Старый Новый год

       Ольга Васильевна Березина, начальница непонятно какого отдела в маленьком ООО, хмуро вертела в руках белоснежный конверт без марок и прочих опознавательных знаков. В таких обычно отправляют поздравления с юбилеем или приглашения на свадьбу, но до ближайшего 40-летнего юбилея Ольге Васильевне предстоял еще год жизни. А свадеб вроде бы тоже не предвиделось.

Ольга Васильевна не любила сюрпризов. Оставалась надежда, что загадочный конверт предназначался не ей, но лежал он почему-то в ее кабинете и на ее столе, так что сомневаться не приходилось. Можно было спросить у секретарши Верочки, но та, пользуясь особым расположением начальника, заканчивала рабочий день часа на полтора раньше положенного - видимо, перед уходом она и положила конверт на стол. Ольга Васильевна в это время ненадолго выходила из конторы, и с Верочкой разминулась. А теперь ей до смерти не хочется вскрывать этот конверт, но надо бы, потому что, с одной стороны, зачем тогда он здесь лежит, а с другой стороны - просто интересно.

«Ну и ладно, чего я, в самом-то деле, переживаю? Что там может быть страшного? - уговаривала себя Ольга Васильевна. - А может, Вера вообще что-то напутала...». Время шло, офис опустел, пора было домой, а она все рассматривала почтовую принадлежность - на ощупь, там была открытка, а по запаху ничего невозможно понять: легкий мужской парфюм со смутными ассоциациями… 

Наконец, она решилась. Остро отточенным карандашом сделала дырку в верхнем уголке и резким движением разорвала  бумагу. Достала открытку в пастельно-розовых тонах с какими-то вензелёчками и витиеватой надписью «Приглашение». Раскрыла. Долго читала текст, совершенно ничего не понимая. Кто-то кого-то приглашал на день рождения в ресторан «Розовый фламинго». Какая-то Сима какую-то Лёлю. Сегодня, 13 января, в 20.00.

Только через несколько минут в сознании проступило ПОНИМАНИЕ… Сердце в это мгновение будто остановилось,  на его месте образовалась черная дыра, и туда стремительно улетела душа. Лёля - это она сама, но так когда-то давно, вечность назад, звал ее всего один человек в мире... Именно у него день рождения в этот удивительный день - на Старый новый год. Максим Павлов... Она его в отместку за «Лёлю» звала Сима, но он не обижался, конечно, потому что на любимых не обижаются...

Любимых. Она давно забыла, что означает это слово. Как забыла Симу и все, что с ним связано. Нет, не забыла, а забила, загнала воспоминания о нем в самый потаенный уголок своей души.

Они не виделись шесть лет. А сейчас он появился, будто черт из табакерки, и - как ни в чем не бывало - приглашает ее на день рождения. Очень на него похоже. Сима всегда появлялся неожиданно, когда она совсем переставала его ждать, и каждый его приезд был похож на чудо, превращался в неповторимый праздник. Этих праздников было так много за три года, что они провели вместе, - и так мало, так несправедливо мало!

Она давно запретила себе думать о нем. У нее все хорошо. Замечательный муж, славные дети (интересно, они его помнят?..). Она сама - вполне успешная, местами даже деловая женщина. В самом, так сказать, расцвете...

Господи, Сима!.. И он был здесь, в этой зачуханной конторе, - конверт отправлен не по почте, он принес его сам! «А может, кого-то попросил передать?..», - мелькнула слабая надежда. Ну, конечно, наверное, он давно уже очень обеспеченный человек, не будет же он сам бегать с приглашениями! Даже скорее всего! Ведь она - не единственная гостья на его юбилее...

Вот и вырвалось само. Ольга Васильевна всегда, все эти годы, помнила о том, сколько ему лет. Когда расстались, было 29. Сейчас - 35. Ей - 39. Все правильно. Он - на четыре года моложе, и эта разница в возрасте всегда ее убивала...

