Холодное солнце

Не обращайте, пожалуйста, внимания на ляпы. Это первый драфт. Произведение пока в работе. Буду выкладывать по главам.

Глава 1.

Она открыла глаза.  Сентябрьское солнце в тщетных попытках пробиться сквозь утренний заморозок в тёплое пространство комнаты томится за тонким полотном штор. Неосторожный взгляд на холодный диск вызывает желание прикрыть веки, но тёмные пятна сразу начинают свою круговерть и не дают желанного покоя. Через приоткрытую створку окна ещё не иссякший сон настойчиво тревожат прохладные набеги ветерка.  Узкие бессвязные потоки поглаживают щеку, прикасаются к губам, накручивают на невидимые пальцы пряди волос. Мысли, сплетаются в причудливые бессвязные фрагменты, обрываются на полуслове. Грусть протяжно проникает в кровь, тепло расходится  по капиллярам, заставляет думать об уже состоявшемся и печальном в своей необратимости.
Она протянула руку к тумбочке. Сколько же времени? Где-то бросила телефон. Рука скользнула по холодной поверхности. Она торопливо сунула руку под теплое одеяло, свернулась калачиком и попыталась снова уснуть, но гортанные крики чаек из открытого окна выклёвывали последние крохи сна, вынуждали ещё расслабленное тело напрячься и подняться со смятых простыней. Она села, узкими с голубыми прожилками стопами шарила по ковру в поисках тапочек, нашла, торопливо сунула в них озябшие ноги и оглянулась.
Иван крепко спал. Сильные красивые руки он раскинул почти на всю ширину кровати, привычно обозначив своё право на пространство, где обязательным атрибутом была она. Весь вид его  вызывал предчувствие вот-вот начинающегося важного мероприятия. Тонкие губы  плотно сжаты. Линия прямого носа хищно заострилась. Даже во сне его лицо, расслабленное, с сомкнутыми веками, не утратило свойственной Ивану надменности. Густые, словно посыпанные перцем, волосы до утра сохранили аккуратность укладки, но одна прядь выбивалась,  падая на высокий перечёркнутый морщинами лоб.  Эта маленькая небрежность  относилась к  продуманному  до мельчайших деталей порядку, которого Иван придерживался во всем без исключения. Прядь придавала его лицу сходство с известным французским актёром, что производило сильное впечатление на женщин. Все пять лет отношений с Иваном ей  не раз случалось становиться свидетельницей отчаянного восхождения на Голгофу потерявших голову женщин и желающих в конце этого пути рухнуть в его объятья. Но Иван хранил неприступность. Женщин он относил к перспективному, но рискованному элементу в  иерархической системе взаимоотношений его круга. К жертвам увлечения своей персоной он неизменно относился с вежливой снисходительностью. Потерявшая равновесие дама быстро восстанавливала свою уверенность, считая лишь ее единственным, но непреодолимым препятствием к завоеванию этого импозантного пятидесятилетнего красавца.  Жену Нину в расчёт никто не брал.
На публичные мероприятия Иван приходил только с ней. Многие считали, что она - его вторая жена. На деловых встречах он представлял её: "Анна Сергеевна, мой заместитель и, по-совместительству, моя жена". Она не возражала. Называя её своей женой, он  словно наделял ее некими правами в их неопределенных отношениях. Своё право обладать ее телом, умом, молодостью он уравнивал с исключительным правом падишаха на владение редчайшим сокровищем. Другие мужчины завидовали Ивану, но ей они казались мелковатыми, слабыми. Вряд ли кто-нибудь из них смог бы удержать в похожей ситуации планку «каменной стены», которую Иван держал все годы их отношений. Это льстило. Однако, та, вторая сторона его жизни с настоящей женой, булавкой кололась в глубине ее подсознания и запрещала чувствовать себя по-настоящему счастливой. Она утешала себя тем, что Нина, наверное, счастлива заботами о своих внуках и, возможно, живёт своей, устраивающей ее, жизнью. А семейная жизнь с Иваном только необходимый внешний атрибут. Она никогда не задавала Ивану вопросов на эту тему, боялась услышать обидный, если не оскорбительный ответ.
Сон окончательно растворился в тревожных воспоминаниях. Она гибко выскользнула в прохладу гостиничного номера и отдёрнула шторы. Противоположный берег залива растянулся местами дырявым синим одеялом капустного поля. На стыке воды и суши широкими с нажимом чернильными штрихами теней и канатов невидимая рука начиркала острый силуэт парусной яхты. Белоснежной рубкой, аккуратно свёрнутыми парусами, сердечным дыханием мазутного двигателя, внутренностями кают и коридоров, невидимой, но, определённо, присутствующей душой яхта замерла в ожидании карнавала с красивыми женщинами, опухшими от водки взлохмаченными мужиками, протяжными песнями на закате и туманным безмолвием по утрам последнего в этом сезоне круиза по Байкалу. От проходящих мимо судов набегали водяные горбы, приподнимали белоснежный корпус. Он проскальзывал по чёрной резине отбойников и из глубины, сквозь толстую прокрашенную обшивку издавал тихий утробный стон. Звук обнаружил всю невозможность накопившейся усталости от набившего оскомину праздника плавучей жизни, заставив Анну зябко передернуть плечами и плотнее запахнуть простынь. 
Это лето пропылило в мимо Анны, как переполненный автобус мимо пустой остановки. Анна чувствовала себя пассажиром, опоздавшим к последнему рейсу. Не жалела. Ничто в жизни не случается просто так. Просто не ее маршрут. Не упустила, а обрела возможность обнаружить что-то важное, ценное. Незавершённость, неопределённость и нечёткость формулировок заставляли ее еще более думать,  искать, перебирать варианты. Решение никак не давалось, ускользало в череде бессвязных ощущений, усталости и бесконечного раздражения последних месяцев. Все опять повторялось. После осени придет зима, потом весна и лето. И эта яхта также будет стоять здесь на причале, а капустное поле неизменно будет синеть в сентябре, сливаясь с небом. У окна в номере будет зябнуть кто-то другой  и так же прислушиваться к живому, все видящему и ощущающему организму белоснежной яхты  с пульсирующей резко пахнущей дизельной кровью. 
Анна смотрела на знакомый ландшафт, и тихая нежность воспоминаний наполняла ее. В начале отношений с Иваном они часто приезжали в эту гостиницу, чтобы после напряжённой рабочей маеты остаться вдвоём. Сколько раз эти порывы ветра, знакомые звуки чаек, плеска воды, шума проносящейся мимо моторной лодки, молодой задорный смех с террасы ресторана врывались в открытое окно, переплетались с прерывистым дыханием забытья на жарких измятых простынях, венчающимся тихим стоном любовной страсти. Помнит ли Иван этот пряный вкус запаха воды, стыдливо накрывающий их переплетённые в горячей неге тела? Что-то изменилось в их с Иваном жизни или изменилась она сама.
Анна почувствовала, что Иван смотрит на нее. Она не догадывалась, сколько времени он уже наблюдает за ней. Спиной она ощущала, как взгляд Ивана не ласкал, не грел, бесцеремонно шарил по телу. Ей стало неуютно. Она пожалела, что не набросила халат. И ещё больше пожалела, что не сбежала из номера до того, как он проснётся.
- Иван, я не хочу.
Иван молчал. Не оборачиваясь, она прислушивалась, как он приближается к ней. Руки властно заскользили по бёдрам, животу, больно сжали грудь. Не допускает ни на йоту мысли о нежелании близости той, которая принадлежит только ему. Иван предпочитал начинать день с доказательства своего неоспоримого права на неё, брал хищно, жёстко, совсем не похоже на те мгновенья, когда их тела действительно желали друг друга. В моменты подлинной любви.  Спустя пять лет отношений ей стало казаться, что Иванов двое совершенно разных людей. Один ее искренне и нежно любил. И его она жалела, любила, ждала, переживала за него. Другой  постоянно доказывал своё исключительное право на неё, оглохший, ослеплённый, жадный в жестоком стремлении любой ценой доказать своё право на обладание ее телом, душой, жизнью. В такие минуты ей хотелось бежать дальше от его железных силков, яростных ласк, в которых она чувствовала бессильную ревность ко всему, к простыням, которые прикасаются к ее телу, к солнцу, которое имело наглость взирать на неё с высоты, к дождю, который стекает по ее лицу.

Полчаса спустя на обращённой к берегу террасе ресторана она ждала Ивана к завтраку.

На пристани было не многолюдно. В воздухе нестерпимо пахнет жареным мясом и острыми специями. Слышится нерусская речь, скоблит слух отрывочными звуками царапанной пластинки  и странно переходит в высокие тона на окончаний фраз. 
Из сине-зелёной коробки мексиканского ресторанчика  в ажур листвы тихо вплеталась  румба. Неожиданно дверь распахнулась. Музыка громко заголосила. Заполоскали над водой гибкими руками берёзы. Закачались на волне желтые лодочки-листья. Мягкие губы волны начали обирать прибрежный гравий. Из дальней беседки поднялась ворона и, проворочав крыльями в корявинах старых тополей, всполошила пыльную стайку  воробьёв. Торопливой ладонью прихлопнулась  дверь. Звук внезапно стих, почти пропадая в поглотившей кого-то утробе ресторанчика.
