Детством искалеченная - всё одним файлом

      
 

               
                1
 
      Тысяча девятьсот пятьдесят девятый год. Девятнадцатый разъезд, где стоит  десяток  старых бараков и маленький магазинчик. Взрослые обитатели   жалких жилищ работают в  большом посёлке Вихоревка. Ранним утром они уезжают туда на дрезине или прицепившись к проходящему мимо товарняку, а вечером таким же образом возвращаются обратно.
 
   Их   дети безнадзорной стайкой с утра до вечера носятся по разъезду, выбегают к зелёным поездам с зашторенными окнами, чтобы помахать им вслед рукой и пожелать  пассажирам, проскакивающим мимо, счастливого пути. Грязно-коричневые товарняки интереса у детей не вызывают.
 
  Так бывает   летом, а зимой ребятня большую  часть времени сидит по домам: Девятнадцатый разъезд - это самый что ни есть север Сибири, и  в пятидесятиградусные морозы не больно-то набегаешься. Зимой только в выходные дни, когда их родители дома, детям можно подышать морозным воздухом, да и то недолго.   Недолго - это не потому, что взрослые загоняют их домой, а потому, что очень холодно. Взрослым,   вообще, нет до детей никакого дела, взрослые в  свой законный выходной культурно отдыхают. Но  если здесь нет ни  телевизора, ни даже простой радиоточки,  как можно проводить свои выходные?  Правильно. Пить водку. Пьют и мужчины, и женщины.  Пьют почти все, за очень редким исключением. Папа маленькой Тайки не пьёт. Он исключение. Да и пить водку ему нет времени, он  строит свой дом  в посёлке, который Тайке кажется  огромным городом.   За папу пьёт мама. Ну, и за себя, разумеется.
 
   Тайка очень любит своих родителей. Они тоже любят её. Мама разрешает ей брать всё, что находится в сделанных папой шкафах и на полочках. Девочка играет то в   «магазин», то в «больничку». Других игр Тайка пока не знает, потому что, кроме врачей и продавцов, ещё никого не видела, причём, врачей – чаще.
 Наигравшись, девочка пытается вернуть всё на законные места, но поскольку она ещё мала, то у неё ничего не получается. Впрочем, этого от неё никто и не требует, да и зачем лишнюю работу Тайке делать, если завтра она опять будет играть?
 
***
 
  Девятнадцатый разъезд... С него начинается её память... Отсюда  в   сибирский посёлок со странным названием Вихоревка Павел Деменченко перевёз жену и дочь в   свой добротно построенный дом.
   Улица Комсомольская, дом номер восемь.  Таисия Павловна до сих пор помнит и сам дом, и его адрес.
  Помнит и своё детство, прошедшее в том доме. Одного вспомнить не может – были ли радости в нём, в её детстве? Были ли праздники?  Наверное, да. Как без этого? Только или мало их случалось, или были они столь ничтожны, что затерялись эти радости вместе с праздниками в череде   серых и безрадостных буден.

  ***
 -  Ну, вот, теперь у меня есть сын, - заявил отец, когда из роддома привезли Серёжку, - так что запомни, Тайка: устали мы с матерью от твоих болячек, от твоих капризов, и  теперь они   для нас – тьфу! Довольно! Отнянчились с тобой!

  Он смачно сплюнул и отвернулся от восьмилетней девчушки. Отвернулся навсегда. Как и мать.  Но ведь Тайка не была капризной, просто часто болела и родители, вероятно, действительно, устали от бесконечных хождений по врачам.
  Услышав такое убийственное откровение от самого родного человека,  Тайка ощутила в себе нечто совершенно новое, ранее неведомое, совсем не по-детски щемящее. Она тогда не знала, что это называется одиночеством и что жить ей с ним теперь  всю её долгую  жизнь. 
 
 Подруг у неё   не было - в посёлке, где все  знали друг про друга практически всё, никто не хотел дружить с нескладной, вечно заляпанной чернилами забитой девчонкой. А если к  тому добавить, что   мать Тайки снискала у населения славу разбитной бой-бабы без всяких комплексов, а отец  слыл человеком нелюдимым,  скупым и себе на уме, то, как говорится, картина маслом. Только Лена Савельева, живущая по соседству   одноклассница, нет-нет да и звала её к себе домой, чтобы поиграть в дочки-матери, а заодно и списать кое-чего из домашнего задания.

   Тётя Пана, мама Лены, угощала Тайку домашними булочками или пирожками, а случалось, и дефицитными по тем временам мармеладками. Ну, дефицитными для семьи Савельевых они не были, потому что тётя Пана работала продавцом.  Добрая женщина всё понимала и жалела  ребёнка, лишённого родительского тепла.
 
     Иногда  девочки ходили на другой конец  посёлка к Лениным бабушке и деду. Их дом, просторный,  с высоким крыльцом, наполненный солнцем  и  незатейливой обстановкой, их тёплые отношения   стали предметом  Тайкиных мечтаний. Именно   тогда в ней, восьмилетней девочке, проснулась будущая женщина, страстно желающая семейного счастья, уюта и душевного покоя, то есть всего того, чего у неё никогда не было в родительском доме. Тайка мечтала о том, что когда она вырастет, то и у неё будет такой же светлый, чистенький   дом  с высоким крыльцом и своя большая и дружная семья.

  Она очень дорожила  Леной и втайне считала своей подругой. Но, увы…

      2
 
 В посёлок приехал кукольный театр, и  сегодня второй «Б» коллективно идёт на представление.   В школьной раздевалке галдёж и сущая толчея.  Все торопятся. Поспешает  и Тайка. Угол её старого платка нелепо свернулся под пальто, образовав на  спине   безобразный комок. Не обратив на это никакого внимания, она застегнула пуговицы и уже  направилась к  выходу, как вдруг громкий хохот   остановил её на полпути. Девочка оглянулась.
 «Горбатая! Горбатая!» - заливались одноклассники и показывали на неё пальцами.
«Горбатая! Горбатая!» - вторила им Лена Савельева и тоже показывала на Тайку пальцем.
 Тайке показалось, что Лена кричала громче остальных, а  палец той, которая минуту назад считалась подругой, проткнул пальто, саму Тайку   и, преодолев сопротивление скомканного старого платка, вылез наружу. От этого  Тайке стало   больнее вдвойне. Глотая слёзы, она выскочила из школы и побежала домой. В театр ей идти уже ни к чему. Она там уже побывала.
 После  случая в школьной раздевалке кличка Горбатая надолго приклеилась к ней. А ещё после случая в школьной раздевалке она перестала считать Лену своей подругой. Отныне любимыми друзьями для девочки, преданной самыми близкими людьми, стали книги.

