Две лестницы

В незапамятные времена, в престижнейшем районе весьма уездного города, в богатой двухэтажной вилле жила-стояла Главная Лестница. Широкая, беломраморная и покрытая алой ковровой дорожкой с золотыми держателями. Лестница очень обижалась, если её поминали без надлежащих эпитетов, словно простушку. Зато млела, когда степенно проходившие мужчины гладили перила властными ладонями, а разодетые женщины задевали непокрытую часть ступеней краями шёлковых платьев. И ничуть не коробило от того, какие при этом велись разговоры, потому что её попирали лучшие люди города. Из этого она заключила, что по праву является не какой-то там главной, а Центральной. Что касается окружающей обстановки, то с нею лестница вела себя очень высокомерно. Правда, по выходным она испытывала ничем не обременённую благодарность алой дорожке. Та хоть и находилась чуть выше, но защищала холодные ступени от грубостей рифлёных подошв и колкостей острых шпилек. Короче, Центральная Лестница жила на широкую ногу и не наблюдала ни одной конкурентки в округе.

Ну, по правде говоря, на заднем дворе обреталась её дальняя родственница. Высокая среди себе подобных, крепко сбитая, но слишком уж простая и до бедности деревянная. Не чета, как говорится. Несмотря на низость происхождения, она тоже обижалась на простецкое обращение, потому что имела большие амбиции и далеко идущие вверх планы. Эта лестница, злясь на судьбу, с трудом переносила вечно замызганные сапоги мастеровых и огрызалась на каждое их восхождение недовольным скрипом. Те, правда не только не обращали внимания, но вообще принимали её реакцию за должную, и этим только пуще бесили. Особо нервировали маляры, с кистей которых вечно капала вонючая краска. Нет, Деревянная Лестница была вполне готова, чтобы в один ясный день пришли и целиком выкрасили именно её. Но собирать капли с барской стены или наличников – увольте.

Однако протестов никто не слышал, скрипа не понимал, и всё что ей оставалось – это мечтать. В какой-то момент она даже забеспокоилась, а существует ли вообще страна её грёз? Немного погодя, она получила шокирующе утвердительный ответ: да, буквально в двух шагах, правда, с другой стороны. Об этом ей совершенно случайно удалось узнать из сетевого бульварного издания, которое с интересом читал окномой во время перекура на одной из её ступенек. Через его плечо Деревянной Лестнице открылся удивительный мир светской хроники с красочными фотографиями и выразительными комментариями читателей.

«Обалденно!» – восхитилась она.

Правда, поразмыслив, крепко обиделась.

«А я-то чем хуже? И профессионалка, и крепко стою на ногах, и мужикам отбоя нет. Эта свинья парадная, ну, ничего же не делает, жизни не видит. Стоит себе и ждёт как портьеры раздвинут, пылинки с неё сметут, вымоют, принарядят… Ну вылитая дура! Блондинка мраморная…»

И в таком духе – изо дня в день.

* * *

Однажды Деревянную Лестницу для работ на крыше приставили к окну мансарды. И там она увидела его: скромного молодого человека, склонившегося над стареньким переносным компьютером.

А слуги во дворе уже вовсю обсуждали поселившегося дальнего родственника хозяина. Он приехал покорять уездный город, как Жюльен Сорель – Париж. Потому что его Париж был здесь. Пока.

Парня полюбили все. Он был улыбчив, доброжелателен, и главное, крайне застенчив. Ему было настолько неловко собственное тунеядство, что даже на уборщицу он смотрел, как на законодательницу порядков. Кому ж такое обращение не понравится?

Да и не был тунеядцем – сам себя в этом убедил, хотя работал, не покладая рук. Ну, правда, платили за это не шибко, и то, если писал на заказ под каким-нибудь известным псевдонимом. А жил при этом в хоромах. На чердаке, разумеется, но на адрес это никак не влияло. Правда, не был он до того известен, чтобы нашлись завистники. Пока.

Прислуга восторгалась отрывками из его собственных исторических боевиков и даже рекомендовала коллегам из соседних домов. Люд совершенно не мог взять в толк, почему редакторы отвергают такие прекрасные и захватывающие вещи. А молодой человек был рад любой аудитории. Конечно, было досадно, что многое до читателей не доходило, не чувствовали они подлинную глубину и подтекст в сценах погонь и звенящих шпаг. Но всё же лучше, чем ничего.

«Вот, кто мне нужен, – смекнула Деревянная Лестница, – самый что ни на есть писатель. Пока что неизвестный, но есть перспектива. Главное – трудится, как я. В поте лица своего пробивается к успеху»

Она мечтала о том, как скромный служитель муз распишет сцены, где герой с её помощью уходит от многочисленных женщин и прочих преследователей. Это принесёт автору широкую известность, и он станет во всех интервью делиться тем, кто именно послужил прообразом… Так сказать, вдохновил…

С каким волнением она слушала сантехника, которого как единственного в округе с актёрскими данными, вызывали читать в лицах очередные фрагменты! Деревянная Лестница стояла поодаль, изо всех сил изображая отстранённую вальяжность. На тот случай, если кто-либо из разинувших рты слуг зачем-то обернётся в её сторону.

А молодой человек, никоим духом не ведая о многоступенчатых страстях, медленно, но верно двигался к заслуженному признанию. Даже маститые заказчики не могли не отметить его стиль, вращаясь в своей среде с рюмкой дорогого коньяка или, на худой конец, чашечкой горького кофе.

Так потихоньку пришла слава.

