Вижу зло

День у Петра Васильевича как-то не задался с самого утра. Не то, чтобы беды навалились на беднягу снежной лавиной – какие-то мелкие неприятности, одна за другой, наслаивались друг на друга, постепенно и неумолимо. Но первым, по-настоящему серьезным звоночком стало то, что вдруг почему-то не завелась его личная машина. 

Какие-то признаки жизни она подала – пофыркала, покряхтела, несколько раз даже вздрогнула, демонстрируя свое усердие – но с места так и не тронулась. 

И, вместо того, чтобы по-хозяйски рассекать по дорогам, сигналя зазевавшимся пешеходам и подрезая наглых водителей, Петру Васильевичу пришлось идти пешком на остановку и садиться в общественный транспорт.

Пожалуй, кто-нибудь другой наверняка углядел бы в этом высшие знаки, немилость судьбы или предупреждение – но Петр Васильевич был человеком рациональным. А потому в нужный ему автобус залез без каких-либо опасений или философствований.

В грязном, узком салоне вдруг оказалось, что Петр Васильевич – один из немногих, кому не досталось сидячего места. Но не успел он разобраться, хорошо это или плохо, как к нему пристала девочка лет 13 с ничем не примечательной внешностью, одетая скорее бедно, но опрятно.

Петр Васильевич не то, что не обратил на нее внимания – он даже не зразу ее заметил. Просто почувствовал, что кто-то робко тронул его за рукав. Обернулся – и с удивлением увидел девочку, стоявшую рядом. Она была эдакой типичной школьницей – в форменном платье, с двумя жиденькими косичками, закрепленными за затылке, и огромным портфелем. 

- Чего тебе? – грубо просил он.

- Вы ведь присядете? – спросила, судя по интонации, уже не в первый раз девочка.

- Куда? На потолок? Или к водителю на колени? Все места заняты. Или глазами не видно?

- Уже нет. Не совсем, - растерялась девочка. - Я вам место хочу уступить. Свое.  Вот. Присядете?

- Издеваешься? – Петр Васильевич послал девочке самый сердитый взгляд  из своего арсенала. Но та только посмотрела на него удивленно, словно на сумасшедшего.   
 
- Нет,  пытаюсь вести себя хорошо, быть вежливой и уступить вам место. Как в школе учили.

В первый момент у Петра Васильевича пропал дар речи – а потом пришла, вполне закономерная, мысль, что он стал жертвой чьего-то жестокого розыгрыша. Бедняга даже оглянулся вокруг, присмотрелся повнимательнее, выискивая потенциальных зловредных шутников – но никто даже не смотрел в их сторону, словно их и не было в автобусе, словно все это Петру Васильевичу казалось или снилось.

- Говори, кто тебя нанял! – прикрикнул он на девочку. Но та только хихикнула в ответ:

- Да кто бы меня нанимал, больно оно надо. Вы, дяденька, какой-то больной, честное слово. Присядьте, а? Может, полегчает?

Петр Васильевич повнимательнее вгляделся в девочку – спокойное лицо, веснушки, серые глаза, сиреневые бантики, завязанные в один большой – и вылетел на первой же остановке, чувствуя, что душу наполняет феерический, первобытный ужас.

Уже потом, в личном кабинете, после второй чашки кофе с коньяком (точнее, коньяка с кофе) Петр Васильевич подумал, что, по-хорошему, надо было не выскакивать, как мальчишка, а хорошенько расспросить девочку – как зовут, кто родители, в какой школе учится – и устроить скандал учителям и родителям, чтобы внимательнее следили за вверенными лицами и, как положено, выполняли свои функциональные обязанности. А то распустились, разленились… 

- Можно? – не дожидаясь ответа, сразу после скребущего звука в дверь в кабинет протиснулись Светлана Николаевна и Ольга Геннадиевна.

Петр Васильевич любил распорядок – а по установленному порядку о любых посещениях, тем более, посещениях подчиненных, вначале должна была доложить секретарша Леночка, узнать, если ли у него время и только после этого (и после как минимум получаса ожидания) впустить посетителя.

- Я занят! – злобно рявкнул на вошедших Петр Васильевич. – Меня нет для посторонних и всяких неважных вопросов. К Леночке! Она уточнит, когда у меня появится на вас время!

-  Боюсь, времени на эти пируэты нет ни у вас, ни у нас, - сурово отрезала Ольга Геннадиевна.

И Петр Васильевич даже удивился – обычно покорная в присутствии начальства,  подчиненная показала зубы весьма уверенно.

- Не вам распоряжаться моим временем! – вскипел он. – У вас для этого нет ни полномочий, ни прав, ни знаний!

- Да достали вы всех с этими правами и полномочиями! – возмутилась Светлана Николаевна. – По какому вопросу не обратись – все ими в нос тычете! Уже бы пластинку сменили, что ли.   

- Помолчи! – сурово перебила коллегу Ольга Геннадиевна.

- Сама помолчи, жополизка, - не удержалась от реплики Светлана Николаевна.

- Мы, Петр Васильевич, - не обратив на коллегу никакого внимания продолжила Ольга Геннадиевна, - с вами можем до бесконечности ругаться – но надо сначала решить важный вопрос, - и добавила, мягко, словно извиняясь, - беда у нас в офисе.

