Петля Нестерова. Главы 34 и 35

        34.

        Очередь движется медленно. Кассирша не спеша щёлкает счётами. Под потолком лениво жужжит последняя осенняя муха и время от времени шкворчит, то вспыхивая, то потухая, неисправная лампа дневного света.
        Люди в очереди ведут между собой негромкие разговоры. За спиной Нестерова тоже происходит такой разговор. Будучи занят своими мыслями, Нестеров вначале не обращает на него внимания. Однако разговор хоть и ведётся тихо, но напор его возрастает – и вот, наконец, он становится чуть громче, чем нужно, чтобы его не замечать.
        - Я тебе говорю: они все продались, - убеждённо вещает тонкий, чуть дребезжащий мужской голос. – С ментами связываться только себе дороже. Это ж волчары настоящие – хищные и жадные. Тьфу, отродье! – голос говорящего дрожит от ненависти и «праведного» гнева.
        Нестеров внешне остаётся невозмутимым, а в душе посмеивается. Его давным-давно уже не злят подобные разговоры.
        - Прогнило всё, вся вертикаль их хвалёная! – продолжает гневаться обладатель голоса. – Не знают, как ещё извернуться, чтобы денежки из народа выкачать. Иномарок себе напокупают, домов понастроют, заборов, это… понавтыкают вокруг, пятиметровой высоты… чтобы не видели люди, значит, как они там жируют!
        «Поглядел бы ты на мою «иномарку»! – думает Нестеров. – И на штакетник вокруг моего дома тоже поглядел бы!»
        - Слушай, не может быть всё так плохо, - отвечает второй голос. – Ты мне факт дай, тогда я тебе поверю.
        - Да какие там факты? – кипятится первый. – Ты на ряхи их посмотри – все поперёк себя шире! - и говорящий, видимо, корчит рожу, потому что по очереди проносится смешок. – А главное, сами себя защищают так, что пальцем не тронь! Статья там, за сопротивление-то. Он тебя по карманам, значит, шмонает – а ты стой и молчи, потому как статья. Он тебя в печень дубинкой бьёт, а ты терпи: статья! Нет бы это… по-мужски взять, разобраться: он тебе двинул, ты – ему, помахались и разошлись. Так нет же, только молчать остаётся. Всю жизнь так и молчим, да. А они кровь из нас пьют. Тьфу, отродье!..
        - Ты тихо… здесь участковый… - слышит Нестеров шепотки: кто-то узнал его. Но расходившийся говорун уже закусил удила:
        - А что мне тот участковый? – хорохорится он. – Я бы того участкового… - и далее следует яркое описание предполагаемых действий.
        И тут Нестеров не может не ответить: вызов брошен, люди вокруг понимают ситуацию и ждут, как он отреагирует.
        Нестеров резко поворачивается назад и хватает «борца за правду» - щуплого мужичка с отёчным, каким-то слюнявым лицом – за грудки.
        - А ну-ка пойдём, выйдем! – грубо говорит он. – Поговорим за родную милицию! Без протокола. По-мужски, как ты хотел. Один на один. Ну?
Мужичок теряется.
        - Чо хоть ты? Я ж ничего, ничего… – бормочет он и вдруг резко дёргается, чтобы улизнуть. Однако Нестеров крепко держит его за куртку, и попытка кончается неудачей. Тогда мужичок начинает истошно вопить:
        - Братушки, инвалида бьют! Произвол! Отпустите!
        - Стоять спокойно, гнида! – громко и чётко говорит Нестеров. – Тебя пока что никто не бьёт. И ты слушай сюда, что я тебе сейчас скажу, - он приближает лицо к лицу мужичка. – Вольно тебе по паршивым овцам обо всём стаде судить! А менты-то разные бывают, братушка! – Нестеров криво ухмыляется. – И за участкового ответишь. Я участковый. И я не стану законом прикрываться – айда поговорим? Один на один.
        Толпа одобрительно гудит – людям нравится, как Нестеров «отбрил» зарвавшегося оратора.
        - Чо хоть ты? Ну чо хоть ты? – опять бормочет мужичок. - Я же инвалид, чо ж ты так-то…
        - Вот что, инвалид драный! – говорит Нестеров. – Ну-ка, шагом марш отсюда! И чтоб больше я тебя сегодня не видел. Ясно?
        - Да, выведите его, выведите! – подаёт голос продавщица. – Он с утра достаёт. Деньги клянчит, хамит почём зря…
        - Я хлеба хотел купить! – взвизгивает мужичок.
        - Хлебной ты хотел, а не хлеба! Ишь, налил бельма!
        - Цыц! – цыкает Нестеров на продавщицу и на мужичка разом и достаёт из кармана несколько монет. – Зина, дай ему, пожалуйста, хлеба. И пусть идёт отсюда.
        Продавщица передаёт Нестерову батон белого хлеба. Нестеров одной рукой берёт батон, другой рукой выволакивает почти не сопротивляющегося мужичка из магазина на улицу.
        - Держи! – суёт он ему в руки батон. – И больше сюда не суйся.
        На лице мужичка написана крайняя степень обиды, но не подчиниться он опасается. Цепкими пальцами он хватает батон и суёт его за пазуху, потом разворачивается и начинает медленно удаляться. Пройдя несколько шагов, он лезет в карман и достаёт оттуда пачку папирос, при этом из кармана выпадают грязный носовой платок и продолговатый белый предмет, в который Нестеров впивается глазами. Это маленькая белая полуколонна – точно такая же, как та, что он нашёл на пожарище.
        - Стоять! – рычит Нестеров, бросается вперёд и хватает мужичка за шиворот.
        - Да что такое, начальник?
        - Что это? – спрашивает Нестеров, тыкая пальцем в лежащую на асфальте полуколонну.
        - Не знаю… - мямлит тот.
        - Что это, я тебя спрашиваю? – Нестеров пригибает голову мужичка вниз, подбирает предмет и подносит к его лицу. – Что это и где ты это взял?
        - Я не знаю, что это. Я нашёл…
        - Где нашёл?
        - А что, это преступление? – неожиданно агрессивно вскидывается мужичок.
        - Я тебя сейчас по подозрению в двойном убийстве закатаю, если ты будешь выделываться! – угрожает Нестеров. – Быстро говори – где взял?
        - Нашёл на дороге. Честное слово!
        - Где именно? Когда нашёл?
        - С неделю назад. Точнее не скажу.
        - Здесь, в райцентре?
        - Да.
        - Место показывай! Быстро!
        - Туда идти надо. Долго.
        - Ничего, дойдёшь. Если проблем не хочешь.
        - И ты, что ли, со мной пойдёшь? Своими ногами?
        - Своими ногами, - усмехается Нестеров. – Лимузина у меня нету.


