Отшельник

     Отшельник страдал. Так с ним происходило каждый вечер, как только сгущались сумерки тоска железным обручем сжимала сердце. Уныние горьким покрывалом окутывало немолодого человека, он вытирал рукавом набегающие слезы и никак не мог совладать с собой. Не спасала даже молитва.


    Горевал отшельник за весь мир и его несовершенное устройство. За страдание и беды несчастных сородичей этого человека, за произвол и беззаконие, творимые другими его собратьями. Он тоже был из их числа… раньше, еще до того преображения, случившегося с ним.


  Рождение, школа, служба в армии, учеба в институте – будничная биография обычного человека. Зло он стал творить позже, когда сделал карьеру на идеологической стезе. Молодого партийца направили уполномоченным при обкоме в одну малонаселенную северную область страны. В его ведении находились не только чудом уцелевшие храмы, но и судьбы его насельников – священников и монахов.


   Сколько церквей было закрыто по его вине отшельник не помнил, не вел счет и молодым попам, вчерашним семинаристам, которых он лишил места службы. Их было много. Но больше всего человек корил себя за разрушенный храм в Новоселках, построенный пленными австрийцами во время первой мировой войны. Церковь была закрыта еще в двадцатых, священника свезли на Бутовский полигон, особо строптивых верующих отправили на Соловки, а в помещении сделали клуб.


   Так в нем больше и не служили. Немцы, которые открывали храмы в оккупированных областях Советского Союза сюда не дошли, а местных святош повыбили еще до войны. В восьмидесятых объявился покупатель на эти развалины, здание пришло в аварийное состояние и стояло заброшенным. Один пронырливый частник предложил целую тысячу рублей за прочный старорежимный кирпич, он строился, а в условиях повального дефицита достать стройматериалы было практически невозможно.


    Частник вскоре умер, оглашая криком свой новый дом, из того самого кирпича. У человека случился рак, угасал он долго и в страшных мучениях, не помогал даже морфий. Уполномоченный остался жив, хотя не меньше умершего заслуживал подобной кары, а еще позже и сам уверовал.


   Продал все, что имел, собранные деньги пожертвовал на строящийся в Новоселках новый храм, а сам удалился на заброшенный хутор, где и жил в скудости и молитве, неподалеку от монастыря. Семьи у него не было, так и не удосужился жениться в молодые годы, потом жалел, да что толку. На предложение чернецов присоединиться к братии ответил отказом, не считал себя достойным, хотя сам жил как монах, выполняя все положенные правила. Дружил лишь с отцом Михаилом, иноком с фигурой борца, еще более немногословным, чем сам отшельник.


   Причащался по выходным, выполнял послушания отца игумена, но на ночь возвращался в свою покосившуюся хатку и страдал. Вокруг проносились исторические изменения, Советского Союза не стало, и он оказался в другом государстве. Но отшельника это не беспокоило, он даже не стал менять серпастый паспорт на синенькую книжечку с трезубцем, мирская суета его совершенно не волновала.


  Чего он страстно хотел узнать, так это только то, почему несправедливо устроен мир. Одни живут в неправедно добытом богатстве, они здоровы и злы, и доживают до глубокой старости. Иные глубоко несчастны и горько страдают всю свою короткую жизнь. На исповедях он донимал игумена мучившим его вопросом, но, увы, отец Никодим не мог развеять его сокрушенность.


  Отшельник стал истово молиться, умоляя Господа открыть его слепые очи и в один из долгих зимних вечеров Создатель услышал его. Был ли это сон или явь – человек не знал, он задремал, стоя на коленях и очнулся от прикосновения мягкой руки. Отшельник резко обернулся и увидел ослепительно белое существо, которое несомненно являлось ангелом.


 - Пойдем, - создание протянуло прозрачную руку, - ты дерзал спросить, что же, каждый вопрошающий достоин ответа.
   Отшельник доверчиво, как ребенок, взял ангела за сверкающую ладонь и со сладко сжавшимся сердцем покинул свою хибару. Заброшенный хутор исчез, как пропал и студеный февраль, человек оказался в лете, в той его прекрасной части, когда лист на дереве еще крепок, а яблоки на ветвях мелки и кислы.
 - Залезь в дупло, - строго сказал посланец, - зри и молчи, я вскоре вернусь, тогда и поговорим.


   Отшельник осторожно кивнул и с кряхтением полез на дерево. Поначалу ничего не происходило, со стороны ровной магистрали дул жаркий степной ветер, вдали колыхались зеленые хлеба, а от небольшого озерца тянуло свежестью и прохладой. Человеку стало жарко, и он уже подумывал омочить свои чресла в студеной воде, когда прямо перед дубом остановилась большая черная машина.


  Созерцатель насторожился, из автомобиля выбрался мощный молодой человек в небесно-голубых джинсах, обтягивающей плотные мышцы безрукавке и с толстой золотой цепью на бычьей шее. Парень закурил, щелкнув золотой зажигалкой и некоторое время неподвижно смотрел на водную гладь. Затем решительно отбросил окурок и начал раздеваться, японский климат-контроль не мог заменить прохладу пруда.


   Вдоволь накупавшись молодой человек выбрался из ставка и не спеша принялся одеваться. Через несколько минут, машина мягко завелась, и парень покинул полянку перед дубом. Отшельник выглянул из дупла и заметил оставленную автомобилистом дорогую кожаную барсетку. Она оттопыривалась от содержимого и наводила мысль о несметных сокровищах внутри.