Слева от причала стену круглой стекляшки подперла массивным плечом румяная толстуха. Над ее головой скривились две вывески "Бильярд" и "Касса".  Все сооружение  столь перекошено, что кажется, если "кариатида" уйдёт, то оно немедленно превратится в кучу битого стекла и обломки досок. Но  женщина стояла неподвижно, лишь раз, поправив на лбу прядь изжёванных химкой волос, густо прогудела мужику, сидящему  на кнехтах причала:
- Далеко собрались, Коля?
- Далеко, красавица. На Малое , потом, может, на север двинем… как погода подфартит,  -  петушиным фальцетом ответил тот. 
Женщина опять спрашивает. Низкий гудок  большого женского парохода "У-у-о!" по очереди сменялся с высоким юркого мужского катерка "У-у-к!". Музыку разговора накрывает возглас причаливающего речного трамвайчика. Пышная соблазнительница погудев в очередной раз, уговорила  Колю, "отведать свежего чайку с печенюшками". Тот поднимается, и  под радостно вырывающийся из счастливой женской груди гул, удаляется с ней в кассовый павильон.
У пришвартованной яхты, опираясь на ободранный поручень причала, стояла Анна и с любопытством наблюдала за разыгравшейся сценкой. Анна принадлежала к тому типу женщин, возраст которых относится к категории "неопределённый". Собранные на затылке светлые волосы, обрамляют слегка удлинённое лицо с правильными, можно сказать, аристократическими чертами. Светлый костюм подчёркивает ее исключительную стройность, которую никак нельзя назвать худобой. Напротив, округлая линия перехода крутого бедра к талии  и далее от тонких плеч по длинному изгибу шеи к изящной  головке мягко вычерчивает ее женственную фигуру. Природа  намешала в ее внешности скандинавскую утончённую сдержанность  с чувствительностью славянской крови.  Неповторимая грация ощущается в движениях ее рук, повороте головы, пластичной позе красивого тела. Взгляд серых серьёзных глаз завораживает магнетизмом любого, кто хоть ненадолго, но соприкасается с ней. За спокойной внешностью определённо скрывается огромная эмоциональная глубина, сложность и в тоже время твёрдость характера. 
Анна почувствовала взгляд Ивана. Он, как всегда, подошёл неслышно, и она не знала, сколько времени он наблюдал за ней. Ей стало неприятно. Иван всегда по отношению к ней был бесцеремонным.  Анна обернулась, окинула взглядом тёмный силуэт. Скроен Иван был довольно грубовато. Но, несмотря на коренастость фигуры серый, с геометрическим рисунком свитер, придавал ему некоторую элегантную чёрточку.  Сильный, прочно стоящий на ногах мужчина.
- Иван, сколько времени?
Иван посмотрел на часы, но промолчал. Рука властно скользнула по спине и остановилась на талии Анны. Фривольный жест вызвал  раздражение. Словно нечаянно проглотила что-то несъедобное. Само по себе не вредное, но неприятное и теперь нужно ждать, когда рассосётся. Эта вызывающая непринуждённость Ивана всегда коробила Анну. Он часто намеренно создавал щекотливые ситуации, чтобы потом виртуозно из них выходить. Иногда она думала, что он просто циник. Но Иван умел точно угадывать грань, за которую переступать нельзя. Он умел превратить любую пошлость в лёгкую иронию, поэтому на него невозможно было долго злиться. Злость быстро становилась смешной и нелепой. И все же, какие бы у них отношения  не были, публично демонстрировать Анна их не хотела. И совсем не потому, что где-то невдалеке слышен голос его жены Нины. Просто нет, и все.
Собиралась в эту поездку Анна неохотно. Никаких перспектив превратиться в отдых путешествие не имело. Вернее, отдых предполагался только для всех остальных пассажиров яхты, но не для Анны. Монгольский проект ее с Иваном фирмы "Ивестстрой", связанный со строительством железной дороги к месторождению Оюу-Толгой, серьёзно затормозился. Монголы неожиданно для россиян отдали лицензию на месторождение канадцам. Вдобавок ситуация осложнилась судебным процессом основного участника тендера на строительство дороги со стороны российского бизнеса. Это сильно ослабило позиции российских  предприятий в торгах на заключение контрактов на строительство не только дороги, но и всего остального. Под вопросом оказался и контракт "Инвестстроя" по строительству жилого посёлка и инфраструктуры, который с таким трудом был подписан с монгольской фирмой-генподрядчиком. И хотя  контракт был заключён в обход тендеров, только благодаря личным связям Ивана с монгольскими чиновниками, Бирюзовая гора не хотела подпускать к себе без дополнительных денежных вливаний. Золото и медь ее глубин, перед тем как открыть двери пещеры Али-Бабы, испрашивали у всех желающих поучаствовать в магическом "Сим-сим". И за это снова и снова нужно платить обрюзгшей от коррупции монгольской бюрократической машине. В подготовку контракта "Инвестстроем" было вложено уже немало средств. Но на этом практически последнем рывке финансовые возможности предприятия уже истощились. Вот эту-то проблему и собирались решить Иван и Анна в поездке.
Швейцарский приятель Ивана, Генрих, познакомил его со своим партнёром по бизнесу Виноградовым, личностью известной и обладающей серьёзными финансовыми возможностями.  Чтобы лично познакомиться с ситуацией, Виноградов в сопровождении   Ивана съездили в Монголию. На обратном пути бизнесмен заявил, что хотел бы совместить отдых на Байкале с окончательным принятием решения по монгольскому проекту "Инвестстроя" и пригласил  Ивана в путешествие на парусной яхте по озеру. А поскольку компанию составит и Генрих со своей невестой, то Виноградов посоветовал Ивану взять с собой жену. Участвовать в решении столь судьбоносных вопросов без Анны Иван не решился. Без неё он чувствовал себя неуверенно в подобных ситуациях. Анна обладала редким интуитивным чутьём в сочетании с исключительными аналитическими способностями. По большому счету, Анна являлась мозговым центром в разработке стратегии их бизнеса. Иван это понимал, поэтому, по возвращении из Монголии поставил ее перед фактом путешествия в компании с женой Ниной. После долгих уговоров Анна уступила настояниям Ивана поехать вместе. Но присутствие Нины, в этой поездке она считала неуместным. Как всегда, Иван нашёл массу аргументов. От резонного "Нине тоже нужно отдохнуть",  до совсем циничного "у вас же с Ниной прекрасные отношения".
Да, у них были нормальные отношения. Прекрасными их назвать у Анны не поворачивался язык. Властная, грубоватая, словно сколоченная из потемневших от времени досок, Нина существовала в другой  Ивановой  жизни. И линия ее жизни, как в тригонометрии, никак не пресекалась с линией Анны. 
Перспектива провести втроём целую неделю в узком пространстве яхты приводило Анну в смущение. Анну тревожили смутные предчувствия. Иногда ей казалось, что это часть какого-то странного Иванова плана. Она приняла правила этого плана, по-своему абсурдного. Анна твердила себе, что не стоит морализировать. Все моральные нормы и так уже давно нарушены и утешала себя тем, что всегда имеет право выбора, продолжать или прекратить эту игру.
Как бы то ни было, надежда чуть грела. Может быть, Виноградов сразу определится в своих решениях.  Анна нисколько не сомневалась в положительном результате, иначе, зачем Виноградов пригласил Ивана в поездку. Вряд ли он намерен испортить себе отдых длительными переговорами. Деловые люди конкретны, лаконичны и очень ценят свое время, как работы, так и отдыха. Анне тоже не хотелось совмещать работу и отдых. А любые разговоры о делах Анна воспринимала как работу. У Ивана не было тормозов. Вот уже пятнадцать лет они были вместе, и вопросы бизнеса обсуждались и решались везде, даже в постели. В последнее время Анна начала думать, что Иван не может воспринимать ее как женщину, если она не пишет какой-нибудь очередной бизнес-план. Это стало причиной ее частого раздражения в последнее время. Обычно конфликты с Иваном у неё происходили в выходной день. Он заявлялся к ней с утра, но после дежурных поцелуев обнимал и, царапая щетиной ей щеку, говорил: "Слушай, а сделай сегодня, пожалуйста, такие-то расчётчики". Анну возмущало его отношение к ней как к какому-то бесконечно работающему многооперационному комбайну. Подсознательно, она понимала, что генератором идей в их тандеме является именно она. Однако потребность в этих самых "расчётчиках" у Ивана почему-то возникала в самое неподходящее время. И Анна сидела в выходные дни, корпела над документами и шлёпала по клавиатуре компьютера. Пока ее близкая подруга Люська  однажды не высказалась: "Да он же все рассчитал. Выходные он обязан быть с женой. А тебе, чтобы ты от безделья другого мужика не нашла, он подкидывает работу". Внутренне Анна согласилась с подругой, но это Люськино заявление чуть не поссорило их. Отчасти потому что эта была правда, неприятная, с горчинкой. Промаявшись ночь, Анна решила для себя раз и навсегда. В выходные не работает. И пусть он откажется от своей идиотской привычки не бриться в выходной день. Ивана ее отказ на очередную просьбу "по-расчетикам" испугал, а заявление насчёт наждака на щеках удивил. Неизвестно, как он  все уладил с женой, но с тех пор они стали проводить выходные на отдыхе и вместе. Он стал приходить гладко выбрит, подтянут и пахло от него мужским парфюмом, цитрусовые нотки которого порой вызывали у Анны аллергию. Впрочем, Анна именно на совместном отдыхе не настаивала. Ей было достаточно просто освободиться от работы в выходные дни.