* * *

Бедная Деревянная Лестница стала довольно раздражительна.

«Опять этот виконт прыгает из окна на лошадь! Красиво, не спорю. Но на самом-то деле промахнуться запросто. А если и нет, он подумал, изобретатель, о несчастной лошади? Хребет перешибить с такой высоты, как нечего делать!»

Ясное дело, борьба Деревянной Лестницы за гуманное обращение с животными имела тайный подтекст, да и, в общем-то, не выходила за рамки протеста у стенки.

Но это были цветочки. Хуже стало, когда прачка, заигрывая с зашедшим электриком, стала показывать ему «своего знаменитого клиента»: фотографию писателя с новой книгой на Центральной Лестнице.

«Он?! Да ещё с ней?! Расфуфыренной в красную дорожку, и потому чёрствой, как камень?! Ну просто идиот! Об неё ж все ноги вытирают! Да разве это подлинный успех?! Мерзавец…»

Деревянная просто поехала от такой вопиющей несправедливости и рухнула на землю. Она ощутила застарелую боль в ступеньках от криво всаженных гвоздей и легко перешла на совсем иные мечтания. Вдруг, например, начнётся война, и в город войдут враги? Или мятеж какой случится? Но главное, что кто-то обязательно нагрянет в дом и станет угрожать жизни. Ну, не война, так заурядный пожар хотя бы. Рискованно, конечно, для неё самой, но что поделаешь? Зато потребуется срочно бежать из заветного окна. Не будет же он оттуда прыгать на крышу автомобиля.

По правде говоря, воображение у лестницы было сильное, и чем дальше, тем ярче оно рисовало картины всевозможных катастроф. А писатель, как назло, стал так хорошо зарабатывать, что должен был вот-вот съехать. В собственное жильё.

«Только не это! – твердила себе Деревянная Лестница. – Только не это!»

И каждый раз, косясь на свет в его окне до глубокой темноты, она тихо ёрзала у стены и всё больше зверела:

«Ну о чём ещё можно писать! Хорошо, согласна, есть разные темы. Но ведь жанр-то исторический и приключенческий. Так какого…»

* * *

Та ночь начиналась до неприятного странно. Нестерпимо пАрило, вороны кругом каркали, филины вдалеке ухали. Лестнице даже вой волков почудился.

Новомодный властитель дум, как ни в чём не бывало, сидел за столом и что-то усиленно долбил, распечатывал, многое комкал и выбрасывал. Видать, издательство, нажимало, а он, хоть и не бездельничал, но больно уж многое отправлял в мусорную корзину.

«Доигрался в свой баскетбол», – зло прокомментировала Деревяшка.

Писатель до того заработался, что стал засыпать прямо за столом. Пальцы всё реже попадали на клавиши, голова скачками опускалась всё ниже, а ослабевшая правая рука съезжала в сторону и сдвигала по пути ворох одобренных страниц прямо к настольной лампе. В конце концов, они друг за дружкой упали на пол, и проскочила искра. Язычки пламени стали разрастаться и захватывать скошенное крышей пространство чердака. А литератору снилась прекрасная принцесса нового романа, спасающая маленького наследника из горящего дворца. С каждой минутой треск огня и запах дыма усиливались, поражая спящего творца яркостью картины. Он даже не догадывался, что в его собственном жилье занялся пожар.

Из состояния грёз его вывел ожог на краю ладони. Писатель вскрикнул, стряхнул  оцепенение и на миг снова застыл от увиденного. Затем в поисках выхода отчаянно заработала мысль: дверь отпадает – целиком уже в огне… Что делать?.. Что делать?!.. Да, остаётся лишь окно. К счастью, из-за жары оно было распахнуто, и  чёрный дым валил сквозь проём наружу.

«В этом и есть моё спасение», – осознал он. Соседи, завидев беду, уже выкрикивали полусонных обитателей, кто-то звонил пожарным, а тайно воздыхавшая прачка вместе с подвернувшимся электриком бросилась за Деревянной Лестницей.

«Мой час настал!» – подумала та, слегка дрожа от волнения и торжества. Впрочем, на самом деле трясся автор триллеров, пока задом правой ногой нащупывал нужную ступеньку. Затем в страхе едва дотянулся левой до следующей. А лестница была просто счастлива от выпавшей ей роли в отечественной литературе. И мысленно подтрунивала над книжным принцем.

«Не робей, герой! Ты ж своих персонажей без колебаний пихал в куда бОльшие передряги, так почувствуй немного, каково это. И не дрейфь – со мной тебе вообще ничего не грозит!»

Её уверенность передалась писателю, и тот, видя что творится в его бывшем жилище, понял: дальше тянуть нельзя. Всё ещё с опаской он опустил правую ногу на один уровень с левой, и… раздался душераздирающий треск: ступеньки стали подламываться одна за другой. Не успев опомниться, восходящий мастер печатного слова со всего маху приложился головой об острый камень.

Подоспевшая к месту происшествия полиция не стала вдаваться в никому не нужные подробности. Она быстренько закрыла дело, наложив на него гриф «совершенно случайно». Лишь кусочки грязи с обуви писателя, уцепившиеся за обломки ступенек, догадались: некогда могучая Деревянная Лестница насквозь прогнила от зависти и дурных желаний.

* * *

Друзья усопшего тоже служили музе боевика и триллера. Немудрено, что им откровенно претили чересчур неуклюжие обстоятельства гибели однокашника. В итоге мастерА жанра просто не нашли для истинной виновницы даже пары жалких слов в сильно закрученном некрологе.