, что не заметил, как преодолел овраг и уже шёл дальше. Через некоторое время я понял, что надо возвращаться. Мне казалось, что я повернул назад, но деревья сбивали с толку, и я уже не шёл по своей тропе, хотя думал, что иду верно: вот-вот – и снова появится овраг.
Каково это – потеряться в лесу? Что значит заблудиться? Разве это можно осознать?
Читая дома книжку или лёжа на диване смотреть кино, как люди теряются в лесу, очень просто понять, что человек заблудился. Но в реальности всё не так! Моё сознание всеми своими силами отказывалось принимать такую информацию.  Мысли были, что я могу заблудиться – это пугало. Но сознание не принимало, что такое может произойти со мной. Я упорно шёл вперёд и ждал, когда появится овраг, но его не было и не было. Я останавливался, чтобы осмотреться, присушиться, и снова шёл вперёд.      
Паника – самое худшее, что может случиться в подобной ситуации. Я нервничал и злился из-за того, что никак не появлялся этот чёртов овраг. В какой-то момент будто бы взмолился неким высшим силам, что если я вот-вот уткнусь в этот овраг и вернусь в лагерь, то никогда больше не пойду в лес один. Никогда! И ничто меня больше не заставит это сделать: лучше буду лежать в палате на кровати и не буду вообще никуда выходить! Но ужасные мысли очевидного, как призрак, стали проникать в моё сознание, что обернулось для меня и моего состояния настоящей катастрофой!   
Постепенно моё сознание погружалось в отчаянный ужас – я чувствовал, как лес постепенно начинает на меня давить, он совсем не казался мне привлекательным, а, наоборот: он становился страшным. Я стоял как вкопанный, не зная, в какую сторону идти. Но что удивительно, моё подсознание будто бы успокаивало меня: вроде как ничего страшного не произошло. Лагерь точно где-то рядом. Возможно, и дорога, а где-то – и деревня. Нужно просто собраться с мыслями, прислушаться, определиться, найти верное решение – и дело за малым: найти дорогу домой!   
И я начал прислушиваться к звукам, всматриваться в лесную даль – искать просвет или изменяющийся рельеф. Я знал, что в лагере скоро должна заиграть музыка: там объявят подъём, и музыка при этом играет очень громко. Такие мысли не вызывали во мне тревогу: была надежда, что вот ещё немного – и всё образуется, я вернусь в лагерь. Олегу Николаевичу расскажу о беде, возможно, он меня отругает или поймёт, но всё-таки, наверное, отругает! А может, всё-таки поймёт? В конце концов, я успокоил себя тем, что смена в лагере, рано или поздно, закончится, и я вернусь домой, а эта неприятная история, так или иначе, забудется.
Тем временем я всё шёл и шёл, но ничего не менялось. Страх всё глубже и глубже проникал в моё сознание. На мгновение остановившись, я взглянул вверх на колышущиеся кроны высоких деревьев. Слышался скрип, их ветви будто о чём-то шептались на ветру. Всё это напоминало мне какой-то роман писателя или натуралиста о природе. А ведь и, в самом деле, если долго находиться наедине с природой, то начинаешь чувствовать её всеми клетками организма, будто в этот момент открываются особые чувства, которые в обычном состоянии человеку недоступны.
В голове бродили мысли, что я, действительно, заблудился и уже не найду дорогу назад, что я один, поэтому не смогу справиться! Или что в этом лесу могут обитать дикие звери, и я могу с ними встретиться. Что тогда? Эти мысли только усиливали во мне страх и тревогу и пробуждали панику: я побежал по лесу без оглядки – только бы вырваться из лесного плена! В какой-то момент страх настолько усилился, что я закричал, как безумный, и стал звать на помощь. Разум будто бы отключился, и включились только животные инстинкты!
Да, я испугался! По-настоящему испугался! Мой крик и ужас были неконтролируемыми. Я отчаянно звал на помощь и даже переставал осознавать реальность. Перед глазами всё расплывалось, я сел на корточки, закрыл лицо руками и горько заплакал. Слёзы текли сами собой. Я не верил, что это происходит со мной, всё было, как будто во сне! Закрывая глаза, я пытался убедить себя, что это нереально. Но стоило мне их открыть, как реальность становилась всё более реальной.
Вдобавок мне стало казаться, что за мной наблюдают некие высшие силы. Или, как бы это объяснить по-другому, будто я снимаюсь в фильме. За мной наблюдают зрители. Вот сейчас, в этом реальном времени. И сценарий к фильму я пишу своими действиями тоже в этом реальном времени. В каком-то смысле я пытаюсь подыгрывать – улучшить сценарий так, чтобы не опростоволоситься. Это давало мне возможность влиять на собственную судьбу – просчитывать варианты ходов наперёд, как в шахматах. И надо же: это помогало! Включались процессы самоконтроля, прояснялись мысли. Иногда мне казалось, что раз сценарий уже написан, значит, он кем-то написан! А раз так, то, возможно, в нём можно найти подсказки в сложных ситуациях!