 - Кажется это они. Я вижу Генриха, - Анна не слышала, как Нина подошла. Иван быстро подхватил стоявшую за их спинами жену под локоть и быстро повёл ее вниз по трапу.
Тем временем, на площади перед пристанью притормозила машина. Из нее выкатился колобок, с короткими руками и ногами.  Широко раскинув руки, он стремительно покатился  навстречу Нине с Иваном. Троекратные поцелуи и объятья по-русски. Словно выбивая пыль, Генрих   хлопал Ивана по спине и повторял с лёгким акцентом:
-  Как давно я вас не видел.
Тем временем водитель открыл другую дверцу машины. Из неё, с усилием опираясь на поданную руку, вылез невысокий плотный мужчина. Суетливо одёргивая на ходу съехавший в сторону воротничок и приглаживая торчащие в разные стороны остатки волос на голове, Генрих откатился к нему.
- Познакомься, это Виктор Петрович Виноградов!
- Моя жена, Нина, - Иван старался придать сцене оттенок официоза.
- Очень приятно, - Нина подала руку.
Анна заметила, как Виноградов намеренно выдерживал паузу, заставив Нину держать руку дольше, чем того требуют приличия. Однако Нину это не смутило. Она  говорила банальности, присущие ситуации, и упорно заслоняла Виноградова от Анны. Иван с недоумением поглядывал на жену. Потом, не дожидаясь паузы в Нинином словесном потоке, он слегка оттеснил ее и сделал жест в сторону Анны.  Подсознательно Анна  уловила, что Виноградов и ей устроит проверку на прочность, поэтому чтобы не стоять с протянутой рукой, она не подала ее. Его беспардонное обращение с Ниной коробило.  Разглядывая  неуместный на покосившейся пристани чёрный дорогой костюм бизнесмена, она  вспомнила ехидное замечание  одной  журналистки. "Виноградов слишком провинциален, поэтому носит только черные костюмы". Но, если не принимать во внимание  капустный пейзаж на берегах залива,  Виктор Петрович выглядел все-таки респектабельно. Седой мужчина, "в годах", он почти ничем не отличался от любого другого бизнесмена. Как говорят в проектно- строительной среде - "выполнен по типовому проекту". Важность его определялась даже не стоимостью "ролекса" на руке, а интуитивно высчитанным окружающими значением его карьерной ступени. Тот случай, когда от понимания высоты этого значения  запрокидываются головы с устремлённым взглядом снизу-вверх. Но к Анне эта ступенчатая математика не относилась. Она знала себе цену, поэтому, в отличие от Нины и других, не испытывала благоговения перед Виноградовым. Видимо на ее лице  слишком откровенно отразился  ход размышлений. Появившаяся усмешка под тонкими чёрточками усиков на изогнутых губах говорила о проницательности гостя.  Царапнул  жёсткий колючий взгляд. Виноградов пристально посмотрел Анне в глаза и вопрошающе повернулся к Ивану.
- Анна Сергеевна, мой заместитель и по-совместительству…По-совместительству хороший друг нашей семьи, - на ходу сориентировался Иван.
- Я не ожидал, что проведу  это путешествие в столь приятном обществе ваших семейных друзей. Но, я понимаю, что Анна Сергеевна примет участие в наших переговорах. С участием столь прелестной женщины они обещают быть интересными. В силу своего солидного возраста позволю себе вас называть просто Анной, - Виноградов  прижался сухими губами к руке Анны, немного горевшую после властного рукопожатия. Мелькнула Нина. Она безостановочно что-то говорила Виноградову. Кто-то сжал локоть. Иван.
В это время перекатившийся к машине Генрих жестом фокусника вытащил за руку яркую молодую женщину.  Дама была или немного подшофе, или в состоянии крайнего весёлого возбуждения. Ее низкий голос, периодически срывающийся на высокие ноты, сольно звучал, перекрывая окружающие звуки. Она казалась неловким музыкантом, хаотично перебирающим низкие аккорды на расстроенном пианино.
-Ах!.. Ой!…Как здесь хорошо! Генрих, - я обожаю тебя, за то, что ты устроил мне это путешествие, - далее - целый каскад междометий.
Женщина  сделала шаг на трап. Неустойчивые ступени зацепились за высокие каблуки и попытались вывернуться у неё из-под ног. Лицо Генриха побагровело от сильного напряжения. Женщина явно не хотела этого замечать. Ей очень нравилась роль примы в столь роскошных декорациях.
- Ольга, вас слишком много, - Виноградов поморщился и обратился к Генриху, - если она будет так верещать всю дорогу - я ее спущу в шлюпку и отправлю в море к чайкам. Не посмотрю, что она твоя невеста. Или отправляйся с нами - твои дела подождут.
- Только с вами! Только с вами, Виктор Петрович, - Ловко отодвинув Нину, Ольга подскочила к нему и повисла у него на руке. Но Виноградов  взял ее за локоть и передал Ивану. А сам стал важно подниматься по трапу в сопровождении Нины, которая не упустила шанса восстановить права сопровождающей важную персону.  Следом шёл Иван с Ольгой. Весь путь по трапу она визжала и запрокидывала растрёпанную гривастую голову как лошадь на горной тропе.
На вопросительный взгляд Анны Генрих смущённо ответил:
- Моя переводчица.
- С каких пор тебе понадобилась переводчица? Ты прекрасно говоришь по-русски.
- Хорошо, не переводчица. Я хочу на ней жениться.
- В четвёртый раз? Ты же заявлял, что больше не женишься на русской! - рассмеялась Анна, -  Но что имел  ввиду Виноградов? Ты не едешь с нами?
- Мне срочно нужно вернуться в Москву… Я  проеду до Листвянки, и сразу назад в аэропорт вечерним рейсом… - Генрих развёл руки и улыбнулся. Так бесхитростно и наивно, как могут улыбаться только иностранцы в России. Договорить он не успел.
Капризно-повелительный голос Ольги заставил его поспешить. На палубе  гостей встречал  владелец яхты, Андрей.  Церемония приветствия была нарушена Ольгой. Она категорически не хотела сменить свои туфли на специальную обувь для пребывания на яхте. Анна слышала, как Ольга капризничала и соглашалась переобуться, только если ей в этом поможет Виноградов. На ее заявление тот ответил довольно резко. Что-то о  яхтенном этикете, незнание которого не освобождает от обязанности каждого, кто ступает на палубу, восполнить этот пробел воспитания.
 - Похоже, за эти минуты Ольга успела утомить даже вас, - молодой человек  лет двадцати пяти, непринуждённо раскланялся, - позвольте представиться - Алексей, внебрачный сын Виктора Петровича.
Слово "внебрачный" он произнёс подчёркнуто с нажимом. Пока Анна разглядывала его, Алексей взял ее за руку и торжественно повёл по трапу на палубу. Разыгранный молодым человеком церемониал позабавил Анну:
- Вы всегда так обходительны? Или только сейчас?
Алексей рассмеялся:
- Как вы женщины эмансипированы! Уже и поухаживать нельзя! Элементарная вежливость сразу же подвергается критике!- при этом он чересчур низко наклонился к ее лицу, и Анна почувствовала его прерывистое дыхание.
- Молодой человек …
- Зовите меня просто Алексей. А я можно буду просто вас звать просто Анной? Без отчества?
- Алексей, - она хотела поставить его на место Ситуация перешла в разряд скандальной, - ваша каюта вон там, -  быстро проговорила она, и уверенным жестом подтолкнула его в нужную сторону.
- Кажется все в сборе. Можем отплывать?- обратился к Анне  высокий спортивный мужчина.
- Андрей, здесь вы хозяин на этой палубе. Вам командовать. А мы у вас в гостях. 
- Я рад видеть вас у себя на борту. Надеюсь, что наше путешествие оставит у вас приятные впечатления. После того, как вы устроитесь, я с удовольствием покажу вам яхту. Он подхватил стоящую у трапа дорожную сумку Анны и жестом пригласил ее пройти. Что-то было неуловимо знакомое в этом человеке, в этих мягко-вальяжных движениях, в этой манере непринуждённо играючи держать сумку почти на одном пальце руки, в насмешливом прищуре теплых карих глаз. Высокий открытый лоб, тёмные волосы, небрежно зачёсанные назад, спокойный внимательный взгляд, - это было как будто знакомым Анне. Она силилась вспомнить. Но на ум приходили только ощущения, никак не желающие складываться в узнаваемые очертания затерянных в глубине памяти образов.
- А-а-а…, - преодолевая смущение Анна пыталась подыскать слова для продолжения беседы, но мысли смешались. Ей было горячо и неловко от его лёгкого рукопожатия.
Выручил неожиданно появившийся Иван. Мужчины поздоровались.
- Генрих говорил мне, что вы сами поедете. Это хорошо, что вы будете с нами.  У вас надёжная команда? Опытная? Все-таки на Байкале. И под парусами.  А если шторм?  Какой прогноз погоды? - Иван Николаевич повернулся к Анне, - Анна, иди, устраивайся. Я потом подойду. Мне нужно взять папки с документами.
Мужчины остались на верхней палубе. Спускаясь вниз, Анна слышала продолжение разговора:
- Моя…, Иван споткнулся, но быстро поправился. - Анна Сергеевна еще не прониклась всей ответственностью этой поездки.
- А насколько ответственно наше путешествие?..
