Сибирский народный поэт Владимир Косарецкий

В очередной  визит на малую родину – в Павловск, что под Барнаулом – в далеком 2004 году получил в подарок от земляка-поэта пару книжечек  его стихов. В дороге открыл. Да так и не смог оторваться до самого Новосибирска. Потом уже спокойно перечитал. Нет, первое впечатление не обмануло. Талант – зрелый, глубокий, своеобразный. Отчетливая есенинская  струнка. Но главное, высокая гражданственность современника.  Причем, душевно, тонко, лирично – и настолько пронзительно – до сжимающихся кулаков, комка в горле... Захотелось ознакомиться с его творчеством поближе, а потом вот написать о нем и остаться его поклонником и почитателем.

Сибирь щедра талантами. В их яркой россыпи достойное место занимает самобытное творчество Владимира Кузьмича Косарецкого – журналиста, поэта, писателя. Его хорошо знают и высоко ценят земляки и коллеги по писательскому цеху. Настанет время, я уверен – узнает и оценит вся Россия. Он из поколения советских людей, которое называют «Дети войны», а можно точнее сказать – «Дети Победы». Ужасы оккупации и тяготы, пережитые им в раннем детстве, наложили отпечаток на всю последующую жизнь, сформировали непростой и нелегкий характер, требовательный к себе и окружающим, во многом определили взгляд на мир – острый, принципиальный, отразились во всем его творчестве. На Алтае живет уже полвека, практически всю сознательную жизнь. Срок достаточный, чтобы именоваться сибиряком. А главное – он подтвердил это право своими делами, своей гражданской позицией. Они в его книгах, стихах, рассказах, многочисленных публикациях в периодике. Читайте, если сумеете достать. Увы, каждая из них – уже сегодня библиографическая редкость.
Косарецкий как поэт сформировался на отечественной классике и лучших образцах советской поэтической школы. Отчетливо прослеживается могучее земное притяжение Есенина, рокот Маяковского, ракурсы Твардовского, Исаковского, проникновенность Рубцова. Невооруженным глазом видна журналистская закваска, проявившаяся не только в сюжетно-тематическом плане, но и в  гражданской честности авторской позиции и профессиональной требовательности к текстам. Это добротная литература высокого качества.

О чем же он пишет?
Отчасти об этом говорят названия его книг: «Непокой»,  «Боль моя – Россия», «Лунное сияние», «Бессоница», «Под небом Приобья», «Зеркало судьбы», «Гори, звезда» «Сердце на ладони» «Дым Отечества», и другие. Можно сказать короче: обо всем, от эпического до комического. Но это не всеядность, тем более, не эклектика, не винегрет. Это Мир Косарецкого – именно так, с большой буквы. Увы, не вполне благоустроенный, не всегда справедливый, но именно потому знакомый, знаковый. Его очертания конкретны: тут речка Касмала, там Половинный лог, озеро Василисино, вокруг сосновый бор – это малая родина Косарецкого, где «нельзя не быть поэтом…» (5 с.51). Но нельзя не быть и гражданином, особенно, в пору трудностей и испытаний для страны и народа. Эти начала органично пронизывают все творчество поэта, составляют нравственную основу его жизни. Его кредо «Я с тобой, Сибирь моя!» (2 с.158) объединяется с искренним, идущим от сердца: «До конца, до последнего вздоха…\Я с тобою, Россия…» (4 с.15)  Духовная связь хлебородного Алтая с Родиной находит у поэта материальную основу в чеканной,  понятной каждому хлеборобу формуле: «Злак начало берёт с полевой борозды, \А могущество Русь - с полновесного колоса». (2 с.122)  В этом единстве основа четкой гражданской позиции поэта: «герб страны без колоса – пустяк, \А земля без колоса – могила» (2 с.15)  В трудную минуту смертельной усталости, вынужденного одиночества и охлаждения души - «Будь, Россия, со мной \Неразлучна. Всегда!» (2 с.125) – его молитва, заклинание, боль: «Вдруг о Родине то, что хочу, \В полный голос  сказать не успею» (1 с.66)
О бренности человеческой жизни Владимиру Косарецкому хорошо известно с детства. Пережив вместе с семьей тяжкие годы фашистской оккупации на территории Орловской области, он до конца своих дней не забудет ужаса бомбежек, ощущения смертельной опасности за плечами, угрозы голодной гибели, постоянной борьбы за  выживание. Оттуда пришли в его творчество вой печной трубы, керосинка, спасительные колоски и драники из мороженой картошки, ода борщу. Крапива с лебедою напоминают ему «щи военных лет». (4 с.21). У него  «Басят шмели, как бомбовозы» (2 с.141). Наблюдая в небе след метеорита, он «по ребячьи в страхе сжался» и шлет благодарность за благополучный исход «корректировщику огня» (5 с.37). На всю жизнь поэт сохраняет жгучий интерес к волкам, с которыми приходилось вплотную сталкиваться в годы военного лихолетья. «В трех шагах за спиною \Светят волчьи глаза», - вспоминал он об этом (1 с.11) .  Тут одно объяснение. «Это память виновата, /Что я помню о войне», - пишет он (2 с.6). Он понимает, что все это будет жить с ним до конца: «Последний фугас того ада \В моей разорвется груди» (6 с.4)