Я вытер слёзы. Паника отступила! Я сел, поудобнее упершись спиной о дерево, и начал размышлять, продумывая важные детали того, как мне выбраться из леса. И надо же: в голове начали формироваться ясные мысли. Я начал вспоминать вещи, которые, как я думал, уже давно забыл! Ну вот, скажем, как определить стороны света? Где юг, где север? Нужно идти по определённому направлению и обязательно тогда выйдешь либо к какой-нибудь дороге или хотя бы к речке. А возле речки всегда есть хоть какие-нибудь деревня. Или вот ещё один способ пришёл мне на ум. Дело в том, что изредка мне слышался глухой стук: как бы по дереву. Но исходил он издалека, и определить его источник было почти невозможно. Тогда я прибегнул к такой хитрости: когда-то в школе на уроке мы развлекались с другом, подслушивая девчонок за партой, которые сидели на достаточно удалённом расстоянии от нас и о чём-то шептались. Способ этот был простой: всего-навсего прикладываешь к ушам полусогнутые ладони так, чтобы пальцы были плотно прижаты друг к другу, и делаешь, так называемые, «локаторы», похожие на собачьи или кошачьи уши. Но, главное, нужно направлять ладони к источнику звука. Ещё тогда, когда увидел друга с этими, так называемыми, «локаторами», удивлённо спросил его: «Что ты делаешь?» Ответил он мне как-то смешно: так, мол, делают собаки. Его собака так делает всегда: крутит ушами в разные стороны. Поэтому, если из ладоней сделать такие же «локаторы», то слышать будешь, как пёс! 
И, в самом деле, слышимость усиливается. Хотя тогда мы всё равно не расслышали, о чём разговаривали девчонки, но звуки становились более чёткими. Тут, в лесу, мне важно было не расслышать, что именно стучало, а определить, откуда именно исходил звук! И вот я предпринял более осознанное действие – пошёл по направлению к стуку, каждый раз направляя «локаторы» из ладоней к направлению звука.
Что же я, в конце концов, увидел, когда подошёл ближе к источнику странного звука? Это было огромное свалившееся дерево, которое до конца не упало, а зацепилось за другое дерево и на ветру, видимо, покачиваясь, постукивало своим стволом о него. Ничего странного в этом не было, но для меня было важно то, что теперь я могу более чётко слышать удалённые звуки и идти по направлению к ним – это давало мне надежду, что если услышу слабый звук из нашего лагеря (музыка, радио), то непременно найду дорогу. Да даже, если я услышу любой звук, относящийся не к природе леса, а любой техногенный звук – это уже шанс на спасение!
Прошло уже достаточно много времени с тех пор, как я оказался в лесу. Я понимал, что в лагере все давно встали и даже позавтракали. У меня в животе начало журчать, я почувствовал голод, но, к моему удивлению, это чувство быстро прошло. Зато я переживал и недоумевал, что в лагере никто даже не встревожился о том, что меня нет! Меня это сильно беспокоило, и я каждый раз повторял: как же так? Неужели никто не заметил, что я пропал?! Неужели никто меня не будет искать?!
Прислушиваясь к звукам леса, я пытался различить в них хоть какой-нибудь намёк на то, что меня кто-нибудь зовёт; надеялся всё-таки, что меня уже ищут.
Оглядываясь по сторонам, не только прислушивался к звукам, но и пристально вглядывался в просветы между ветвями деревьев. Вдруг я заметил сквозь чащу леса, что ровный рельеф вдалеке меняется: мне показалось, что я вижу овраг! Я поспешил. Мне очень хотелось поскорее выбраться, все надежды были на то, что это именно тот овраг, а значит, найти дорогу в лагерь будет легче. Но увы! Подойдя ближе, я не узнал местность. Да и овраг был другим. Но, с другой стороны, я надеялся, что это, возможно, тот овраг, просто я очень сильно отклонился и вышел к нему в другом месте. Я решил перелезть через него и продолжить идти, как мне подсказывали чувства – на подсознании. 
И снова я шёл и шёл. Мне казалось, что у леса не было ни начала ни конца, я чувствовал усталость и отчаяние, голод усиливался, мне хотелось пить. Солнце было уже высоко. Я начал понимать, что всё это время шёл в неправильном направлении, что я заблудился, и, возможно, меня уже никто не найдёт. Вновь страх начал во мне усиливаться. Мне страшно было осознавать, насколько далеко я зашёл в самую глубь леса. Сильнее всего страх усиливался при мыслях о диких зверях, чудовищах: было так страшно, что даже вызывало тошноту. Вновь как нарыв прорывалась внутри меня паника, но теперь уже её усиливало отчаяние и бессилие.    
Мои ощущения стали странными – я будто бы стал сам не свой: потерял концентрацию и уже не видел, куда иду! Внутреннее состояние отчаянно кричало, и я уже не владел собой – это была самая настоящая истерика! В конце концов, я присел на корточки и заплакал. Мне казалось, что сердце моё вот-вот разорвётся, в голове стоял сплошной туман, а внутренний голос будто бы возопил: «Так вот она какая, смерть!»
Плакал я очень долго, и даже тогда, когда мне казалось, что слёзы уже закончились! Я чувствовал свои заплаканные глаза, и мне казалось, что они опухшие: я тщетно боролся со слезами, вытирая их со щёк и шмыгая носом. Мне даже становилось не по себе от того, что я не мог контролировать своё горькое рыдание навзрыд. Облокотившись о ствол дерева, я всё же попытался успокоиться. Так я просидел достаточно долго: смотрел на лес, слушал пение птиц, потом поднял голову и с интересом смотрел, как покачиваются кроны деревьев на фоне ясного неба: нет-нет да и проплывёт небольшая стая ярко-белых облачков. Было так красиво, красочно и выразительно! Природа словно заворожила меня! Мне казалось, что я на мир уже смотрю совсем другими глазами – будто переродился…
Я даже не заметил, как успокоился – беспокойство куда-то исчезло, и мне уже не было так страшно, и не было уже нависшей тревоги в душе. Появились, как мне казалось, обнадёживающие мысли. «Не всё ещё потеряно, – говорил я сам себе, – надо бороться и дальше!» Мысли о вещах, которых я даже не знал, становились яснее. Это не означало, что я их совсем не знал: мог о них слышать, читать, видеть по телевизору, но потом забыл. А сейчас мозг начал так сильно работать, что я вспомнил всё – каждую деталь, каждую мелочь! В голове (а я это почувствовал) выстраивалась понятная мне логическая цепочка – схема, инструкция, план действий!   