Анне  стало неудобно в присутствии Андреем за фамильярный тон Ивана, с которым он обратился к ней. "Он опять ревнует", но она одёрнула себя. "Почему она должна чувствовать себя несчастной?" И она разозлилась на всех - на себя, на Ивана и даже на Андрея. Хотя, казалось, он ни в чем не виноват. Но она  злилась на него  и с раздражением вспоминала его рукопожатие. Скользила  горячей ладонью все ещё помнившей его прикосновение по прохладному поручню.
Направляясь в свою каюту, Анна подумала, что  по первому впечатлению от знакомства, обрывкам фраз, мимике, даже неуловимым движениям участников собравшейся компании можно уже практически знать, а если не знать, то догадываться, каким будет сценарий этого путешествия. Имея опыт глубоких наблюдений за взаимоотношениями между людьми, можно заранее вывести ту формулу сюжета, ту фабулу с завязкой, кульминацией и развязкой, которая будет развиваться в течении этих десяти сентябрьских дней между собравшимися здесь персонажами. Пресытившийся толстосум, его развязный сын,  в двадцать пять лет ещё подросток,  экзальтированная дамочка, плюс непростая троица - Иван с гаремом из двух жён. И лишь один персонаж, являющий собой признак разумности и порядка в этой компании,  гостеприимный хозяин судна.
- Отдать швартовы, - прозвучал уже знакомый голос. Заскрипели, зашуршали толстые канаты, гулко ударяясь упрямыми кольцами о палубу. Заревел, плавно перейдя в ровный гулкий звук двигатель. И медленно начала отплывать, отодвигаться от яхты пристань, мокро поблёскивая истёртыми резиновыми покрышками отбойников,  сухим серебром выгоревших на солнце досок, черными прочерками металлических ограждений.

Андрей прилёг на кровать, застеленную мохнатым светлым покрывалом, на углу которого лежал сложенный клетчатый плед. Каюта Андрея была маленькой, но уютной. Люксовую, он уступил Виноградову, как почётному гостю.
Яхтингом Андрей занимался давно. Каждое лето пару раз брал отпуск и выходил  под парусами в море. В другое время яхта использовалась в коммерческих целях. Для этого на яхте работала небольшая команда во главе с опытным капитаном. Желающих провести романтический отпуск на Байкале, всегда было достаточно. В силу  общительного характера с Андреем охотно поддерживали дружеские отношения многие преуспевающие люди города. Круг знакомств  стремительно разрастался. Умный, деловой, с  организаторской жилкой,  к тому же хороший врач, Андрей довольно  быстро сориентировался в мутных водах нахлынувшего капитализма. Получил необходимое инвестирование, открыл частную клинику. Как-то сразу все важные знакомые стали  его пациентами. Дела шли в гору. Со временем Андрей стал  трепетно относится к своему новому имиджу врача-бизнесмена.  Нередко в разговоре с приятелями стал поправлять слово "врач" на более душевно-располагающее - "доктор Николевский". 
В планы Андрея не входило это путешествие, в последнее время накопилось много других дел. Но Генриху в его просьбе, с которым Андрей был знаком по поставкам медицинского оборудования в клинику, он отказать не мог. Андрей оставил бразды правления в своей частной клинике заместителю и за один день собрался в дорогу.
За тонкой перегородкой послышались голоса. Мужской голос с акцентом что-то бесконечно повторял, женский вторил ему, периодически закатываясь смехом. Прислушиваться не хотелось, Андрей закрыл глаза и представил Анну. Эта женщина произвела на него впечатление. По крайней мере, поездка уже не представлялась ему скучной. Присутствие Ивана  его не смущало. Он был уверен в себе настолько, насколько баловали его своим вниманием бесконечные пациентки, от внимания которых приходилось даже иногда усердно уклоняться. Но это в клинике. Здесь же  он чувствовал себя не связанным нормами врачебной этики. Кроме того, там он был примерный муж и отец, а здесь - что здесь, здесь природа, инстинкты. Неожиданно в голову пришла мысль, что бесконечные мужские компании, в которых в последние годы он проводил свободное время, ему надоели. Конечно, было приятно чувствовать себя самым ловким и удачливым на охоте или рыбалке,  но в глубине оседало плотным осадком  какое-то не проходящее чувство собственной ущербности. Он испытывал его, когда где-нибудь в компании, мужики, разгорячённые принятой водочкой, начинали говорить о насущном, о женщинах. Будучи от природы скромным, Андрей слушал пошлые анекдоты и байки, смеялся вместе со всеми, но никогда не участвовал в таких разговорах. Просто женщина для него была темой особенной. По молодости у него были романы, интрижки. Обычные похождения избалованного женским вниманием молодого красавца. Каждый раз он испытывал неловкость от сознания ответственности за ту женщину, с которой был близок. Каждый разрыв отношений стоил ему немалых переживаний.  Женившись, успокоился. Женился на девушке, которая в его понимании наиболее подходила для его семейной жизни. Жену уважал, ценил, но не любил. Родилась дочь, в которой он, как говориться, души не чаял. Она заполнила в его душе образовавшуюся пустоту. Всю свою невыраженную любовь он обратил к ней. И уже не хотелось усложнять себе жизнь левыми романчиками, поскольку это требовало хоть минимальных, но усилий. Но молодой здоровый мужской организм требовал острых впечатлений от жизни. И постепенно недостаток адреналина он стал восполнять, увлекаясь яхтингом, экстремальными развлечениями, спортом, путешествиями.  Дома была жена. С этой женщиной за тылы он был спокоен. Незаметно дочь выросла и заневестилась. Чувство ревности отца к дочери отодвинуло вообще на дальний план другие ценности семейной жизни. Ему казалось, что дочь его предала. Между ней и ним появились другие мужчины, молодые зелёные юнцы. Дочь их называла "мои друзья", он их называл "претенденты". Умом он понимал, что когда-нибудь это случиться, однако обида, чувство своей ненужности разъедала его изнутри. Это  было сложное для него время. И жена, которая поняла, что брак необходимо спасать, решилась родить второго ребёнка. Сын восстановил утерянный баланс в его душе, но не совсем.
Только сейчас, представляя в своём воображении  Анну, он подумал о том, как мало было в его жизни любви, не просто любви, а любви к женщине. Что-то он упустил, недопонял главного в своей жизни. И ещё не поздно. Это фантазийное состояние вызывало в нем эйфорию, которое хотелось продлить как можно дольше и насколько это возможно.За стеной несколько раз скрипнула кровать, и женский смех, смешавшись с глубоким вздохом, затих.

Прикрыв веки, Ольга сквозь ресницы изучала потолок, пока Генрих, удовлетворённый  финалом любовной игры, дремал рядом. Ольга лежала на развороченной кровати не прикрываясь,  разметав  волосы по простыне. Хотелось принять душ, но было лень вставать. Она лежала и представляла насколько роскошно выглядит в своей прекрасной наготе. Как прекрасно бы она выглядела в кадре какой-нибудь кинодрамы какого-нибудь известного режиссёра. Она понимала, что красива.
В ее манере держаться было что-то роковое. И непонятно откуда это взялось - то ли природа не обделила ее, то ли как истинная актриса она  раз и навсегда вошла в эту роль. Когда она начинала смеяться, то запрокидывала назад голову, обнажая красивые ровные зубы и встряхивая густыми с медным оттенком волосами. Было в этом что-то от породистой лошади - красиво и много. Иногда она внезапно замолкала, и взгляд ее карих глаз останавливался на какой-то неведомой собеседнику точке. При этом по губам блуждала улыбка почти мадонны. Не светлой, бесплотной мадонны, какими они предстают, склоняя головки на холстах, а порочной, с греховными мыслями в полуприкрытых ресницами глазах отступницы. Мужчины сатанели. Она это знала и часто пользовалась мужскими слабостями. На первый взгляд было непонятно умна она или глупа.  Но этот вопрос отступал на задний план, как только она начинала говорить. Голос, ее низкий грудной голос, шедший из глубины этой откровенно декольтированной груди, вызывал тонкую вибрацию окружающих  предметов. Что уж говорить об одушевлённых персонажах.
Ольгино детство прошло в захолустном шахтёрском городишке, где в силу открытого способа добычи угля все до самого нежного весеннего листа на дереве было припудрено угольной пылью. Поэтому то время ей казалось тусклым, припудренным таким же серым налётом. Никаких ярких воспоминаний, ничего, что хотелось бы вспомнить.  Когда Ольга закончила школу, перед ней вообще не стоял вопрос выбора. Ее жизнь должна сверкать как новогодняя ёлка. Она будет актриса. Поступление в театральное училище районного центра - было ее первой победой. Трезво рассчитав и спланировав ситуацию, молоденькая студентка третьего курса, юркнула в командировочную постель одного московского актёра, проводившего как-то мастер-класс в училище. А дальше - покорение Москвы. Покорение затянулось - Ольга застряла на второстепенных ролях. Зато в искусстве соблазнения она намного преуспела перед соратницами по актёрскому ремеслу. Случайно познакомившись с Генрихом на какой-то вечеринке, она с удовольствием отметила про себя, что он не без денег, приятен, а по галантности превосходит всех русских мужиков, которых она знала, на несколько порядков. Узнав, что он едет на Байкал, она применила все свои способности обольщения. Да так, что Генрих уже сидя с ней в самолёте, был глубоко убеждён, что это не он ее, а она везёт его на свою малую родину. Правда предложения о замужестве он ей не делал, но она довольно быстро убедила всех окружающих, а потом и его самого в том, что нужные слова были все-таки произнесены. Когда? Не важно. Было, не отвертишься.
