Неясные кусочки и обломки

Подглядывающий.
Разоряющийся свет желтой лампы лоскутами разлетается по комнате, за окном которой уже наступил вечер. Темные тени сгущаются там, где до них не доберется и без того слабый свет. Говорят, что во мраке все кошки серые, говорят, что есть где-то ночи столь светлые, что люди путают их с днями. Много разного говорят. Ну, а ты не слушаешь, тебе кошки и днем кажутся серыми. И люди тоже кажутся серыми.

По деревянным доскам пола проходит скрипение то к двери, то от нее, создавая ощущение, что кто-то есть. Но никого. Просто тишина уже  устала сама от себя. Иногда приоткрываются двери старого шкафа или оконные рамы от нарастающего ветра. Кажется, что дом обитаем. И все же тут пусто.

И ты сидишь, смотришь в то окно, откуда еще недавно смотрели на тебя. Задумчивого. Скучающего. Ты не знаешь о том, что за тобой ведется слежка исподтишка. То из ящиков стола, пока ты спишь, то из-за спины, пока ты пьешь чай за столом. Любопытные глаза изучают тебя, они не голодны, не злы, не безумны.

Зачем? Непонятно. Просто однажды ты успеешь наконец-то поймать того, кто за тобой подглядывает. Но ты точно хочешь знать того, кто всегда был за спиной?


Часы.
Ты забыл посмотреть на часы. Забыл, как надо дышать или думать. Раз-два, раз-два. Тебя потеряли все твои близкие и друзья, о тебе давно знают и в полиции, и во всех городских больницах и в моргах. Но тебя там нет.

Нигде нет. Нигде не было. И нигде не будет. А ты просто забыл посмотреть на часы и пропал на недели. На месяцы. На целый год. Ты потерялся, застряв в одном нервном подергивании самой быстрой стрелки. 

Твои глаза сверяются с циферблатом, стараясь утонуть в его расплавившейся поверхности. Ты потерялся, потому что забыл взглянуть на часы. Так где же ты? А тебя нет.


Человек, который приходит перед сном.
Глаза слипаются от усталости, тело расправляется, укутываясь в нежное, теплое одеяло, похожее структурой на пудинг. Жизнь, словно песок с берега, ускользает в бескрайнее море, и ты боишься, что сегодня снова нужно спать. Ведь он опять придет...

Каждую ночь, ровно за секунду до того, как твое сознание приостановит свою работу, ты успеваешь увидеть лицо. Это приятный мужчина лет сорока, с сединой в черных волосах и со стальным блеском в глазах, он одет в строгий коричневый пиджак, белую рубашку и джинсы. И он всегда смотрит на тебя в эту самую секунду.

Таких ты не встречал ни среди знакомых, ни среди их знакомых. Никогда от того человека не веяло угрозой или ужасом, но ты все равно считал его странным. И иногда из зеркала на тебя поглядывали эти серые глаза, которые были похожи на ртуть. А еще в глубине твоего шкафа завалялся похожий коричневый пиджак. Твои волосы тоже с легкой проседью, хотя ты, как и в былой молодости, остаешься жгучим брюнетом.

Может, хватит уже смотреть на себя? Прекрати.


Ветер.
Мы боимся, что однажды в наш маленький городок снова вернется ветреная погода. Наши хлипкие картонные дома, изрисованные яркими красками, разлетятся, наш скот разбросает по равнинам и лесам, и неизвестно, скольких мы найдем живыми и скольких мертвыми.

Это страшно.

Страшно видеть, как бумажные улицы рвутся в клочья, страшно, когда тебя самого рвет на части. Твоя голова улетит куда-нибудь в озеро, и никто никогда не найдет её, чтобы положить в твой маленький гроб. И тебя, безголового, отнесут на наше маленькое кладбище, затем ты будешь «покоиться с миром», пока весь мир страдает. Такой небольшой и несчастный мирок.

И я слышу. Я уже слышу его: как он поднимается из-за холмов, как он летит сюда. Беспощадный ветер перемен.

Лишь бы моя маленькая голова уцелела! Или хотя бы ее нашли потом.