Я вспомнил, что если человек заблудился в лесу, то ему необходимо определить стороны света. А определить их можно несколькими способами. Кто-нибудь когда-нибудь задумывался, почему мох на стволах деревьев растёт лишь на определённой стороне? Или кто-нибудь присматривался к деревьям и замечал, что веток на дереве всегда больше также на определённой стороне, причём они выделяются не только количеством, но и длиной? Но вот почему-то в моей голове в этот момент вдруг это всё стало проясняться. Я стал замечать эти вещи и легко мог объяснить, почему мох растёт только на северной части ствола, а большое количество веток – на южной! И в моей голове это проявлялось так ясно, что я бы мог в этот момент сдать любой экзамен! Конечно, и по солнцу можно определить стороны света, эти знания не просто проявлялись во мне, они бурлили со страшной силой! 
Спроси меня об этом в обычной ситуации, я бы не смог ответить; я даже не знал, как можно применять эти знания! Но сейчас это было как будто озарение – я понимал, что определив стороны света, можно будет двигаться только в выбранном направлении, а не плутать по лесу из стороны в сторону, да так, что в итоге будешь ходить только по кругу.
По солнцу я определил, что уже середина дня позади, а значит, через несколько часов будет вечер, кроме того, голод это подтверждал! Не думал, что голод может быть настолько мучительным. Мне приходилось думать и о том, что мне поесть, а это тоже нелёгкая задача. Я вообще не понимал, как первобытные люди выживали в дикой природе, а может быть, это потому, что я ещё слишком маленький? Но как бы там ни было, мне нужно было решать эту проблему…       
Бродя по лесу, я не раз натыкался на ягоды. Но все дело заключалось в том, что я не разбирался в лесных дарах. Знал, что некоторые ягоды могут быть ядовитые, поэтому я смотрел на них с жадностью, глотая слюни, хотя во рту всё пересохло. Однако страх отравиться был сильнее жажды. Забавно, но я почему-то вспомнил Таню! Вспомнил, как она с подружками в лесу готовила грибной супчик, хотя и понарошку. У меня даже возникли мысли: смогу ли я в данной ситуации по-настоящему приготовить что-нибудь из грибов? А их в этом лесу хватало! Но была всё та же трудность – я не разбирался в грибах, к тому же мне нечем было развести огонь. Мысли о воде и еде мне больше всего не давали покоя, а под конец дня я думал только о костре. Я, конечно, вспомнил, как добывали огонь первобытные люди, но решил не зацикливаться на этих мыслях, так как считал, что развести огонь с помощью палочек мне будет не под силу: сомневался в таких возможностях, сомневался, что сумею вообще выжить один в лесу. Кроме того, я очень боялся, что если в ближайшее время не выберусь, то придётся провести ночь в лесу. А я совсем не представлял, как смогу это пережить – такая картина у меня в голове вообще не вырисовывалась! 
Попытался хоть как-то определять направление и решил идти строго по солнцу, но оно неумолимо пряталось за верхушками деревьев и уходило к горизонту. Я решил больше не останавливаться: дневного времени оставалось уже мало, хотя было ещё светло. Но я понимал, что как только солнце скроется, стемнеет очень быстро, и тогда нужно будет думать… Не знаю, о чём тогда нужно будет думать!
Я так поспешно топал, что не разбирал, куда ступаю – хрустели веточки под ногами, иной раз спотыкался. Кругом был валежник, маленькие деревца, кустарники, где-то высокая лесная трава, мягкий мох, как восточный шерстяной ковёр. Дыхание учащалось. В какой-то момент мне показалось, что за мной кто-то идёт, будто бы преследует меня. Вот и ещё один страх появился! Только бы не снова паника, думал я. Внезапно останавливаешься как вкопанный, чтобы резко обернуться и то ли успокоить себя, то ли в очередной раз напугаться. Всматриваешься в лес, чтобы убедиться, что тебя, действительно, никто не преследует – какой-нибудь голодный зверь или чудовище! И в этот момент только и слышишь, как бьётся внутри тебя сердце, смешиваясь с шумным дыханием, а мурашки так и бегают по коже. Если же ещё и померещится что-то боковым зрением, так и холодный пот пробивает. Зрение в этот момент становится необычным – реагируешь на любое движение, даже на веточки, которые покачиваются на ветру, на птиц, которые шныряют между деревьями, и слышишь, как они хлопают крыльями. Осмотревшись, оборачиваешься назад и опять топаешь, ускоряя шаг, чтобы быстрее выйти из проклятого леса, и стараясь лишний раз не реагировать на посторонние звуки.