Прилетев в Иркутск, посетить свой припыленный городок Ольга не сочла нужным. Она предпочла проболтаться эти три дня до путешествия в Иркутске, со своими старыми знакомыми по училищу. Надо отдать ей должное, уехав в Москву и прижившись там, она не прервала старых связей, и ее маленькая однокомнатная квартира в Южном Бутово часто служила пристанищем  кому-нибудь из прежних друзей.
Сейчас, раскинувшись в грациозной позе в каюте этой мерно раскачивающейся посудины,  под гул двигателя, она размышляла - ей необходимо устроить свою судьбу. Но как? Когда она собиралась ехать с Генрихом, она не представляла даже, что в этой поездке представятся такие возможности. Ее мысли волновал Виноградов, скорее не он сам, а его миллионы. Хотя она уже успела почувствовать и его мужскую харизму. Сразу же его преклонный возраст превратился в его достоинство, седые редкие волосы были наделены эпитетом "благородная седина", а хоть и небольшой, но живот стал олицетворением "крепкой плотной фигуры солидного мужчины в годах". Перебирая достоинства Виноградова Ольга напрочь забыла, что Генрих тоже подходил под это описание.  Но все-таки с Генрихом ее не покидало ощущение, что он покупает ее любовь. Не хватало какого-то шарма в его иноземной любви. С Виноградовым все может быть иначе. Конечно, у него есть жена, но она уже старая, а Ольга молодая и красивая. Почему нет? Она чувствовала, что сможет его полюбить. Смущало его здоровье. От Генриха она слышала, что Виноградов серьёзно болен. Так любить или не любить? А Генрих? Он такой привязчивый. Хорошо, что он возвращается в Москву. По крайней мере, она избавится от него как минимум на неделю. А там видно будет.
Ольга тихо соскользнула с кровати и прошла в душ. Там, стоя под тёплыми струйками, она медленно перебирала варианты, но ее расчётливый ум ничего ей не подсказывал. И она отмахнулась от этих назойливых мыслей, запрокинув лицо под лёгкие водяные струйки.

Анна вошла в каюту. Маленькую клетку, где предстоит прожить ещё один кусочек жизни. Она села на узкую кровать. В иллюминаторе неровной тесьмой тянулся берег, настраивая на долгое, лишённое удовольствия, путешествие.
Мать воспитывала Анну одна. Обиженная на всех и все, неуступчивая, ожесточённая, мать была одержима неприятием всего  чужого и неизвестного. За столь жёстким характером  скрывалась боязнь страшного и жестокого окружающего мира, желание подчинить себе все и всякого. Анна росла послушным, болезненным ребёнком. В пятнадцать лет она начала осознавать, как разрушающе действует диктат матери на ее личность, ее жизнь. Тогда Анна впервые сделала собственный выбор в жизни - она стала принимать решения по своему выбору, деликатно, не напрягая отношения с матерью. Именно тогда она почувствовала, как ей не хватает рядом мудрого, доброго, умного друга. Она все списывала на отсутствие отца в их семье. Нелюбовь матери  ко всему, что связано с мужчинами, наложило отпечаток и на Анну, делала ее неуклюжим и закомплексованным гадким утёнком среди рано созревших ровесниц. Несмотря на это, Анна нравилась мальчикам в школе, потом в институте. Она дружила с ними, принимала ухаживания, была искренна и отзывчива, но всегда предъявляла к ним завышенные требования. Она инстинктивно ждала от них зрелых ответственных поступков, и малейшая слабость ровесников вызывало у неё разочарование или жалость, но отнюдь не любовь. К двадцати пяти годам она поняла, что шансов встретить мужчину, соответствующего ее идеалу, становится все меньше. Все подружки уже выскочили замуж. У некоторых уже было по двое детей. Любой разговор со знакомыми начинался с вопроса, не вышла ли Анна замуж. Она не стремилась любой ценой выйти замуж за первого встречного. Но, когда  у неё завязался бурный роман с коллегой, инстинкт женщины с нереализованным материнским предназначением заглушил все остальные разумные доводы. Она переживала огромную потребность получить новый смысл своего существования, заключённый в маленьком орущем существе. Таком родном и таком  нуждающемся в ее любви и заботе. Перед ней не стоял вопрос, будет ли отец ребёнка ее мужем. Гораздо более важным для неё стало то, что он не хотел, чтобы их ребёнок был. Потому что для неё понятия "быть" и "жить" в отношении ее ребёнка были равнозначными. Один раз, отказавшись от своего ещё не родившегося дитя, отец ребёнка для Анны сразу перестал существовать. Она оборвала все отношения с ним раз и навсегда. Нет, она не испытывала к нему ни чувства ненависти, ни чувства обиды или разочарования. В ее понимании это была бы большая честь для преступника. Для Анны он просто исчез, растворился за пределами ее мира. Воспитание дочери пришлось на тяжёлые голодные годы перестройки. Было трудно. Анна хваталась за любую работу. От продажи своих картин иностранцам до работы "бомбилой"- таксистом на своём стареньком запорожце, доставшемся  по случаю в качестве расчёта за архитектурный проект. Ей было трудно. Одна приятельница довольно навязчиво убеждала ее обратиться к богу. "Господь поможет, Господь поддержит. Сходи на исповедь. Поговори с батюшкой", - приговаривала она, поджав губы гузкой на постном лице. В глубине души Анна понимала, что есть высшее, которое предопределяет многое в жизни. Но, придерживаясь основ православной веры, она никогда не ходила в церковь на исповедь. Невольно в любом священнике она видела, прежде всего, обыкновенного человека. С его слабостями, недостатками, а иногда корыстью и лицемерием. Никакой человек, даже имеющий сан, не мог быть для нее посредником между ней и богом. Она предпочитала общаться с высшим только напрямую.
Когда Анна училась в школе, ее спокойную и серьёзную, все время выдвигали то в старосты, то в комсомольские лидеры. То же самое повторилось и на работе в проектном институте. За общественную работу она бралась неохотно, ясно понимая двусмысленность необходимых пионерско-комсомольских ритуалов. Она не была бунтарём, она просто не желала участвовать в разыгрывании этого набившего оскомину сценария.  Как-то на заре перестроечной эпохи парторг института увёл ее в дальний угол отдела за кульманы и, захлёбываясь в собственным шёпоте, предложил Анне вступить в КПСС. Анну развеселила комичность обстановки, и особенно рассуждения парторга про оппортунистов, желающих взять власть. Она конечно отказалась. А через полгода один из главных партийных функционеров страны положил партбилет на стол.
Для сверстников, да и для более старших знакомых она всегда была непререкаемым авторитетом. Если происходил конфликт, то ее мнение было самым веским в процессе урегулирования такового.
Ей была свойственна некоторая амбициозность. Как приводит в экстаз актёра свет рампы, так в такой же  экстаз входила и Анна, когда выступала на серьёзных профессиональных форумах. При этом, вопреки сложившимся стереотипам о несовместимости ума и цвета волос, Анна была утончённой, изящной блондинкой. И мужчины цепенели не от ее молчания, а когда она начинала говорить. Весь ум и незаурядность свою эта женщина могла вместить в пару ёмких и лаконичных фраз. Она оставляла у собеседников очень сильное впечатление. С ней с удовольствием сотрудничали, вели переговоры, заключали контракты. При этом от всех бумаг, подписанных ее рукой,  исходила аура  блоковской незнакомки. Самое удивительное, что обаяние Анны распространялось и на женщин. Нередко деловые встречи с женщинами - партнёрами начинались с их искреннего восхищения Анной. В силу природной скромности Анна в таких ситуациях всегда чувствовала себя неловко и начинала оправдываться. Чем ещё более располагала к себе. Будучи по образованию архитектором, она не любила свою профессию. Считала ее не женской.  Анна все время испытывала напряжение: работа отнимала возможность заниматься тем, что было генетически у неё в крови - дизайном и живописью. Это досталось ей от деда - талантливого художника, не дожившего до победы всего несколько дней. От него же ей досталась и большая библиотека, собранная дедом ещё в довоенные годы. Анна зачитывалась классикой. Часто, устремляя куда-то поверх толстого тома остановившийся взгляд, Анна сопоставляла себя с героями. Она  очень тонко чувствовала всю музыкальность прочитанного слова. Музыка текста перемешивалась с горем и радостью, любовью и ненавистью. Каждый раз она звучала  своей неповторимой мелодией, в которой Анна растворялась, проживая с персонажами их жизнь своими  мыслями, чувствами, эмоциями, фантазиями. Анна трепетно относилась ко всему живому, испытывая категорическое неприятие всего, что несло в себе принципы жёсткой структуры, порядка, негибкости. Все, что происходило вокруг  неё, представлялось ей рекой - течение разное, быстрое, медленное, извилистое, огибает камни, бурлит на порогах, рушится вниз водопадом - в зависимости от обстоятельств, субъективных и объективных факторов, времени и места в пространстве. Иван трезвый и рассудительный, со своей привычкой к упорядоченности часто не понимал ее, но Анна снисходительно относилась к его непониманию: "Для того чтобы понять женщину нужно ею быть".