Снег.
Темный вечер раскинулся по небу так вальяжно, запрятав себя в подушки облаков, укрывшись шелком непроницаемых туч. И пух снега полетел оттуда сверху: там Бог заботится о тех, кого мы когда-то любили. Они кидают нам весточки о себе, собирая свои слова в снежинки. Поэтому мы никогда не видели одинаковых. Ведь нет похожих признаний в любви.

Иногда они не долетают, хотя чаще их просто не понимают. Но будет еще столько попыток до того, пока мы не сможем увидеть тех своих близких лично. Может, мы даже научимся отправлять им свои послания с птицами или самолетами?

И я ловлю снежинки. И я хочу их прочитать, я хочу услышать то, что не успели мне сказать. Но, наверное, еще больше я хочу сказать что-нибудь сама.

Но я не умею читать снег. Мне остается лишь ждать того дня, когда я сама смогу отправлять такие послания. Расскажу о том, что там, где однажды пролилась кровь, взойдут маки, что после дождя бывает радуга. Потому что природа не знает жестокости.

Снежинки падают. Кружатся. Оседают, где смогут, чтобы собраться в одно большое признание.

«Я так люблю тебя...»


Посчитай звезды.
Посчитай все те яркие звезды, загадай на каждую желание. Загадай великую любовь в жизни и после нее, загадай мир, сотканный гармонией, загадай хоть какое-нибудь счастье незнакомцам. Нарисуй это небо, эту луну и все звезды, сколько хватит краски и сил. Расскажи Винсенту, что это все не зря. Что ты, как и он, загадал в своих картинах только добро. И, возможно, ты станешь той звездой, на которую я загадаю все лучшее, что у меня есть.

Так посчитай. 


Самые теплые цвета.
Самые теплые цвета – это синий и серый. Мы зарываемся в них  и отдыхаем, сплетая кокон, чтобы вернуться однажды бабочкой. Словно под толщей воды, словно на дне металлического сплава, пережидаем. Нам нужно уткнуться в эти цвета, чтобы узнать то тепло, которое ощущают еще слепые котята от собственной мамы. Сколько магии в этом обыденном сочетании. Синий и серый.

Небеса в разных состояниях, узоры на древнем сервизе из фарфора и поднос для него, океаны и камни на их берегах. Синий и серый.

Кровь знатного господина внутри его тела, и доспехи - снаружи. Нержавеющие фляжки с водой у каравана Божьего, где у всех путников такие добрые глаза. Синие и серые.


Эмоциональное состояние.
Я не понимаю, что такое радость, похожая на опьянение. Ты не чувствуешь ничего, кроме нее, но затем просыпаешься разбитым, вспоминая все, что успел сделать. Все обещания, все признания, все безрассудства – теперь от них веет легким запашком горечи. Ах, какими легкими и обыденными они казались, пока та радость не ушла.

А еще я не люблю, когда меня поглощает печаль, потому что у меня начинает болеть голова. И мне кажется, что от печали скучаешь еще больше, что печаль множится геометрической прогрессией. Будто ты уже по пояс утонул в болоте, а теперь озираешься по сторонам, даже не надеясь найти спасительный прутик.

Но есть то пограничное состояние между этими разными чувствами. Ты словно спокоен, но внутри все играет с таким надрывом, что струны готовы порваться в любой момент. Ты так счастлив, ты так печален, что едва ли дышишь.

Любовь. Заполняет все тело. Ты без устали твердишь о том, как боишься потерять. В каждой паузе сердца отдается эта сладкая боль.  Ты готов рвать свою оболочку, потому что тебе так нравится, как печаль и радость смешиваются между собой.

Плачешь. И улыбаешься. Твои глаза такие светлые, но зрачки зияют темнотой самых дальних уголков космоса. Руки трясутся, хотя ты кажешься спокойным. Хочется бежать, но при этом так охота упасть на колени, крича обо всем, что скопилось внутри. Или же тихо выдохнуть...

Ох, благословляю такую мне родную меланхолию.


Утро.
Я хочу встретить все рассветы. И летом, и зимой, и во всех возможных городах, в разных странах, и в день своего рождения, и в день своей смерти. Я хочу вдыхать прохладу нового дня, пока мое дыхание не оборвется навсегда. Хочу умереть с росой на своих губах, хочу, чтобы мои глаза отражали еще розоватое небо. Утонуть бы в этих легких и хрупких облаках.