   Она читала всё подряд, читала запоем. Впрочем, в то время читали все,  и  на хорошую книгу выстраивалась очередь. У многих Тайкиных одноклассников были свои небольшие библиотеки, дети обменивались книгами друг с другом, а поскольку ей обмениваться было нечем, то Тайке, хотя и не очень охотно, давали  их «за  так» и, с брезгливостью глядя на её затрапезный вид, предупреждали:
- Смотри, не вымажи, а то больше фиг получишь!

   Тайка благодарно кивала, бережно заворачивала книгу в газету, а дома прятала от подросшего брата, который тоже любил книги, но только рвать. Всё   обходилось благополучно до тех пор, пока Серёжка не доковылял на своих ножках  до   «Хижины дяди Тома» и не разделался с ней как бог с черепахой. С тех пор одноклассники перестали давать Тайке книги, а в библиотеке можно было брать только одну и не чаще двух раз  в неделю. Девочка стала испытывать книжный голод. Постоянно.  Но выход был найден.

  Каждый день Тайка получала от отца  пятнадцать копеек на  комплексные обеды в школьной столовой  и   покупала в книжном магазине  тоненькие десятикопеечные книжечки. Конечно, этого было маловато, но всё же лучше, чем совсем ничего.
  А в столовую можно и не ходить - голод в прямом значении ей был менее страшен, нежели голод книжный.

***

 - Лена, а чего это Тайки давно не видно? Чего это она перестала к нам ходить?
 Прасковья, или Пана, как её все называли, провела в последний раз утюгом по простыне и посмотрела на дочь.
 - Поссорились, что ль?
     Лена пожала плечами и недовольно пробурчала:
 - Я с ней не ссорилась.
 И  раздражённо добавила:
- С этой Горбатой, вообще, никто дружить не хочет, а я что, рыжая что ль?
- С Горбатой? – ошеломлённая словами и тоном мягкой по натуре дочери, мать поставила утюг на подставку, присела на табуретку и потребовала:
-А ну-ка давай выкладывай всё, что там между вами произошло!
- Да что выкладывать?! – возопила Лена. – Я сама не знаю, чего она со мной почти не  разговаривает! А к нам я её постоянно зову. Она сама не идёт.

 Лена не кривила душой - случай в раздевалке ей не казался обидным, как не казался обидным он и всем остальным детям. Всем, кроме Тайки. А что до клички, так они есть у всех. Вот её, Лену,   Матрёной зовут за яркий румянец на щеках, а Лариску Турусову - паровозом,   потому что она всегда пыхтит. Подумаешь, Горбатая!

  Прасковья тяжело вздохнула и покачала головой. В отличие от дочери, она поняла, что чувствовала соседская девочка в тот момент, когда за её спиной раздался сначала смех одноклассников, а затем обидная кличка.
  Ах, соседи, соседи… И люди-то вы, вроде, хорошие… Ах, Вера, Вера... Вот и   работящая ты, и честная, и добрая, и отзывчивая. Что же сердце твоё не отзовётся на зов дочери? Что же вы дитё-то своё родное заботой и вниманием обделяете? Растёт оно у вас, как трава при дороге. Этак  девчонке и совсем сломаться недолго.
 Ах, дети, дети… Хотя с них-то чего  взять? Они уже и забыли, с какого боку приклеили Тайке обидную кличку. А Тайка помнит, потому и перестала дружить с Леной. Нет, видно, самой Прасковье надобно исправлять то, что по своему недоумию натворила её неразумная дочка.

  «Завтра после работы зайду к ним, сама с Тайкой поговорю, благо и повод есть - надо Павлу заказать кухонный буфет с виноградными гроздьями», - решила Прасковья и продолжила гладить бельё.
   Женщина понимала, что общение девочек им обеим на пользу: Тайка не будет одинокой, а Лена, в последнее время съехавшая на «тройки»,  станет лучше учиться да и к книгам лицом повернётся.
 Прасковье очень нравилась эта серьёзная не по годам, скромная соседская девочка.

          Вскоре Тайка опять стала приходить к Лене. Они, как и прежде, вместе делали уроки, читали книги, но Прасковья видела, как девочка спешит покинуть их хлебосольный дом, и понимала: что-то в ней надломилось. «Ничего, - думала она, - время лечит, детские обиды уйдут,  всё вернётся на круги своя. Оттает Тайкина душа, и они опять станут подругами».

  Ан  нет! Ошиблась Прасковья. Тайка больше не могла считать Лену своей подругой. Для дружбы необходимо доверие, а его-то как раз и не было. Единожды предавший предаст и дважды. Лена для неё перешла в разряд только приятельниц. Впрочем,   окружающие и сама Лена об этом никогда не узнают, потому что для всех эти девочки  являли образец самой верной и надёжной дружбы.

 ***

    Закончились уроки. Четвёртый класс «Б» высыпал на школьный двор. Ребятня начала  играть в снежки. Тайка вышла последней.
 - Эй, Горбатая! Айда к нам!
 - Горбатая! Лови мячик!
   И со всех сторон в неё полетели твёрдые белые комки. Тайка закрылась порфелем.
- Куча мала! – весело закричал Толька Мякишев. – Вали Горбатую!
  Дети  дружно набросились на девочку, но кучи малой не получилось.

- А ну, отвалили все! – раздался окрик.
 От группы подростков, проходивших мимо,  отделился высокий паренёк и подошёл к малышне. Те в недоумении застыли – они ведь просто играют, они ведь ничего плохого Горбатой не делают!
  Паренёк за ворот пальто поднял Тайку, отряхнул от снега, подал портфель. От  неожиданного его участия девочка горько расплакалась. Он присел перед ней на корточки.
- Эх, ты! Горе луковое! Чего ревёшь?
  Вглядевшись внимательнее в её лицо, спросил:
- А ты случайно не на Комсомольской живёшь?
От удивления Тайка перестала плакать и вытаращилась на "взрослого" парня.
- Да. А ты откуда знаешь?