Ровный гул двигателя клонил ко сну. Нужно было разобрать вещи. А значит сопротивляться убаюкивающим звукам, обволакивающим ее в этой каютной капсуле. Анна вспомнила, как сегодня шла по трапу Ольга, и ей отчаянно захотелось быть такой же яркой, глупой, наконец. Чтобы, не оглядываясь ни на кого, вот также громко хохотать, цепляться каблуками за ступеньки, и запрокидывая лицо говорить этому небу, солнцу все, что хочется. Анна представляла, как Андрей, Виноградов, другие смотрели бы на неё, и как она чувствовала бы себя настоящей женщиной. Женщиной, которая нравится, от которой теряют голову, которую невозможно не любить. А Иван? Что Иван? Он не имеет права так поступать с ней. Кто она ему? Любовница. Со стажем. Годы двусмысленности. Жил на два дома. Две женщины заботились о нем. Будучи старше Анны, Нина относилась к Анне вежливо-снисходительно. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы не понимать, что Нина лицемерит. Иногда Анна бывала в доме Ивана. Нина радушно угощала ее чаем со свежим вареньем из яблок, которые Анна отправляла Нине через Ивана из своего сада. Вот только, бывая у Ивана в гостях, Анну не покидало чувство воровки, держащей руку в Нинином кармане и зажавшей дорогую, обеим нужную вещь. Иван что-то шутил насчёт гарема. Анне все объяснял логично, просто - он ее любит, а там в той семье - у него долг. Но по его долгам получалось, что расплачивались обе женщины. Анна понимала, что это был ее личный выбор. Она могла отказаться. Но не делала этого. Наверное, она любила Ивана. Постепенно любовь сменилась привязанностью, привязанность привычкой. А сейчас? Она же ещё молода. Иван Николаевич на двадцать лет ее старше. Пять лет назад он был здоров, силен и уверен в себе.  Он убедил ее, что она должна полюбить его. С упорством Пигмалиона он лепил из неё идеал женщины. Таким, каким он его представлял.  Материал был хороший. Но он немного ошибся. Создавая ее по своему образу, и подобию он создал самодостаточную, уверенную в себе, деловую женщину.

Стукнула дверь. Вошёл Иван.
- Ты ещё не разобрала документы? - не дождался ответа и наклонился над сумкой. Анна сидела в кресле и молча наблюдала, как Иван перебирает пачку деловых бумаг над развороченной сумкой с вещами. Она отметила про себя, как он постарел. Когда-то стройный и подтянутый он сейчас стоял сутулый и согнувшийся. Некогда сильные руки чуть подрагивали. Густые тёмные волосы побелели и стали редкими. Даже глаза потускнели и выгорели. Старость рано или поздно приходит к любому. Анна поймала себя на мысли, что в последнее время начала тяготиться им. Мучило предчувствие, что привязанность может перерасти в ненависть. Анна вздрогнула - ненависть не свойственное ей чувство. Ещё можно все бросить и начать с чистого листа. …
-    Иван, ты можешь хотя бы ненадолго, взять паузу и отдохнуть? Сегодня Виноградов вряд ли будет заниматься делами.
-    Ситуация сильно осложнилась. Я разговаривал с Генрихом. Он узнал, что банк переуступил долговые обязательства "Инвестстроя" по кредиту какому-то АО "Вымпел". Название первый раз слышу. Неизвестно как они себя поведут. Я просил Генриха не говорить пока Виноградову. Я хочу сам с ним обсудить этот вопрос.
-    Но почему это нельзя обсудить завтра? За несколько часов ничего не измениться. И ещё. Не слишком ли ты доверяешь Генриху? Ты посвящаешь его во все свои планы. Ты уверен в его надёжности?
- О какой надёжности в нашем деле можно говорить? Нет, я не заблуждаюсь насчёт этого. Но Генрих нам нужен. Он в партнёрстве с Виноградовым и управляет нашим швейцарским счётом. Ты понимаешь, что наш проект катиться в бездну? Он стал уязвим. Неизвестно как теперь отреагирует Виноградов. Если ещё вчера, я был убеждён, что Виноградов безоговорочно согласиться войти в проект со своими капиталами, то сегодня это под большим вопросом. Анна, мы слишком много вложили в  этот контракт. Годы работы. От этого зависит наше будущее. Твоё, Анна, будущее. Да-да, твоё. И не качай головой.
- Не только… но и твоё. Не изображай из себя самопожертвование. Ты поддался панике. Мы одинаково заинтересованы в реализации проекта. И все же не нужно так доверять Генриху. Ты убеждён, что это без его участия банк переуступил по цессии долги "Вымпелу"? Я не знаю, но и такой вариант развития событий возможен. А что до его отношений с Виноградовым, то Генрих не едет с нами, а возвращается в Москву. У тебя будет достаточно времени, чтобы убедить Виноградова инвестировать наш проект. Если ты теряешь уверенность, то я найду нужные аргументы для него. Я понимаю, что это неприятное событие ставит на карту будущее "Инвестстроя". Я согласна, что от нас и от меня, в частности, потребуются огромные усилия для спасения контракта. И ключевой фигурой сейчас является Виноградов. Но сейчас нет необходимости торопить паровоз. Он ещё успеет разогнаться. Отвлекись сегодня от проблем. Не ломай людям отдых. В конце концов, в этот вечер только ты сходишь с ума по работе. Остальные настроены отдыхать. А я? Я тоже хочу отдохнуть.
-    С кем? С этим что ли? Андреем? Вы, похоже, знакомы. Ты думаешь, я не понял?
Слова были брошены Иваном резко в лицо, визгливым до неприятия голосом так, что Анна не сразу поняла о ком идёт речь.
-    Причём тут Андрей? Я не хочу, чтобы ты разговаривал со мной в таком тоне. Ты и так создал странную ситуацию. Нужно было выбирать с кем ехать. Со мной или с Ниной. Ещё не поздно, я могу сойти на берег!
Анна резко встала. На глазах навернулись слезы. Это повторялось уже не раз. В такие моменты хотелось все бросить и уйти.
-    Ты не выносим! Твоя ревность не имеет пределов. Каждый столб - это причина твоих ревнивых скандалов. Мы говорили с тобой на эту тему и не раз. Я не хочу…
-    Анна, - Иван Николаевич резко вырвал из ее рук куртку, которую она взяла, - никуда ты не пойдёшь. Я был не прав. Куда я без тебя? Ну прости. Я же люблю тебя. Вытри слезы. Как ты пойдёшь такая? - он начал вытирать ладонью дорожки от слез, - я обещаю тебе, больше так не будет.
-    Ты уже обещал, - устало проговорила Анна.
Иван  попытался заглянуть ей в глаза, но Анне упорно не хотелось на него смотреть.
- Только скажи. Честно признайся, ты ведь правда знакома с этим?

В кают-компании, развалившись на отделанном орехом диване, сидел Виноградов. В тонкой рубашке, без пиджака с расстёгнутым воротом и помятых льняных брюках он напоминал персонажи Ильинского из старых фильмов. Не хватало только мятой парусиновой кепки. Анна мысленно дорисовала картину.
- Анна! - Виноградов грузно повернулся и властно прихлопнул ладонью по коже дивана, - присаживайтесь рядом!
- Спасибо, но сначала я принесу что-нибудь пить. И, Виктор Петрович, настоятельно рекомендую, отбросьте дела, - она кивнула на пачку газет, лежащих перед Виноградовым на прозрачном столике, - сегодня мы отдыха-а-а-ем… - слегка растягивая последнюю гласную, она направилась к бару.
Анну озадачил фамильярный жест Виноградова, но она тут же мысленно себя одёрнула, - "вода, яхта, мужчины и женщины, флирт - пора расслабиться, я скоро совсем "синим чулком" стану…"
Она не могла видеть, как Виноградов скользнул заинтересованным взглядом по ее стройной фигуре. Но этот жест уловил Иван. Его царапнуло. Не хищный взгляд Виноградова. Как раз это-то вызвало у него чувство самодовольства владельца "сокровища", - как он мысленно назвал Анну. Но он был озадачен той рассеянной мягкой улыбкой, с которой она выходила из кают-компании.
Из шезлонга с кормы пантомиму наблюдал Алексей. Прозрачные двери отгораживали его от происходящего. О чем говорили ему было не слышно. Он с удовольствием домыслил диалог отца и Анны. По выражению ее лица  он догадался, что жест Виноградова Анну задел. Но ещё более его рассмешила реакция Ивана. - "Да он ревнив! Ещё бы. Такую женщину нужно беречь от любопытных вроде моего отца". Алексей прикрыл глаза от раздражающих бликов, рассыпанных по воде. Растомило.
Алексей рос впечатлительным, и нервным ребёнком. Мама его воспитывала одна и стремилась, по-возможности, шире и полнее дать ему образование. Ей казалось, что это будет основой его дальнейшей устроенности в жизни. Художественная и музыкальная школы, бесконечные детские конкурсы рисунка, какие-то мероприятия и праздники - Алексею нравилось все, но при любой возможности он старался от этого отлынить ради хоть небольшой возможности погонять с друзьями мяч во дворе или пострелять по воробьям из самодельного арбалета. Мама, наблюдая за сыном, понимала, что мальчику не хватает мужского воспитания. Тема отсутствия отца в их семье вылилась в придуманную историю о погибшем лётчике - испытателе. Лет до десяти Алексей верил в это и даже гордился. Но, взрослея, он стал постепенно понимать, что жизнь намного сложнее и, скорее всего отец жив, где-то спокойно существует без него, без Алексея. И по каким-то причинам он не желает знать, что есть такой мальчик Алёша, который живёт с мамой без него, и которому он вообще-то нужен. Сильно Алёша не переживал - среди его друзей были ещё мальчики, которых воспитывали матери без отцов. А пример соседского Кольки и вовсе не вызывал у Алексея желания познакомиться с отцом. Колькин отец часто приходил пьяным. В их доме начинались скандалы, в течение которых Колька часто отсиживался у них дома. С  отцом Алексей  встретился впервые, когда закончил школу и, по настоянию матери поехал в Москву поступать в консерваторию.