Однажды, когда они   вырвались вдвоем по какой-то горящей путевке в небольшой пансионат, Ольга приставала ко всем подряд с дурацким вопросом: «А вот скажите, сколько нам лет? Сколько бы вы дали?». Официантки, администраторы, уборщицы на этажах понимающе улыбались, называли какие-то цифры, из которых следовало, что разницы в возрасте между ними никто в упор не замечает. Она радовалась, как ребенок, а Сима посмеивался, прижимал ее к себе и шептал: «Глупенькая, ты самая красивая, самая лучшая, самая-пресамая... Я тебя буду любить всегда, даже когда тебе будет сто лет, а мне -  девяносто шесть...».

Чудные воспоминания, загнанные вглубь подсознания. Табу. Не было ничего. Не было Симы. Не было Лёли. Была Оля Березина, примерная жена Коли Березина и заботливая мама двоих славных ребятишек - Машеньки и Славика. Сейчас Машеньке уже двадцать лет, а Славику - пятнадцать. А сама она - потенциальная бабушка, вздумай Машка осчастливить ее ранним браком...
 
Громко отсчитывали мгновения жизни корейские настенные часы - подарок сослуживцев на 8 марта. Раньше она и не подозревала, как громко они тикают. Что они вообще тикают. А теперь словно сваи в голову вбивают - как же она раньше этого не замечала! Она, которая всегда ненавидела любые свидетельства и проявления утекающего времени...

Может быть, это был страх перед смертью. Или перед надвигающейся старостью... По крайней мере, дома у нее никогда ничего не тикало - а тут проглядела. «Завтра же попрошу перевесить!», - подумала Ольга Васильевна, и тут же споткнулась о слово «завтра».

Завтра - 14 января, Старый новый год. А сегодня ее ждут в «Розовом фламинго» - самом роскошном ресторане их небольшого провинциального городка.

Сегодня, завтра... Некстати вспомнился роман любимого Сидни Шелдона «Если наступит завтра» - это он, Сима, приобщил ее к мировым бестселлерам. Он покупал все новинки, которые появлялись тогда на диком отечественном книжном рынке, читал первым, делал пометки на полях, что-то подчеркивал специально для нее - и только потом давал читать. До сих пор дома хранятся эти книги - к ним запрещено прикасаться и под страхом смертной казни выносить из дома. Сама она так за эти шесть лет и не открыла ни одной книги «из тех», и вот сейчас так предательски пришло на ум почти забытое название...

...Боже, как Сима смеялся, когда она, прочитав очередной роман Сидни Шелдона, глубокомысленно заявила: «Да, замечательная писательница. Только женщина может так тонко чувствовать другую женщину, так точно описывать все ее чувства и переживания...».

«Да, конечно, - серьезно сказал тогда он. - Особенно если учесть, что Сидни Шелдон - мужчина...».

Она не поверила. Она была готова провалиться сквозь землю от стыда, когда на обороте увидела портрет почтенного дядечки и ниже - краткую биографическую справку любимого автора. Почему она не сделала этого раньше?! Красная, как рак, она растеряно хлопала ресницами, а Сима едва не падал от смеха. «Моя ты умница! Моя ты девочка! Только никому больше об этом не говори, ладно?..»   

Отчего они расстались?.. Он как-то естественно стал вхож в семью, подружился с детьми, которых всегда заваливал подарками. Наивный Коля пару лет ни о чем не догадывался, пил с Симой пиво, обсуждал автомобили... Сама она делала вид, что дружит с женой Симы Павлова - Натальей, которую в действительности, конечно же, не знала, но так было удобно.

И вообще, это была гениальная «отмазка»: когда Сима забирал ее из дома на своей машине - «Наталья попросила посидеть с сыном»; когда Сима привозил ее домой после двухдневного отсутствия - «Девчонки девичник затянули, а я на развозе»; когда она не ночевала дома  - «Я осталась у Павловых, Сима выпил, его Наталья не отпустила»... Все, все тогда сходило с рук, а мобильных телефонов – да и простых телефонов в квартирах - не было...

