Рыбалка

    Я едва удерживал равновесие, стоя одной ногой на грязном бревне, а второй на большом камне у стены коровника фермы. Дед протягивает мне маленькую лопату и, смеясь над моей неуклюжей позой, говорит: «Копни там справа. Смотри только в жижу не угоди!». Червяки из коровьего навоза рыбе, наверное, самые вкусные. Так говорил дед, но узнать истину невозможно. Баночку мы заполнили доверху, осталось лишь наполнить рыбой самое большое ведро во всём хозяйстве.
    Вдоль деревни, в сотне метров от задних огородов течет речка, и я всегда думал, что всю местную рыбу уже переловили. Сколько бы мы с дедом не сидели там, не ловилось. Лишь редкие рыбаки, гении по счастливому случаю, иногда доставали из воды маленьких карасей. Зато прудов, где даже мне удавалось поймать по три-четыре рыбёшки за утро, в окрестностях деревушки было много. И, чем дальше от дома, тем интереснее.
    Удочек у нас с дедом была куча, по четыре-пять на каждого. Количество определялось настроением рыбачить - запускать ли одновременно более двух или трёх удил – или просто сидеть отрешенно у воды с одной удочкой, размышляя и мечтая, пока рыба грызёт наживку. У меня была заветная удочка, дед говорил, что она бамбуковая. Обычно мне, маленькому ещё мальчугану, было скучно сидеть и ждать, пока поплавок затанцует, я уходил к мотоциклу играть в свои детские мечтательные игры.
    Позже дед стал доверять мне мотоцикл по проселочным дорогам к разным прудам. Это ещё одна капелька радости от рыбалки.    
    В жижу коровью я не угодил, закрыли червяков продырявленной пластиковой крышкой, подкормка была уже в люльке, все приготовления завершены. Выезжаем утром. В небе ни облачка, высь такая синяя, и глаза наши такие радостные. От грейдера за рулём сидел я, от чего и настроение держалось отличное. Пруд был, как оазис среди поля, прятался за пышными деревьями, высаженными вокруг воды. Мы оказались не первыми рыбаками, наше обычное место с колышками было занято. Определившись с местом, достали удочки и ведро для рыбы, перенесли к воде ещё и сидения из люльки, чтобы телу было мягче, комфортнее, закинули по три удочки и бросили подкормку. Надо мной кружились комары и стайки всяких мошек, которых я отгонял сигаретным дымом. За час мне не удалось поймать ни одной рыбки, и рыбачить расхотелось. «Слышь, дедуль, я тут на травке полежу, погреюсь», - «Ладно, один порыбачу». В паре метров за спиной деда я устроил себе постельку  – раскинул на траве кожаный плед от люльки и уставился взглядом в вышину. Дед то и дело ругался - не без крепкого словца - на сорвавшуюся рыбу, а я улыбался, сбрасывая с себя руками любопытных насекомых. «Балдеешь?», - спросил дед. – «Да, хорошо тут, хорошо вот так вот… лежа…» Синяя бездна неба поглощала суету моих мыслей, незаметно спрашивая обещание жить честно и быть сильным. Ну, я и пообещал.
    Мы провели так ещё четыре часа, дед наловил рыбёшек в половину ведра, а мне удалось вздремнуть. Глаза закрывались от солнца, а тепло разогретых век было сладким и светило мне внутрь ласкающим желтым светом. Всю обратную дорогу я часто прикрывал глаза, желая вновь поймать то умиротворяющее свечение. В обед мы были уже дома. После я ушел на дедову кровать и спал, пока бабушка чистила наш улов, в котором самой крупной рыбой оказался пескарь с ладошку. Такой была моя последняя рыбалка в деревне, а то чувство, когда взамен всему мирскому приходят небесная синь и зелень травы, мне лишь изредка вспоминается.