Вот так и шёл, как мог, успокаивая себя…   
И вот, наконец, что-то сверкнуло вдали между деревьями – это был просвет! Моё сердце застучало от радости: неужели? Неужели лес закончился? Трудно было в это поверить. Я бежал к просвету со всех ног, чувствовал усталость и слабость в мышцах, но мысли о том, что мои мучения вот-вот закончатся, придавали сил. Но, кроме всего прочего, мне будто казалось, что лес окутывает меня своими объятиями и никак не хочет выпускать из своей западни. Словно он специально воздействует на мои силы и ослабляет их. Мне казалось, что меня преследуют самые дикие и страшные звери, чудовища. Даже представилось, что за мной гонятся лешие и кикиморы, которые никак не хотят меня выпускать из своего дремучего царства, из своей стихии и торопятся преградить мне путь к спасению! Оставались секунды, считанные метры – и я на свободе! Так я мыслил в тот, с одной стороны, самый кошмарный момент в моей жизни и, с другой стороны, самый счастливый миг моего спасения! Лес заканчивался! Я выбежал из него как ошпаренный. Пробежал несколько метров и остановился. Пытаясь отдышаться, наклонился вперед и упёрся руками о колени, наклонил вниз голову, чтобы было легче дышать. Я заглатывал воздух с жадностью, мне казалось, будто не хватает кислорода. Голова кружилась. Я медленно повернул её, чтобы ещё раз взглянуть на лес, который весь день надо мной просто издевался. «Вот так приключения, – подумал я. – И врагу не пожелаешь!»  Моё усталое и запотевшее лицо улыбнулось этому озорному лесу, в котором, конечно, никаких чудовищ не было, и никто за мной не гнался – всё это было моим разыгравшимся бурным воображением, фантазиями на фоне обострённых чувств. Но всё же я чувствовал, что преодолел все эти сложности, все эти страхи, трудности… А, с другой стороны, если бы этот лес был, действительно, одушевлённым и мог видеть, то и ему было смешно наблюдать за мной, моим бегством и нелепым воображением. Это ж нужно такое придумать: будто бы лес – это некая пасть чудовища, которое пожирало меня!
А может, мы не до конца осознаём природу? В школе нам говорят, что природа – это живой организм! Может, лес – это нечто, что мы до конца не понимаем?  Может, лес – это некий организм, который неподвластен нашему пониманию? Может, он, действительно, хотел, извините меня, сожрать! А что… Не зря же в русских народных сказках описываются такие лесные таинственные существа как леший, например, или кикимора. Не родились же они на пустом месте в фантазиях авторов! Через мгновение мне уже было не до смеху. Улыбка исчезла, я повернулся к лесу – стоял и смотрел на него. А вид у него был недружелюбным и даже зловещим: огромные сосны устремлялись к небу, могучие хвойные ветви нависли над землёй, откидывая таинственные и тёмные свои тени по краю леса, словно это были коряжины гигантских рук неких неведомых гигантов. Ближе к вечеру, к закату, лес обретал более выразительные черты, наполняясь тёмными тонами красок, что придавало ему загадочную глубину теней. Эта природа может манить и притягивать к себе тех, кто ищет романтику и приключения. Ею можно восхищаться, сидя в тёплом кресле у себя дома, когда ты в безопасности, но не в моём случае! «О, нет… Извините, но меня в этот лес уже точно ничем не заманишь… Ни под каким предлогом я туда не пойду… Всё, хватит… С меня хватит!» – говорил я самому себе, но будто бы тем, кто наблюдает сейчас за мной. Да, тем неведомым силам, что окружают нас и следят за нами, за каждым нашим шагом, не верите? А тогда я умолял эти неведомые силы отпустить меня – я очень хотел домой!         
Оглядевшись, я понял, что выбраться окончательно из леса мне не удалось! Всё вокруг напоминало обычную поляну среди леса. Просто она была большой, а не просто круглым полем посреди леса. Это была череда полян, и плутать в таких просеках тоже можно бесконечно долго. Единственный плюс – видимость не была так сильно ограничена! Делать нечего – надо было выбираться отсюда как можно скорее! Я пошел по открытой местности держа дистанцию с лесом. Идти по прямой не удавалось – приходилось петлять между зарослями леса.   
Солнце неумолимо заходило за деревья, а я по-прежнему петлял в этих лабиринтах: казалось, что этому не будет конца и края. Я чувствовал, как живот фактически прилип к спине, меня мучила жажда, и во рту всё пересохло. Помимо всего прочего, я понимал, что ночевать мне придётся в окружении природы!   
И хотя я упорно продолжал идти вперёд в надежде, что вот там, за тем очередным поворотом, увижу хоть какой-нибудь дом или, на худой конец, дорогу или хотя бы речушку, но нет: за лесом был лес, а за тем лесом был снова лес! Чем больше я смотрел на лес, тем больше чувствовал, что лес смотрит на меня! Это были самые кошмарные мысли в моей голове – страх так и рвался наружу, мне снова казалось, что из леса за мной может наблюдать какой-нибудь зверь! А вдруг волк? Или стая! Иногда я останавливался и просто закрывал глаза: в какой-то момент мне казалось, что я дома, а это просто мои фантазии. Но нет! Реальность обмануть нельзя!    
Я чувствовал, как мои ноги просто плетутся. Не было во мне больше сил.  Какое-то безразличие проникало в меня. Мне было уже всё равно: пропаду ли я в этом проклятом лесу или, может, выберусь… После таких отчаянных мыслей я едва не сдался, как тут же появились мысли о моей мамочке: как же она переживёт, если со мной что-то случится? Она не переживёт эту потерю, ведь я у неё один, один-единственный! Нет, я должен выбраться во что бы то ни стало! Я должен выбраться! Шёл и размышлял о таких вещах, о которых в обычной обстановке никогда бы не помыслил: очень многое изменилось во мне! Я как будто стал другим – совершенно другим!