Мне нравится слушать ускользающие сны природы, которые ручейком утекают в бездонный океан того, что ушло безвозвратно. Там воспоминания, там люди, там скрыты все сокровища. И если я однажды уплыву в том ручье, то, возможно, мне и удастся пережить любое утро своей жизни заново.


Нарцисс.
Самовлюбленная красота и циничная жестокость, его не волнуют мирские проблемы. Он слишком занят своим отражением. Принеси ему нарциссы, безответно влюбленный, принеси ему эти цветы, проклятая своим же сердцем! Ему будет все равно.

Он смотрит только на себя. Он занят лишь собой. Угрозы, комплименты, плачь и крики – это все чушь, это все неважно, пока есть зеркало. Нарциссы. Желтые цветы, окружающие его силуэт, перепутанные в его волосах, как корона, их становится все больше и больше.

Сплетайтесь, сплетайтесь, сплетайтесь, вы же так похожи. Любуйся лишь своею красотой, пока можешь. Потому что однажды ты встретишь того, кто разобьет все зеркала, кто расчистит дорогу через это желтое поле. И заберет твое сердце, которое ты берег, спрятав в каждой отражающей поверхности.

И тот, кто уничтожил твое отражение, так же разобьет твое сердце. Нарцисс, ах, лучше умереть от голода самовлюбленности, чем от этой боли безответного звона разбитого стекла.


Полумесяц на шелковой подушке.
Неизвестные люди украли с неба едва заметный полумесяц. То были немолодые супруги из числа тех, кого даже хоронят безымянными в самом дальнем углу кладбища. Они положили хрупкий месяц на подушку из дорогого красного шелка, потому что это было самой мягкой вещью в их лачуге. Эта подушка там хранилась для него с самого начала. 

Те люди были нищими, бывали времена, когда они не ели днями, когда их маленькая пристройка к какому-то жилому дому не могла выдержать даже легкого зимнего мороза. И единственное, что было у них из золота, так то были их сердца.

Ох, несчастные супруги. Они украли полумесяц у престарелой луны, потому что та когда-то забрала ребенка у женщины из их народа и тем навлекла на нее беду. Но теперь все было поровну: око за око.

Люди заботились о полумесяце, хотя он и плакал каждый день в тоске по небу, но супруги надеялись, что это пройдет. И ведь прошло. Его свет становился ярче, и «родители» не могли нарадоваться тому, как их сын крепчает с каждым днем. Едва ли в нем можно было узнать тот худенький месяц, что так беспокойно лежал на подушке из дорогого красного шелка.

Месяц лишь иногда печально глядел на небо из грязного окошка родной лачужки, но он не мог покинуть тех людей, что вырастили его, отдав все самое лучшее. Свои сердца и шелковую подушку. Полумесяц видел, что растет в грязи и в самой несчастной бедности, но вряд ли это его волновало.

Ему было хорошо. Среди пыли, рванья, холода, сырости и свищущего ветра. Это был тот дом, который он мог бы лишь изредка созерцать с высоты облаков, забывая о нем на следующий день. И все же ему, к счастью, довелось жить здесь.

Когда месяц совсем вырос, те люди отнесли его в лес, чтобы выпустить обратно в небеса. Ведь так часто говорят, что если любишь, то отпускаешь. И они решили отпустить его обратно к звездам, что уже отчаялись найти его.

«Заглядывай хоть иногда,  – сквозь слезы, дрожащим голосом просила его женщина, – навещай стариков.»

Прошло несколько лет. Только сегодня, когда небо скрыли плотные тучи, месяц смог спуститься обратно к тем людям.

Пустые городские улицы казались еще мрачнее, так как их уже опутали ледяные нити наступающего января. Ветер шелестел газетами, которые оставили по какой-то глупой случайности на асфальте. А месяц все летел, стараясь никого не потревожить своим светом. Через некоторое время бестолкового поиска, ему все же удалось найти лачугу. Она казалась еще более разбитой, потому полумесяц и  почуял, что неладное ждет его внутри.

Но внутри его ждала только пустота.

