В пути

 Очень нескорый  местный пассажирский поезд, лениво постукивая колёсами  на изношенных рельсовых стыках, неторопливо    приближался к конечному пункту железнодорожной ветки: черноморскому порту  Батуми.

 К концу пути  пассажиров в поезде было  немного, а те, кто оставались, сложив загодя свою кладь, c самого утра прильнули к окнам   не в силах отвести глаз от  величия раскинувшейся перед ними до горизонта  водной  стихии именуемой морем.

  В наше время  трудно найти взрослого человека ни разу, не видавшего на своём веку какого-нибудь моря  живьём. Тем не менее,  не так уж давно, такие люди  всё ещё встречались и десять  двадцатилетних молодцов,   призванных  на срочную службу в армию,   впервые покинувшие по этому случаю свои  глухие  сибирские деревушки, были как раз из их редкого числа. 

  Не  удивительно, что  натуральная стихия, а не та примитивная  копия, которую изредка доводилось видеть им  с наспех натянутой  простыни экрана сельской кинопередвижки,  была  для них в диковинку.

 Молодых людей, проехавших к тому времени  полстраны и, как им казалось, кое что уже повидавших, всё одно было не оторвать от вагонных окон, за которыми, сбавляя ход перед последним светофором,  медленно проплывали пригороды с   редко рассаженными вдоль побережья  декоративными  африканскими пальмами.

 Едва шевеля на безветрии своими громадными листьями-опахалами,  они уступали  человеческому вниманию разве, что  рукотворным  повсеместным    рощам рослого серебристого эвкалипта.

 Естественному  осушителю, каждое взрослое дерево которого  отсасывало и испаряло за день до десяти вёдер грунтовой  воды.
 
 Последнее обстоятельство объясняло  предпочтение местных  строителей экономичной малоэтажной застройки низинного устья реки  Чорох.

 В нашем, как и в любом другом пассажирском поезде, о котором мы рассказываем, был забронирован  один жёсткий воинский, (под номером три),  вагон, предназначенный  для литерного безбилетного перемещения  лиц рядового и сержантского состава срочной службы, так называемых,  «нижних чинов» (устар).    

 Это была  разношерстная группа  двадцатилетних, одетых во что попало молодых людей из числа резервистов 2-й категории (годных, но не обученных),  призванных  в составе очередного набора на срочную службу  и направленных  по странному замыслу и  прихоти местного    Военного комиссариата  из суровой  сибиркой глубинки в изнеженные черноморские субтропики.

 Высокие чины этого ведомства видимо полагали, что срочная воинская служба, именно буде она  протекать на чужбине с иным климатом, наилучшим образом позволит постигнуть то, что  воинские уставы именовали солдатской выучкой в условиях тягот и лишений армейской жизни.

 Старшина сверхсрочной службы Касатонов, которому было поручено сопровождение молодых рекрутов на последнем этапе их  следования к месту  назначения, был с ними   сдержан и доброжелателен, не посягая без особой нужды на право командирских окриков, что нередко случается с людьми, получившими  самую малую и временную    власть над сослуживцами.

 В свою очередь,  это вовсе не означало того, что  ещё не организованные  молодые люди не заслуживали его справедливых замечаний.
Просто, здравый смысл и жизненный опыт  неглупого служаки давно убедили его  в том, что до того как спрашивать с разношерстной, случайной группы парней какого-либо одинакового понимания и поведения надо этих парней, прежде всего, одинаково одеть и одинаково накормить.

 А затем уже изо дня в день, терпеливой муштрой добиться понимания ими  того, что сила армии в дисциплине, а дисциплина - это когда все подчиняются не обязательно одному из самых умных,  но обязательно одному.
            
 В небогатом пригородном поезде отдельной обслуги солдатского вагона предусмотрено не было. Несложные обязанности по этой части за небольшую приплату к жалованию были возложены по совместительству на проводницу соседнего вагона.

 В отличие от  Касатонова, эта тётка, не скупясь на окрики, с нескрываемым  любопытством интересовалась продуктами сухого  пайка, выданного призывникам в дорогу и не гнушалась подношениями.

 От её благорасположения  зависела регулярность и температура воды в кипятильнике "титан", на которой ребята в часы пропитания грели себе  мясную тушёнку и заваривали чай.   
В таких случаях, почуяв аромат добротных армейских  консервов, полупроводница возникала   в нашем  вагоне и, позвякивая алюминиевой ложечкой о стакан, без нужды напоминала о необходимости вернуть после употребления арендованную у неё казённую посуду. Эти назойливые  призывы продолжались до тех пор пока служивые не зазывали её к столу на угощение разогретой тушёнкой и  подслащённым чаем.
В полупустом вагоне призывники держались кучно, не разбредаясь и особых хлопот с этой стороны Касатонову не доставляли. Один лишь из них Константин Барахтенко, в отличие от других, в свободную минуту вынимал  из котомки толстую  тетрадь и, уединившись за отдаленным боковым столиком, регулярно писал письма, которые затем  на очередной стоянке  опускал в вывешенный на перроне  почтовый ящик. Поведение парня было необычным и Касатонов стал к нему присматриваться.

 
  Анекдот в тему: На привале старшина спрашивает  солдата Иванова, чего это тот всякий раз пишет и пишет?
- Оперу, -   отвечает  служивый.
- Оперу, это хорошо – одобряет дядька, а про кого опера?
-  Да, про всех.
- Неужто и про меня?
- А то как же. Мне опер так и  сказал: ты, ,  Иванов, про всех пиши

 С Костей Барахтенко всё оказалось проще. Молодой сибиряк - потомственный охотник  писал с дороги отцу  письма, в которых делился впечатлениями от увиденного, подмечая разницу с покинутым  дома.

 Открываясь раз за разом  о прикормленных местах в тайге,  где у него были расставлены ловушки на мелкую пушнину, которой  он с некоторых пор промышлял самостоятельно, таясь  от отца и надеясь, что с    армией как-нибудь обойдётся.  Не обошлось.

                октябрь, 2016