Петр Васильевич уже хотел было отчитать нахалок как следует – но что-то в тоне Ольги Геннадиевны, черноротой и всегда правой, заставило его повременить со столь правильными действиями.

- Тогда перестаньте кудахтать, небось, не в курятнике – и расскажите, что у вас такое случилось.

Проглотить услышанное Ольге Геннадиевне оказалось не так уж легко – но она с этим справилась, взяв другим:

- В Натусе  бес сидит, - злорадно сказа она.

От неожиданности Петр Васильевич даже подавился:

- Что? Брешете!

- Пойдите посмотрите, - парировала Светлана Николаевна. – Вы же никогда нам не верите. Все сами за нами пересматриваете, даже скрепки пересчитываете!

- Я начальник! – взвился Петр Васильевич. – Я право имею!

- Никто права ваши не оспаривает, - тяжело вздохнула Ольга Геннадиевна. – Сейчас более важные проблемы есть.

- Натуся? – иронично спросил Петр Васильевич.

- Она самая, - серьезно подтвердила Ольга Геннадиевна. Светлана Николаевна только злобно ухнула за ее плечом.

- Натуся? Одержимая? – Петр Васильевич на какие-то секунды завис – а потом разразился хохотом.

И напридумывают же! Бабы, что с них взять…

- Да вы сами посмотрите, раз нам не верите! – зло отрезала Ольга Геннадиевна.

- А мы и без вас справимся, - вставила свои пять копеек Светлана  Николаевна. – И другие вышестоящие начальники найдутся. А уж мы постараемся, расскажем, как вы наотрез отказались действовать. Умыли руки, так сказать.

«Вот суки же. Знают, чем уесть», - подумал  Петр Васильевич. А сам сказал строго:

- Давайте не будем спешить с выводами и всем таким. Одержимость – это вам не насморк. Ее еще доказать надо.

- А вы сами на Натусю посмотрите и решайте – нужны эти самые доказательства или ни черта их не требуется…

- Разберемся, - успокоил подчиненных Петр Васильевич и, сопровождаемый шипящей всякие гадости Светланой Николаевной и укоризненно цокающей Ольгой Геннадиевной, пошел смотреть на Натусю.

Хотя что там было на эту дуру набитую смотреть?  Гнать ее надо было – еще с собеседования. Гнать и не оглядываться на дутый профессионализм. Знал ведь, чуял, что с ней проблем не оберешься – и не учел, закрыл глаза на интуицию… Расхлебывай теперь, отвечай... 

Первое, что поразило начальника в офисе – странная тишина и непонятный запах. Первой разъяснилась тишина – обычно не закрывающие рот, работники молчали, с ужасом оглядываясь на Натусю.
 
Натуся с первого дня работы здесь сильно отличалась от остального коллектива. Выделялась на фоне, так сказать. Причем не так, как это делали все нормальные люди – а каким-то своим, особенным, специфическим образом.

Например, у них было негласно принято одеваться на работу в самое затрапезное и заурядное, затасканное и ношенное, тусклое и не по размеру большое. Натуся же зачем-то постоянно выряжалась в разноцветные тряпки.  Когда же ей указали на неуместность такого поведения, она только хмыкнула и сказала, что так веселее.

А еще в их коллективе считалось хорошим тоном приходить на работу с трагичным, немного злым лицом. Но Натусе было явно наплевать на хороший тон. Она на работу приходила с таким лицом, словно накануне с ней случилось все счастье мира. В конце концов, это было даже негигиенично – так хвастаться своим сомнительным душевным миром.

Вот и сейчас, глядя на приближающего начальника, явно сурового и чем-то сильно обеспокоенного, Натуся  даже не подумала перестать улыбаться. А ведь на нее – и с каким осуждением! – смотрели все коллеги!

- Не подскажете, уважаемая, -  сказал Петр Васильевич таким тоном, что любой бы понял – ни о каком уважении речи тут не идет, - чем тут так удивительно неприятно пахнет?

Весь офис старательно задышал в едином порыве – да, да, странный запах! такая мерзка вонь!  Как в таком работать? Как после такого жить?

Улыбка Натуси стала извиняющейся:

- Простите, я не подумала просто, что это может быть кому-то неприятно. Это же всего лишь цветы, в конце концов, - сказала она и указала на букет мелких разноцветных хризантем, стоявший в высокой вазочке у ее компьютера.

- Где вы взяли эту гадость? – с гримасой отвращения спросил Петр Васильевич. За свою долгую жизнь он повидал достаточно много мерзости – но судьба, видимо, решила испытать его на прочность.

- В переходе купила, - честно ответила Настуся. – Бабуля продавала. Я подумала, что это станет неплохим началом дня и для меня, и для нее. Но если цветы мешают, я уберу, - добавила она тут же.

Петр Васильевич, намереваясь достойно ответить, глубоко вдохнул – и просто физически ощутил, как в него проникает запах – сухой, горький, напоминающий о первом снеге и первом морозе,  хрупкой стали примерзших луж и серебренной окантовке инея, детстве, природе – всему тому, чему не было  места в городском офисе. И неожиданно осознал – та встреча в автобусе была не случайностью. Это было предзнаменование – если не видение. Будущий демон заговорил с ним через незнакомую девочку прежде, чем проявиться здесь.

«Ну, берегись, поганец», - подумал Петр Васильевич в сторону демона. Предстоящая борьба должна была быть интересной.