 - Так я тоже там живу, только в двухэтажке. А тебя я видел, когда к дяде Паше за лобзиком приходил. Дядя Паша с моим батей вместе работают. А ещё дядя Паша обещал мне научить  фоткать и печатать снимки. Вот! Ладно, пошли по домам. Нам же с тобой по пути.
 Подросток обернулся к немо застывшим Тайкиным одноклассникам и погрозил кулаком:
- Смотрите у меня! Пусть только кто пальцем её тронет, будет иметь дело со мной!

 Вот так, совсем неожиданно у неё появился покровитель - восьмиклассник  Миша.  Он тоже любил читать и делился с ней книгами. И своими, и библиотечными.


                3

         Для окружающих Павел Деменченко являл собой образ добропорядочного семьянина, человека положительного со всех сторон. Не пил, не курил, не ходил по бабам. Да ещё и мастер на все руки. Построить дом? Да раз плюнуть! Обставить его мебелью собственного производства? Да проще простого! Хотите фото на память? Пожалуйста!
     Только почему-то многие   недолюбливали этого положительного со всех сторон Павла Деменченко, и друзей среди сильной половины человечества у него никогда не было. Им восторгался только слабый пол.
 
   Отсутствие друзей у отца, как, впрочем, и отсутствие у него вредных привычек,  с избытком восполняла его жена Вера. Разбитная, компанейская, она никогда не унывала и, в отличие от прижимистого мужа, была настолько   щедрой, что могла отдать даже малознакомому человеку последний рубль без всякой договорённости на возврат. По жизни  шла, руководствуясь одним принципом: работать – так работать, гулять – так гулять. И тому, и другому мать Тайки отдавалась всецело:  если работала, то  как ломовая лошадь, причём, всегда на совесть, если гуляла, то творчески и вдохновенно.  Жить по-другому она просто не умела.
 А ещё Вера никогда не кривила душой, резала правду  всем в глаза, невзирая на лица и чины, ими занимаемые, а её   честность находилась на грани патологии.  Но, несмотря на это, окружающие её любили. Не все, правда. Однако недостатка в приятелях и приятельницах у Веры не было.   

   Вот только семья для неё почти ничего не значила, не для неё   родилась на свет божий эта женщина.  Хотя, с другой стороны, если бы её мужем  был другой человек, менее положительный, может, у Веры всё бы по-другому сложилось. Слишком разными людьми создалась семья, где появились на свет Тайка и её брат Серёжка, слишком разными, оттого и несчастными. И каждый из них был несчастным по-своему. А коль так, то могли ли быть счастливыми их дети?

 
***

   Гости в их доме – явление не редкое. В один из таких застолий, когда одиннадцатилетняя Тайка в кухне готовила домашнее задание по арифметике, к ней подсел один из изрядно принявших на грудь гостей. Он обнял девочку за плечи и стал помогать решать примеры, а после каждого решения лез к ней с поцелуями. Целовал взасос, пытался засунуть  в рот свой язык и при этом дышал на Тайку невыносимо противным перегаром. Причём дышал так, как дышит загнанная лошадь. 
   Девочка съёживалась, крепко стискивала зубы, пыталась вывернуться, но всё было тщетно. Неизвестно, чем бы это могло закончиться, ведь все взрослые были пьяны.  Но в тот самый момент, когда объятья стали более настойчивыми и участились поцелуи,  вошла мать и, погрозив им обоим  пальцем,  увела мужика в комнату, а Тайка опрометью выскочила из кухни, влетела в свою угловую боковушку и залезла под кровать. Она видела, как тот мужик потом искал её, и не найдя, завалился на то же самое ложе.
   Было  уже глубоко за полночь, когда гости начали расходиться и прихватили его с собой.  А Тайка  всё это время тряслась от холода и страха  под той же кроватью, на которой храпело то чудовище.

   Отец тогда подрабатывал сторожем, и эта история совпала с его дежурством.

  На следующий день Тайка пожаловалась матери на вчерашнего ненормального гостя и услышала в ответ что-то непонятное про какую-то сучку и кобеля. Отцу Тайка ничего не рассказала.
  А через год, когда Тайка училась уже в пятом классе, история повторилась, правда, с другим персонажем и в несколько иной вариации. Случилось это тогда, когда в их доме появились квартиранты.

   ***

  В угловой комнате, ранее принадлежавшей Тайке, поселилась семья – дядя Гоша, Люба и их трёхлетний сынишка Вова.    Тайку разместили на  диване в зале, постоянном месте частых застолий. Теперь жить стало ещё веселее. По вечерам дядя Гоша, развалившись на том самом месте, которое отвели   девочке, играл на гитаре и пел песни. Хорошо пел, красиво. Только очень долго. А Тайка хотела спать. Но с этим никто не   считался, и ей приходилось выслушивать под плач струн разные душещипательные истории. Так узнала она про семейную трагедию, где девушка Марианна  привела своего жениха к себе домой, чтобы познакомить его с мамой, а мама сначала долго вопила:

    Марианночка, что ж ты сделала -
   Полюбила  отца своего!   
 
А потом взяла и всех убила:  Марианниного то ли папу, то ли жениха,   свою дочку Марианну   и даже себя! Всех-всех! Тихий ужас!
 Услыхав эту песню в первый раз, Тайка долго не могла заснуть - кровавая драма так и стояла перед глазами. Но ежевечерние пересказы одного и того же  сгладили остроту, и девочка перестала содрогаться от подобных историй.
 
  Пел дядя Гоша и про Чуйский тракт, где разбился

…отчаянный шОфер,
Звали  Колька его Снегирёв.

 Как этот Колька разбился? Весьма банально.  Его возлюбленная Рая, тоже шОфер,  поставила жуткое условие:

  Если АМО мой Форд перегонит,
  Значит, Раечка будет твоя.

   Не перегнал Колькин АМО Раечкин Форд. Упал   АМО в обрыв вместе со своим  отчаянным шОфером Колькой Снегирёвым.

  Много историй поведал дядя Гоша обитателям дома номер восемь, что стоит на  улице Комсомольской.  Например, про Катю, дочь старого рыбака Тимофея, которая полюбила  картёжника и вора, а когда того урку кто-то зарезал, то

   Катя надела венчальное белое платье,
   Бросилась в море с высокой отвесной скалы.

  Жаль её, конечно, но ведь папа Тимофей  не единожды  взывал к   разуму своей обезумевшей от любви дочери. Он ей прямо говорил, кто есть её возлюбленный:
 - Дочка, опомнись! Дружок твой картёжник и вор!