Чувство Родины
C ранних лет навеяно ему  образом матери – простой русской женщины Марии,  которая вытянула из  небытия военных лет и троих детей, и страну, но не сберегла себя. Невосполнимый долг перед нею поэт пронесет через всю жизнь, возвратив его лишь отчасти посвященными ей стихами. «До сих пор твоя улыбка светит, \Даже из могильной темноты. \Изо всех шедевров на планете - \Самый яркий, самый вечный – ты». (2 с.12)
Здесь истоки его пронзительно острого взгляда на окружающий мир, его позиция патриота-государственника, душой болеющего за державу и народ, оказавшихся разменной монетой в руках корыстных  людей, обличителя пороков, корысти, предательства, пытающегося достучаться до людской совести. «…мне жаль, что народному стаду \Не везет на своих пастухов», - констатирует поэт с горечью. (7 с.20)  У него Россия – корабль, сбившийся с курса. «Идеален ли курс? \Неужели приборы шалят?... \Мы в Бермудский вошли треугольник…» (3 с.82) Кто там, за штурвалом? И режет с крестьянской прямотой: «С виду вроде серый, \Глядь, уже премьер» (5 с.20) Точнее не скажешь.
Закономерен вполне оправдавшийся социальный прогноз, сделанный им более 10 лет назад: «впереди неторная дорога, и не видно, кажется, ни зги». (1, с.45) Да, к сожалению, все так и есть, поэт сердцем чувствует то, что недоступно рациональному расчету правительственных кабинетов. И всё же, очевидец героических подвигов старших поколений, танкист по армейской специальности, русский патриот по рождению и воспитанию, он не может смириться с горькой судьбой страны: «Я не  верю, Россия, \Что солнце твоё на заходе». (8 с.83)
Родина, родная земля, природа – для поэта самые близкие и дорогие понятия, составляющие важнейшую часть его жизни и самый сокровенный смысл творчества.  «Все это то, без чего бы \Мне не прожить вдалеке» (2 с.127) В них он находит источник вдохновения, надежду и опору в трудные минуты: «Стараюсь в Родину вглядеться» (7 с.54) Его отношения с ними сугубо близкие, интимно-доверительные. «Я завел с природою роман, \Я теперь не ведаю покоя», - признается он в одном из своих произведений. (2 с.142)  Какой видит ее поэт – в этом особенность его творческого дара. С одной стороны – это острый профессиональный взгляд крестьянина – пахаря, шофера, рыбака, охотника: «над спелой пашней вьются миражи» (1 с.29), «в поле стога и остожья» (4, с.15), «хлеб несжатый мокнет на полях» (1 ,с.21), «тропы заячьи» в лесу (1, с.131), «караси, что лапти», в озере (1, с.133) или бобры на речке.
С другой – это художник, философ, в поле зрения которого картина мироздания: «надо мною Млечный путь - дорога… Космос нем.  Мигают звезды-точки» (1 с.49-50), ответственность за его судьбы: «тяжелей вращается Земля – прогнулась ось от ядерного груза» (3 с.55). 

