Там и тогда. Мовизм. Шарм-эль-Шейх, 2007, Метеоры,

Египет, Шарм-эль-Шейх, 2007.
 
Он хотел взять пиво, но барную стойку загородили три здоровенных казаха. Уже веселые и шумные. Три богатыря. А вернее – батыра.
– Давай еще виску! – требовали у бармена.
Тот налил, они залпом осушили, не закусывая, и потребовали еще по двойному виски. Бармен, налив, вызвал администратора. Казахи сильно осерчали, когда араб стал им вежливо по-русски объяснять, что они пьяны и им пора спать.
– Ты на кого, чурка, бочку катишь? – завелся один казах. – У меня целый угольный разрез, а у тебя, фраер дешевый, что за пазухой? Вошь на аркане?
– А у меня, – развел широко руки второй казах, – целых девять качалок нефть мне в доллары перекачивают!
Все это его забавляло, но пива тоже хотелось.
– А у тебя, – сказал он третьему казаху, – целая Роза Рымбаева ночи напролет поет…
У того глаза на лоб:
– А ты откуда, братан, знаешь? Нет, давай за это выпьем! Тебе, брат, чо: водку, вино, виски?
Они нашли другой бар и просидели в нем до полуночи.
Здоровые все же казахи! Батыры!   
               
Греция, Метеоры, 2000.

Чем не сказка?!  Отвесные скалы, витающие в облаках. Каменные столпы, висящие между небом и землей. Их, российских журналистов, принимали в главном небесном монастыре – в Великом Метеоре. Потчевали, как дорогих гостей. Стол трапезной ломился от вина и, что больше всего понравилось, -  от морских лакомств. Угощая, настоятель архимандрит Афанасий, громогласный гигант, наставлял: грешите, дети мои! Бог любит тех, кто грешит! И еще ругал почем свет американцев и глобализацию. Русским же гостям объяснялся в любви и готов был каждого из них чуть ли не обнять, расцеловать, не забывая при этом попенять им за то, что и Россия тоже прогибаться стала под Америку. Мы с вами, говорил, братья, наши народы не были на противоположных сторонах ни в одном конфликте, ни в одной войне, вот и сейчас не поддавайтесь Америке. Знайте, вещал, это тысячелетие станет эпохой православия!
После такого угощения захотелось глотнуть свежего горного воздуха. Он вышел из трапезной и остолбенел – навстречу ему по галерее шел Гриша, бывший его коллега, несколько лет как умерший. Точно он! – тот же мясистый нос, те же сочные губы из-под усов, борода та же, черная, почти до пояса! И тяжелый взгляд его. И, конечно же, рост – почти двухметровый. Вот только почему-то черная сутана и внушительный крест на груди.
Нет, не может быть! Он перекрестился, хотя верующим себя пока еще не считал, креста не носил. Монах, заметив его до неприличия изучающие взгляды, усмехнулся, мимо проходя.
Потом он долго стоял ошеломленный на смотровой площадке. Ему казалось, что он плывет неведомо куда совершенно один – только он и свисающие с улетающего неба отвесные скалы с прилипшими к ним гнездами монастырей. О монахе-двойнике он уже и думать забыл. Зачем, если он наконец-то почти что счастлив?

(Продолжение следует...)