  Да что там взывал, он даже грозился:
 - Лучше убью, но не дам свою дочь на позор!

  «Не послушалась, - печалилась Тайка, борясь со сном, и тяжело, совсем по-взрослому вздыхала. - А ведь уже в самом начале Катерину предупреждали, что
 "Шутки морские бывают порою жестоки…»
 
  Вообще-то, квартиранты ей нравились. Дядя Гоша угощал её конфетами, расспрашивал про школу, помогал носить в дом дрова.  Маме он тоже нравился, она говорила, что дядя Гоша  примерный семьянин, и всегда ставила его в пример папе:
 - Посмотри, как он обращается со своей женой? Всё котиком да ягодкой её называет! А ты…  Мужлан  ты, Пашка! Бревно, оно и есть бревно!
- Некогда мне сюсюкаться, - хмурился отец и шёл достраивать баню.

   Всё было относительно нормально.  Но однажды  Люба, взяв с собой сынишку, поехала в соседнее село  навестить приболевшую мать и осталась там ночевать.
    Тот вечер ничем не отличался от предыдущих: застолье, пение, потом все разбрелись по своим углам. А глубокой ночью Тайку разбудило прикосновение чьих-то холодных пальцев. Пальцы забрались под маечку, потом начали спускаться вниз. «Примерный семьянин» навалился на неё всем телом и жарко зашептал:
- Я тебе шоколадку куплю…
- А-а-а, - пыталась закричать перепуганная насмерть Тайка, но из зажатого крепкой мужской рукой рта вырывалось только мычание.   Он поднял девочку и понёс в  «квартирантскую»  комнату. Тайка брыкалась, изворачивалась, однако силы были явно не равны.

    Хорошо, что девочка сумела ухватиться за дверную штору и потянуть её вниз! Хорошо, что массивная деревянная гардина была плохо закреплена и свалилась «примерному семьянину» прямо на голову! От неожиданности квартирант возопил и отбросил свою жертву прямо  на  комод! Хорошо, что расплакался разбуженный шумом маленький Серёжка, а мать заворчала спросонья:
- Тайка, тебе что, дня мало? Чего гремишь там?

  Утром Тайка повесила гардину на место. Матери о ночном происшествии она ничего не сказала. Отцу тоже. Рассказала только Мише.
  - А ты родителям говорила? - спросил он.
  - Нет.
  - Почему? - удивился Миша. - Тебе надо было сразу всё рассказать дяде Паше, он бы так задал тому мужику, что...
 
 (Дядя Паша для подростка - непререкаемый  авторитет, потому что он мастер  на все руки, потому что обучает паренька фотоделу, потому что... Да у дяди Паши столько достоинств, что все и не перечислить с наскоку!)
 
   - Рассказать папе? Да ты что, Миш?! Я боюсь!
   - Кого? Отца?
    Тайка опустила голову, чтобы он не видел, как её глаза наполняются слезами, и тихо прошептала.
   - Да. И маму - тоже.

  Миша озадачился, долго хмурил свои белёсые брови, а потом дал ей дельный совет, которым Тайка, всецело доверяя своему другу, не преминула воспользоваться.
   Замирая от страха,  она подошла к дяде Гоше и, зажмурившись, залпом выпалила те слова, которые ей подсказал Миша:
 - Выметайся отсюда, иначе я всё расскажу твоей Любе и своим родителям!
 Через два дня квартиранты покинули их дом.

 *** 
  Поверили бы Тайке   родители, если о педофилах  тогда и слыхом не слыхивали, или она опять услышала бы что-то о сучке и кобеле?  Хотя могли бы и поверить, потому что нездоровая тяга к малолеткам у сорокалетнего Гоши явно имела место быть - Любе, его жене, в то время едва восемнадцать минуло, а у неё уже был  трёхлетний сын. Могли бы заметить и сальные взгляды квартиранта, которые он постоянно бросал в сторону их дочери. Только родители жили каждый своей жизнью. А жизни те были настолько заполнены, что там для маленькой Тайки не оставалось даже крошечного пятачка.
 

                4

 Миша Ефимов для Тайки стал всем: отцом, матерью, братом, сестрой, самой близкой подругой. Ему можно обо всём рассказать и не бояться быть осмеянной. Он настоящий друг! И ради Миши девочка   готова на всё, даже нырнуть в ледяную прорубь.
  Она терпеливо ждала его после уроков, чтобы вместе идти домой и по дороге пересказать прочитанную вчера книгу. Миша заботливо поправлял воротник её пальто, забирал у неё   портфель, и они направлялись к своей улице Комсомольской. Он шёл степенно, размеренным шагом, снисходительно поглядывал на Тайку, которая  то   скакала на одной ноге, то забегала вперёд и, поворачиваясь к нему лицом, давала задний ход, умудряясь при этом представлять в лицах героев прочитанной вчера  книжки.

  - Тили-тили-тесто…  - неслось из подворотен.
Тайка злилась, а Миша смеялся и успокаивал её:
- Не обращай внимания, они и перестанут.
  Он, как всегда, оказался прав. Дети рассудили, что если на их  дразнилки никто  не обращает  внимания, так не стоит и глотку драть попусту.


   А ещё Тайка передавала Мишины записки Светке из седьмого «А» и терпеливо ждала, когда та напишет ответ, чтобы тут же доставить его Мише. Она обожала эту   заносчивую девчонку, потому  что Светка нравилась Мише.

   
  Теперь скупые минуты своего досуга   девочка старалась проводить у Ефимовых, и Маргарита Сергеевна, Мишина мама,  шутя называла её своей невесткой. Маргариту Сергеевну девочка знает давно, Маргарита Сергеевна с самого раннего Тайкиного детства  лечила Тайку.   Она и теперь её лечит, потому что у Тайки слабые лёгкие.    А вот  с  Мишиным отцом девочка  познакомилась недавно.
  У Ефимовых большая библиотека, есть шахматы - Миша обещал научить её в них играть – и много фотоальбомов. 
 
