Путь к мосту

***

Вдох есть капля жизни. Выдох — частичка смерти. Между ними нет ничего, кроме бесконечного множества сюжетов и выбора, который необходимо осуществлять каждый миг. Любой итог — это экзамен в процессе пройденного материала, пропущенного поступками через призму сознания, и причинно-следственная связь образовавшегося результата и ситуации с ее лавиноподобной реакцией. Жизнь предлагает варианты смерти, смерть этот выбор подтверждает…

Введение

Жизнь регулярно преподносит нам массу сюрпризов, большинство из которых неприятные, а иногда и совершенно душераздирающие, забирающие все силы и заставляющие опуститься на колени. И вот, когда мы оказываемся в совсем отчаянном положении и думаем, что хуже просто быть не может, нам на долю выпадают еще гораздо более сложные испытания. Лишь потеряв все, мы начинаем понимать и осознавать истинные жизненные ценности, что действительно важно, а что только временно.

Это печальная, скорее даже трагическая история об одном обычном молодом человеке, с виду ничем не отличающемся от нас. Вряд ли он смог бы выделиться из толпы за счет своего внешнего незаурядного вида. Таких, как он, — тысячи, если не миллионы.

Но если бы вы узнали, что творится у него внутри, то, без всякого сомнения, не остались бы равнодушным. Он постоянно сталкивается с трудностями, которые выбивают почву из-под ног, а также с серьезными потерями, но не из-за обычной человеческой рассеянности, а из-за возникающих на его пути испытаний: смерть самых близких людей, несправедливые обвинения, тюрьма, потеря имущества и многие другие удары судьбы, которые способны довести любого человека до сумасшествия, отчаянья и, возможно, даже до нерационального распоряжения своим физическим телом, жизнью…

Что же случилось с ним и как он поступит в итоге — смирится с положением или возьмет все под свой контроль и окажется впереди всех огорчений, а может, все же ослабнет настолько, что лишь суицид окажется для него единственным верным ответом на все вопросы?

Обо всем этом детально и по порядку вам поведают страницы данной книги.

1. Мост

Ночь, ноябрь месяц и соответствующая тому времени года погода — с небес падают небольшие капли бесконечного дождя, температура воздуха еще едва плюсовая, дороги мокрые и скользкие, немного освещенные уличными фонарями больного желтого цвета, а вдали мерцают яркие краски могучего города.

— Какой высокий мост… — произнес, слегка повысив голос от волнения и изумления, молодой человек, перешагнувший ограждение, отделяющее тротуар от проезжей части с припаркованным рядом автомобилем. Неосторожно наступая в лужи, не обращая на них особого внимания, он подошел к перилам, преграждающим ему путь в холодный поток воды бурной реки, находящийся приблизительно в двадцати пяти метрах внизу. Падение с такой высоты если не убьет сразу, то обязательно сильно покалечит, что очень затруднит самостоятельное спасение, учитывая к тому же температуру воды и быстрое течение. Даже для профессионального спортсмена-пловца это является практически невыполнимым испытанием с максимально минимальным шансом на выживание.

Мужчина, о котором началась история, принадлежал к людям средних лет, лицо которого плохо видно, разглядеть, и то с большим трудом, предоставлялось только его силуэт и темные короткие волосы. Он был среднего роста, спортивного телосложения. Подняв ворот черного полупальто, герой истории щурился от дождя, подхваченного ветром, летевшего ему прямо в лицо и стекавшего по щекам. Хоть это и доставляло ему некий дискомфорт, но не слишком мешало или беспокоило. В нем и во всей этой ситуации присутствовала какая-то таинственность, некая грусть, печаль и огромный сгусток навалившихся вопросов.

— И какой красивый вид отсюда открывается… Замечательное место, чтобы попрощаться с миром и с жизнью…

2. Знакомство

Но сперва давайте познакомимся. Позвольте представиться: мое имя Игорь. Уже тридцать шесть лет я существую на этой прекрасной земле, и это постоянный поиск себя, поиск ответов на ежедневно возникающие вопросы.

Моя жизнь не была простой, сладкой и гладкой, я не был рожден с серебряной ложкой во рту, скорее с деревянной, и то по лбу! Зато моя жизнь была очень красочной, насыщенной, она многократно кидала меня в самую бездну, но все же не давала погрязнуть до конца, как будто издевалась надо мной или пыталась научить чему-то новому: мировидению, чувствам, отношениям, пониманию, ценностям и т. п. В ней было много взлетов и падений, счастье всегда бродило где-то рядом, но очень часто обходило меня стороной, я едва успевал за него ухватываться, словно котенок, бегающий за солнечным зайчиком.

Пожалуй, лучше начнем все с самого начала и будем двигаться последовательно, постараюсь ничего не пропустить, а также поведать, что именно заставило меня прибыть сюда.

Итак, семья у меня была обычной, я бы даже сказал среднестатистической. В общем, все как у всех, по крайней мере, мне так казалось на тот момент. Мать регулярно пила, братьев и сестер у меня нет. Отца своего я никогда не видел, а если и видел, то, наверное, в таком малом возрасте, что уже и не помнил.

Маму же, наоборот, я имел честь лицезреть каждый божий день. Очень часто хотелось бы не видеть ее, во всяком случае в нетрезвом виде, но этого счастья я был лишен. Как говорится, родителей мы не выбираем, но я все-таки предполагаю, что их выбирают за нас где-то наверху еще до нашего зачатия. С точностью определяют, когда и в какую семью мы должны попасть, дабы пройти определенные задания, порученные Господом для обретения силы души, закованной взаперти грудной клетки.

Посылают нас, как мне думается, с определенными целями, чтобы либо улучшить семью, в которую мы попадаем, либо самому не испортиться и при всех ужасающих вещах вокруг не сломаться, а, наоборот, стать сильнее, светлее и добрее. Так я думаю, разумеется, сейчас, но тогда мне этого никто не объяснял, не было таких помощников, по крайней мере не в моей местности, поэтому очень часто было тяжело и больно, так как учиться приходилось только на своих бедах и ошибках.

Детства как такового, видимо, я и не имел. На прогулки с родителями в парк, к морю, в зоопарк, на аттракционы я, конечно же, не ходил. Я даже детский сад не посещал. Играл дома с пустыми бутылками и дворнягой по кличке Джек Потрошитель — лучшим другом детства. Основной нашей игрой было найти безопасное место, чтобы не побили собутыльники матери, и поиск чего бы перекусить. Место, где мы проживали, и домом-то нельзя назвать, настолько антисанитарными и античеловеческими выстроились условия. Но, оказывается, любой представитель рода людского может ко всему адаптироваться и привыкнуть, даже спать на старых вещах вместо кровати или хотя бы матраца, ходить босиком по такому липкому полу, что от него с большими усилиями отрываются ноги, дышать пьяным угаром, вонью от сгнивших продуктов и мусора, есть из грязной посуды, если вообще удавалось найти пропитание. Уборной мы называли дырку в полу, а про существование ванны я слышал только в сказках. Хотя в каких сказках? Просто слышал.

3. Первая потеря

Когда мне исполнилось шесть лет, моя любимая мама покинула этот мир. К сожалению, она так и не смогла бросить пить, а может, и не хотела, ответа на данный вопрос я уже никогда не смогу получить.

Джек тоже скончался буквально за несколько месяцев до матери, его запинал ногами какой-то пьяница, которых в моем окружении, а точнее в окружении моей мамы, было предостаточно.

В общем, тяжесть из-за разлуки с мамой выдалась невыносимой, ведь какой бы она ни была, все равно оставалась моим единственным родным и любимым человеком, даже несмотря на то, что она никогда не давала мне ни любви, ни нежности, ни внимания, а лишь отталкивала меня при любом удобном для этого случае. А также мне ужасно не хватало моего верного пса, они являлись моей семьей, ушедшей безвозвратно в то место, откуда не возвращаются.