Философия мыслителя
За всем творчеством Косарецкого стоит глубокая философия мыслителя, который пытается «Вглядеться в купол мирозданья … \Осмыслить, кто мы – ты и я»  (4 с.25). Душа его в тревоге: «Скачет жизни река по порогам, \Тонет доброе, хлам на плаву» (1, с.46). Как роковое следствие такой жизненной организации – высшая несправедливость: «Давят нас истории колеса, \Россиян, открывших в космос путь» (1 с.72).    А время  необратимо и быстротечно. И хотя  «…по-прежнему солнце восходит, \Да не то, что всходило вчера…», - замечает поэт. (4 с.29). - «Листает время книгу бытия» (1 с.141)    Вот уже «Зазимок… И в душе холодной \Ветер свищет. \Высокая печаль. Седеет голова» (4с.11). Его гнетёт неизбежность судьбы - «мысль о том, что дар утрачу \Всё видеть, слышать, осязать…» (5 с.57).
Поэту нужен собеседник – душу излить. У одного это шестикрылый серафим, у другого – финансовый инспектор. У Владимира Косарецкого – хромой таракан, уцелевший после санитарной обработки больничной палаты. Это не хохма, не претензия на оригинальность, а картинка с натуры. «Я тронут вниманьем, пускай тараканьим, \Когда от друзей не дождёшься его», - о многом говорит нам, его читателям, эта глубоко выстраданная строка. (1 с.47)

Природа
Для него это – безусловно высшая ценность, предмет почти религиозного поклонения. «Не видать мне неземного рая. \Но… зато земной – передо мной». (6 с.57). Он видит ее в зримых образах («Дымится поле мартовской метелью» (1 с.25). «Июнь. Качает облака \Моя знакомая река» (1 с.127), слышит в звуках («Умолк прощальный лепет листопада \И в небе журавлиное «курлы»  (1 с.143), ощущает в душе («Глухозимье в природе. \А в душе – серенады» (6 с.64). Прекрасно понимая, что общепризнанные гении поэзии тысячи раз до него выразили схожие чувства и образы, он, опираясь на них, от подражательного «Край ты мой неброский, Край мой синеокий».  (2 с.140), «Моя берёзовая Русь» (2 с.143), находит своё напевно выразительное  «Я иду по Руси. \Я иду по росе» (6 с.66), тут же положенное на музыку. Косарецкий-поэт живет душой. С болью, разочарованиями, сомнениями и душевными муками рождаются его стихи. «Явилась и ушла блистательная Муза… \Пегас твой ускакал за молодостью вслед… \Поддай душе огня – и снова ей сиять. \Без хлеба тяжело, а без стихов – тем боле», - здесь основа технологии поэтического творчества Косарецкого. (2  с.48). Характерно, что сердце, также активно эксплуатируемое в поэтическом мире, фигурирует у него, главным образом, в анатомическом аспекте. Его печальный удел – аритмия, «мерцалка», больничная кровать. В поэзии от него мало проку: «Сколько сердце на части ни рви - \Всё равно получается сухо» (1 с. 95)
В душевно-восстановительной функции видит Косарецкий главное предназначение природы, и ему – поэту и гражданину – горько видеть рыночно-потребительское к ней отношение: « Мы, природе на грудь наступая, \ Продолжаем копить и зорить» (4 с.23). Он показывает сказочную красоту родной природы, учит видеть ее, любить, оберегать, защищать. Диапазон его противодействия разорителям широк: от тактичного напоминания «Ты живешь на земле не один» (1 с.79) до сурового предупреждения «За природу, убитую нами, \Мы ответим на Страшном суде». («2 с.46) Поэту не по душе оптимизм сегодняшних хозяев жизни: «…не весело мне что-то \Смотреть, когда так лихо рубят лес?» (2 с.53) Судьбу леса разделяет роща, от которой осталось «многоточье березовых пней» (2 с.52), отдельные деревья: «Здесь кретин сосёнку обезглавил, \Там ржавых банок больше, чем грибов» (5 с.10). Хрупкой природе противостоит могучая техника, особенно в руках безразличных людей. Там самосвал муравейник переехал, здесь грудой мусора завалили родничок. В природе все взаимосвязано. «Понятно даже и болвану: \Питают речку родники, Впадают реки в океаны» (5 с.58) Вместе с родниками, речками, колодцами деградирует среда обитания людей, вымирают малые сёла. «Виновным чувствую себя, \Что жил в эпоху их крушенья». (Там же). Всё убийственно просто, и только в чиновных структурах не могут найти причины российской депопуляции.