    Как-то листая один из них,  Тайка увидела фотографию девочки в парадной школьной форме с октябрятской звёздочкой на белом кружевном фартуке и с огромным бантом на кудрявых волосах.  Девочка была очень красивая.
  - Это кто? – спросила Тайка.
 - Моя сестра, - тихо прошептал Миша и покосился на дверь кухни, где Маргарита Сергеевна занималась стряпнёй.
    Тайка тоже перешла на шёпот.
 - А сейчас она где?
 Миша заморгал глазами, как будто в них что-то попало, и с трудом выдавил:
- Умерла.
 Помолчал, справился с голосом.
 - Её, как и тебя, звали Тайкой, и ты на неё очень похожа. Мама это   давно заметила.
   Он ещё что-то хотел сказать, но тут раздался бодрый голос Маргариты Сергеевны.
 - Дети! Стол готов! Давайте чаёвничать!
 Миша быстро захлопнул альбом, убрал его в книжный шкаф и прижал палец к губам. Тайка поняла: чтобы не доставлять лишней боли  Маргарите Сергеевне, она не должна больше  расспрашивать о своей тёзке.

 На Комсомольскую, восемь они шли вдвоём - Миша хотел что-то выяснить у Тайкиного отца про фотоэкспонометр. 
 - А сколько лет было твоей сестре? – спросила Тайка.
 - Семь. Она в первом классе училась… три месяца… потом… Сейчас бы училась в пятом.
- Значит, мы с ней ровесницы?
- Были бы… - поправил её Миша. – Вот ты в пятом  «Б»  учишься, а она бы училась в пятом «А». 
«Надо же, - подумала Тайка, -   первого сентября мы, первоклашки, были с ней на одной линейке, может, даже видели друг друга а сейчас её нет».

  Миша вздохнул и  продолжил:
- Только ты при моих родителях о ней не говори, а то у мамы сердце больное. Она и так кое-как после похорон отошла. Да и теперь, как только вспомнит, плакать начинает.

 Тайка кивнула и продолжила додумывать назойливую мысль о несовершенстве мироустройства: «Это неправильно, что умерла та девочка, которую все любили,  а не я, которая никому не нужна. Если бы я умерла, по мне никто бы и не заплакал. Ну, разве только Миша».

- Миша, а ты заплачешь, когда я умру?
 
 Сначала он застыл как вкопанный, а потом заорал на всю улицу:
- Ты что, дура!
- Не вопи, – тихо, но очень строго приказала девочка. - Я спросила, потому что, кроме тебя, по мне никто не заплачет.
 - Ты чего мелешь?
 - Никто по мне не заплачет! – упрямо повторила она.
 
   Живая Тайка  завидовала Тайке мёртвой.  Пусть та Тайка и прожила мало, но зато её  любили мама, папа и Миша.

 - Заплачут, - успокоил  её Миша, - ещё как заплачут! И дядя Паша, и тётя Вера! 
 - Нет, - вздохнула Тайка. – Я им совсем-совсем не нужна. Я никому не нужна.
 - Вот ненормальная! -  изумился мальчик. – Как это ты своим родителям не нужна?  Так не бывает. В семье все друг друга любят. Вот когда наша Тайка… когда нашей Тайки не стало…

   Голос его задрожал, он замолчал и отвернул в сторону лицо.

  - Миш, ты чего? Плачешь, что ль?
  Удивлению Тайки не было предела. Сильный Миша плакал!
  Он вытер варежкой лицо и повернулся к девочке.
  - Ты… это… никому не говори, что я… Ладно?
  - Могила! – клятвенно  заверила его Тайка.


   В эту ночь  Тайка долго не могла заснуть. Она всё пыталась понять, как могло случиться, что Маргарита Сергеевна, спасающая чужих детей, не сумела спасти родную дочь?  Ответа не было.  Одно только стало ясно – врачи не всесильны.
 И Тайка твёрдо решила стать врачом, чтобы научиться вылечивать всех. Всех-всех!

                5

    « Какая   странная она, эта Тайка, - думал Миша, возвращаясь домой. – Вечно ей какие-то глупости в голову лезут».

  - Мама, а разве так бывает, что дети не нужны своим родителям?
 Маргарита Сергеевна отложила в сторону журнал, сняла очки, потёрла уставшие глаза и внимательно посмотрела на сына.  Вопрос серьёзный, сразу   не ответишь, и не сам по себе он возник, а, вероятно, связан  с Тайкой.

- Так, конечно, быть не должно, это противоестественно.   Но, к сожалению,   встречается. 
- А ты встречала таких родителей?
- Увы, да. Лежала у меня одна девочка с пвневмонией. Хорошая,  послушная, добрая. Два месяца лежала, и за всё это время я только раза три видела её родителей. Почти всех детей хоть изредка, пусть раз в неделю, но кто-то навещал, что-то вкусное приносил, а к ней никто не приходил. Залезет она на подоконник и смотрит на дорогу, родителей ждёт, пока кто-нибудь из персонала её оттуда не сгонит. Где это видано, чтобы с пневмонией - да на холодном подоконнике!
   Мы уж с сёстрами да санитарками сами её передачами баловать начали – не брала. Скажет «спасибо», ручонки за спину заведёт - и ни в какую.  «Мне мама принесёт!», "Ко мне папа скоро придёт!"

- Это ты о Тайке? Она мне говорила, что ты её лечила.
- О ней, сынок, о ней. Я ведь эту девочку наблюдаю с двух лет и хорошо знаю её семью. Самое страшное для ребёнка – это не угол, в который его регулярно ставят родители, это даже не наказание ремнём. Самое страшное – это их равнодушие.
    Некоторые дети,   чувствуя свою ненужность в родительском доме,    со временем   сами перестают нуждаться в ком-либо и обрекают себя на одиночество. Они могут быть контактными, иметь со многими приятельские отношения, но настоящих друзей или подруг, таких, каким бы   доверяли  всецело и без оглядки, они вряд ли будут иметь. А если и будут, то   количество близких им людей вряд ли превысит цифру один или два.

- Мама, но разве дядя Паша и тётя Вера плохие люди?
- Нет, конечно, не плохие. Просто им даже в голову не приходит,  как одинока их дочь  в родной семье. Она одета, обута, накормлена, а до  остального ни отцу, ни матери  дела нет. И так живут многие. Я бы сказала, так живёт большинство семей.