Изначально меня отправили в детский дом, но, к счастью, пробыть мне там пришлось недолго, так как позже нашлась моя бабушка — мать моей мамы, которая стала моим опекуном, забрала меня к себе и помогла пережить боль одиночества и горе потери.

Эта достаточно крупная женщина в возрасте, с темными волосами, широкой улыбкой и светлыми глазами цвета морской волны, которые искрились и излучали неподдельную радость и заботу, очень располагала к себе и даже подкупала своей добротой, так как встретила меня крепкими, дружественными объятиями. С первых секунд нашей встречи мне стало ясно, что ей можно доверять.

Условия проживания в ее квартире были куда более привлекательными и удовлетворительными, а по сравнению с тем, где я жил до этого, их с легкостью я называл царскими палатами. У меня даже появилась своя комната. Кое-какие старые вещи, одежду и игрушки нам отдавали соседи, так что у меня всегда имелось, что надеть и чем заняться в любое время. Даже кушал я каждый день по три раза, а иногда, случалось, бабушка баловала меня и сладким. Я расцветал и становился счастливее каждое новое мгновение, насколько это возможно.

Но моя бабуля, к сожалению, давно была немолодой, к тому же инвалидом, часто имеющая проблемы с ногами, которые время от времени отказывали из-за серьезной травмы позвоночника в далеком детстве, посему передвигалась она с большим трудом, так что не работала, и денег, соответственно, имела немного: ее пенсия и мое детское пособие, но на вещи первой необходимости практически хватало. Иногда она что-то шила и продавала, с чего получался небольшой дополнительный доход, который много раз выручал нас от неприятных ситуаций. Из-за своих трудностей времени для меня оставалось все меньше, так что со мной она играла все реже и реже, внимания уделяла немного, но вполне достаточно, так как до этого я получал гораздо меньше. Так что жаловаться на это грех, поэтому я всегда довольствовался и радовался каждой минуте, проведенной вместе с ней, пока не пришло время идти в школу.

4. Школа

Здесь уже с первых дней я встретился с детской агрессией по отношению к себе, связанной с моим внешним видом: ношеная, большая или, наоборот, маленькая одежда, слегка растрепанные волосы. К тому же я был достаточно любопытным, по-детски наивным, всегда всех тщательно рассматривал, что не нравилось другим, и в то же время был очень стеснительным. Когда у меня что-то спрашивали, я не мог ответить, так как у меня имелось мало опыта общения. Из-за этого я теперь, собственно, и страдал, поскольку часто молчал и не мог правильно изложить свою мысль, точку зрения или попросту связать пару слов.

Сначала многие одноклассники шутили, обзывались и издевались над моей персоной, девочки не обращали на меня никакого внимания, никогда не разговаривали со мной, не сидели за одной партой, а когда я их о чем-либо спрашивал, ехидно улыбались, начинали перешептываться с подружками, а затем хихикали, по всей видимости, надо мной. Это меня очень расстраивало и обижало в глубине души.

Но позвольте рассказать вам, дорогой читатель, об одной девочке, которая училась в моем классе, по имени Оля. Прелестный ангел, самая красивая девочка в школе: длинные черные волосы, заплетенные в косу, карие глазки, которые блестели, излучали тепло, счастье и радость. Невысокий рост однозначно лишь украшал ее, являясь, однозначно, плюсом по моей личной оценке, одета всегда очень нарядно и опрятно. Сразу бросался в глаза тот факт, что она из хорошей и порядочной семьи. Исключительное поведение и отношение к людям и, несомненно, любезна, общительна и приветлива ко всем, даже ко мне. Ее наимилейшая улыбка доставляла мне неописуемое удовольствие и была, наверное, единственным стимулом моего посещения школы.

Однажды весной в третьем классе я специально для нее собрал букет, самый обыкновенный букет из полевых цветов, пошел с ним в школу, чтобы преподнести его ей и признаться в своих чувствах, рассказать ей о моей первой большой любви к совершенной девочке. Топчась на одном месте от ужаса и страха, властвующих в моем сознании, я долго не мог решиться это сделать. Аккуратно и невнятно медленно собирался я с мыслями, чтобы поделиться с этим прелестным человеком самым сокровенным, что накопилось у меня за три года. Как только я все-таки собрался с мыслями и направился прямиком к ней, то на пути возле школы, а точнее почти перед самым ее входом, ко мне подбежали одноклассники и начали кричать мне гадости и непристойные слова, на которые я не обращал внимания, ибо уже давно свыкся с их глупостями. Потом кто-то, поняв, что слова давно на меня не действуют, со всей силы ударил меня ногой в спину. Я упал и выронил букет, который весь рассыпался. С диким хохотом ребята растоптали цветы, испустившие последний аромат на прощание, а школьники между делом пинали меня лежачего.

Я сгруппировался и держал удары, сколько мог, но затем, приоткрыв глаза, увидел перед собой камень размером примерно в два раза больше моего маленького кулачка. Собравшись с последними силами, я схватил его, присел вначале на колени, затем привстал и со всего размаху заехал им в голову одного из нападавших, разбив ее в кровь. Он упал, а остальные ребята отступили, разинув рты от увиденного и затаив дыхание. Пострадавший поднялся, но уже не смеялся как лошадь, а ревел, словно птенец, которого отняли из-под крыла его матери, обхватив свою голову руками. И в этот самый момент во двор выбежала учительница, которая видела лишь концовку всего произошедшего, и начала кричать, как сирена при пожаре, что я понесу серьезное наказание. Потом, схватив меня за шкирку, она повела меня к директору для дальнейших разбирательств как главного бандита и подозреваемого в совершенном преступлении.

Там со мной долго разговаривать и церемониться не стали, тот мальчик остался жив и здоров, а меня исключили из школы, так как ни одному моему слову не поверили, соответственно, ничего доказать в свою самозащиту я не смог, в том числе что я не виноват, а всего лишь защищался. Мой внешний вид и большинство лжесвидетельств одноклассников сыграли не в мою пользу, так что мне пришлось покинуть эту школу и свою любимую Оленьку, которой я так и не успел открыться. Они отобрали ее у меня и возможность поговорить с ней в последний раз.

Все мое тело было покрыто синяками и ссадинами, но болело больше всего внутри, в области грудной клетки. Так и постучалась в мои двери очередная тяжелейшая моя потеря. Я не ел и не пил, практически не спал очень длительное время, а мысли мои летали в облаках, оправдываясь и крича хором о несправедливом решении, о моем исключении. Также я думал о том, что за правду приходится страдать и, самое важное, что с Олей мы не будем вместе, как я это себе представлял в любую свободную минуту дня и ночи.

5. После второй потери

Со временем мне становилось спокойней, легче. Бывший человеком эмоциональным, впечатлительным и сентиментальным, быстро расстраивался и принимал все крайне близко к сердцу, но бабушка в очередной раз помогла мне пережить новый тяжкий момент. Она чаще со мной общалась, чем отвлекала от дурных мыслей и печали, благодаря ей я не успел наделать никаких глупостей и вскоре отошел от горестного состояния и негативных дум.

Потом меня перевели в другую школу, для трудных подростков, потому как характеристикой из предыдущей школы меня наградили… как сказать помягче? Прескверной — вполне подходящее слово. К тому же не хотелось терять целый год в поисках хорошего учебного заведения. Новый класс вселял много надежд с отрицательным значением: все чумазые, грязные, неопрятные, невоспитанные. С учителями никто не считался, не слушал их, все огрызались, хамили по поводу и без, обзывались, устраивали между собой постоянные стычки и драки, многие использовали нецензурную лексику, похлеще даже, чем многие взрослые, курили, и не только сигареты, выпивали, были даже токсикоманы, которые нюхали клей.