 - «Надо вернуть», - мелькнуло в голове отшельника, и он уже собрался спуститься, но вовремя остановил себя. Он всего лишь наблюдает и силится разобраться в смысле происходящего, а не изменить его. Человек вздохнул и вернулся в дупло, тем времени со стороны невысокого березняка показался очень худой путник неопределенного возраста. Ему с равным успехом можно было дать как тридцать, так и пятьдесят лет.


    Жидкие слипшиеся от грязи волосы с проседью торчали в разные стороны, исхудавшие щеки и кадык были покрыты недельной щетиной, глаза слезились от яркого света и смотрели на мир с надрывной печалью. Одет странник был в дешевый китайский спортивный костюм и полуживые вьетнамки. Этот человек был явным бродягой, неудачником, выброшенным на обочину жизни волею неумолимой судьбы.


    Бездомный подошел к озеру и медленно принялся раздеваться, блаженная влага манила и его. Неожиданно он заметил забытую барсетку и замер с остекленевшим лицом. Не веря своей удаче, странник открыл кожаную сумку дрожащими руками и на землю посыпался ворох разноцветных бумажек. Строгие американские президенты назидательно смотрели на бедолагу с зеленых банкнот, улыбался молодой Тарас Шевченко с множества сто гривневых купюр. Путник упал на колени и принялся судорожно сгребать деньги обратно в барсетку, время от времени он поднимал свое заплаканное лицо к солнцу и его губы возносили благодарность.


     Отшельник в замешательстве наблюдал за удаляющимся бедняком, не зная, что делать. – «Конечно это неправильно, ведь деньги принадлежали другому, но…», - закончить мысль не удалось, ибо на сцене появился последний участник грядущей драмы, и это был монах.


    В стареньком, латанном-пере латанном подряснике немолодой инок бодро вышагивал по лесной траве, губы его непрестанно шевелились, а правая рука прокручивала в пальцах темные бусы. В левой он держал подбитую молью старую скуфью, которой вытирал потный лоб. Увидев водоем, монах обрадованно перекрестился и быстро, как солдат, скинул с себя нехитрое платье.


    Купался он долго, кряхтел и пофыркивал, нежась в студеной прохладе ставка. Потом некоторое время лежал на мягкой траве, подставив морщинистое лицо теплому ветру на утеху. Одевался странник не спеша, и почти закончил натягивать подвязанные бечевкой осенние ботинки, когда возле него остановился уже знакомый отшельнику джип. Не глуша двигатель из него выскочил раздосадованный водитель и обратился к иноку:


 - Эй, дед! Я тут барсетку позабыл, не находил?
 - Барсетку? – монах подслеповато оглянулся и неуверенно пожал плечами. - Нет, не видал.
 - Не гони старик, - лицо парня от ярости потемнело, -  кроме тебя тут никого нет, а там «бабла» было…
 - Да не брал я твоих денег, - чернец спокойно посмотрел прямо в глаза мужчине, - я и так богат.
 - Ты, нищеброд, - скривился водитель джипа, - не понимаешь сколько там «капусты»!
 - Я прощаю тебя, - чуть помолчав сказал инок, - и не держу зла, иди с миром, Господь с тобой. – и не дожидаясь ответа накинул на спину лямки рюкзака.


    Спокойная реакция путника привела парня в исступление, если бы старик испуганно мямлил, то возможно все произошло бы иначе, но… водитель джипа резко развернул монаха и нанес ему мощный удар кулаком в грудь. Чернец был стар, перенес инсульт, и когда его тело падало на траву душа уже покинула бренную оболочку.


    С посеревшим лицом парень стоял возле убитого им человека, это с ним случилось впервые и глубоко потрясло молодого мужчину, он не собирался лишать жизни этого старика. Несколько минут он смотрел на бездыханного монаха, вглядывался с надеждой, что возможно тот все-же жив, а затем, убедившись в обратном, с трудом залез в машину и покинул место трагедии.


    Слезы застилали лицо отшельника, и он даже не заметил, как вернулся ангел и перенес его обратно в покосившуюся хибару.
 - Ну как, - услышал он негромкий голос, - ты созерцал за происходящим человек, что-же ты понял, все справедливо?
 - О какой справедливости ты говоришь? – отшельник раздраженно посмотрел на своего оппонента. – Разве, что бедняк взял деньги этого убийцы, но ведь так тоже неправильно, это кража! А в остальном как всегда - убили невиновного, злодей останется безнаказанным, не поверю, что его милиция искать станет.
 - Не станет, - чуть улыбнулся ангел, - тут ты прав. А вот в остальном, - светящееся существо вздохнуло, - как же вы люди, все-таки любите мерять то, что и отмерять то нельзя. Пытаетесь понять неведомое вам, ведь сказано же было – не суди, и судим не будешь.


   Отшельник молчал, с трудом смиряя в себе противоречивые чувства, а ангел наблюдал за ним, как бы желая понять этого странного человека.
 - Бедняк работал у убийцы, а тот обманул его и не отдал заработанное, большую сумму, очень большую, столько, сколько и было в забытой сумке.


   Отшельник с замершим сердцем встал со стула и не отрываясь уставился на посланца Бога, тот приоткрывал перед ним завесу тайны:
 - А монах, за что он погиб?
 - Он был убийцей, - губы ангела дрогнули, - умучил многих, потом покаялся…, как и ты. Не было с тех пор добрее человека, но больше всего инок просил Бога, чтобы самому принять смерть так, как и он казнил других.


    Немолодой человек в старом подряснике не отрываясь смотрел на своего собеседника, его мучил последний вопрос.
 - Ты хочешь узнать про того молодого парня, - гость отшельника глубоко вздохнул, - что-же, ты достоин ответа, это твой приятель… - отец Михаил.