Как это странно, когда боковым зрением видишь нечто: вот, скажем, какое-нибудь поваленное дерево от ветра. Обычно падают пихты или ели: как правило, очень высокие и старые. Всё, что о них напоминает, это огромная чаша корневой системы вперемешку с чёрной землёй: вздымается среди деревьев, будто бы затаив некий образ лесного зверя! Страх неописуем! Кажется, самой природой заложено в нас реагировать на опасность. И вовсе не важно, что зверя, на самом деле, нет. Мозг человека дорисовывает то, что не находится в центре внимания нашего зрения. Это, скорее всего, и сохранило жизнь древнему человеку, который жил в суровых таёжных условиях и выживал только, если вовремя реагировал на любую угрозу и опасность! Меня такие молниеносные моменты, парализуя, сковывали на месте. И только лишь через секунду начинаешь понимать, что это обман зрения! Хотя такие силуэты уж очень сильно напоминают огромного бурого медведя, вставшего на задние лапы и высматривающего тебя как жертву! Ну очень страшно!         
Оказавшись наедине с природой, я вдруг начал осознавать, почему человеку необходимо верить в некую божественную природу: именно страх порождает чувства, что ты не один, что во всём есть какой-то смысл. Видимо, религия родилась от человеческих страхов и в чувстве одиночества! У предков были страхи, которые они не могли объяснить – страх перед неизведанным! В наших краях это были медведи, и предки славян поклонялись божеству Велеса, Перуну и многим другим богам, которые вселяли в них страх и ужас! А в древнем Египте божество было Солнце, там медведей нет, но зато каждый день печёт голову жаркое светило! Я шёл и думал о таких вещах… Кому же мне молиться сейчас, чтобы найти спасение… Вдруг на закате солнца я заметил, что лес, окружавший меня, сменился просторными лугами, а впереди я увидел русло.  «Ручей!» – вскричал я от радости и поспешил посмотреть, что там…
В небольшом извилистом и местами заросшем русле, действительно, бежала вода. Ручей можно было запросто перешагнуть, но я склонил голову, встав на корточки, чтобы попить. Коленки быстро промокли в ледяной воде, а кисти рук уходили под всклоченную траву в холодный и влажный ил. Но всё равно пить воду в такой позе было не так просто. Возможно, для какой-нибудь собачки утолить жажду таким способом было бы просто, но не мне. Я попробовал попить из ладошки, вытащив руку из илистого грунта и помыв её, чем случайно взмутил идеально чистую воду. Однако она быстро вновь стала прозрачной и чистой, как стёклышко. Так-то лучше! Я пил с жадностью, без передыха, и чувствовал, как ледяная вода мгновенно проникает в мои жилы и расходится по всему телу! Сердце забилось. Утолив жажду, я с трудом поднялся к верху ручья и прилёг на мягкую траву. Почувствовал, как приятная усталость расслабляет и меня клонит в сон.         
Я смотрел на вечернее небо, которое распростёрлось над землёй как некая живописная картинка: а ведь раньше я даже не замечал такой красоты. Мне казалось, что я уже подружился с природой, будто слившись с ней воедино – с её чуткостью, с её безупречностью. Именно в подобные моменты раскрывается истинный смысл бытия, сила природы, её значимость, её ценность! Я закрывал глаза и погружался в идиллию, я чувствовал некое слияние с всеобщей картиной мироздания!
Но вот печаль – я-то, по сути, в беде, и надо было решать, что мне дальше делать. Так полёт моих высоких мыслей затмился задачами реальной выживаемости! Солнце уже зашло за горизонт. Я понимал, что мне придётся ночевать одному в неизвестном месте, но хоть, слава Богу, не в дремучем и страшном лесу!
Я совсем не представлял, как мне ночевать одному наедине с природой! Да, мне было страшно. Но, к моему удивлению, в голове тут же стали формироваться мысли, будто бы подсказывающие, что и как нужно делать, давая мне некую инструкцию и вырисовывая план действий! Быстро осмотревшись по сторонам, я заметил, что ивы, свисавшие над руслом, могли бы служить укрытием – под ними земля казалась уютнее. А вон и небольшое углубление в земле у подножья склона – там можно было бы попробовать соорудить шалаш!
Решил использовать траву в качестве подстилки, благо, весь склон берега был усыпан густой растительностью – преимущественно, из таволги. На полянах вдоль леса – разнообразная растительность. Все бы так, но меня мучили комары, иной раз нападая целым роем. Заметил, что некоторые сиреневые цветочки издавали сильный аромат, и комары внезапно исчезали, находясь в окружении этих цветочков. Почему бы не использовать их в своём шалаше, чтобы эти пискучие твари вовсе не сожрали меня? Вот бы развести огонь! Но как? Можно, конечно, попробовать, как первобытный человек, но я никогда этого не делал, да и не верю в то, что трение палочек может вызвать огонь! А времени для этого уже совсем не было, нужно было думать только об укрытии. И я забегал как пчёлка. В итоге, получился не совсем шалаш: куча травы напоминала стог сена.