С первого взгляда нас можно было легко спутать, так как внешним видом мы не слишком отличались друг друга. Моя одежда бывшая в употреблении, как и у других, а новых вещей я не мог себе позволить. Хотя я был более спокойным и миловидным по сравнению с другими ребятами, не курил, иногда и у меня тоже случались перепалки с учителями, наверное, стадное чувство давало о себе знать. Как оказалось потом, наши судьбы имели схожий характер и сценарий: одинаковое детство, а точнее его отсутствие.

К концу школы мой личный рекорд успехов составляли: троекратные попытки исключения и дважды меня чуть не оставили на второй год. Только благодаря выработанному к тому времени на улице умению договариваться и делать то, что необходимо, когда нужно спасение, а также говорить то, что ожидают услышать учителя и директор, даже если не хочется следовать системе, мне удавалось избежать проблем, исправлять все в последний момент и даже переходить в последующие классы обучения. Спасибо за это внешкольным дворовым распростертым объятиям реальной жизни.

Но до этого этапа происходило еще много вещей, а также множество изменений как внутри меня, так и в моем окружении.

Естественно, дурная компания не могла не отразиться на моем развитии. Сначала я закурил, чисто «за компанию», затем частенько стал выпивать со своими на тот момент товарищами, в простонародье именуемыми собутыльниками, алкогольные напитки любой разновидности с различным содержанием градусов.

Денег, конечно же, у нас, как говорится, кот наплакал, поэтому приходилось где-то что-то воровать, перепродавать, обмениваться, некоторые из нашей компании даже начали продавать, скажем так, нелегальную продукцию для улучшения настроения, то есть наркотические средства. У меня до этого дело не дошло, хотя я тоже брал вещи, мне не принадлежавшие. Так мы зарабатывали и выживали, поскольку других вариантов не знали или не видели.

Но это продолжалось недолго, до тех пор, пока меня не поймали и не привлекли к уголовной ответственности. Много раз меня ловили, но отпускали, так как кражи были мелкими и возраст тоже небольшой. Критических ситуаций немало выдалось, но мне удавалось скрываться, так что не могу сказать, что я этим занимался лишь единожды. А поймали меня на краже дорогих часов, я не успел своевременно скрыться с места преступления и незаметно избавиться от награбленного.

Был суд, но реального срока не дали, так как несовершеннолетним срок не дают, лишь штраф, предупреждение, выговор и месяц исправительных работ. В принципе, после этого я прекратил этот вид деятельности, но не из-за страха перед полицией, а все-таки осознав, что чужое брать нехорошо. Это произошло благодаря одному молодому человеку, с которым я находился в камере, дожидаясь суда. Он просто объяснил, что люди работают и трудятся не покладая рук, чтобы заработать для своей семьи, прокормить ее, но потом появляются такие вот живчики и отбирают все, что им не принадлежит, ухудшая тем самым положение людей и их внутрисемейные взаимоотношения. Сами воры тем временем богаче не становятся, потому что не умеют управлять денежными средствами. Таким образом я счастливее не стану, а в конечном итоге к каждому из нас все вернется и воздастся по заслугам. Что-то типа этого он мне поведал, давно диалог велся, не вспомню уже все слово в слово. Как-то странно, может, даже забавно, что один преступник учит другого. А может, это все-таки и правильно, ведь чтобы понять другого, самому нужно это прочувствовать и пережить, пройдя схожий путь.

Сначала друзья остались те же, и работа их тоже не изменилась, я по-прежнему общался с ними. Мне даже не приходилось ничего делать, они все давали мне даром. И хоть красть я перестал и в этом отношении стал лучше, но с других сторон стал меняться все же в противоположную сторону от добра.

Школу я начал посещать гораздо реже. Иногда на сильное давление со стороны учителей отвечал хамством, и это неуважение к старшим казалось мне нормальным явлением. Чем громче я спорил с учителями, тем лучше, как мне казалось, круче, авторитетнее в глазах своих сверстников становился. Уроки и домашние задания мне иногда приходилось делать, точнее, списывать, чтобы не выгнали. Наплевательское отношение ко всему на учебе разрасталось с мощной силой, так как в школе меня мало что интересовало, лишь из-за бабушки и по ее просьбам я ходил туда. Она хотела, чтобы я получил хорошее образование, устроился на стабильную, надежную работу, стал порядочным человеком и нашел свое место в обществе. Мне же было не до этого, я только кивал головой, главное, чтобы отвязались.

На улице мы с друзьями занимались всем, чем только хотели: гуляли, пили, курили. Домой мы не возвращались по нескольку дней, ночевали, бывало, на улицах, в подъездах, сараях, чердаках, где только ни приходилось. В нашей компании присутствовали и маленькие, к моей глубокой печали на данный момент, девочки. Потом мы перешли и на наркотики, тем более что достать их не составляло никакого труда, достаточно лишь протянуть руки. К окончанию школы я уже перепробовал столько всего и повидал такого, что не каждый взрослый может представить и похвастаться или сожалеть.

Многие из нашей компании, а точнее все, кроме меня, начали сидеть на игле. Сначала мне многое самому нравилось, раз я этим всем занимался. А может, с трудом мог отличить хорошее от плохого, тем более все этим промышляли, а я не хотел выделяться из толпы, быть изгоем. Но в конечном итоге это для меня уже стало диким перебором.

С каждым днем становилось все страшнее и страшнее смотреть на происходящее, как более взрослые ребята помогали колоться маленьким тринадцатилетним девочкам. Так сказать, услуга за услугу, они — товар, им — укол, не брезгуя использованными шприцами, не соблюдая никакой гигиены, не выбирая места инъекций. О нравственности, порядочности или санитарии мысли никому и в голову не приходили.

Дальше — хуже. Когда не хватало денег и наркотиков катастрофически не хватало, то доходило даже до того, что ребята дрались между собой, воровали все и у всех: у женщин, старушек, детей — безразлично. Мои товарищи все больше трансформировались из обыкновенных молодых людей в бездушные тела, зомби, с одной низкой, скорее с низменной целью — получить внутривенное наслаждение. У них не осталось уже ничего человеческого, никаких моральных принципов, иногда дело чуть не доходило до убийства (думаю, что, к сожалению, все же и доходило, но этого мне видеть, к счастью, не приходилось). Многие, что печально осознавать, умерли сами от передозировки, многие, кому едва перевалило за четырнадцать лет.

6. Новая жизнь

После проводов в последний путь пары таких друзей я задумался о том, что у меня нет необходимости ни видеть такую жизнь, ни участвовать в ней. Я понял, что нужно срочно все менять, причем кардинально. Благодаря непосредственному участию во всем этом мне стало ясно, что это вовсе не дружба, а скорее игра на выживание.

Ни одна душа из моего окружения не уважала никого и ничего, всех все устраивало лишь только тогда, когда общий интерес подкреплялся дозой. Кто приносил такие подарки, тот автоматически превращался до поры до времени в лучшего друга, восхваляемого приверженцами деструктивного соблазна.

А занимались мы этим, скорее всего, связи с тем, что серая, блеклая повседневность наводила ужасную скуку. Мы потеряли вкус к жизни от недостатка любви и понимания, что нужно в первую очередь любить, уважать себя, а значит, заботиться о себе, своем здоровье, внутреннем мире, в котором мы обязаны провести время до последнего вздоха и последнего стука сердца.

Если бы мне кто-то объяснил раньше, что все эти удовольствия можно получить от совершенно обычных вещей, то, возможно, я бы никогда не начал пробовать и употреблять искусственные препараты для преобразования и усиления хорошего состояния на некоторое время, дабы подольше не возвращаться в этот убогий мир. Но у нас в детстве не было такого идеального пространства любви, которое создается в полноценных семьях, с истинными человеческими теплыми отношениями, вниманием и заботой. Откуда мы могли знать, что есть другая жизнь?