Испытывала ли она угрызения совести? Нет. То есть абсолютно. Она успевала переделать все дела по дому, дети были ухожены, накормлены, на работе - полный порядок. Ее хватало на всех и на всё. Она ощущала себя так, словно отпущено ей на этом свете года два, не больше - хотела нажиться, налюбиться, начувствоваться...

Сима с семьей перебрался в Москву, но по-прежнему они общались - по телефону, часто летали друг к другу - тогда это еще не было так накладно.

На исходе третьего года их отношений (ей – уже 33, ему - 29) он поставил вопрос ребром: либо ты уходишь от мужа добровольно, либо я тебя похищаю вместе с детьми и собакой. Других вариантов не было.

И еще - он очень хотел ребенка. Сын у него был, он его по-своему любил, но жил больше проблемами и интересами ее детей, мечтая о совместной девочке. «Ты снилась мне беременной, и вот, Проживши столько дней с тобой в разлуке...», - читал он то ли свои, то ли чужие стихи (позже она узнала, что это Бродский), целуя ее глаза, волосы, руки...

«Боже, как я буду ее любить! Как же я буду ее любить...», - он даже имя придумал, но не говорил, какое. «Это сюрприз!», - загадочно шептал ей на ухо, но Лёля была уверена, что девочку он назовет в честь нее - по-другому просто быть не могло...

Так почему же все-таки они расстались? Все так совпало... Они не виделись все чаще и все дольше – у Симы были серьезные дела в Москве, и он уже не мог надолго бросать работу. Потом узнал обо всем муж – нашел в сумочке и прочитал письмо подруге. Был страшный скандал: муж потребовал немедленного развода и грозился отобрать детей; потом долго рыдал, уткнувшись ей в плечо, и умолял не бросать. «Если хочешь, можешь летать в свою Москву, можешь с ним видеться, если без этого не можешь, только не уходи... Я не могу без тебя. Ты - моя единственная, моя любимая... Не уходи...».

Она гладила его по голове, как ребенка, и вдруг почувствовала, что никогда, никогда, ни при каких обстоятельствах не сможет оставить это преданное существо - как не смогла бы выставить за дверь постаревшую собаку, как не рассталась бы с ненужной, но памятной вещью...

И когда через несколько дней позвонил Сима с радостной новостью, что нашел в Москве для детей отличную школу, а ей - классную работу, она тихо сказала в телефонную трубку: «Сима, ничего не надо. Я не приеду. Все, извини... Не звони больше...».

Сима обрывал телефон, и она его отключила. А потом Сима звонить перестал. Он исчез. А она умерла...

Через общих знакомых изредка что-то о нем узнавала: он развелся с женой... делает деньги... живет со своей секретаршей, которая моложе его на 12 лет... Последнее сообщение отозвалось в сердце особенной болью. Ну да, конечно, так и должно быть - он ведь совсем мальчик - 30 лет. Так и должно быть... А она - взрослая семейная женщина, мать двоих детей, со своими болячками, проблемами и заботами...

Она жила, «под собою не чуя» ничего. Как робот, ходила на работу, общалась с друзьями, мужем, детьми. Улыбалась и даже иногда смеялась. Через два года стало понемногу отпускать, через четыре - отпустило, но не забылось, через шесть - осталось маленьким теплым комочком где-то в самом укромном уголке души, куда она не допускала никого, и сама без надобности не лезла.

Очень редко, в яркие полнолунные ночи, когда можно было даже и не пытаться уснуть, она насиловала свою память, раскладывала на цветную мозаику тот или иной момент своей прошлой, такой безумно счастливой любви – и плакала, плакала, плакала без слез...

...Вот Сима сигналит под окном, и Оля, задохнувшись от радости, словно ей 16, а не 32, несется через две ступеньки на улицу, к его машине, и они уезжают на два волшебных дня к кому-то на дачу. И два дня проходят в каком-то сладком сне, в каком-то любовном угаре: они валяются в постели, слушают музыку (какую-то смешную песенку про «дом зеленых глаз»), пьют немыслимые ликеры и прямо из трехлитровой банки руками достают фантастически вкусные крабы - гостинец друга с Камчатки, из-за чего, собственно, этот праздник и затеян...