  - Выходит, таких, как Тайка, много, а мы их просто не замечаем!
  - Таких, как Тайка, единицы. Другие дети принимают  подобную модель семьи как норму, а некоторые даже рады  ей  – ведь такие отношения   дают им неограниченную свободу. А у Тайки  не так. Тайке свобода не нужна. Ей хочется родительского внимания, их заботы. Ей хочется хоть немного материнской ласки. Но этого нет, а коль так, то на этом месте возникает синдром ненужности, заброшенности.
- А как же тогда Тайке дальше жить?
- Как дальше жить? Как все, только с одиночеством.
- Это, получается, что Тайка всегда будет одна? – испугался Миша.
- Почему, одна? Нет, конечно. Она добрая, честная, отзывчивая. У неё будет много приятелей, она встретит хорошего человека, выйдет замуж, нарожает детей. Тайка будет жить, как все.
- Но ты же сама сказала про одиночество. Или оно со временем исчезнет?

   Сын с надеждой смотрел на мать, надеясь услышать то, что ему очень хотелось услышать. Маргарита Сергеевна покачала головой. 
  - Не знаю, Миша, не знаю. Мне почему-то  кажется,  у Тайки  не исчезнет. Слишком глубоко оно проникло в её подсознание, слишком много обид накопила эта девочка и не хочет с ними расставаться. Это подобие садомазохизма, приобретённого в родной семье.   Она обречена быть одинокой среди людей, потому что ей уже сейчас никто  не нужен. Ты обратил внимание, что Тайка ничего никогда не рассказывает   о своих подругах?

   - Нет, - растерялся Миша. – Но она и про одноклассников ничего не рассказывает. Только про прочитанные книги. Вообще-то, странно…
- Ничего странного.  Подруг у неё нет, а  одноклассники ей стали не интересны. Она с ними общается, пока их видит, а исчезнут они с поля зрения,   тут же о них забывает, потому что не нуждается ни в друзьях, ни в подругах. 
- Но со мной-то она не так! Со мной-то она совсем по-другому! Почему мне она про всё рассказывает?
- Потому что ты единственный, от кого этот ребёнок не ждёт удара в спину. Я, конечно, могу ошибаться, но мне почему-то кажется, что Тайка будет верна тебе до конца жизни.  Не как мужчине, а как родному брату. Тайка, сынок, подранок, она детством искалеченная.




  ГОДЫ СПУСТЯ

     Таисия Павловна часто сидит на терраске и смотрит вдаль. Что видит она? Проплывающие облака. Пустынную дорогу. Черёмуху у калитки,  четырежды в год меняющую свой наряд.
   А ещё она видит своё прошлое. Прошлое с высоты терраски и прожитых шести  десятков лет весьма обозримо, и чем дальше она от него отходит, тем ближе оно   оказывается. Так уж устроена память человеческая,  которая  всё чаще и чаще уводит  нас туда, где прошлое было  настоящим.   

  Девятнадцатый разъезд, давно уже ставшая городом Вихоревка,  улица Комсомольская, дом номер восемь, Миша Ефимов - это детство.   

  А вот и юность с медицинским институтом и хорошим парнем  Игорем.

          
***

- Ура-а-а! Тайка! Мы студентки! – заголосила на весь коридор симпатичная девушка, найдя свою фамилию в списке прошедших конкурс абитуриентов. – Мы с тобой будущие врачи!
- Ты меня найди, тогда и вопи, -   остановила её Тайка.
- Да чего тебя-то искать? Если я   прошла даже со своими двумя четвёрками, то ты и подавно - у тебя-то четвёрка только одна.
- И всё-таки.
- Да вот же ты, в самом верху второго листа. Деменченко Таисия Павловна.
   Лена выбралась из толпы и, сияя огромными голубыми глазами, затормошила подругу.
- Ты что, не рада?
- Конечно, рада. Только орать-то зачем?

  Так началась самая счастливая пора в Тайкиной жизни. Эта пора называлась студенчество, и в той поре был Игорь.

      ***

   - Ой, Тая, а ты чего так рано? Ты же обещала, что уж сегодня-то пойдёшь самой последней? – защебетала Лена Савельева, увидев стоявшую у окна подругу. –  Давно пришла?
- Да нет, только что.
- Опять полетишь впереди паровоза?   Ты никак не усвоишь, что первые принимают удар на себя.  Экзаменаторы еще не устали, бдительно следят, шпорами пользоваться почти невозможно. Да и требовательны они без всякой меры к смельчакам.  Хотя о чём это я? Кому-кому, а уж тебе-то завал не грозит. Тьфу-тьфу, чтобы не сглазить!
  Лена смешно сымитировала плевок через левое плечо и,  для большей вероятности отвести сглаз, постучала по подоконнику.   

Так было всегда. Каждый раз Тая собиралась приходить только к концу экзамена, заходить в аудиторию   самой последней, но  всегда оказывалась в первой пятёрке и самой первой представала пред лицом строго или не очень экзаменатора. Из аудитории она   выходила с неизменными  отличными или хорошими оценками.

  Рядом толпились их одногруппники и что-то объясняли друг   другу в последний момент перед началом экзамена. Подошёл Игорь Корнилов, самый красивый парень их курса, и все  тут же окружили его, забрасывая вопросами.  Игорь был ещё и самым умным в их группе. Взметнув плиссированной юбкой,  туда же устремилась и Лена. Только Тая осталась стоять у окна.
Игорь наспех проконсультировал толпу и, сопровождаемый Леной, подошёл к ней.
- Волнуешься? – с улыбкой обратился он к девушке.
- Как все, - пожав плечами, сухо ответила Тая.
   Лена, демонстрируя   близкие отношения с Игорем,   повисла на  его руке   и успокоила подругу:
- Тебе-то чего волноваться? Логичка заваливает только хорошеньких. Это вот мне ничего   не светит…   

      Если верить  Лене, еле-еле карабкавшейся к вершинам знаний, Тае просто везло. Повезёт и сейчас. Ведь та старая дева, которая экзаменатор, тоже красотой не блещет, значит, посочувствует Лениной подруге. Глядишь,   и четвёрку поставит. Пятёрку у неё только Игорёк получит, потому что логичка на него глаз положила. Но так думает только Лена, преподаватели  придерживались несколько иной версии.


Тая покраснела и отвернулась к окну.