Я не видел иного и не мог ни с чем сравнить свою жизнь, но что-то внутри зацепило и напугало меня настолько, что заставило отказаться от этого и оставить лжедрузей. А после стали происходить удивительные вещи, передо мной начали открываться совершенно новые ценности, которые действительно доставляли мне хорошие впечатления и удовольствие. Это подтолкнуло меня уважать себя и двигаться именно в этом направлении.

Я перестал появляться в той компании, будто мой ангел-хранитель или мой внутренний голос инстинктивно оберегал меня и вытаскивал из болота, в котором я постепенно тонул.

Меня в очередной раз перевели в другую школу, в гимназию, более приличную. Я начал регулярно посещать уроки, в свободное время работал либо грузчиком на рынке, либо подсобником на стройках. Я занимался любой работой, которая не выходила из рамок закона и которую мне могли дать с моим небогатым опытом и юным возрастом.

Начал читать много книг, которых у меня дома оказалось много, просто раньше я их не замечал. Я читал научную, классическую литературу и биографии известных людей, стал делать зарядку, посещал церковь, давал часть заработанных денег на пожертвования и помогал бабушке. Мы много общались и стали с ней более близкими. Ей я мог рассказать все свои самые сокровенные мысли и желания. Она тоже преображалась и очень радовалась за меня, видя, что я меняюсь в лучшую сторону.

Я окончил школу, накопил себе денег на учебу в высшем учебном заведении и пошел учиться на архитектора. Я по-прежнему работал, начал заниматься боевыми искусствами, ходил в тренажерный зал, бассейн, по утрам бегал, каждый день как минимум выполнял элементарные гимнастические упражнения, а про вредные привычки давным-давно позабыл. Как оказалось, что все это очень просто перестать делать.

Я занимался физической культурой для поддержания своего тела в красивой форме, а также для того, чтобы становиться здоровее и, разумеется, чтобы давать отпор хулиганам и возможность постоять за себя, так как район, в котором мы жили, с очень серьезной натяжкой можно было назвать безопасным. Хотя здесь жило много знакомых, незнакомцы тоже просачивались сюда, бродили по подворотням и часто задирались, так что возможность заступиться за свою честь и близких являлась одной из первых необходимостей для существования.

У меня сильно изменился круг общения, о каждом из них можно говорить только комплименты, причем самые лучшие: образованные, порядочные, душевные люди из хороших семей, к тому же спортсмены, некоторые даже профессиональные. Все харизматичные, обладали лидерскими качествами, с ними всегда так легко и приятно общаться, беседовать на всевозможные темы, им хотелось подражать, стремиться к постоянному развитию, самосовершенствованию. Внутренняя уверенность в их искренности переваливала далеко за десять баллов из десятибалльной шкалы. Взаимопомощь и поддержка в коллективе понималась и давалась с полуслова. Ничего не прося, они отдавались полностью во всех отношениях, готовые прийти в трудную минуту в любое время суток и сделать все возможное, чтобы помочь. Единственное, что мы могли себе позволить вместе из вредного, это минимум алкоголя по праздничным событиям.

В целом, жизнь приятно налаживалась.

7. Любовь с первого взгляда

На мой девятнадцатый день рождения в прекрасный теплый майский вечер мы с друзьями и с их вторыми половинками пошли в ночной клуб. У меня к тому моменту бывали различные персоны противоположного пола, но никаких серьезных и длительных отношений мне создать не удавалась, поэтому я был один, без спутницы.

Зайдя в клуб, мы устроились за столиком и заказали напитки с закусками. Клуб больше походил на барный тип, находился в подвальном помещении, но внутри царила весьма приятная атмосфера: красивая, фешенебельная мебель, все устроено по последним и самым современным стандартам и с люксовым чувством вкуса к прекрасному.

Немного посидев и выпив по несколько бокалов шампанского, некоторые гости пошли танцевать, кто-то остался за столиком, я же в одиночестве пошел осмотреться. Сделав круг по заведению среди веселых, улыбчивых, танцующих посетителей, я натолкнулся взглядом на одну прелестную особу.

Мои очи наткнулись на восхитительную девушку, которую я когда-либо видел в своей на тот момент небольшой прожитой жизни. Ее радостные улыбающиеся глаза цвета изумруда притягивали словно магнит, я не мог сопротивляться их силе и отвести от них свой взор. В ней все выглядело идеально: глаза, тонкие черты лица, аккуратный, слегка острый носик, пропорциональные, миловидные губки, которые так и хотелось расцеловать. Ее каштановые волосы нежно ложились на прелестные оголенные плечи, стройная фигура подчеркнута легким, ярким, обтягивающим платьем, на ножках красовались летние туфельки, а в руках она держала маленькую элегантную дамскую сумочку-конверт, так называемый клатч.

Тело мое моментально парализовалось, в голове мелькали тысячи мыслей ни о чем, я не мог сконцентрироваться, сдвинуться с места, произнести хоть слово в ее адрес. Она отключила работоспособность моего мозга. Я просто стоял и не мог ничего с собой поделать. Слава Богу, что она оказалась гораздо храбрее меня, иначе бы мы, возможно, никогда не познакомились. Она сделала шаг мне навстречу и произнесла слово, вымолвить которое мне стоило бы огромных трудов, практически невозможно. Она сказала:

— Привет!

— Здравствуй… — еле-еле выдавил я из себя и еще больше засмущался, так как, услышав ее ласковый, нежный голос, почувствовал себя маленьким и беззащитным ребенком.

— Долго ты собирался смотреть на меня, не решаясь подойти? Или так бы и провожал меня взглядом?! — произнесла она, будто упрекая меня, но все же с долей иронии.

— Я, я… — промолвил я, запинаясь от растерянности, но потом собрался и уважительно заявил: — Меня зовут Игорь, я как раз направлялся в вашу сторону, но вы меня опередили.

— Меня зовут Елена! Игорь, очень приятно познакомиться! — сказала она, улыбаясь, и продолжила в менее официальной форме: — И это очень хорошо, что ты все же надумал подойти, а то мы с подружками уже собирались уходить домой. Мы могли и вовсе не увидеться!

— Да, действительно, нехорошо бы получилось…

— Когда еще встретимся? Завтра после пятнадцати часов я абсолютно свободна, мы могли бы встретиться в парке в центре города в половину четвертого, это время тебе подходит? Договорились! — быстро произнесла она, решив за нас обоих.

— Да-да! — оказавшись в неловкой ситуации, согласился я, не имея возможности вставить хоть слово. Я почувствовал себя совершенно беспомощным малышом, у которого хулиганы отобрали конфету.

— Ну, вот и хорошо, тогда до завтра!

— До свидания! — сказал я, и она удалилась в сторону выхода, у которого ее ждали подруги. Я остался стоять на месте как вкопанный, провожая ее глазами, пока она не потерялась из поля зрения.

После того как она перешла порог выхода, я направился к своим друзьям, все еще оставаясь в легком шоковом состоянии и эйфории от ее решительности, прямолинейности, харизмы и внешних данных.

Мне сделалось безгранично приятно, что такая красивая, замечательная девушка подошла ко мне. Я улетел на седьмое небо от счастья, и улыбка не сползала с моего лица. Воистину лучший подарок для меня в тот чудесный вечер. Присев обратно за столик, я больше ни о чем не мог думать и никого больше не замечал. Время будто остановилось, мысли мои сконцентрировались исключительно на ее волшебной персоне и на предстоящей встрече.

Придя домой, длительное время я не мог уснуть, а утром проснулся в предвкушении свидания, и чем меньше времени оставалось до него, тем больше я начинал волноваться, даже почти паниковать. Я думал, что ей сказать, куда пригласить, как себя вести, и проигрывал всевозможные сцены разворота событий.