Супруги скончались от голода неделями ранее, так и не увидев снова своего единственного ребенка. Все, что оставалось им, – это смотреть в небо, где так ярко светил он. Светил, ради каждой потерянной в ночи души. Светил, ради таких, какими были они.

Полумесяц, жалобно и тихо вздохнув, пролетел сквозь помещение. Печально заскулив, он снова лег на ту самую шелковую подушку из детства. И это все, что оставалось ему сейчас, это была его печальная доля.

Тихий плач звучал в унисон поднимающемуся ветру морозной ночи, пока месяц совсем не изнемог. И, устав, заснул уже навсегда. На той самой красной шелковой подушке, что всегда лежала здесь для него.


Я исчезаю.
Я замолкаю, я не скажу более ни слова. Мое тело обрастает паутиной, в которой путаются несмышленые насекомые, в моих ушах живут черви, мои глазные яблоки, возможно, кто-нибудь уже съел. Воздух наполняется пылью и запахом приторного гниения. Не делать мне более уборки, так как мои руки не двигаются.

Я просто исчезаю. Мне нечего здесь делать. И только мое тело еще немного просуществует, чтобы потом истлеть. Оплаканное моими близкими. Когда-нибудь забытое. Никто не должен помнить об исчезнувших.

Что же останется после меня? Мое маленькое сообщение. Что я любила, что я жалела, что я грустила, что я смеялась, что я мечтала, что я была.

А теперь... Я замолкаю.


Неумение ненавидеть.
В этом скрыто столько всего, это делает жизнь гораздо тяжелее. Перед тобой кто-то, кто поступил так плохо, так неправильно по отношению к тебе. Хочется кричать, хочется ударить, но вместо этого просто затуманенный взгляд. И неумение ненавидеть.

Тебе жаль. Жаль, что человек перед тобой такой несчастный. Что ты не можешь любить его. И ты злишься на себя, потому что не можешь возненавидеть его, хотя, возможно, он и заслужил.

Кровь, которая несет по жилам прохладную жалость и  тоску. Тебе не хочется быть таким уязвимым, не хочется лишний раз прощать кого-либо, не хочется прожить жизнь, постоянно забывая.

Но позволь себе эту слабость. Неумение ненавидеть.

Почему ты должен верить мне, слушать, что я там тихо шепчу? Потому что я такая же.


Слава Богу, вернулась!
Мать безмерно счастлива, когда ее дочь спасается, потому что теперь она знает: все хорошо, дома безопасно, самое ужасное - позади. И она в сердцах благодарит Бога!

Слава Богу, вернулась!

Словно это его заслуга, что эта девочка сегодня смогла сбежать от того мужчины, который почти затащил ее в свою машину. Словно это его заслуга, что дочь этой женщины давным-давно нашла выход из леса, обогнув все самые опасные дороги, не потревожив хищников. Словно это он остановил того грабителя с жестокими глазами, когда тот пытался отобрать ее сумку.

Слава Богу, обошлось!

О женщина! Как ты можешь говорить это при своей дочери, что чувствовала себя абсолютно беспомощной и отчаявшейся? На волосок от смерти. Ох, уберег! Она так не считает, она никогда не хотела, чтобы подобное произошло с ней.

Ей хочется жить. Ей не хочется, чтобы Бог спасал ее от кошмаров, потому что Человек мог бы сделать так, что тех не было бы вообще. Человек мог ее спасти.

И в тот же день девушка решает, что она сама сможет спасать других. От одной такой мысли становилось так хорошо, сила правила этим телом, а мысли были охвачены пожаром, освещающим путь к цели.

Она не Бог. Она Человек. И она сможет уберечь себя и других.


На одном дыхании.
Я живу на одном дыхании. Смеюсь в лицо тем, кто растягивает свою жизнь. Тем, кто так рад, что прожил столько, высчитывая часы, дрожа над песочницей секунд, которая в итоге обернется в зловонное болото. Нет. Не про меня.

Жизнь, как майская гроза, как цунами, как полет звезды. На одном дыхании, пропитанная свежестью росы, запахом хвои, вся заляпанная красками и промокшая от воды судьбоносного потока, который уносит меня. Бьет о камни, затягивает в водовороты, тянет ко дну, чтобы затем выбросить на берег и забрать с первым приливом.

