Пять рублей

Вася взял в шкафу пять рублей. Они одиноко лежали под стопкой постельного белья на той полочке, которую облюбовали родители и которая, в какой-то момент, перестала быть тайной для него. Нет, Вася не был ни похитителем, ни разбалованным домашними излишествами непослушным  мальчишкой. Ему было восемь лет и наступило лето после первого в жизни учебного года.  Школьная парта, своенравная чернильница, лощеные тетрадки с  правописанием,  сложением и вычитанием, неторопливое  чтение под  требовательным взглядом учительницы утомили и отошли на второй план. Пришло время свободы, беззаботности, удивительных открытий, шалостей и веселых развлечений.  В это утро, в опустевшей после ухода родителей квартире,  Вася чувствовал себя вполне самостоятельным, готовым к новым, неожиданным поступкам, молодым человеком. И эти удивительно доступные и желанные пять рублей, как нельзя лучше вписывались в его сегодняшнее представление о взрослой жизни. Соблазн был так велик, что Вася не удержался. Деньги несколько раз доставались из потайного места, щупались, рассматривались,  и некая высшая сила возвращала их обратно. Шел неоднозначный, сложный  процесс привыкания, притирки к охватившему его соблазну. Когда сознание, наконец,  приняло для себя безвозвратную обреченность данного проступка, купюра опустилась в карман шортиков и Василий выскочил из скучного мира домашних правил в манящую неизвестность нового дня. Он спустился по двум лестничным пролетам и распахнул массивную дверь подъезда.
Во дворе было пусто. Лишь пару девчонок крутилось на карусели. Голубое утро слепило своей чистотой, просыпающееся солнце цеплялось за макушки высоких деревьев, легкая прохлада мурашками пробегала по открытым участкам тела, шаловливо прячась в разлапистой хвое полусонных сосен.  Все вокруг дышало свежестью зарождающегося дня. Вася сел на лавочку и стал насвистывать знакомую мелодию.  Двор был старый. Раньше, до войны, здесь были казармы воинской части и в домах, где они сейчас жили, размещались офицеры с семьями. После войны на месте казарм был построен крупный завод, на котором работали Васины родители. Город стремительно разрастался, превращая некогда окраинные районы в проспекты, парки, улицы и жилые кварталы. В наследство от воинской части двору достались огромные сосны, которые ранее возможно служили маскировкой, а сейчас зеленым навесом для прохлады в знойный день и неплохим дополнением  для разнообразных мальчишеских развлечений. Среди сосен ютились горки, качели, карусели песочницы, а  в самом углу двора примостился стол для забивания «козла». Этот стол оживал обычно к вечеру, когда трудовой люд возвращался с завода и мат становился не таким опасно-раздражительным для редких мам и бабушек.
Пять рублей возбуждали. Тонкие пальцы через ткань ощущали твердую сущность тревожной купюры и это состояние волнительного ожидания, незнакомым чувством разливалось по неокрепшему детскому сознанию.  Поступок был плохой, но жажда приключений и само искушение были настолько велики, что заглушали голос  морали и нравственных принципов, постоянно внушаемых взрослыми. Выбор был сделан, отступать не хотелось. Другое, темное «я», появившееся вдруг из неожиданных глубин, побеждало обычно доброго и послушного Василия, и это было чистое наваждение. Но один он, все же, не решался преодолеть этот невидимый внутренний барьер и не потому что боялся. Просто очень хотелось перед кем-нибудь похвастаться, ощутить свою значимость, разделить  распирающую гордость, ведь не у каждого дворового мальчишки в его возрасте, да и постарше имелись такие деньги. До этого Вася, как и другая детвора, оперировал суммами не более тридцати копеек, выдаваемых на кино или мороженное, а здесь в кармане и кино и мороженное и даже новая игрушка о которых мечтает любой в его возрасте. Это возбуждало и мысли о предстоящих событиях полностью поглощали жалкие всплески чертовски надоевшего занудства родительских нравоучений.
Скоро появился сосед Колька. Был он на год старше и настолько же серьезнее. Вид денег, краешек которых показал ему Василий, не вынимая ради предосторожности из кармана всю купюру, привел того в восторг. На удивленный вопрос:  «Откуда?», - Васька отмахнулся, - «Родители дали». Вдаваться в тонкости появления денег вовсе не хотелось.