8. Первое свидание

На место встречи я пришел за час, мое волнение чуть не переросло в панический страх. Ровно в пятнадцать часов и тридцать минут я увидел ее, и мой страх моментально улетучился, я просто расплылся от умиления, увидев ее, — она выглядела просто потрясающе. В лучах солнца она блистала, словно ангел, спустившейся с небес.

На улице стояла очень теплая и солнечная погода. Лена, одетая в очередное изящное яркое платье и туфельки, нежно провела рукой по своим волосам, зачесанным назад и собранным в косичку. Мой внешний вид однозначно был куда проще. Я оделся во все белое: футболку, льняные штаны и повседневную прогулочную обувь. По сравнению с ней я чувствовал себя несколько ущербным, убогим. Но как только мы начали разговаривать, все неприятные, глупые и плохие мысли просто-напросто испарились.

Мы гуляли около шести часов по старому городу, парку, по всем самым живописным местам. Время пролетело незаметно, мы беседовали абсолютно обо всем и так легко, будто были знакомы с ней уже очень длительный срок. Общаясь с такой девушкой, нет никаких грязных мыслей, нет желания торопить события, хочется просто наслаждаться друг другом рядом, держать крепко за ее нежную ручку и никогда не отпускать. Такое чувство, что хочется прожить вместе до конца наших дней.

Каждое ее слово звучало, будто пение птиц, словно музыка, которая заполняла теплом мое сердце и душу. Я понимал, что ничего не мог с собой поделать, и непроизвольно начал влюбляться. Когда пришел час прощаться, то мне (хотя, думаю, и ей тоже) очень не хотелось этого делать, даже некое облако грусти нависло, но нам обоим следовало отправляться домой, готовиться к учебе и к новому девственному утру.

Проводив ее до дома, я на прощание робко приобнял ее. Это получилось слегка неаккуратно, неуклюже, так как я снова заволновался из-за незнания, как вести себя в конце. Она же в свою очередь тоже обняла меня в ответ и сладко поцеловала в щеку.

— До завтра… Было очень приятно сегодня… Очень не хочется расставаться, — произнес я.

— Взаимно! До свидания! — более смело и пронзительно сказала она. — Увидимся после учебы в восемь вечера на том же месте.

— Хорошо, буду очень скучать и ждать с нетерпением.

Она мило улыбнулась, кивнула головой и вошла в подъезд, я же побрел домой, светясь положительными эмоциями от проведенного с ней самого лучшего дня!

На следующее утро я проснулся в чудесном расположении духа. Отличнейшее настроение било фонтаном, из ниоткуда появилось огромное количество энергии и сил, что я смог бы свернуть горы, сделать все, что угодно. Мне хотелось творить, радоваться и дарить счастье всем окружающим.

9. Продолжение. Второе свидание

После учебы мы снова встретились и пошли по уже проложенному вчера маршруту, не замолкая ни на минуту. Потом зашли поужинать в кафе и весь вечер мило беседовали. Ближе к двенадцати часам ночи я снова проводил ее до дома, но на этот раз действовал куда более решительно и на прощание крепко обнял, а затем поцеловал в сладкие губы. Поцелуй длился около минуты, но мне казалось, что шестьдесят секунд обратились целой вечностью, самой нежной, приятной и страстной вечностью. Внутри меня будто взрывались салюты тепла, удовольствия и радости. Бесконечное чувство счастья сотворило рай на земле. Этот первый поцелуй крепко врезался у меня в памяти.

После этого вечера мы каждый божий день проводили вместе, расставаясь только на время учебы, работы или тренировок. Каждую свободную минутку мы стремились провести вдвоем, узнавая друг друга все больше и больше. Говорили абсолютно обо всем и ни о чем, я ничего не утаивал о себе, о своем прошлом. Я не искал жалости, лишь хотел, чтобы она гордилась мной, так как, несмотря на все искушения и трудности, я смог стать порядочным парнем и всегда старался сделать все от меня зависящее, чтобы мы жили вместе долго и счастливо и чтобы моя бабуля ни в чем не нуждалась.

Конечно же, в первое время выдавались и достаточно тяжелые деньки. Так как денег не всегда хватало, наш бюджет и желания сильно противоречили друг другу. Работать на полную ставку или в высокооплачиваемом месте ни опыта, ни времени у нас не было, приходилось много учиться. Жили раздельно, иногда ночевали друг у друга, но своего отдельного личного пространства у нас на тот момент не имелось. Однако, это не мешало нам радоваться очень счастливым, простым моментам настолько, насколько могут позволить себе счастливые молодые, безумно влюбленные друг в друга студенты.

Мы постоянно развивались, наши интересы и цели также пересекались: мы учились, работали, занимались спортом, ходили в музеи, театры, кафе, посещали различные семинары, концерты, а когда в карманах не хрустели купюры, то просто гуляли. Разумеется, самым главным являлось то, что мы любили друг друга и стремились к созданию полноценной семьи, идеальной ячейки общества.

Три года спустя наше желание осуществилось. Жили мы теперь вместе, хотя пока и в съемной квартире. Мы оба закончили учебу в университетах и начали работать: я — архитектором в одной крупной компании, основным видом деятельности которой являлось строительство жилых и офисных зданий, Елена, окончив факультет экономики финансового вуза, стала аналитиком в центральном банке с весьма восхитительными перспективами.

10. Свадьба

Добившись хороших результатов в карьере и проверив огнем и водой нашу совместимость и нашу общую жизнь, мы решили узаконить отношения и в сентябре поженились.

На свадьбе пребывало достаточно приличное количество гостей. Из моих родственников присутствовала лишь бабушка, которой я по-прежнему помогал, она чувствовала себя гораздо лучше в связи с тем, что я мог покупать для нее дорогие лекарства и лечить у хороших врачей. С моей стороны на торжестве также присутствовали мои любимые друзья. Со стороны же невесты родственников оказалось гораздо больше: ее родители, тети, дяди, бабушки, дедушки, двоюродные братья и сестры, племянники, а также много подруг и друзей. Свадьбу не могу назвать самой шикарной, но уж точно не бедной, так как мы уже могли себе позволить гульнуть на широкую ногу. Прием проходил в банкетном зале одной из первоклассных гостиниц в центре города.

Елена красовалась в белом шелковом платье, состоящем из корсета и пышной юбки, в туфлях, фате и красивых украшениях из комбинированного белого и красного золота. Из таких же металлов на заказ сотворили и наши обручальные кольца, только кольцо Елены, в отличие от моего, содержало приличное число бриллиантов.

На мне очень прилично сидели светло-серый сдержанный, приталенный костюм, черные туфли, белая рубашка и черный галстук, который я время от времени нервно поправлял, потому что мне казалось, что он меня слегка душит. После обмена кольцами, клятв, которые мы дали друг другу, и окончания торжественной церемонии мы всем коллективом поехали на автомобилях по достопримечательностям и красивым заповедным местам, где запечатлели все празднество на фотоаппараты и видеокамеры, а затем отправились в ресторан закрепить дивное торжество не менее благородным банкетом.

Все торжество протекало в очень красивом и радостном течении. Праздник начался с первого танца, специально заученного до свадьбы, молодоженов под живую музыку приглашенного вокально-инструментального ансамбля. После мы отдыхали со всеми гостями. Все: и дети, и молодые ребята, и гости постарше очень весело проводили время: танцевали в зале с роскошным интерьером, выпивали за молодоженов шампанское, коктейли, кушали всевозможные закуски, горячие блюда и, само собой, свадебный торт. От него мы отрезали себе самый большой кусок со съедобными фигурками жениха и невесты, которым тут же откусили головы, и расплылись в слегка дурашливых улыбках. Все обменивались объятиями и рукопожатиями и коллективно фотографировались, местами уже не совсем в трезвом виде.