Не жаль. Ничего не жаль. Не больно. Никогда не было больно.

Я чертовски люблю жить на одном дыхании, пускай, что умру на выдохе. Эх.


Боль в глазах.
Всего лишь секунда, всего лишь в незнакомых глазах. Никакой жалости, никакого сострадания, потому что так у всех, стыдно придавать этому значение. Черт, почему этот кто-то такой грустный, почему он так доверительно показывает тебе свою слабость. Идиот. Ты морщишься, твоя душа полна отвращения к тому, в чьих глазах ты заметил боль.

Как же ты проглядел тот момент, когда не узнал себя в отражении обычного стекла?


Роза.
Мы бессовестно лжем, когда говорим, что хотим только любить. Ничего подобного, это даже абсурдно. Потому что каждый хочет быть чьей-то розой, которую будут оберегать, чьи капризы будут исполнять. Которую будут любить. От которой не откажутся, даже если предложат сад. Одна на всю необъятную Вселенную, одна на всю жизнь.

Все мечтают стать розой, но иногда...

Моя дверь давно открыта. Мне хочется, чтобы появился кто-то, кому понравятся мои шипы, вымазанные в крови, мой невнятный блеклый окрас и подсохшие лепестки, израненные в боях и на ветру. Но я не очень люблю ждать, я устала от ожидания любви.

... Иногда стоит забыть о своих желаниях, чтобы однажды осознать их заново.

И я хватаю свои яркие воздушные шары, чтобы лететь на другие планеты. Надеюсь, что я найду того, с кем можно будет встретить все тысячи закатов и рассветов, надеюсь, я унесу в своем сердце все чувства.

Мне не к лицу быть розой, но, может, я просто никогда ею и не была.

Да, так бывает, что просто ты не Роза. И не Принцесса. Совсем не идеальна, потому что мне ненужен стеклянный колпак, мне уже так поздно прятаться под ним от жизни.

И я знаю. Знаю, что есть в мире такой же пока не Принц, такая же пока не Роза.


Холодная пора.
Твоя жизнь, как дорога, простирается только вперед, к горизонту. Ровная, широкая, светлая, по такой в радость ходить: посмотришь вперед, а там так красиво, посмотришь назад, и сердцу приятно от пережитого.

Но всегда наступают холода. И ты стоишь на месте или медленно бредешь вперед – против метели, которая застилает весь твой взор, норовя больнее уколоть. Тебе одиноко и страшно. Хочется лечь, а затем плакать и кричать, потому что твоя дорога пропала.

Ее больше нет. Некуда смотреть, не на что оглядываться, – все скрылось за бураном, поэтому ты просто закрываешь глаза. Ты не знаешь, что делать и как быть. Ты уже не хочешь ничего знать.

Мороз от остывающих дорожек слез противно щиплет кожу, ветер забирается под тонкую одежду, проскальзывая под кожу через поры. Так холодно, что виски начинают болеть, пока все тело горит, как в огне, сжигая себя в ответ.

А ты плачешь, не в силах встать. Скорее бы замерзнуть насмерть.

Но это пройдет. И твое несчастное лицо снова будет греть солнце, и твоя дорога снова будет простираться далеко, приглашая в дальнейшее приключение. Вставай, иди неспешно, пока снова не привыкнешь к теплу. Мир снова будет, как на ладони, чтобы ты восхищался им.

Ты пережил эту холодную пору, хотя все казалось таким страшным. Пожалуйста, переживи и следующую.


Где ты живешь?
Я живу там, где самое синее море сливается с бесконечным покрывалом неба, отражая в себе миллиарды звезд и планет, чьи истории я никогда не узнаю. Живу там, где всегда холодно, потому что солнце не встает, а луна не греет. Надо мной проплывают косяки рыб, меня носит туда-сюда подводными течениями, то опуская на дно, то поднимая к поверхности . А иногда... Где-то вдалеке я вижу китов, которые плывут туда, где космос и океан выливаются за Грань.

И я мечтаю, что однажды они заберут меня с собой, чтобы показать мир, созданный звездами и водой.