План у обоих созрел немедленно.
- Айда в кино на детский сеанс, – радостно предложил Коля,  -  Только денег у меня нет, - сразу добавил он, пытаясь изобразить на лице скорбь и нерешительность.
- Пошли, - без раздумий согласился Василий. Ему очень хотелось быстрее погрузиться в атмосферу предстоящего праздника и тем самым освободиться от цепкого чувства тревоги. И это "пошли", своей решительностью, отрезало бесповоротно возможность отступления, когда все еще можно вернуть и исправить.
Кинотеатр находился в нескольких кварталах от дома. Они весело шли, минуя парк с цыганским рестораном, мимо обшарпанной бани и пахнущей дрожжами хлебопекарни, рассказывая друг другу всевозможные, забавные истории и громко смеясь над всякой чепухой. Перед сеансом они купили мороженное. За все удовольствия платил Василий, важно протягивая продавцам потертые рубли и скрупулезно пересчитывая металлическую сдачу. Он сильно не переживал, ведь угостить друга было вполне нормальным для него явлением. Поступать  правильно приучили его родители,  а решение делиться вполне вписывалось в норму  этих правил и Василий не видел в этом ничего предосудительного, если не брать в расчет тайну происхождения богатства. И ничего, что до этого дружеские отношения ограничивалась лишь скромными желаниями: «дай лизнуть», «дай потрогать»,  «погладить» или «поносить». Сегодня день был совсем другой, особенный. День щедрости и подарков.  День богатства и расточительства.
На детском сеансе давали мультфильмы.  Цветные мультфильмы на большом формате выгодно отличались от тех, что показывал стоящий дома черно-белый «Неман». Даже купленная где-то родителями цветная пленка на экран не спасала монотонное изображение.  Да и передачи шли крайне редко. Немного утром, а потом был перерыв с противной, пищащей сеткой до четырех часов дня. А на мультфильмы и вовсе время выделялось отграниченное. Больше по выходным дням.  Но, несмотря на эти неприятности, мультфильмы были желанными, а купленная программа на неделю была заблаговременно, аккуратно подчеркнута в нужных местах и пропуск передачи был равносилен трагедии. Детвора, игравшая на улице, оповещала друг друга о предстоящих телевизионных событиях, и двор быстро пустел, чтобы потом, через некоторое время, оживиться в пересказах и эмоциях только что увиденного.
 Время в кинозале пролетело на одном дыхании. Когда по окончании загорелся свет друзья, долго не раздумывая, направились в кассы и взяли билеты на  приключенческий фильм. Как обычно взрослый сеанс начинался с новостей. Бравурная музыка, кремлевский дворец съездов, Брежнев, обнимающийся и целующийся с всякими чудаками, вручающий ордена и дипломы за достижения в строительстве социализма, домны, сталепрокатные станы, вести с полей. Все это было чудовищно лишним и неинтересным, но по законам того времени идеологически - обязательным. Вася с удовольствием смотрел и новости и красочный зарубежный фильм, из которого предупредительные цензоры заблаговременно удалили  даже намеки на эротические сцены, делая его стерильным и безопасным  для употребления в любом возрасте. Но больше всего радовали начальные титры. Они разительно отличались от тех, что обычно показывали по телевизору и вместе с музыкальным сопровождением всегда настраивали на ожидание чего-то грандиозного, необычного и волнительного. Эта прелюдия была загадочной предысторией к водовороту событий иного, непохожего на ежедневную обыденность, удивительного, яркого мира кино.
После окончания взрослого сеанса Колька грустно сказал, что больше никак не может, что мама отпустила его лишь на пару часов и то во двор. К разочарованию Василия, тот махнул рукой, ловко, через зубы сплюнул и быстрым шагом направился в сторону дома. Кино одному смотреть больше не хотелось. Время неумолимо двигалось к обеду. Василий купил себе «ситро», мороженное и устроился на скамейке возле кинотеатра. Мороженное быстро таяло и заливало руки липкой патокой. Он облизывал пальцы и внимательно высасывал сладкую жидкость со дна размягченного вафельного стаканчика. «Ситро» после мороженного показалось безвкусным, но Вася терпеливо допил все до конца. В свой двор возвращаться было тягостно. Мысли о доме оживляли тревогу, связанную со злосчастными пятью рублями.  Переживать по этому поводу было как-то рано и Василий отправился в магазин игрушек, благо тот находился совсем недалеко.