Ближе к полуночи мы сердечно поблагодарили гостей за визит и подарки, затем попрощались и предложили им продолжать праздновать, так как никто еще, за исключением некоторых персон из самого старшего поколения, не собирался расходиться. Все с пониманием отнеслись к нашим пожеланиям и, разумеется, продолжили банкет, а мы удалились к себе в апартаменты, чтобы провести первую официальную супружескую ночь.

Выйдя из ресторана по красивому красному ковру коридора, освещенного громадными хрустальными люстрами, каждая из которых с трудом бы поместилась в нашей гостиной, и украшенного со всех сторон очаровательными букетами цветов и изысканными вазами с растениями, мы направились к лифту, на котором впоследствии поднялись на последний этаж гостиницы, где располагался наш номер — президентский люкс. Моя уже на тот момент жена находилась у меня на руках, крепко обняв меня за шею и положив голову на мое плечо. Проходившие навстречу посетители гостиницы восхищенно улыбались, поздравляли нас с этим знаменательным днем и аплодировали, что доставило нам немало положительных эмоций. Пожелания искренне трогали струнки наших душ.

Выйдя из лифта, мы направились к зарезервированному президентскому люксу. Когда мы подошли к громадным красивым дверям из красного дерева, их распахнул служащий отеля со словами: «Добро пожаловать новой семье!» Мы пересекли порог и, войдя в номер, будто оказались в другом, роскошном мире, куда есть доступ только для самых богатых и влиятельных людей планеты.

Там все кричало о своем величии: старинная деревянная мебель, камин в центре огромной гостиной, на стенах большие картины в золотых рамках, на мраморном полу по углам экзотические растения в шикарных вазах. В номере присутствовали различные статуи, профессионально подобранные для интерьера, а в спальне стояла действительно королевская кровать. Вид из окон на город был настолько прекрасным, захватывающим, что сбивалось дыхание и учащалось сердцебиение. Все это давало возможность почувствовать себя очень важной персоной, придавало много энергии и сил. В общем, все нас потрясало, это место явно походило на музей или дворец. Но для такого особенного дня вся эта роскошь несомненно была в самый раз, ведь такое святое событие происходит один раз, и это на всю жизнь.

Как только мы остались в номере одни, то, перекинувшись лишь взглядом и улыбнувшись, стремительно направились в спальню испытывать кровать на прочность!

Улегшись в постель на нежное шелковое белье, мы сначала очень страстно, но в то же время безумно нежно обменивались поцелуями в губы, щеки, плечи, шею и крепко обнимали друг друга. Но потом, словно очень голодные, ни разу в жизни не видевшие секса люди, а может звери, начали срывать и разбрасывать одежду во все стороны, словно взорвавшаяся стиральная машинка. И в этих, возможно, даже несколько сумасшедших чувствах бешеной любви и страсти мы, как две половинки, слились в единое, ясное, светлое целое. Эта страсть обратила наш вечер в поистине великолепную, божественную ночь!

Наутро счастливые, радостные, свежие и бодрые, так как практически не притрагивались к спиртным напиткам, в новом статусе мужа и жены и в предвкушении новых потрясающих впечатлений мы отправились в свадебное путешествие.

Медовый месяц мы решили провести в Испании и отправились на один из Канарских островов — Лансероте, где провели замечательное время. Каждый день мы гуляли по великолепным местам, часть из которых создана людьми, часть — природой (сказать честно, природа постаралась гораздо лучше). На этом небольшом острове находится около трехсот вулканов, а также самая большая в мире вулканическая пещера.

Еще мы ежедневно лежали на пляже с белым чистым песком, загорали, купались в теплом, кристально-чистом море, пили коктейли, встречали рассвет, провожали закат на берегу, а в одну из таких прекрасных ночей целенаправленно, по обоюдному волеизъявлению и согласию зачали ребенка, так как считали себя уже вполне готовыми к такому серьезному поступку. К нашему удивлению и счастью, у нас все получилось с первого раза.

Так что и сей момент можно отнести к числу сказочных, это незабываемое путешествие останется со мной на веки вечные.

11. Семья

Не могу сказать, что вся беременность протекала спокойно, идеально и радостно. Нам многое пришлось пережить совместно, в том числе ссор, слез, криков, нехватки наличности. Много недоразумений и глупых споров происходило из-за пустяков. Но мы очень сильно любили друг друга, поэтому старались общаться, договариваться, понимать, слушать, заботиться, делать совместно то, что улучшило и укрепило бы наши отношения. Я, как и моя супруга, совершенно не употреблял алкоголь, старался во многом уступать и идти на компромиссы. Не всегда мне это удавалось, но все же мы стремились к этому, к созданию идеальной, образцовой семьи. В конечном итоге мы с горем пополам справились с выпавшими на нашу участь задачами.

Через девять месяцев, в начале июня у нас появилась на свет наимилейшая, наикрасивейшая дочка Нелли, которой мы радовались, как неземному чуду из величайших чудес. Имя нашей девочки мы выбрали в честь прабабушки Лены. Мне это имя тоже очень нравилось, так что мы пришли к обоюдному согласию без каких-либо возражений.

Выйдя из роддома, мы стали самой счастливой и уже бесспорно полноценной семьей. На тот момент мы были абсолютно уверены, что жизнь удалась и что у нас есть все, что необходимо.

Я по-прежнему работал, а жена находилась дома в декретном отпуске и все время проводила с Нелли. Я старался не задерживаться на работе, сразу спешил домой, выходные после тяжелых трудовых будней всегда проводил со своей любимой семьей, помогал, как мог, и делал все, что мне давалось по силам.

12. Затишье перед бурей

Каждый новый день привносил в нашу жизнь так много любви и счастья, радости и спокойствия, благополучия и тепла, что, казалось, ничто уже не сможет испортить или омрачить наше совместное бытие. Но, как выяснилось позже, это было лишь затишье перед надвигающейся бурей и в этом мире нет ничего бесконечного.

Чуть больше года спустя прекрасное солнечное совместное утро мы начали с добрых пожеланий, крепких объятий и нежных поцелуев. С большим трудом оторвавшись от сладких губ своей супруги, я выбрался из-под теплого одеяла, и мурашки проявились на моей коже по всему телу, так как температура комнаты была чуть ниже, чем в постели. Этого перепада мне вполне хватило для того, чтобы немножко замерзнуть.

В ванной я принял контрастный душ, освежил дыхание, побрился, причесался, оделся, в общем, привел себя в порядок. На кухне меня уже ожидал завтрак, состоявший из чашки кофе, стакана свежевыжатого сока, фруктово-ягодного салата и пары тостов с джемом. Я позавтракал с удовольствием, но также с небольшой спешкой в связи с тем, что чуть-чуть волновался из-за предстоящей деловой встречи, презентации проекта и хотел прибыть на место пораньше.

Поблагодарив поцелуем жену и схватив пиджак, я в быстром темпе пошел к выходу.

— Все, девочки, я побежал на важную встречу! Сегодня большой день, мне необходимо представить клиентам новый проект торгового центра, в который очень скоро мы с вами будем ходить за покупками. Надеюсь, все пройдет успешно! — говорил я, надевая туфли.

— Я тоже! — подбадривая, произнесла Лена. — Успехов тебе, любимый!

— Спасибо! У вас наверняка тоже есть грандиозные планы на сегодняшний день?

— Да, разумеется! Мы сегодня с Нелличкой идем к врачу на проверку состояния нашего здоровья, так, для профилактики! — ответила жена, а сидящая у нее на руках дочка подтвердила сказанное, кивнув головой.

— Вы мои золотые! Правильно! Здоровье, честь и деньги нужно беречь смолоду! — заключил я.

— Благодарим! Мы так и делаем! Правда?! — спросила она у нашего чада.

Дочь ответила невнятным «да», застенчиво улыбаясь.

Я же в свою очередь обменялся с ней мягким рукопожатием и поцеловал в лобик.