Неуверенно переступив порог роскошного кабинета,  Алексей увидел своего отца - грузного слегка помятого человека. Лицо его не выражало никаких эмоций, и Алексей почувствовал себя просителем в этом дорого обставленном пространстве. В тот момент Алексей уже жалел, что пришёл  к этому, по сути, чужому человеку. К человеку, который, по большому счету, наверное, не знает и не помнит своего сына, и которому этот сын скорее всего не нужен.
Алексей ошибался. Напротив, Виноградов с любопытством разглядывал этого изящного молодого человека. К своему неудовольствию, он не находил в нем ничего общего с собой. Мальчик напоминал хрупкую вещицу, которую некуда пристроить из боязни, что ее кто-нибудь нечаянно смахнёт. В браке у Виноградова были две дочери. Сейчас, разглядывая Алексея, он жалел, что в своё время не пожелал принимать участие в воспитании своего внебрачного сына ограничившись только денежной поддержкой его матери.
Тогда, глядя на этого нескладного инфантильного мальчика, он твёрдо для себя решил, что должен наверстать упущенное. "Какая консерватория?! Он должен получить нормальное экономическое образование. А музыкой пусть занимается в свободное от учёбы время". Алексей остался жить в его доме. Он легко установил дружеские отношения со своими новыми сёстрами. Старшей было двенадцать лет, младшая на два года младше сестры. Им понравился красивый интеллигентный брат, который, несмотря на то, что был старше, с увлечением принимал живое участие во всех их детских шалостях и забавах. Жена Виноградова, Людмила, отнеслась снисходительно ко всей этой истории. В какой-то мере она испытывала чувство лёгкой вины, что не родила ему сына. А когда появился Алексей, она даже обрадовалась. У только оправившегося от операции Виноградова появилось желание жить, обусловленное вновь поставленной целью. Постепенно Виноградов начал привлекать сына к своим делам. Уже будучи студентом третьего курса, Алексей стал выполнять обязанности помощника при отце.  Иногда Виктор Петрович давал ему небольшие поручения, требующие конфиденциальности. Он все больше узнавал в характере сына себя молодого. У Алексея проявилась такая же деловая хватка, способность к объективной оценке ситуации. Однако, он был слишком эмоционален и обладал утончённым восприятием всего, что касалось искусства, особенно музыки. Что, несомненно, передалось ему от матери. Со своей матерью он поддерживал отношения частой перепиской, но за эти годы после своего отъезда так и не приехал к ней. Алексей знал, что это ее очень расстраивало, как и то, что отец не дал сыну получить музыкальное образование. Она писала Виноградову, что мир потерял может быть не великого, но, по крайней мере, талантливого музыканта. И это был единственный упрёк, который она ему высказала.

Судьба Виктора Петровича, этого незаурядного человека шла по зигзагообразному пути. Он знал о нищете не понаслышке. За годы становления бизнеса в России Виноградов взошёл на недосягаемые для многих вершины. Но этот путь был полит потом и кровью. Ему многое завидовали. Многие недолюбливали. Он вёл бизнес прямолинейно и неудобно для других. Он не привык решать вопросы за кулисами театра. Когда стало невозможно вести бизнес в России честно, Виноградов ушёл в тень. Занялся бизнесом за рубежом. Потом вернулся в Россию. За державу стало обидно. "Жизнь - коварная женщина", - не раз говорил Виноградов.
К женщинам у него всегда было особое отношение. Он любил женщин, знал в них толк и относился к ним как к драгоценному произведению искусства. Он коллекционировал женщин, как картины. Покупал редко, но дорого. Мать Алексея и вовсе была мимолётным увлечением командировочного ловеласа. Виноградов не ожидал, что так все серьёзно обернётся. Он постарался быстро все уладить, благо она была разумная женщина. Все женщины, прошедшие через его жизнь, остались ему добрыми друзьями. Когда его сразил тяжелейший недуг, моральная поддержка - а в деньгах он не нуждался - была колоссальной. На что его жена заметила: "Если б не твой гарем, одних моих усилий не хватило бы вытащить тебя с того света". "Вот поэтому ты моя жена, раз ты это понимаешь", - ответил Виноградов ей, едва встав на ноги.
Вернувшись практически с того света, Виноградов, на всякий случай, распределил свою империю между женой и детьми. При этом совершенно не выпустил из своих рук бразды основного правления. Но в его жизни появился новый аспект. Казалось, он хочет добрать то, в чем он был так долго обделён. Сначала в силу низкого материального уровня, затем из-за большой загруженности в бизнесе. Он стал много путешествовать. Но он не был бы серьёзным бизнесменом, если бы в этих поездках не появлялись новые идеи приложения инвестиционных средств. Складывалось впечатление, что его мозг работает бесконечно как включённый компьютер. В такие поездки он стал часто брать сына.
Сейчас, на яхте, расслабившись на диване уютной кают-компании, Виноградов наслаждался состоянием ничегонеделанья. Он отодвинул на время все свои дела, с трудом преодолев соблазн отключить и мобильный телефон. Когда Иван попытался с ним заговорить о делах, Виноградов вежливо, с определённой долей рассеянности слушал его, и оживился только тогда, когда в кают-компанию вошли Генрих с Ольгой. К ним присоединился Алексей. Стало шумно, атмосфера наполнилась шармом лёгкого флирта.

У стола хлопотала Нина. На подносах были разложены омуль копчёный, солёный, душистый сильно сдобренный перчиком сагу дай из сига, рядом округлой горкой лоснилась и истекала горячим соком из-под золотисто зажаренной корочки печёная рыба. Икра омулёвая стыдливым коралловым оттенком поблёскивала зёрнами среди изобилия зелени, огурцов и помидоров, Деревенский хлеб, порезанный  крупными ломтями, лежал, развернув свои крупнопористые бока в коричневой хрустящей корочке к изнемогающей от внезапно проснувшегося аппетита компании. Немного пива и минеральная вода как непременный атрибут любой байкальской трапезы завершали этот натюрморт.
- Садитесь, где удобнее, рассаживайтесь, Виктор Петрович, здесь вам будет удобнее, я вам положу самое вкусненькое!
Нина то и дело обращалась к Анне с просьбами подать или передать что-нибудь. Ей было приятно находиться в центре внимания. Ее  возбуждённый голос звучал высокими немного манерными интонациями. Гладко зачёсанные волосы, и слишком ровные холеные пальцы рук, светлый, отутюженный брючный костюм с широкой строчкой придавали ее облику церемонность, и вызывали у всех небольшую неловкость и скованность. Это было похоже на экзамен, или даже кастинг на право участвовать в этой совместной трапезе. В глазах Нины не было любопытства, вполне естественного в случаях, когда вместе собираются не совсем знакомые люди. Нина не общалась с собравшейся публикой, где была знакома только с Анной, а как будто сканировала их. Внутри неё происходила никому неведомый процесс сортировки по неизвестным принципам и основаниям. Это вызывало неприятие, словно Нина насильно распределяла всех только по одному ей ведомому списку. Но Нина не замечала этого.  Взгляд холодных темных глаз практически ничего не выражал. Лишь по частоте обращений к присутствующим было заметно, что ее расчётливый ум уже построил уровни значимости присутствующих. Она приняла на себя эту миссию, ничуть не заботясь о мнении других.
Из всех собравшихся только Виноградов ей казался достойным особого внимания. Виктор Петрович с Иваном были почти ровесники. Нина все время сравнивала их, находила много общего, и это ей льстило. Она безоговорочно включила Виноградова в свой круг, который определялся ею как сообщество людей зрелых, достойных и порядочных. В том, что с Виноградов путешествует с внебрачным сыном, то есть то, что Виктор Петрович сделал это обстоятельство публичным, этот факт немного снижал его статус в глазах Нины. Но не сильно. Сына Виктора Петровича, Алёшу, она воспринимала как ошибку молодости Виноградова. И вообще он совсем ребёнок, а детям нечего делать во взрослом обществе. Нина завела с Виктором Петровичем разговор о способах приготовления рыбы, но тот был немногословен и больше уделял внимания вкусной трапезе, нежели ей. Разговор их больше напоминал детскую игру "в слова". Нина начинала, но Виктор Петрович торопливо ей отвечал каким-то словом и снова принимался с аппетитом жевать. Нину это ничуть не смущало. Временами, оставив безуспешные попытки разговорить Виноградова, Нина умолкала, но ненадолго.
Следующей персоной, достойной внимания она выбрала Генриха. С ним Нина была знакома заочно, по телефонным разговорам. Часто Генрих звонил на домашний телефон, но Иван задерживался на работе. Генрих неизменно сетовал на то, что Нина разрешает ему столько работать. Они стали почти приятелями. И здесь, на яхте, между ними сразу установились отношения давно знакомых людей.