Наступили сумерки. Ночь неумолимо спускалась на землю, окутывая её своим тёмным и холодным одеянием. Я полез в этот стог травы в самую середину, чтобы было теплее. Больше был похож не на бедного горе-туриста, а, скорее, на потерявшуюся маленькую птичку, которая старательно укутывалась в своё родимое гнёздышко. И, действительно: укутавшись, я почувствовал некую защищённость, будто бы и природа, и разум объединились вместе со мной в единое целое! Я закрыл глаза… 
Мне казалось, что я дома, и со мной ничего такого не происходит. И хотя я слышал звонкое журчание ручья и серенаду сверчков, мне было тепло, уютно и даже комфортно. Страха почти не было. Последнее, что я помнил перед тем, как уснуть, – лицо Тани! Я удивился: почему не маму вспомнил, а вспомнил нашу с Таней встречу в лесу, её прикосновения, её очарованные глаза, её улыбку… Я уснул… 
Но вот проснулся не как обычно, когда это бывает после сладких снов дома.  Даже не сразу понял, где я нахожусь! Прежде чем открыл глаза, почувствовал странный шелест и громкое дыхание: показалось, что кто-то пытается ко мне залезть! Как только я осознал, где нахожусь и что за чудовище ко мне может лезть, испытал необыкновенный страх и выпрыгнул из своего укрытия как ошпаренный. Больше всего боялся, что всё ещё ночь! Но, слава Богу, было светло – солнышко уже встало. Я с ужасом пытался разглядеть, что это за чудище, но не сразу разглядел его — мои глаза никак не могли сосредоточиться, и спросонок я ещё толком ничего не понимал! Видел только, как что-то огромное стояло возле моего шалаша, и, видимо, от неожиданности отпрыгнуло в сторону и громко издало звук как самый настоящий динозавр. В ответ, сам того не ожидая, я тоже закричал от ужаса. Ещё не поняв, что произошло, я кричал как сумасшедший, а чудище замерло в изумлении!
Моё дыхание было громким и сбивчивым, я испытал самый настоящий шок! С головы свисала трава (следы моего чудесного укрытия), я стряхивал её и протирал глаза, чтобы разглядеть чудовище. Не сразу понял, что передо мной стоит обыкновенная корова – только после того, как зрение сконцентрировалось на её голове и невозмутимых огромных чёрные глазах, тупо смотрящих на меня! «Э-э-э, – недовольно возмутился я. – Напугала меня… до смерти…»
Вот так оказия… Не знаю, напугал ли я её? Ведь, по всей видимости, корова увидела мой шалаш и подумала, что это стог сена. Видимо, решила позавтракать, а тут я!
– Вот зараза! Чудище… – вновь продолжал возмущаться я. – У меня чуть сердце не разорвалось!
    А в ответ: «Му-у-у…»
Как только страхи улеглись и пришло спокойствие, я начал рассматривать её с каким-то осторожным любопытством. Вдруг она потянула голову вперёд и задрала свой огромный и мокрый коровий нос кверху, будто бы вдыхая далёкий запах.  Затем очень тихо, даже осторожно, медленно выдыхая из ноздрей воздух, начала издавать еле уловимый басистый гул, как бы подавая мне знаки или говоря: «Ты кто?» Корова была осторожна и в то же время чрезмерно любопытна! Прощупав меня своим сканирующим звуком, она решила, видимо, обнюхать меня, либо испытать на прочность! Я вновь испугался, так как она решительно стала ко мне приближаться. Я приготовился бежать!   
– Эй, ты чего? – в ответ на её действия возмущался я, сделав шаг назад.
Любопытная «туша» остановилась, посмотрела на мой шалаш. А потом вновь посмотрела на меня и неожиданно громко замычала протяжённым гудком как паровоз, после чего развернулась и пошла на поляну. А я с облегчением выдохнул.
Осмотрелся. Потом встал, подошёл к разрушенному шалашу, пнул траву и сказал сам себе: «Доброе утро!» Через секунду меня осенило – будто бы ударило током. Проснувшись, я даже не вспомнил, что я потеряшка. Но как только ко мне вернулась память, сразу встрепенулся: ведь корова – это домашнее животное, а значит, где-то рядом могут быть люди!   
Я как безумный сорвался с места и побежал за ней. Как только хвостатая прелесть появилась в моём поле зрения, осмотрелся, но ни стада и ни пастуха нигде не было. Корова мирно и одиноко шла по росистой траве. Природа была   как в сказке! Но сейчас мне было не до природных красот. Хотелось верить, что вот ещё немножко – и буду спасён: ведь не одна же она гуляет тут среди лесов! Я всё ближе и ближе подходил к ней, а она как ни в чём не бывало просто щипала траву и не обращала на меня внимания! 
– Почему ты здесь одна? Где все? Где стадо? – любопытствовал я, надеясь, что она понимает человеческую речь.
В ответ корова обернулась и посмотрела на меня, продолжив жевать, будто у неё во рту была гигантская жвачка. 
Осторожно попытался подойти к ней ближе, но она стала уходить. Ускорил шаг, и она ускорилась – никак не подпускала меня ближе. Я вспомнил вредную козу, которая так же вредничала, и подумал, что, видимо, у них это так принято. Не зря же их назвали скотиной! Я решил пойти на некоторую хитрость: обойти её стороной и держаться сбоку, чтобы не пугать. Догадался, что животные совсем не любят, когда идёшь за ними сзади. Ещё дядя Олег говорил, что к лошади вообще нельзя подходить сзади, иначе она может лягнуть и убить копытами!
Так мы с ней ковыляли вдоль леса и ручья. Я всё надеялся, что мы вот-вот придём к какой-нибудь деревне и мои мучения наконец-то закончатся. Но не тут-то было. Вскоре я почувствовал недомогание и тупые боли в животе. Меня охватил лёгкий озноб, но я не придал этому особого значения: жуткая слабость, вызванная голодом, уже давно мучила меня. Идя рядом с коровой, я думал о том, что скоро эти мучения закончатся, и всё будет замечательно. Мысли, что могу тяжело заболеть и ослабеть настолько, что не смогу двигаться, я старательно отталкивал! Разговаривая с коровой, получал ощущение, что не один.  Понимал, что она не ответит мне человеческим языком, но была надежда, что она хоть немножко, но всё-таки меня понимает, и только делает вид, что не слышит, и поэтому игнорирует меня!   