— До скорого свидания, люблю вас, милые леди!

— Мы тебя тоже, очень сильно! — ответила жена добрым, нежным голосом и, прощаясь, помахивала маленькой ручкой Нелли, держа ее в своей руке.

Я скрылся за дверью лифта, успев лишь подмигнуть им в ответ. Выйдя из подъезда, я направился через дорогу в сторону своего автомобиля, припаркованного напротив дома. Меня пригревали теплые лучи утреннего, но уже яркого, ослепляющего солнца, которые так нежно опустились на мое тело, что это можно было сравнить с объятиями любимой женщины. В лицо дул легкий ветерок. Пели птички, лаяли собаки, носящиеся по двору, пожилые дамы торопливо куда-то передвигались, держа в руках авоськи и что-то бормоча себе под нос. Такое зрелище не могло не заставить улыбнуться.

До работы я добрался без происшествий и пробок, очень быстро. В общем и целом складывалось прекрасное начало дня. Ровно в десять часов утра, как и было запланировано, состоялась встреча с дорогими клиентами. Дорогими в прямом смысле слова!

В кабинете в общей сложности присутствовало пять человек: мой босс — Жирков Вадим Владимирович — достаточно крупный, высокий мужчина с залысинами, мой коллега и добрый помощник Николай — молодой, перспективный архитектор, который не раз меня выручал, а также подкидывал немало интересных идей для осуществления всех пожеланий клиентов, я и двое заказчиков.

Мужчины лет сорока пяти, оба одеты в шикарные черные деловые костюмы, галстуки и начищенные до блеска туфли. На руках у них красовались наверняка стоящие целое состояние золотые часы. Внешне, однако, они являлись абсолютными противоположностями друг друга. Один из них, коротко стриженный брюнет с карими глазами, ниже среднего роста, достаточно плотного телосложения, возможно, в прошлом он даже профессионально занимался тяжелой атлетикой. На лице его были аккуратные усы и бородка, он постоянно вертел в пальцах эксклюзивную шариковую ручку. Второй же, напротив, был строен и высок, даже слегка худощав для своего роста, и уже тем более по отношению к своему компаньону. Светловолосый господин с большой залысиной, длинным, тонким, острым носом, переносица которого обременялась миниатюрными очками в оправе благородного металла.

После того как они зашли в кабинет, поприветствовав всех, и заказали напитки, все устроились на своих местах в удобных креслах, я же остался стоять напротив гостей. Я продемонстрировал им свои эскизы, предоставил все чертежи и вполне уверенно ответил на все поставленные вопросы, хотя некое волнение, как у школьника, отвечающего перед всем классом у доски, разумеется, присутствовало. Ведь это был очень серьезный, огромный и прибыльный проект, одобрение которого означало для нашей компании и для меня в частности выгодный контракт, большие деньги, карьерный рост, долгосрочные отношения с инвесторами и, что немаловажно, колоссальный опыт, да и просто личное самоуважение.

Презентация длилась более двух часов. Вдруг во время беседы ни с того ни с сего я почувствовал мощный укол в области сердца, мне резко сделалось дурно, внутри вспыхнула безумно сильная тревога, в груди постепенно возрастал огромный ком. Я с трудом открывал рот, слова не складывались в предложения. Но потом все внезапно прекратилось, так же быстро, как началось.

Я быстро собрался с силами, предположив, что все произошло со мной лишь от перенапряжения и волнения, и не придал произошедшему особого значения. Затем мы продолжили беседу относительно нашего дальнейшего союза и плана совместных дел на весь срок проекта. Ведь в любом деле нужно учитывать все слабые и сильные стороны, все, без исключения, мелочи и детали, чтобы обойти подводные камни и избежать риски, потери, простои и в целом подстраховаться. Разумеется, во время воплощения проекта всплывает немало и других ситуаций, и нельзя быть на сто процентов уверенным, что дела пойдут без сучка, без задоринки, поэтому надо подготовиться как можно лучше и на всякий «пожарный» случай иметь запасной план.

По окончании моей презентации заказчики как-то сухо поблагодарили меня. Я подумал, что они говорят это и то только из вежливости, дабы не обидеть меня, так как почувствовал, что полностью все провалил. Лица их содержали совершенную безэмоциональность, я бы даже сказал, пофигизм.

И как же я был удивлен, когда выяснилось, что я ошибся. Несказанная радость охватила мое эго. Эта их сдержанность в ровном счете не говорила ничего. А их спокойствие и непроницаемая мимика, которая заставляла мышцы моего лица временами непроизвольно вздрагивать, только подчеркивала профессионализм деловых людей. Истинные бизнесмены никогда не показывают своих настоящих эмоций. Такой уж у них контроль за своими чувствами, выработанный тяжелыми годами.

Выдержав коротенькую паузу, показавшуюся мне целой вечностью, они наконец заговорили:

— Большое спасибо вам за уделенное нам время, — сказал тот, что покрупнее, постукивая колпачком ручки по столу.

— Да и за детализацию, за проделанную работу, точную последовательность всего производства с указанием сроков, расчетом бюджета, за правильный план действий, логичные размышления и полные, исчерпывающие ответы на вопросы, — произнес тот, что повыше, с блестящей лысиной, отражающей дневной свет из окна.

Пока они произносили это, я уже успел вспотеть и прилично нервничал, на лбу выступила испарина.

— В целом нам все очень понравилось, даже пока больше нечего добавить. Вы прекрасно потрудились, так что мы можем сказать лишь одно: мы согласны и готовы сотрудничать. Об остальных мелочах побеседуем уже при осуществлении нашего, подчеркиваю, нашего совместного проекта! — продолжал остроносый. — Еще раз спасибо!

— Это вам огромнейшее спасибо! — воскликнул я в ответ, и внутри меня будто взорвалась бомба счастья, гордость за свои труды доставляла мне дикое удовольствие.

В конце они все же улыбнулись на прощание, мы обменялись крепкими рукопожатиями, а мой начальник позвал их в свой кабинет для подписания договоров.

«Они все-таки люди!» — подумал я и улыбнулся.

13. Звонок

Я проводил всех до общего коридора, быстро зашел, почти забежал в свой кабинет и, закрыв дверь, выдохнул с облегчением.

— Теперь все будет по-другому! — быстро и очень радостно проговорил я.

В этот момент на моем столе зазвонил телефон. Воодушевленный, я в кратчайший промежуток времени оказался возле него, так как двигался в очень скором темпе. Подняв трубку в надежде, что звонит моя любимая жена, с которой я смог бы с превеликим удовольствием разделить мое счастливое состояние и успех, я громко, не снимая улыбку с лица, произнес:

— Алло!

На другом конце провода я услышал женский голос, который, однако, к моей жене не имел никакого отношения. Хотя было одно, что все же связывало их, но, к сожалению, это единственное являлось лишь дурными известиями.

— Игорь? — слегка невнятно произнес из телефонной трубки женский голос.

— Да! — утвердительно, но немного удивленно, даже слегка занервничав, произнес я в ответ, чувствуя, как внутри меня начала накапливаться и нарастать тревога.

— Здравствуйте, простите, пожалуйста, за беспокойство. Вашу жену зовут Елена?

— Здрасьте, да, Елена, верно. Что-то случилось? — спросил я с оттенком паники в голосе, как оказалось позже, небезосновательной.

— Извините, я звоню вам из центральной больницы, произошло несчастье… — после секундной паузы продолжила она, но моя голова уже ходила кругом, я понимал, что приключилось что-то страшное, и боялся, безумно боялся услышать это. — Вашу жену и дочь сбил автомобиль… Примите мои самые искренние соболезнования… Они скончались… Врачи пытались их спасти и сделали все, что смогли…

— Нет! Нет! Нет!!! Г-где? К-как? Ч-что? П-п-почему? Этого не может быть! Вы ошиблись!!! — кричал я, захлебываясь и заикаясь.

