Реквием

Если я что-то не успел, во всем вините только ее. Она появилась утром, и я особе не обращал на нее внимание. Маленькая, неугомонная, она шныряла возле моего рабочего стола, реализуя понятную только ей амплитуду собственной жизни. Я же садился работать, потом уходил, потом вновь садился и в чем-то был даже похож на нее. Но к вечеру, когда жара спряталась за стоящим напротив домом, я решил отдаться любимому делу более ответственно, без скидок на прихоти погоды. Мерно шумел вентилятор, пальцы набирали текст, глаза всматривались в экран, мысли опережали друг друга. И здесь, среди тонкой поэзии собственных слов, я снова ощутил ее присутствие. Она летала возле стола, как будто его предварительно чем-то смазали, садилась на монитор, на мою обнаженную спину, старалась забежать в чашку с остатками чая. Я пытался не обращать на нее внимания, хотя экскурс по чашке вызвал у меня неприятные ассоциации. Прикрыв остатки чая обрывком бумаги, я снова принялся за работу. Однако моя гостья почему-то стала суетиться именно на этой бумаге, прикрывающей чашку. Я переставал понимать логику происходящего. Во мне закипало раздражение. Взяв газету, я попробовал отогнать ее резкими движениями. Она на виражах ловко уходила от опасности и нагло приземлялась отдохнуть то на клавиатуру, то на мышь или на стену за экраном. Крушить все вокруг своим печатным оружием я не смел. На столе находились мои заметки, канцелярщина и масса других ненужных вещей, отложенных на потом. Больше всего я стал нервничать, когда она уселась на канцелярскую подставку и стала нагло потирать свои передние лапки, как бы предлагая мне вновь поиграть с ней в салочки. Мое терпение лопнуло. Я не люблю убивать насекомых, но здесь стал подумывать о страшном злодеянии. Идеи мести нервно роились в голове и быстро отметали одна другую, за отсутствием соответствующего реквизита. Но вдруг я вспомнил об одном инструменте личной гигиены, вполне пригодном для назревшей инквизиции. Достав из сумки приобретенный недавно дезодорант, я осторожно приблизился к темному силуэту на стене и направил резкую ядовитую струю в своего врага. Не знаю, убил я ее или нет. Она взлетела и больше не появлялась, а я принялся писать реквием по обнаглевшей мухе.