– Послушай, – говорил я умоляющим голосом, – ты должна меня понять! Мне нужна помощь, мне нужно найти людей! Понимаешь... Я заблудился… Я совсем выбился из сил… Я давно уже ничего не ел… Понимаешь? 
    Корова лишь бросила мимолётный взгляд, сверкнув тёмными мутными глазами, и продолжала идти, размахивая хвостом.
– Понимаешь, как мне страшно, – продолжал я. – Ты можешь показать, где ты живёшь? Пожалуйста!
Но она лишь отмахивала своими ушами назойливых мух вместо того, чтобы слушать меня! Как же я был разочарован в том, что коровы глупые животные! Я подобрал небольшую веточку и со злости бросил в неё, но веточка даже не долетела …
– Тупая! – крикнул я.  – Твой папа осёл!      
Она внезапно остановилась, посмотрела на брошенный мною и упавший возле неё предмет, затем строго посмотрела на меня, раздвинула широко ноздри.  Я замер, смотрел на неё неподвижными глазами – и боялся! Она снова издала еле уловимый басовый звук, похожий на глухое мычание, как бы предупреждая меня. А я боялся, что она может со мной что-нибудь сделать. Вдруг она побежит на меня как разъярённый бык и затопчет? Было страшно, но она даже не думала причинить мне боль, она снова стала пощипывать травку, мирно паслась на лужайке!         
А я стоял и всё смотрел на неё, молча разглядывал. Она показалась мне очень симпатичной и милой коровой, как на картинке: упитанное тело, забавные и узнаваемые рисунки в виде больших бесформенных пятен по бокам, могучая голова с рогами – будто бы мифический минотавр. Но её раскрас и какие-то добрые черты говорили, что это милое и добродушное животное! Я заметил в её раскраске большое коричневое пятно в виде буквы «Б».
– Бурёнка, – нежно произнёс я. – Какая же ты милашка!
Делать было нечего – добиться от этого, хоть и милого, существа чего-то разумного было бесполезно. Я решил так: раз корова здесь пасётся, то, скорее всего, где-то рядом деревня! И я решил продолжить путь! Мой живот стал болеть сильнее, и меня это настораживало. Но я продолжил идти дальше, держась рядом с ручьём.
Через некоторое время у меня начались сильные приступы болей в животе.  Голова кружилась. То и дело, я путался в направлении: то уходил правее, то левее. Иногда, вглядываясь в лес, я видел там деревню. Мне казалось, что я вижу крыши домов, но когда подходил ближе к лесу, то понимал, что это был обман зрения! Мне становилось всё хуже и хуже, слабость стала одолевать меня, ноги просто заплетались…
Обернулся и увидел, что корова идёт за мной по пятам, я встретился с ней взглядом. Она остановилась, я спросил: «Ну что? Где твой дом? Куда идти?» 
У меня помутнело в глазах. Последнее, что я помню – тревожный взгляд коровы…
Кажется, я потерял сознание, но иногда, приходя в себя, видел обеспокоенную корову прямо передо мной, слышал её дыхание, видел огромный язык. Мне казалось, что она хочет меня им облизать, я отмахивался руками, чувствовал, как мои руки становились мокрыми от её слюней. Я не понимал, что она делает…
Очнувшись после первого обморока, я увидел, как небо затянулось густыми тяжёлыми облаками, подул сильный и холодный ветер…
Мне уже не было страшно. Я свернулся от холода клубочком, но это не помогало. Понимал, что ещё немножко – и силы оставят меня, я умру! Сильные боли в животе усилились. Меня стало тошнить, хотелось закрыть глаза и просто уснуть. Я снова стал терять сознание, а когда приходил в себя, то пытался хоть немного поднять голову и осмотреться. И вот что было удивительно: рядом со мной лежала моя старая знакомая! Я смотрел на неё, а она смотрела гордым взглядом куда-то вдаль. Она понимала либо чувствовала, что мне нужна помощь, просто не знала, как мне помочь! Я подполз к ней поближе, попытался обнять её: она была тёплой, мягкой, я заметил её огромное вымя…
«Молоко!» – осенило меня.
Действительно, ведь можно подоить корову!      
Сдоив в ладошку немного молока, я попробовал его на вкус. Оно было тёплым и неприятным, но делать было нечего. Мне пришлось доить корову и пить парное молоко, которое я никогда не любил, но сейчас мне было не до вкусов! Напившись, я почувствовал озноб. Снова холод пронзал всё моё тело, голова кружилась. Я через силу взобрался на бурёнку, так как земля была холодной, и я весь уже онемел от холода. Обнял за шею корову, уцепившись как можно крепче, и тут же снова потерял сознание…   
Когда я открыл глаза, не сразу сообразил, где нахожусь, и даже не помнил, что со мной произошло!
Картина выглядела следующим образом: я лежал в незнакомой комнате.  Небольшое окошко напротив, как в деревенской избе; стены бревенчатые, потолок из рубленых досок. Повернув голову, я увидел настоящую деревенскую печь, которая была белоснежной от побелки, с потолка светила электрическая лампочка, а в печке трещали сгорающие поленья. Я лежал на какой-то старой кровати, укрытый сшитым из множества частей ватным одеялом. Запах был какой-то затхлый, видимо, от старых лохмотьев, которые повсюду лежали на кровати. Через минуту ко мне стала возвращаться память. Последнее, что я помнил, – это как я пил молоко, а потом крепко уснул, обнимая корову. Я вспомнил, что заблудился в лесу, вспомнил про лагерь. Но вот что я тут делаю, и что это за место, меня сильно встревожило! Я услышал скрип двери, половых досок и чьи-то шаги – в комнату кто-то вошёл. Я услышал, как этот кто-то скинул дровишки возле печки и закряхтел… 
Испугавшись, я попытался встать, но тут же услышал голос:
– Ты что, ты что! А ну-ка, лежи-лежи! 