Уже к началу трапезы Нина совершенно чётко выстроила цель, сделать это путешествие незабываемым для круга таких значительных людей, в который  она включила Виноградова, Генриха и себя с Иваном. Остальные не в счёт. Ольгу она мысленно выдворила за пределы сообщества, как временное, но досадное явление. Эта лицедейка не их круга, и портила всю идиллию. Она вызывала в Нине острое неприятие. Нина вообще не терпимо относилась ко всему, что по ее мнению выходило за рамки приличий. А эти рамки она ставила довольно жёстко. Приняв на себя обязанности по поддержанию беседы, Нина сознательно не включала в разговор Ольгу, испытывая к ней неприязнь, граничащую с брезгливостью. Такая возникает в женщине при виде соперницы более красивой, более нахальной, более успешной.
Анну Нина воспринимала просто как непременный атрибут или даже вынужденную необходимость присутствия ещё одной женщины в их приличной компании. В своих мыслях Нина иронизировала, о том, что она невольно сравнивает Ольгу и Анну. Совсем, как в известном анекдоте про еврея, который пришёл на вечеринку со своей женой. Та попросила мужа сначала показать ей любовниц директора и главного бухгалтера, а потом любовницу мужа. С почти болезненным удовольствием Нина почувствовала себя той самой женой: "А наша-то лучше!". Нина с трудом подавила усмешку и вновь натянула на лицо безлико-светское выражение.
Нина никогда не заблуждалась относительно отношений мужа и Анны. Ее олимпийское спокойствие объяснялось давним и кропотливым внутренним процессом. Зародился он ещё в детской головке, когда маленькая Нина наблюдала далеко несчастливую жизнь своих родителей. В ее семье не принято было кричать, скандалить или как-то резко проявлять свои эмоции. В доме все было подчинено только одному человеку - ее отцу. Как-то раз Нина стала свидетелем безобразной сцены, который оставил резкий отпечаток в ее психике. Мать всегда разговаривала ровным и спокойным голосом. В тот раз Нина впервые услышала, как она кричала на отца. Лицо матери, всегда такое гладкое, красивое, было перекошено и испорчено резкими складками и морщинами, от которых она всегда берегла свою кожу. Звук пощёчины ошеломил шестилетнюю Нину. Ей показалось, что что-то разбилось. После этого отец исчез из их жизни навсегда. Будучи уже взрослой Нина поняла, что в тот раз отец ушёл из их семьи к другой женщине. И Нина раз и навсегда решила для себя, что никогда не позволит себе потерять контроль над эмоциями. Любую проблему нужно решать только самой и только для себя.
Брак с Иваном Нина восприняла, как необходимую обязанность. С точки зрения будущего, кандидатура Ивана на фоне остальных ещё недозрелых поселковых парнишек казалась ей наиболее приемлемой. Умный, деловой, старше на несколько лет, уже на должности. Нина представляла себя  в роли жены отнюдь не в праздничной обстановке. Ей казалось, что самое важное в браке это терпение. Насколько она сможет воспринимать ежедневно ежечасно другого человека. Она уже заранее чувствовала ответственность перед своими будущими детьми в том, насколько ровные  в ее семье будут отношения между ней и их отцом. Рождение детей она считала основным смыслом брака. А сексуальная жизнь ей казалась только необходимым вынужденным атрибутом. Когда у них с Иваном родился сын, Нина почувствовала себя выполнившей свои обязанности в браке и наотрез отказалась ещё рожать. Сын вырос. Нина почувствовала, что у Ивана появились женщины. Надо отдать должное Ивану. С точки зрения конспирации Иван был безупречен. Но Нина чувствовала перемены и понимала, что они означают. Детские воспоминания навсегда закрепили ее в решимости никогда не допустить ситуации развода в своей семье. Она никогда, не позволит себе ее разрушить. Если она уважает себя, то ни в коем случае не допустит язвительного шёпота в спину от кого бы то ни было, что ее бросил муж. Внутренне Нина была далека от следования нравственным нормам. Этика сердца была недоступна ей. Целостность души была незнакома ей для ее слишком рационального отношения к жизни. Но Нина упорно следовала нормам моральным. Нормам тех табу, которые установили окружающие ее люди. Это казалось ей самым надёжным способом сохранения своего благополучия. Она искренне считала, что добра по отношению ко всем. Хотя сама того не замечала, что доброту и любовь она подменяет лишь требованиями о благопристойном и упорядоченном поведении окружающих ее знакомых людей. Кто не вписывался в рамки внешней благопристойности, она лишала своего доброжелательного внимания. И называла поступки этого человека плебейскими.
Однако, когда перед ней встал вопрос, как отнестись к изменам Ивана, она всеми силами постаралась не допускать ситуации разоблачения. Двум своим доброжелательным приятельницам резко указала на их подмоченную репутацию разведёнок. Всеми помыслами своими она чувствовала себя тогда судьёй, чтобы скрыто-сладострастно разрядить весь мучительный избыток своего клокочущего негодования на них.
Считая себя глубоко интеллигентной женщиной, она, сама того не замечая, расписывала свою  жизнь по пунктам  благонамеренности. Она  подгоняла ее под эти рамки и осознанно закрывала глаза на хотя и нечастые, но все же имеющие место измены мужа.
Когда появилась Анна, Нина не сразу обратила на неё внимание. Но постепенно она начала понимать, что у неё в жизни появилось, нечто, не вписывающееся в ее столь давно бесперебойно работающий слаженный и отрегулированный жизненный механизм. Иван начал встречаться с Анной, когда интимная жизнь у Нины с ним закончилась. Нина понимала, что уж с этой точки зрения она не имеет права упрекать Ивана. Она и раньше неохотно принимала ласки Ивана. Интимная жизнь ей казалась вынужденной необходимостью, и никогда не доставляла ей удовольствия. По взаимному согласию эта тема никогда не обсуждалась в их семье. Нине считала это непристойным и пошлым. Она вдруг остро почувствовала себя стареющей женщиной. Неожиданно для себя Нина обнаружила, что теряет вдохновение и энтузиазм своих высокоморальных требований и уже не может столь ревностно настаивать на соблюдении приличий от окружающих. Как ни было ее женское сердце рационально и холодно, всем своим нутром она почувствовала, как разъедает ее тревога перед надвигающейся катастрофой. Ей стало понятно, что Иван не просто завёл себе пассию. Здесь нечто большее, недоступное пониманию холодного рассудка Нины, угрожающее ее благополучию с таким трудом выстроенное за годы ее семейной жизни. Но насколько она была беспощадна к отступившим от ее понятий пристойности, столь же резко она осудила свой естественный порыв обиженной женщины. Трезво поразмыслив над ситуацией, Нина твёрдо решила, что будет следовать своим давно сложившимся установкам. Чего она хочет, развода? Нет, конечно. Заставить мужа чувствовать себя виноватым. Тоже нет. Это расшатает ситуацию. Тогда зачем рушить устоявшееся равновесие? Она не скажет ему ни слова упрёка. Более того, она выдаст ему индульгенцию, отпущение греха прелюбодеяния, чтобы он не мог найти повод для решительного шага. Ссоры, слезы и скандалы - это опустошение и боль. Это эмоции, ничего не стоящая призрачная субстанция. Гораздо трагичнее, потерять лицо, потерять в глазах общественного мнения образ счастливой мужниной жены. Так рассуждала Нина. Она немедленно провела ревизию своих каменных бастионов, охраняющих святые для неё, фанатично абсолютизированные ею понятия  норм и правил.  Она позволяла себе только со стороны наблюдать, как муж сходит с ума от этой женщины. Для неё стало важным, чтобы Иван соблюдал внешние приличия. Это было необходимо ей, чтобы не потерять устоявшегося равновесия в жизни. Равновесие чуть было не разрушила невестка. По глупости она решила уличить тестя в неверности. Понятно, что у молодой женщины, взыграли меркантильные чувства. "Вы возите ее на нашей машине!" - голосила она перед свёкром. На что Иван как отрезал: "Я не обязан перед тобой отчитываться. У тебя есть муж - вот пусть он и зарабатывает тебе на машину. И не смей говорить об этом Нине Павловне". Однако, Нина шестым чувством почувствовала угрозу, жаром негодования исходящую от невестки. С непробиваемым высокомерием она перечислила той свои "непогрешимые" принципы и устои. И невестка не посмела больше поднимать эту тему. После этих событий Иван как отрезал, и с невесткой больше никогда не разговаривал. Они стали, как чужие. Сын ни о чем не спрашивал. Спустя несколько месяцев, скорее всего, отступив под напором жениной работающей пилорамы, он тихо отошёл от совместных дел с отцом.
Постепенно Нина привыкла к новой для себя роли не единственной женщины в жизни Ивана. Ее дисциплинированное сознание включило Анну в свой семейный круг. О чем она Ивану и сообщила, сама удивляясь тому олимпийскому спокойствию, которое она ощущала при этом разговоре. И жизнь ее пошла дальше. Чередой дней, месяцев, лет, заполненных делами и мероприятиями активной общественной работы. Сама того не замечая, Нина в своём стремлении сохранить иллюзию благополучия семейной жизни неистово негодовала по поводу любой аморальной крамолы от знакомых, касающейся ее отношений с Анной. Маска неподкупной жрицы общественной морали заставляла капитулировать даже самых язвительных любительниц втыкать шпильки.

продолжение следует