Незнакомка

По вечерам над ресторанами
Горячий воздух дик и глух,
И правит окриками пьяными
Весенний и тлетворный дух.

Вдали над пылью переулочной,
Над скукой загородных дач,
Чуть золотится крендель булочной,
И раздается детский плач.

И каждый вечер, за шлагбаумами,
Заламывая котелки,
Среди канав гуляют с дамами
Испытанные остряки.

Над озером скрипят уключины
И раздается женский визг,
А в небе, ко всему приученный
Бессмысленно кривится диск.

   Годами наблюдаю эту картинку (испохабленную и почти уничтоженную ) из окна электрички, проскакивающей без остановки Озерки. От Удельной расстояние совсем мизерное и станция здесь была устроена только потому, что в Озерках был открыт популярный в начале века театр.Театр славился концертами и спектаклями, привлекая большое число зрителей, приезжавших специально из Петербурга.
   Здесь же, была организована модная лечебница «для пользования различного рода ваннами (серными, паровыми, солеными и др.), душами, растиранием, массажем, лечебной гимнастикой, минеральными водами для страдающих нервными, хроническими и худосочными болезнями».

   Сюда-то и зачастил Александр Блок развеяться и полечиться от  «болезни сердечной», способом более привычным, чем растирание, массаж и лечебная гимнастика.
   Весной тысяча девятьсот шестого года он без взаимности влюбился в актрису Наталью Волохову и страдал. В это же время супруга его Любовь Дмитриевна переживала мучительный и противуестественный  роман с поэтом Андреем Белым – так же страдала и била посуду. Дома творилось ч. знает что.

   В Озерках Александр Александрович создал свою знаменитую «Незнакомку» – «сплав из многих миров, преимущественно синего и лилового» и одновременно сделал точное клиническое описание своего состояния, которое и поможет нам разобраться в «знаках, символах, загадках, тайнах, намеках и недосказанности».

   Приехав вечерним поездом в Озерки, Блок устроился в помещении стоящего напротив вокзала станционного буфета (на вокзале буфета не было). Только отсюда он одновременно мог наблюдать за тем , что происходило на озере и на другой стороне железной дороги «за шлагбаумами».

   Поэт выпивает   первый бокал «терпкой влаги», вероятно «Мадеры», «Порто» или «Хереса» .
   В творчестве Блока и в воспоминаниях современников можно найти свидетельство того, что делать он это любил и хорошо умел.
   Вино начинает действовать, внимание автора медленно ослабевает, и он принимает дым от сжигаемой вдали листвы за «переулочную пыль». Какая же пыль в апреле, даже по старому стилю?
   Да и «горячий воздух» в апреле не так уж и горяч, но в помещении буфета вполне могло быть и душно и глухо и диковато.
   Открывшаяся за окнами идиллическая картинка сопровождаемая волнующим женским визгом навевают на поэта благодушное настроение, но с ощущением чувства одиночества, и жалости к себе, характерное для начальной стадии опьянения .

И каждый вечер друг единственный
В моем стакане отражен
И влагой терпкой и таинственной
Как я, смирен и оглушен.

   Чувства ложатся в строки, Блок записывает первые пять четверостиший и с перерывами продолжит сочинять  далее .
   Пьяная компания за соседним столиком начинает нервировать поэта . Наступает вторая стадия опьянения – чувство умиления сменяется раздражением.

А рядом у соседних столиков
Лакеи сонные торчат,
И пьяницы с глазами кроликов
« In vino veritas!» кричат.

  Следует второй бокал и вопрос самому себе:
– А не хватил ли и я лишнего?
  Он изучающее осматривается. Картинка изменилась – луна поднялась выше, наступили сумерки и засветились вокзальные окна, сконцентрировавшие на себе внимание поэта.
 
И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только снится мне?),
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.

   Если бы Блок увидел незнакомку на улице, через запотевшие окна  буфета, он бы так и написал "за окном", он же видит её "в окне", в окне второго этажа вокзала он видит хорошенькую жену начальника станции.

И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.

   Ни кто, ни куда "меж пьяными" не проходил . Нахлынула  «хмельная мечта поэта».   A fortiori ,  каждый вечер  в привокзальный буфет могли заглядывать только дамы особого сорта, и этого опытный поэт не мог не заметить.

И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.

   Игра воображения захватывает и увлекает поэта, следует третий бокал. Наступает характерная на этой стадии потеря ориентации во времени и пространстве , " знаки, символы, загадки, тайны, намеки и недосказанность" …

И странной близостью закованный,
Смотрю за темную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.

Четвёртый бокал ... и поэт готов.

Глухие тайны мне поручены,
Мне чье–то солнце вручено,
И все души моей излучины
Пронзило терпкое вино. 

И перья страуса склоненные
В моем качаются мозгу,
И очи синие бездонные
Цветут на дальнем берегу.

В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.

-  " Че - лаа - век ! "