- Ты бы краску с лица смыла, глядишь, Эльвира и тебе на трояк расщедрится, - повернувшись к Лене, произнёс Игорь.
Он резко выдернул руку и отошёл от девушек.
- И правда, Лена, зачем ты на экзамен  размалевалась? – с досадой на неразумную приятельницу проговорила Тая. Намёк на свою невзрачную внешность она проигнорировала. А что покраснела и отвернулась к окну, так это только потому, что   ей  было неловко перед Игорем за бестактность подруги.
- Думаешь, я без косметики хуже выгляжу? – рассмеялась та и тут же посерьёзнела. – Вообще-то, вы с Игорем правы. Пойду  умоюсь. 
И направилась смывать нарисованную красоту.
   А Игорь опять подошёл к Тае.
- Я заметил, что в день экзамена ты никогда не берёшь с собой конспекты.
- Перед смертью не надышишься.
- Верно.
Он немного помялся и смущённо предложил:
- Давай после экзамена в «Уют» сходим.
- Зачем? – удивилась Тая.
- Ну, мороженого поедим. Надо же как-то отметить удачно сданную логику.
-   Сначала надо удачно сдать, а потом уже отмечать, - холодно произнесла девушка и, увидев  шедшую  по коридору    Эльвиру Петровну, направилась к двери  аудитории. 

  ***
Игорь взял экзаменационный билет, огляделся и сел так, чтобы видетьТаю. Вопросы лёгкие.  Особенно первый. «Возникновение логики  как науки и основные этапы её развития». Кто не знает, что логика как наука возникла ещё в четвёртом веке до нашей эры, а её создателем был древнегреческий философ Аристотель? И дальнейшее   развитие  этой науки Игорю очень даже хорошо  известно.
Второй вопрос несколько  сложнее будет, но тоже не страшен.
«Логико-эпистемические и социально-психологические  аспекты аргументации».   Он по этой теме на семинаре доклад делал. Можно идти без подготовки.

    Получив вполне заслуженное «отлично»,   Игорь,  помахивая зачёткой, вышел в коридор и был тут же окружён сокурсниками.
- Ну, как?
- Правда, что сегодня Эльвира не в настроении?
- А какой тебе билет достался?
- А какие номера вытянули остальные?
- Ты точно   запомнил?

Вопросы сыпались со всех сторон  и были   далеко не праздными. От настроения экзаменатора зависел успех экзаменуемого, а уже задействованные  билеты можно с облегчением вычеркнуть из списка и лихорадочно искать ответы на билеты оставшиеся.
  Отмытая от косметики   Лена  была свежа, ещё более красива, но печальна.
- Игорь, я не сдам! 
В её глазах голубыми озёрами заплескалось отчаяние.
- Сдашь, обязательно сдашь! Ты только не волнуйся, соберись с мыслями. Мы же с тобой все билеты вчера повторили.
  Он обнял её за плечи и погладил по золотистым кудрям.
  - Ну, нельзя же так! В конце концов,  если даже  «неуд» получишь, мир не рухнет. Позанимаемся с тобой, и пересдашь.
Он успокаивал девушку, а сам поглядывал на дверь аудитории и очень волновался. Нет, в том, что Тая сдаст экзамен, Игорь был уверен. Он не был уверен в том, что она пойдёт с ним в кафе есть мороженое. 

  Тая получила «хорошо».  Лена расцеловала её в обе щёки.
  - Кто бы сомневался! Ты же если не «солируешь», то уж в «хоре» поёшь обязательно!
Она совершенно искренне радовалась успеху подруги и гордилась ею. Вот и взбалмошная она, Лена, вот и легкомысленная, но вся  как на ладони. Даже тени притворства в ней нет.

- А то! – шутливо ответила Тая и, приподняв пальцем    кончик  нос, показала, как он задрался от гордости. 
-Ладно, ребята, я пойду, водички глотнуть надо, а то в горле пересохло от жары. Через полчасика вернусь  за вас «поболеть».  Ни пуха вам, ни пера! 
- К чёрту! – дружно послали её сокурсники и опять углубились в конспекты.

   Девушка улыбнулась   и   звонко зацокала каблучками по ступенькам  лестницы. Игорь, торопливо объяснив Лене про силлогизмы, сунул ей в руки  чей-то конспект  и, прыгая через две ступеньки, понёсся следом за Таей.
Её он нагнал уже на крыльце института. Девушка раздумывала, куда пойти. В студенческой забегаловке только томатный сок да мутный компот. А пить хотелось невероятно. Сейчас бы водички из их глубокой колонки! Но колонка - это там, в Вихоревке, а жажда мучит здесь, в большом городе.
-    Так как насчёт мороженого? –      спросил Игорь. Голос прерывался не то от бега, не то от волнения.
  - Какого мороженого?

Он смешался, потом  с трудом выдавил:
- Ну, насчёт того самого, каким мы с тобой собирались отметить победу над логикой.
- Мы с тобой? Это что-то новенькое. Разве я   пообещала своё общество в запланированном тобой пиршестве?

   Тая с насмешкой посмотрела на вконец растерявшегося парня и сменила гнев на милость. В конце концов, нет ничего предосудительного в том, что они сходят в кафе, съедят по порции холодного «Сливочного» и разопьют бутылку газировки без сиропа.  Не на жаре же, право слово, им париться в ожидании Лены?  Лучше посидеть в «Уюте».
- Ладно, пошли. Лена всё равно раньше, чем через два часа не освободится, - согласилась Тая и озабоченно добавила: - Хоть бы сдала она эту чёртову логику?
- Почему  «чёртову»? – удивился Игорь. – Мне кажется, логика тебе нравится. Вон как аргументировано ты на коллоквиумах и семинарах выступала! Я даже не могу поверить, что Эльвира тебе за экзамен только «хорошо» поставила.
- Да нравится  мне логика, нравится! Но я никак не пойму, зачем нам,    логика или  философия в виде диалектического и исторического материализма? Вот, скажи на милость, где  можно применить всё это в своей будущей работе, если наша  специальность –  врач?  Лена, пусть и не на «отлично», но всё же сдаёт экзамены по профилирующим дисциплинам, а на других просто буксует.    Разве может всё вместиться в одной голове? Нельзя объять необъятное, как сказал один умный человек.
- Это сказал  Козьма Прутков, которого, кстати, никогда не было.
- Как это «не было»? – удивилась Тая. – А кто же тогда это сказал?
- Было три человека…  Ладно,  об этом как-нибудь в другой раз.    Вот ты говоришь, что в одной голове не может вместиться всё то, что нам дают в институте.  Но в твоей-то вмещается?

- Это комплимент?

- Почти. Если он не нравится, можешь  считать его простой констатацией факта.