Душа поэта
Совсем другое дело душа, она рабочий орган поэта, для нее боль – норма: «Если душа не болит, \Значит, она инвалид» (6.с.36). Потому что в ней отражается весь мир поэта. «Ох, и вьюга в душе!...\Может, это рыдает Россия сама, \От которой почти ничего не осталось» (2 с.34). Губительна для нее работа в стол: «Лежат стихи, не видя света. \ Издать бы – денег ни гроша. \И не пылает у поэта, \А только теплится душа» (1 с.77),  «мертвеет душа на приколе» (1 с.73). Как её согреть и вылечить? Это работа, работа и работа. «Печь души разжигаю стихами», - говорит об этом поэт (2 с.63). И общение с родной природой, которое дает  «душе такое просветленье, \Что словами выразить нельзя» (6 с.57). «Погас рыбачий мой костер, \Костер душевный разгорается». (6 с.53). Именно здесь «она усталая, \Как кляча, \Копит силы - \Крылья обрести. \И шучу я, \Радости не пряча: \Чур, душа, \Одна не улети…» (5 с.63).
Его душе претят новые веяния, искажающие нравственные основы народной жизни, подменяющие национальную культуру, язык заимствованными суррогатами: «Включишь телек – режет ухо \«Транш», «секвестр» или «трансферт»…(2 с.69)   «Творят новаторы-поэты, \Заумных фраз пуская чад» (2 с.47). Как естественная реакция на это – строки: «По назьму шагаю вброд» (1 с.137) или  «Дед, смурнея лицом, \Хряпнул горькой из кружки \И заел огурцом» (5 с.56). Для поэта, который не вышел из народа, а делит с ним судьбу до конца, любая реальная ситуация может быть предметом поэтического творчества: «Нож наточен для жирной хавроньи. \Дед  латает худые пимы» (4 с.14) или «дрыхнет кот под лопухом. \Мордень – что нос пима подшитого» (6 с.49).

Герои поэта
Такие разные, но в равной мере узнаваемы. Одних он представляет читателю с нескрываемой симпатией и глубоким уважением. Это люди труда: сантехник (3 с.9), электросварщик,(2 с.124), шофёр. Сельские механизаторы в пропахшей соляркой и по;том мастерской (5 с.29), доярки, отправляющиеся на работу в предрассветной мгле, хирурги соседней больницы, лишь затемно расходящиеся по домам (5 с.50).   Коллеги по перу, друзья, просто земляки, особенно – ветераны. «Он идёт, сутулясь, \Против ветра, \Что есть сил \Сжимая костыли. \...Как во время штурма, \Под Рейхстагом» (5  с.19) К другим – иное отношение. Это тот сквернослов на кладбище, «на ходу пьющий пиво из банки» (6 с.13), алкаш из соседнего дома, терроризирующий округу, утративший стыд и совесть бюрократ: «Для меня высокий чин - /Не из главных величин» (3 с.52).
Поэт не закрывает глаза на судьбы обездоленных, оказавшихся на обочине жизни, каждому из них с кровью отрывает кусочек своей души, будит к ним сочувствие и сострадание соотечественников. «Мимо нищих, мой сверстник иль друг, \Не пройду, отвернувши лица, \Ибо сам с голодухи я пух, \Потому что я рос без отца», - поясняет автор. (6 с.6)  Вот бомж на вокзальной площади. (1 с.73) Безродная бабушка Фёкла, которую «никто помянуть не пришёл» (8 с.19). Слепой афганец, не снимающий темные очки даже в бане (2 с.27). Колокол общероссийской тревоги – кодированный  алкоголик (1 с.42) 
 Если нет справедливости среди людей, откуда ей взяться в их окружении? До костей продрогший голодный пёс охраняет покой пирующих хозяев (1 с.51). Упала в изнеможении кляча, которую нещадно сечёт кнутом звероподобный возчик (1 с.41). Новорожденный пищит в  мусорном баке во дворе. После таких сюжетов повседневной жизни вполне естественно обращение поэта к флоре. Знакомьтесь, лопух – любимец собак и кур в жаркий день, который «лечит тяжкий недуг человека», а при случае и голод утолит. «По заслугам ли ценим лопух?»  \Мыслю я, и сельчан что-то жалко…» (3 с.5)  Или чертополох «на  пустырях, у свалок и дорог», который своими колючками защищает окружающих не только от кары сапога, но также «в детстве бабка говорила: \Нечистая его боится сила. \Зато с цветков нектар берёт пчела» (5 с.21)