        35.

        Идти им приходится минут около сорока. Позади остаются магазины, площадь с памятником Ленину, в лице которого проглядывают неожиданные монгольские черты, и сквер, где в зарослях травы лежит одинокая могильная плита с надписью о том, что под ней в 1919 году был похоронен «убитый белобандитами» красноармеец Крюков.
        «Какие, к чёрту, белобандиты в наших краях? - задумывается вдруг Нестеров. – Неужели здесь всё же была гражданская?»
        Пройдя мимо полуразрушенной церкви на старом кладбище и мимо новой, свежеоштукатуренной, на холме у реки, они останавливаются: мужичок просит разрешения закурить. Нестеров разрешает, закуривает сам – и они курят, опершись руками о перила моста и глядя вдаль.
        - На посёлок, стало быть, идём? – говорит Нестеров.
        - На посёлок, да. За мостом сразу направо, и по старице можно путь срезать, - мужичок показывает рукой примерное направление.
        Какое-то время курят молча.
        - А чем тебе всё-таки менты не угодили? – нарушает тишину Нестеров. – Ты просто так ругаешься или у тебя действительно что-то случилось?
        - Случилось… Да ничего не случилось! – опять взрывается мужичок: - Ну просто все же всё и так знают!
        - Что знают-то?
        - Ну, что менты продажные сволочи. Тьфу, отродье! – мужичок на секунду забывается, а потом, понимая, что опять хватил лишнего, замолкает и начинает опасливо коситься на Нестерова.
        - Эх ты, зомби! – насмешливо говорит Нестеров, сшибая указательным пальцем огонёк с папиросы. – Диванное войско, сарафанное радио! «Сам не видел, но сосед сказал…» Ладно. Давай, докуривай и пойдём.
        Сразу за мостом они спускаются по лесенке и идут по старице – старому руслу реки, затапливаемому только в половодье. Вскоре мужичок приводит Нестерова на одну из самых глухих улиц на окраине райцентра.
        - Вот здесь, стало быть, я эту штуку и нашёл, - говорит он.
        - Точное место покажи.
        - Дальше, - мужичок делает шаг вперёд, но Нестеров его удерживает.
        - Ты это… не разгуливай, не отсвечивай тут особо. Словами расскажи, где нашёл.
        - Дом по левой стороне видишь? Где второй этаж оранжевым выкрашен. Вот за ним проход есть… Ну, типа улочки, только узкий, машина еле проедет. Там я её и нашёл.
        - Понятно. А сам ты там что делал?
        - Спал в лопухах, - с какой-то гордостью отвечает мужичок.
        - Не врёшь? – Нестеров грозно глядит на него.
        - Не вру, честное слово!
        - Тогда всё. Свободен!
        Мужичок уходит обратно в старицу. Нестеров опять закуривает и осматривается.
        Раньше, до революции, эта улица вдоль реки считалась одной их самых красивых и уютных в городке. Зажиточные люди охотно строили здесь свои дома – просторные и добротные, с кирпичными первыми этажами и большими застеклёнными верандами. Потом пришла революция. Часть домов была разграблена и разрушена, а часть перешла новым владельцам, причём со значительным уплотнением: дом, в котором раньше жила одна семья, мог быть разделён на пять, десять, а то и пятнадцать квартир. Новые хозяева, жившие в тесноте и бедности, а оттого - в постоянном остервенении, не особо заботились о сохранении внешнего и внутреннего облика своих жилищ, и некогда красивые дома быстро потеряли своё изящество. «Элитный», как сказали бы сейчас, район для зажиточных граждан стал бедной и грязной рабоче-воровской окраиной. А когда ещё и река изменила русло, район потерял последние остатки былого уюта и из него постарались выехать все, кто хоть как-то мог себе это позволить. С тех пор часть домов была уничтожена пожарами, да так и не восстановлена, ещё какая-то часть лишилась хозяев и достаивает свой век в заброшенном, полуразрушенном состоянии, а кое-где продолжают жить люди, но в целом район являет собой удручающее зрелище.