Или «поездка к морю»: хотели добраться до Алушты, но на неделю застряли в Симферополе, в гостинице «Москва», покидая номер только для того, чтобы поесть или купить бутылку крымского вина... Моря они так тогда и не увидели.

Когда Ольга прилетала в Москву, он встречал ее в «Домодедово» на своем «Фольксвагене». Днем они ходили в музеи, вечером – в театр, а ночи напролет проводили в лучших ночных клубах и ресторанах... Кажется, и не спали совсем неделями.

Сима обожал покупать ей платья, красивые сумки; дарил смешные безделушки. Они были очень красивой парой, и, наверное, разница в четыре года не была тогда так уж заметна... Она – стройная и изящная, как статуэтка; высокая грудь, каштановые вьющиеся волосы, голубые глаза. Он – под два метра ростом, франт и позер, потрясающая улыбка от уха до уха…

Ольга Васильевна сжала голову руками. Телефонный звонок едва не привел к сердечному приступу: звонил взволнованный Коля, спрашивал, почему она задерживается. Что-то наплела про аврал на работе, сказала, что позвонит, когда закончит...

В душе творилось невообразимое: смятение, радость, страх, злость - все смешалось. «Зачем, зачем это все? - проносилось в голове. - Мне уже почти спокойно, почти хорошо. Я не хочу его видеть!  Что я ему скажу? Боже, как я выгляжу?..»

Она подошла к шкафу и распахнула его - с внутренней стороны дверцы имелось большое зеркало. Долго и придирчиво себя рассматривала. Конечно, изменилась, и сильно. Нет, фигура почти такая же - разве что грудь стала больше. Волосы она давно не красит в яркий каштановый цвет, теперь они у нее скорее медного оттенка. Может быть, 39 ей и не дашь, но и на 30 она тоже уже не тянет. Скажем, лет на 35 - но разве это плохо? Ему ведь тоже 35…. На работе ее считают очень привлекательной, хотя и неприступной, а год назад один из клиентов их ООО всерьез – чуть ли не до самоубийства -  ею увлекся...

Ольга Васильевна Березина захлопнула шкаф и решительно направилась к столу. Взяла открытку, на мгновение поднесла ее к губам, прикрыв глаза, - и быстро отправила в машину для резки бумаг. Машинка мерзко завизжала, потом сказала «Данке шён», и в прозрачный куб полетело разноцветное конфетти.

Старый Новый год… Странный, чисто российский праздник. Конверт Ольга Васильевна отправила туда же, в вежливый немецкий агрегат – и снова посыпалось конфетти, на этот раз похожее на снег…

«С наступающим старым Новым годом, Ольга Васильевна», - поздравила саму себя и грустно улыбнулась. Корейские часы тихонько звякнули – стрелки показали ровно восемь, и чтобы этого не видеть, Ольга Васильевна погасила свет. 

Немного посидела в полной темноте, а когда глаза привыкли настолько, что можно было набрать телефонный номер, позвонила мужу и попросила встретить через полчаса возле супермаркета. «Возьми бутылку хорошего красного вина, если тебе не трудно, праздник все-таки», - попросила мужа. Тот даже слегка обиделся: «Почему это должно быть трудно? Конечно, возьму»...

Бутылкой вина на двоих Коля Березин в тот вечер не обошелся – после всех семейных передряг шестилетней давности он стал частенько прикладываться к бутылке, причем предпочитал коньяк, который сливал в обычную фляжку, фляжку прятал в кладовке среди  своих инструментов, а потом втихомолку «догонялся».

Ольга Васильевна давно все эти секретные места знала, но мужа жалела, не унижала его разоблачениями и скандалами. Так, держала ситуацию на всякий случай под контролем, тем более, выпив, Коля становился добрым и ласковым, перемывал всю посуду, а потом очень быстро засыпал.

Они уже давно не жили как муж и жена, и Ольга Васильевна в этом смысле поставила на себе большой и жирный крест.