***

Я живу там, где раскинулись бесконечные сады. Я стою среди деревьев, которые стали моей защитой от всех ненастий и жизненной опорой, я рву цветы, чтобы на их месте выросли другие. И я плету венки, чтобы напоминать фею или нимфу. Моя жизнь длиться ровно до того момента, как приходят холода, а затем я засыпаю, запутавшись в корнях.

***

Я живу среди облаков. Балансирую на самом краю небосвода, катаюсь на самолетах, прячусь в тучах от солнца. Мои слезы – это дождь, мои разбитые мечты – это снег. В моей одежде только белый цвет, в моих глазах запечатлена синева, но я никогда не знала, что красива. Я люблю смотреть на землю, потому что, к сожалению, влюбилась в одного ее обитателя. Мне одиноко среди облаков, но я не знаю, как спуститься...

***

А у меня нет дома, потому что я вышла замуж за ветер. Мы постоянно куда-то улетаем, потому что живем из принципа «нигде не задерживаться», чтобы путешествие оборвалось на угасшей ноте. Я люблю своего мужа, хотя иногда он бывает чересчур холоден, иногда чересчур упрям. Но его сердце великодушно и свободно, и я надеюсь, что однажды стану такой же.

***

Моя жизнь протекает в небольшой канаве недалеко от провинциального городка. Я стала отражением в осколках  зеленой бутылки хмельного пойла, потому что меня прокляла ведьма, у которой я когда-то украла метлу и волшебного кота. И мне приходится ждать, но не принца, а того, кто поцарапается об осколки. Пожалуйста, приди скорее, мне так плохо и тоскливо.

***

Я родилась среди щедрой любви и теплого огня, мне повезло быть ребенком, которого растили Боги, как равную себе. Предо мной открыты все дороги, все двери и каждый человек, но я никогда не зайду, не спросив разрешения. Меня растили гордой, сильной и справедливой, но первое, что я усвоила – это добро.

И я несу его тем, кто в нем так нуждается, потому что не всем повезло родиться счастливыми. Но только об одном жалею: нельзя сделать счастливыми всех.

***

Я живу в маленькой кузнице у дороги. Я отливаю броню, я понимаю механизм работы печи, да  и мне не впервой пользоваться молотом и наковальней. В мою кузницу ходят разные люди – воины, аристократы, торговцы изредка. И всем нужна броня, поговаривают, что слава обо мне идет во все страны, ибо нигде таких доспех больше никто не кует.

Но я бы отдала свой талант любому чернокнижнику, лишь бы сковать броню на свое ранимое сердце и свой наивный разум. Моя страшная тайна: все чувствуют прочность моих доспех, кроме меня, потому что слабость не в теле, а в душе.


Перерождение.
Переродиться бы тысячу раз, и чтобы каждую тысячу – с тобой. Знать, что ты рядом, не зная, кто ты. Яблони в садах, совы в лесах, кораллы в океанах... Мы можем быть вместе всегда, чтобы узнавать друг друга, забывая каждый раз. Умереть и воскреснуть, слезно молясь о том, чтобы не потеряться в этой Вселенной. Стать отражениями, проклиная стекло зеркал, но оказываясь все ближе и ближе. И однажды... Вместе уйти навсегда, оставив кому-то смутные видения о наших перерождениях, растворяющиеся на рассвете.


О смерти.
Никогда. Больше не будет того человека с нами. Незачем, некого, нечего. Винить, что иногда такое случается, заставляя вас вздыхать то ли свободно, то ли грустно. Нет. Только в отрицании живет пустота, но стала ли смерть легче оттого? Не здесь и не сейчас. Всегда не вовремя. Просить прощения, признаваться в любви, беречь, жалеть, быть рядом. И все, что остается, то это согласиться. Сказать впервые «да», чтобы отпустить то, что отрицал. О смерти.


Страшно.
Начинаешь бояться, когда приходишь домой и обнаруживаешь, что все ящики открыты, хотя ты этого точно не делал. Когда твой питомец смотрит во мрак, а затем убегает, шипя в пустоту. Снятся самые страшные сны, которые никогда не уносит с собой вода, как учила бабушка. Ты боишься людей, потому что не знаешь, в какой момент они становятся еще хуже: при жизни или уже после смерти. Боишься боли. Боишься одиночества. Есть ли хоть что-то, от чего тебе не страшно?