Романтика земная
Она у него довольно своеобразная, не приземленная, но земная, что ли. «Жизнь меня и гнула и давила», - возможно, в этом причина  (6 с.46)  И поясняет: «В раннем детстве грезил стать пилотом. \Вырос – от земли не оторвался». А затем решительно укрепляется в выбранном решении: «На небо я – ни-ни/ Земля моя кормилица  (3 с.62).  Дело происходит в послевоенный период массовой урбанизации страны. Город многих привлекал условиями труда, жизни, перспективами профессионального роста, возможностями приобщения к современной культуре. Не раз ещё будет возникать эта тема, но поэт непреклонен: «Село меня вскормило, словно мать. \А разве матерей своих меняют?» (3 с.26).
Естественная звуковая палитра деревенской жизни складывается в его стихах в слаженную симфонию труда: «Струек молочных бренчанье \У сибирячки в ведре» (2 с.127);  «В поселке где-то звякнула уздечка» (2 с.128);  «Тонко скрипнули ворота»  (1 с.139) и вот уже «стучит сердечко пускача у мастерской», а следом «Рыкнул дизельный мотор» (2 с.123).  Рождается образное сравнение земледельческого труда  с писательским: «В поле трактор начал сказ о хлебе \Неизменно с первого листа» (5 с.26)  Творческие сомнения и муки не оставляют его в покое и в дальнейшем: «Боюсь, журит меня эпоха, \Что я, писака от сохи, \К ней адаптировался плохо - \Пишу немодные стихи» (6 с.7)

Мастер слова
Косарецкий – настоящий мастер слова. В среднем на каждое стихотворение он затрачивает до сотни слов – по 4-5 на каждую строку. Нетрудно убедиться, что в его произведениях, как правило, совершенно нет словесных повторов, если, конечно, они не используются в качестве художественного приема. Это результат кропотливой работы: «Ищу я заветное слово - \Никак не могу отыскать» (1 с.94),  «в строчку вогнать нелегко \Слово получше» (1 с.140).  Он редко бывает доволен результатом и признается: «Как не нравится это начало! \Проходная смущает строка». (4 с.19)  Неиссякаемый источник творческого вдохновения – родная природа, которая для него «рай на земле»: «Уверен я, что в царстве том Господнем \Отыщутся высокие слова» (7 с.4). «В степь иду по   апрелю \За весёлой строкой» (1 с.121)
Там он находит ответ на главный мучающий его вопрос: «Родник лопочет: «Как дела?» \А рядом шепчут камыши: \«Пиши стихи. Стихи пиши».  (2 с.136) Интимный диалог рождает неповторимо проникновенные строки: «Хмельного лета женственная нежность \Немым котенком ластится ко мне» (2 с.128).
Рождаются простые, как крестьянский труд, предельно точные слова: «Приоткрыл я в май окошко… \Самый срок садить картошку. \Вот где лирика, друзья!» (6 с.50). И далее по природному календарю: «Вырыта картошка в огороде, \ А репей ограду перерос… \Говорят, пора солить капусту \Да к зиме готовить погреба» (5 с.44) Это сказано на уровне классики, напоминает фрагменты поэмы А.С.Пушкина «Граф Нулин». 
Поразительны написанные Косарецким 2-х и 4-строчные шедевры, являющиеся законченными произведениями, которые я назвал про себя «лаконизмами». Например: «То, что жизнь меняется с размахом, \И слепому видно. Спора нет: \Стал не моден человек-рубаха - \Вот вам человек-бронежилет» (5 с.68). Как правило, они посвящены актуальным проблемам современности, написаны остро, с юмором и сарказмом: «Из нас шашлык готовят… Странно», - \Дивились два больших Барана». (2 с.92).

Некоторые там, наверху, говорят о полном и окончательном закрытии «деревенской» литературы и видят в этом светлый признак приобщения России к постиндустриальному миру. Творчество Косарецкого говорит, как минимум, что точку ставить рано. К сожалению, это остается малоизвестным для широкой читательской аудитории.

Цитируемые источники:
1. Владимир Косарецкий. Непокой. Барнаул. 1997. 800 экз.
2. Владимир Косарецкий.  Боль моя – Россия. Барнаул. 1999. 300 экз.
3. Владимир Косарецкий. Лунное сияние. Стихи. Записки охотника.  Барнаул. 2000. 300 экз.
4. Владимир Косарецкий. Бессоница. Стихи. Барнаул. 2002. 300 экз.
5. Владимир Косарецкий. Под небом Приобья. Барнаул. 2004. 300 экз.
6. Владимир Косарецкий. Зеркало судьбы. Барнаул. 2005. 300 экз.
7. Владимир Косарецкий. Гори, звезда. Барнаул. 2005. 300 экз.
8. Владимир Косарецкий. Сердце на ладони. Стихи. Барнаул. 2006. 300 экз
9. Владимир Косарецкий. Дым Отечества. Барнаул. 2008. 300 экз.

С работами Владимира Косарецкого можно ознакомиться на портале СТИХИ.РУ.