«Сумасшедшая! - орала на нее бывшая одноклассница, а ныне очень модный и очень дорогой психолог. – Через пару лет ты заработаешь невроз и кучу женских заболеваний! Немедленно заведи себе любовника!»  Но Ольга Васильевна только отмахивалась от назойливой подруги и собиралась до самой смерти (своей или Колиной) скрашивать серые будни тихому мужу-алкоголику. В знак, так сказать, искупления.

Сегодня Коля, как обычно, раза три за вечер сбегал в кладовку к заветной фляжке и уснул вполне счастливый. Ольга Васильевна, переделав все дела на кухне, тихо вошла в спальню, присела возле похрапывающего мужа и долго рассматривала того, кто шесть лет назад оказался сильнее ее любви. Узкая худосочная грудь с редкими седыми волосками, прилипшие ко лбу прядки цвета соли с перцем, приоткрытый рот, тонкая струйка слюны на подбородке, тяжелый запах пьющего человека… 

Он не всегда был таким, конечно. Помнит она его и другим - веселым, загорелым, красивым. Как таскал ее на руках, дарил цветы охапками, писал смешные записки в роддом, делал ванну из лепестков роз…. Она все это снисходительно принимала, хотя и раздражалась порой из-за его навязчивого внимания. А потом повзрослевшая и помудревшая Оля вдруг поняла, что никогда своего мужа по-настоящему не любила и не хотела…. В 18 лет, когда все подруги вокруг выскакивают замуж и самой вроде бы тоже надо, об этом не думаешь, а потом, имея на руках двоих маленьких детей,  думать о чем-либо поздно.

Острое, пронзительное чувство жалости к их никчемной, безрадостной и почти бессмысленной совместной жизни охватило все ее существо. Двадцать лет рядом с ней находился НЕ ТОТ мужчина, для которого и она оказалась НЕ ТОЙ женщиной. Они ведь могли, могли быть очень счастливы – отдельно друг от друга, с другими людьми, при других обстоятельствах, но зачем-то жили, зачем-то держались за свое подобие семьи, а настоящее - жизнь, любовь, счастье - прошло где-то рядом.

Муж алкоголем спасается от ее НЕЛЮБВИ, а она живет с выжженной пустыней в душе – ради чего?! Даже детям оказался не нужным их холодный, тоскливый дом – Машка обитает в студенческом общежитии и забегает только на выходных, а Славик поступил в Суворовское училище…

Ольга Васильевна Березина тихо наклонилась и поцеловала мужа в лоб. Когда-то Сима ей сказал: «Знаешь, любовь может родиться из многих чувств – даже из равнодушия, даже из ненависти. Но никогда – запомни, никогда! - любовь не рождается из чувства жалости…». 

Вот и сбылись его пророчества: мужа было жалко, очень жалко - поэтому шесть лет назад она не смогла его оставить. Жалость тогда победила любовь, но любовью так и не стала…

  Ольга Васильевна осторожно вышла из душной комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. Там, за дверью, остались годы без любви, жалость, страх перемен и пустота. На душе вдруг стало легко и звонко, словно перед выпускным балом.  Быстро приняла душ, смывая с себя последние сомнения, переоделась в свое лучшее вечернее платье, поправила макияж, вызвала по телефону такси. Время приближалось к полуночи – наступал старый Новый год…

«Ну что, девушка, куда поедем на ночь глядя?», - весело спросил таксист. «В «Розовый фламинго!», - скомандовала Ольга Васильевна, а сама была готова расцеловать таксиста за это его обращение  «девушка». Она вообще могла бы сейчас перецеловать всех ночных прохожих, которые попадались им на пути; внутри все пело, хотелось дурачиться и смеяться, а за плечами словно выросли крылья. Она даже забыла, когда чувствовала что-то подобное в последний раз – хотя нет же, нет, прекрасно помнила: и шесть, и семь, и восемь лет назад! Помнила и знала, что означает такая вот звенящая, щекотная радость внутри - это было СЧАСТЬЕ…
И оно вернулось.         

...Через год у Ольги Васильевны Павловой родилась дочь Олечка. Но папа Максим называет ее исключительно Лёлькой...