Я увидел дедушку – худощавого, с бородой, седого как та белёсая печка. Испуганно спросил:
– А вы кто?
– Да ты не бойся, – успокаивал дед. – Игнатий я… Дедушка… Дед Игнат! Эх, внучок, захворал ты, да сильно так! Ну, ты не беспокойся, всё будет хорошо… Сейчас ты в безопасности…
–  Дедушка, – еле промолвил я, – меня ищут... Я потерялся в лесу... Надо сообщить...
Я почувствовал головокружение и тошноту, практически вновь теряя сознание, ещё раз еле выдавил из себя: «Сообщить надо...»
– Я сообщил-сообщил, – говорил он обеспокоенно. – Вызвал уже скорую, должны уже подъехать! На станцию к дежурному ходил… Вызвали скорую… Не волнуйся… Ох, как тебя так угораздило-то захворать, батюшки, – причитал дед. – А звать-то тебя как? Как звать-то тебя, внучок?
Дедушка взял что-то со стола. Это была кружка. Поднёс её к моим губам, я отхлебнул какой-то горячий отвар и сказал:
– Сеня зовут…
– Ох, Сеня-Сеня! А из какой ты деревни? Аль из города?
– Я в лагере был… Заблудился…
– В лагере? – удивился дед.
Я видел удивлённые глаза дедушки и вновь почувствовал сильную боль в животе. Снова закружилась голова, и, видимо, я опять потерял сознание…
Но даже в полусознательном состоянии я чувствовал какое-то облегчение, потому как осознавал, что меня спасут, что я наконец-то выбрался!
В очередной раз, когда я очнулся, увидел людей в белых халатах. На душе была тревога. Врачи обеспокоенно суетились, что-то говорили. Я заплакал… 
  – Так-так… – говорила ласково женщина-врач. –  Что… где болит?
Она заботливо, как мама, наклонилась и ощупывала меня, делала осмотр. Парень, видимо, тоже врач, стоял и что-то записывал. Женщина-врач говорила про какие-то кубики и миллиграммы, называла препараты, парень-врач согласно кивал головой.
– Живот у меня болит, – отвечал я. – И со мной что-то происходит – будто выключаюсь…
– Голова кружится?
– Да!
– Тошнота, рвота была?
– Да!
– Сейчас мы тебе сделаем укольчик. Ты же не боишься укольчиков, ты же смелый мальчик?
Врачи суетились, достали шприц и готовились делать уколы. Да, я боялся уколов, но в данной ситуации во мне жили другие страхи.
Женщина-врач расспрашивала дедушку. Я слышал, как она говорила про сильное истощение, обезвоживание и инфекцию. Дедушка стал рассказывать, как он меня нашёл:   
– Вот, значит, дело-то какое. Выхожу из избы – и глядь: корова по улице идёт, а на спине у неё парнишка лежит без чувств. Она идёт и смотрит на меня – мычит и мычит! Первый раз в жизни такое вижу! А мальца-то Сеня зовут. Как в себя пришёл, говорит, что из лагеря в лес пошёл да и заблудился!
– Так это тебя все ищут? – покачивая головой, переспросила женщина-врач и удивлённым взглядом посмотрела на меня. Потом обратилась к своему коллеге: «Нужно в милицию сообщить, что нашёлся мальчик»…
 Я вновь заплакал, мне было страшно, что мама может узнать о таком происшествии. Чувствовал себя виноватым, потерянным и растерянным.
– Что теперь будет? – говорил я в смятении.    
– Не переживай, Арсений, – сказала врач. – Самое страшное уже позади! Плакать не нужно. Лучше скажи: ты что-нибудь ел в лесу? Ягоды там… Или ещё, может, что?
– Нет… Я боялся есть ягоды! Молоко пил. Подоил чуть-чуть – и пил… А за день до этого воду из ручья пил.
После осмотра мне сделали несколько уколов. Потом меня забрали в машину «скорой помощи». Когда меня укладывали в скорой, я видел, как через открытые задние двери в машину пыталась заглянуть моя спасительница. Не прям-таки полностью залезть внутрь, но голову вместе с врачами засовывала, а водитель скорой раздражённо пытался выпихнуть её голову и, ругаясь, приговаривал: «Что это ещё такое? Что ты лезешь сюда?». Затем со злостью захлопнул двери, обошёл машину и нервно сел за руль. Врач пыталась успокоить водителя, а он фыркнул что-то невнятное: «Не в Индии живём…»
Машина включила сирены и тронулась. Я видел сквозь щели задних стёкол скорой, как моя бурёнка бежала за машиной, как-то даже неуклюже – она не могла бежать так быстро, как едет машина. Я видел её отчаянный взгляд и сердцем чувствовал её слёзы – коровьи слёзы! Конечно, она не понимала, что меня везут в больницу, но было видно, что она за меня переживает! И как я мог обзывать её? Моё сердце разрывалось – она была моим настоящим другом! Я тихо кричал, но в сердце это был взрывной крик: «Я вернусь! Слышишь, я вернусь! Я обязательно вернусь! Прости, что мы вот так расстались. Я даже не успел тебе сказать спасибо… Прости…»

На этом моя история не заканчивается. Впереди меня ждут новые приключения!