- Мне тоже философия трудно далась, - вздохнула Тая.
Игорь улыбнулся и шутливо дёрнул за косу.
- Успокойся! Диаматы уже позади!
- Да. Но впереди ещё научный коммунизм, избежать который ещё никому из студентов не  удавалось:   ни физику, как говорится, ни лирику, ни нам, будущим целителям. И ставят его на государственных экзаменах   впереди профильных. Даже к защите дипломной работы    не допустят, если научный коммунизм не сдашь. Вот ответь мне, почему так? 
 
Ответить Игорь не успел – они уже подошли к кафе с красивым названием «Уют». Там было прохладно, в соответствии с названием  уютно и малолюдно. День только начинался.  Игорь принёс две порции мороженого и запотевшую бутылку напитка со смешным названием «Буратино».  Продолжать начатую по дороге тему не хотелось. Они радовались удачно сданному экзамену, последнему в этой   сессии,  предстоящему отдыху, своей молодости и говорили обо всём.

  Тая, сама того не ожидая, открыла в Игоре совсем другого человека: открытого, умного, серьёзного и очень-очень обаятельного.  Того Игоря,  красавчика, избалованного судьбой и девушками,   она откровенно недолюбливала и очень опасалась, что он может искалечить жизнь Лены.     Тая ведь обещала тёте Пане присматривать за её взбалмошной и доверчивой дочкой.

- Игорь, - глядя парню в глаза, спросила Тая, - а как ты относишься к Лене?
- К Лене?
Переход от разговора о лёгкой атлетике к теме отношений застал его врасплох. Он удивлённо поднял брови, но взгляда не отвёл.
- Хорошо отношусь. Она весёлая, очень добрая, чуткая и отзывчивая. В общем, девушка, что надо!
- Не то, не то ты сейчас говоришь, - поморщилась Тая. – Мы же не на комсомольском собрании. Я спросила о ваших личных отношениях.
- О личных отношениях?
Его брови опять взметнулись вверх.
- Да нет между нами никаких  отношений,  кроме дружеских!
Тая   в замешательстве. Кто из них лукавит? Лена, которая все уши прожужжала о том, какая у них с Игорем любовь? Игорь, открещивающийся от этой любви?
- Но ты же почти каждый вечер  её провожаешь?
- Да. Когда мы с ней уходим   из читального зала, провожаю до самого общежития. Разве могу я отпустить девушку одну? Мало ли чего…

   Вот так-так!
Конечно,  фантазия у Лены  богатая, а временами она и сама начинает верить в то, что нафантазирует. Неужели это тот случай?

Девушка бросила взгляд на часики и заторопилась:
- Нам пора.
- Надо взять ещё одного «Буратино» и мороженого. Для Лены, -  улыбнулся Игорь. – Сегодня день жаркий… во всех отношениях.

- Ура! – завопила Лена, увидев в руках Игоря мороженое и бутылку с газировкой.  – Это мне?
- Тебе, тебе. Но, конечно, если ты сдала экзамен.
Про экзамен Игорь мог бы и не говорить -  по сияющему лицу девушки было и так видно, что пересдачи не будет.
- Всё-всё! О логике   больше ни слова! Брр! – она изобразила ужас. – Сдала  и забыла!
Игорь протянул девушке мороженое и начал откупоривать бутылку с газировкой.
Они  вышли на улицу, спустились к Набережной,  полюбовались неторопливым течением Ангары. От реки веяло прохладой.

- Хорошо-то как! – произнесла Лена.
   Радость от удачно сданного экзамена и оттого, что  впереди - долгожданный отдых, не покидала её.  А ещё сегодня намечается студенческая вечеринка, на которую Лена возлагала большие надежды. Должен же Игорь, наконец, признаться ей в своих чувствах или и дальше робеть будет?

***

Гремела музыка. Актовый зал бурлил. Все веселились от души. Даже неулыбчивый, суровый комсорг их группы Славик Обозов, олицетворение всех без исключения нравственных принципов и весьма идейный,    и тот время от времени нырял с однокурсниками в одну из аудиторий, где был накрыт стол,  возвращался  оттуда изрядно   одемократившимся   и лихо выделывал фигуры модного твиста.
  Бешеный ритм коллективной физзарядки прервал Валерий Ободзинский.

            Эти глаза напротив – калейдоскоп огней,
            Эти глаза напротив ярче и всё светлей…

Игорь подошёл к Тае.
- Потанцуем?
- Потанцуем, - улыбнулась девушка.
     Он взял её за руку и ввёл в круг.
- Зря ты не ездишь со стройотрядом. Знаешь, как там здорово! Песни под гитару у костра, ночёвки в палатке. Да и в другой мир не лишне окунуться. Соглашайся! Правда, списки уже утверждены, но я что-нибудь придумаю.  Ну, так как?

В глазах Игоря было столько ожидания, что Тая отвела взгляд и вздохнула.
- Я не могу, дома ждут.
Про дом была явная ложь, там её никто никогда не ждал.

- Кто ждёт? Родители? Так тебе же не завтра ехать, успеешь их попроведать. Или тут что-то другое?

  Хоть и шутливо  сказано, но нотки ревности в последних словах всё же прозвучали. Девушка неопределённо пожала плечами и разговор прервался.

   Ну, не объяснять же Игорю, что она очень соскучилась по Мише, его жене Маринке, а особенно по их маленькому Славику. Да и Ободзинский уже умолк, уступив «Эти глаза напротив» не менее красивому «Белому вальсу».

              Я пригласить хочу на танец вас, и только вас…

Игоря пригласила Лена.
   
***

     Игорь очень нравился  ей, но на его  предложение руки и сердца она ответит отказом. Почему? Потому что Игорь    совсем не похож на Мишу.   
  Потом она найдёт того, кто похож, и полюбит.  Живут они хорошо, ровно, спокойно. Вот уже выросли дети, подрастают внуки. Всё, о чём когда-то мечтала   маленькая Тайка, сбылось. Есть у неё и собственный дом (один в один, как  у бабушки Лены Савельевой: просторный, светлый и с высоким крыльцом), и дружная семья. Глядя на   вполне самодостаточную, всеми уважаемую Таисию Павловну, никто даже не подозревает, что  через всю свою жизнь эта женщина пронесла  в себе  какое-то непонятное ей самой ощущение  одиночества среди людей. То самое, о котором когда-то говорила Маргарита Сергеевна. То самое, которое   всегда мешало Таисии Павловне  жить полно и радостно, и что, дойдя годами до старости, она     так и не научилась избавляться от прежних обид и осталась тем же подранком, той же искалеченной   детством Тайкой.