Магазин представлял собой небольшое помещение на углу жилого дома с витриной, расставленными у стен большими машинами, самокатами, надувными кругами и одиноким, скучающим продавцом.  Посетителей было немного. И ничего удивительного, середина рабочего дня никак не лучшее время для исполнения потаенных детских желаний. Василий с интересом рассматривал машинки, оружие, солдатиков и прочих обитателей этого сказочного мира,  приценивался и понимал, что его денег хватит на какую либо чепуху, да и тратить остатки пяти рублей он вовсе не собирался. Он, как честный человек, всю сдачу намеревался  отдать родителям. Но купить, все же, хоть что-то, очень хотелось и выбор пал на рулончик недорогих пистонов. С приобретением Василий побрел к дому. Путь он выбрал более длинный, вдоль проспекта с заходом в местный универмаг. Покрутясь возле отдела галантереи, с всякими занимательными мелочами, он не спеша прошелся по всему длинному залу с костюмами, шляпами, галстуками, круглыми зеркалами на хромированных подставках, странными запахами, исходящими от новых пиджаков на зловещих манекенах с торчащими метелками волос и вышел через противоположную дверь. Прямо за универмагом он свернул на свою улицу и вдоль массивного металлического забора, за которым раскинулся зеленый сквер, обреченно двинулся к дому. Чем ближе он подходил к злополучному месту, где взял без спроса ненавистные деньги, тем большее беспокойство одолевало его. Идти не хотелось. Он несколько раз останавливался, читал афиши, разглядывал газетные киоски, спрашивал у прохожих -  который час. Смена у родителей заканчивалась в полпятого и до времени, когда все неприятное должно случиться, оставалось совсем уж немного.
Дойдя до двора, Вася бесцельно побродил у подъезда, потом, подфутболивая случайную жестяную банку, побрел за сараи, где дворовая ребятня часто играла, желая укрыться от взоров взрослых. Там, положив пистонную ленту на вросший в землю огромный валун, он камнем уничтожил всю заряды, не пропустив ни одного, словно выполняя очень важную работу. Потом просто бросал камни в деревья, пытался привязать оторванную от качелей лямку, играл в футбол чьим-то порванным кедом.
 Вася уже совершенно отчетливо жалел, что забрался в родительский тайник и потратил деньги. Он понимал, что полученные удовольствия совершенно не стоят тех тревожных  переживаний, которые всецело поглотили его. Понимание одноминутной утренней слабости и наступающего, неотвратимого возмездия терзали душу нервной дрожью. Последняя надежда теплилась маленьким лучиком в глубине его сознания, что эта история с обнаружением пропажи случится не сегодня, а позже, хотя бы на день.
 О том, что родители дома он понял по суете, которая начиналась возле  "козлиного" стола во дворе. А потом он увидел, как зажегся свет в окне их квартиры.
Когда Вася пришел домой мама сразу спросила про исчезнувшие пять рублей и не потому, что она заранее что-то подозревала. Просто на эти, оставленные  деньги планировала сходить в магазин за продуктами. Вася непослушными, чужими руками вывернул из кармана остатки былой удали. Там насчиталось три рубля с мелочью. Мама не ругалась, лишь покачивала головой и хаотически передвигала монетки по столу, словно решая какую-то головоломку. Васе было стыдно. Он совершенно ясно понимал значимость этого полного разочарований беспокойного покачивания головой. Ему совершенно не хотелось быть таким, каким он вдруг стал в глазах родителей. Папа ничего не говорил.  Он просто молча уставился в газету. И неизвестно что было хуже – молчание папы или мамино покачивание головой. Но за всем этим неожиданно наступило ощущение странной легкости, что все заканчивается и самое страшное позади.
После этой истории прошло шестьдесят лет, а она отпечаталась на долгие годы в сознании Васи. Василия Петровича. Дедушки Васи.