        Нестеров стоит у дощатого забора, возле старого раскидистого дерева, и оглядывается, пытаясь понять, в какой из окрестных домов преступники могли приносить награбленное. Сам дом с оранжевым вторым этажом, указанный мужичком, не подходит – он выглядит хоть и ветхим, но более-менее ухоженным, к тому же во дворе девочка-подросток развешивает бельё – нет, вряд ли это тот дом. Нестеров в раздумье переводит глаза со строения на строение – и всего долю секунды мешкает, когда вдруг слышит за спиной быстрое движение. Но этой доли секунды оказывается достаточно, чтобы попасться в ловушку.
        - Стоять на месте! Не дёргаться, застрелю! – слышит он за спиной негромкий, но жёсткий голос, и чувствует, как под лопатку ему тычут оружие. Чья-то рука проворно ощупывает его одежду.
        - Да ты не при исполнении, что ли? – удивляется голос за спиной. – Даже оружия не взял…
        Вокруг всё по-прежнему неторопливо, размеренно и беззаботно. Девочка во дворе продолжает буднично развешивать бельё. В дальнем конце улицы мужик на плечах тащит куда-то широкую доску. Пробегает собака. «Вот так вот всё и будет однажды, - приходит в голову Нестерову ненужная мысль. – Только тебя самого уже не будет».
        - Шалишь! Мы ещё повоюем! – внутренне возражает себе Нестеров. И в этот момент ему на голову ловко надевают холщовый мешок.
        - Дёрнешься – пристрелю, - говорит голос. – Теперь так: девяносто градусов вправо и – шагом марш! Но не спеши, здесь ноги переломать можно. Если будешь меня слушаться – останешься живым и здоровым. Вперёд!
        «Похоже, всего один человек, - думает Нестеров. – Ладно, посмотрим…»
        Он делает аккуратный шаг. Под ногами глухо стукают доски.
        «В глубь дворов идём. По настилу», - понимает Нестеров.
        Откуда-то издалека до его слуха доносятся звуки – приметы жизни: играет музыка, звонко перекликаются детские голоса. Но рядом – справа и слева от дороги, по которой ведут Нестерова – всё тихо. Только как будто бы иногда удаётся различить дыхание преступника за спиной. И этот чёртов мешок на голове воняет чем-то – скисшим хлебом, что ли, и как будто овощами какими-то – не то чтобы сильно, но довольно противно…
        Доски под ногами кончаются, начинается земля. Коленей касаются какие-то высокие травы.
        - Левее бери! – командует преступник. – И осторожнее, мне не нужно, чтобы ты свернул себе шею. Но если рыпнешься, так и знай – пристрелю.
        Они идут ещё довольно долго, поворачивая то вправо, то влево – так, что под конец Нестеров уже очень сильно не уверен, что смог хотя бы приблизительно проследить направление.
        - Стой, раз-два! – раздаётся за спиной.
        Нестеров останавливается.
        - А теперь извини, старлей, - слышит он. – До скорой встречи!
        Сильный удар по голове заставляет его пошатнуться. Невидимое пространство вокруг смешивается – Нестеров в один момент перестаёт различать, где верх, где низ – а затем оно начинает вращаться, неумолимо и сильно, гораздо сильнее, чем нужно для того, чтобы можно было как-то себя в нём удержать…
        - Не разбить бы лицо! – мелькает нелепая мысль и тут же исчезает: Нестеров отключается раньше, чем успевает упасть.

© текст - Министерство Луны, фото из архивов С.И. Нестерова