— Простите, что мне пришлось сообщить вам эту ужасную новость. К моему глубочайшему сожалению, никакой ошибки не произошло, простите…

Трубка выскользнула из моих рук, упала, кусок от ее угла откололся, а в ней по-прежнему раздавался тихий голос сотрудницы больницы. Непроизвольно по моим щекам потекли слезы. Внутри будто прогремел мощный атомный взрыв, а после сделалось такое чувство, словно из меня вырезали все внутренности.

Я совершенно ничего не понимал и не знал, что мне делать, куда деваться. Мне хотелось только громко кричать и крушить все вокруг, но под рукой оказались только пара ваз и папки, которые я смахнул от злости со стола. Немного погодя я чуть-чуть собрался с мыслями и, никого не предупредив, в отрешенном и в то же время совершенно неспокойном состоянии направился в больницу, не замечая никого на своем пути. Просто выбежал на улицу, вон из офиса.

Я не мог поверить в то, что произошло. Все это никоим образом не укладывалось у меня в голове. До самого приезда в больницу я надеялся на чудо или на ошибку, простую человеческую ошибку, возможно, даже на самую злую и глупейшую шутку, на тот момент я бы простил всех, лишь бы это было так.

Но, к моему глубочайшему сожалению, дурные известия, услышанные мной по телефону, подтвердил доктор, которого я встретил возле регистрационной каморки. Он проводил меня в морг на опознание.

Когда я увидел искалеченные до неузнаваемости тела, все ужасные чувства, ощущения слабости, тревоги, сожаления, страха усилились во мне многократно и начали бурлить в груди. Увидев мою реакцию и мое состояние, врач пытался поддержать меня, как мог, дежурная сестра даже принесла мне успокоительных таблеток и пластмассовый стаканчик, до краев наполненный водой, который я выбил у нее из рук, отмахиваясь, чтобы меня не трогали. Я ничего не понимал, не слышал никого, кроме своего внутреннего пронзительно-отчаянного крика души…

Упав на колени, я зарыдал, как дитя, которое отняли от матери, я отказывался верить в такую истину и пытался отогнать от себя любые мысли. Происходящее делалось нелицеприятным, но остановиться я не мог.

Только благодаря санитарам, которые по долгу службы сталкиваются с такими трудностями регулярно, я, наконец, успокоился, почувствовав, как из моей руки выходит игла. Без укола у меня бы это точно не получилось.

Позже я начал вспоминать весь день с самого утра, особенно остановился на том моменте, когда во время презентации меня посетило дурное предчувствие, теперь я осознал, что оно означало. После также всплыли и обрели вес слова «теперь все будет по-другому». Я возненавидел себя за все это, мне делалось все хуже и ужасно больнее, таких страданий не пожелал бы никому. Я мечтал вернуть утро, не ходить на работу, пропади она пропадом, а остаться со своими любимыми женщинами или даже просто сейчас оказаться с ними, умереть… Внутри возрастала бесконечная пустота, нескончаемая, неунимаемая боль, букет всего самого плохого…

По истечении некоторого времени, когда я стал уже более-менее адекватным, ко мне подошли двое полицейских в форме. Оба достаточно молодых мужчин, не старше тридцати пяти лет. Один из них брюнет с зачесанными на правый бок волосами, с узким, гладко выбритым лицом, расширяющейся кверху, как груша или лампочка накаливания, головой и кривыми тонкими губами, которые во время его слов колыхались, словно кардиограмма.

Другой же офицер со смугловатой кожей, зализанными назад темными, как и у первого, волосами, прямоугольного вида лицом, большими губами, крупными скулами, по которым спускались бакенбарды, остановился за спиной первого. Под широкими, как у афроамериканца, ноздрями у него росли черные усы, а над карими глазами — аналогичного цвета брови, сросшиеся посередине.

После приветствия и соболезнований они начали повествование о том, что произошло с моей драгоценной семьей. По словам полицейского с головой в форме лампочки Ильича, это совершил тридцатилетний молодой человек в состоянии наркотического опьянения. Он находился за рулем джипа и, по всей видимости, отключился на некоторое мгновение, после чего не справился с управлением. Автомобиль на огромной скорости выбросило на тротуар, где как раз в этот момент проходили моя жена с дочкой. Они неторопливо направлялись на обследование и наслаждались чудесной солнечной погодой. Малышка находилась у мамы на руках. Когда на пешеходную часть улицы из ниоткуда вылетела машина, им не предоставилось ни единого шанса увернуться. Они оказались не в том месте не в то время. Джип снес обеих и вместе с ними впечатался в стену здания, лишь таким образом остановившись. Также стало известно, что Елена скончалась до приезда медиков, а Нелли — по пути в больницу, травмы никоим образом не совмещались с жизнью, чуда произойти не могло.

— А как же водитель, что с ним? — спросил я, захлебываясь слезами.

— Он жив, у него сломана рука, сотрясение мозга и небольшие ссадины, — поведал второй полицейский — усатый губошлеп.

— Очень жаль… — произнес я, сильно разозлившись. — Убью…

Я поинтересовался, где его можно найти, но, к моему разочарованию, стражи закона и порядка отказали мне в даче подобной информации.

— Вы сможете увидеться с ним только на суде, сейчас же он находится под нашим наблюдением в заключении, мы пришлем вам повестку, — ответили они мне с сожалением и, попрощавшись, удалились.

14. Переваривание

Я брел на автопилоте по многолюдным улицам, как безжизненный робот, будто мой разум жил раздельно от моего бренного тела. Я находился в иной реальности, наверное, там же, где были мои дорогие, во всяком случае, мне этого очень хотелось.

Только иногда лицо выдавало признаки жизни: когда я вспоминал разные моменты из прошлого, оно складывалось в различные гримасы. В те мгновения, когда я с помощью своего воображения и памяти видел их, счастливых, радостных, живых, пробивалась улыбка. В ту же секунду, как только я понимал, что их больше нет, лицо меняло свою форму и становилось очень озлобленным, наращивалось чувство мести, а по щекам, не переставая, текли слезы, проскальзывая мимо нервно-истерически приподнятых уголков губ.

Несомненно, страшное зрелище для окружающих, но меня они мало интересовали, мне, честно признаться, было глубоко наплевать на всех остальных и уж точно на их жалкое, никчемное мнение.

Не думаю, что мой мозг работал так, как полагается работать мозгу нормального, здравомыслящего человека, потому как больше всего я хотел воздать по заслугам, уничтожить того, кто испортил мне жизнь, забрав жизни двух моих любимых людей, и скорее воссоединиться с ними.

Зайдя в свою квартиру, я почувствовал еще более сильную тяжесть и тоску внутри.

«Еще утром они разговаривали со мной, провожали меня, а сейчас их больше нет и никогда уже не будет рядом», — проскользнула мысль, и у меня перехватило дыхание, словно тупая ржавая пила прошлась по горлу и с размаху ударили кувалдой в солнечное сплетение.

Я не мог с этим смириться, пока не мог. Стены начали давить на меня, делая пребывание дома невыносимым. Я взял с собой несколько наших фотокарточек и две бутылки виски, вылетел из квартиры и направился в парк. В тот самый парк, где у нас все зарождалось, где состоялось наше первое свидание.

Дойдя до пункта назначения, я присел на скамейку, тут же начался сильный ливень, будто природа сопереживала мне. Промокший насквозь, я оставался сидеть на месте, практически не шевелясь, лишь изредка аккуратно, дабы не намочить и не испортить, любовался фотографиями. Иногда подносил горлышко бутылки к своим губам и заполнял себя горячительной жидкостью, от которой, я надеялся, мне станет полегче. Но она назло делала все с точностью до наоборот: воспоминания становились еще более яркими и красочными, а чувства более насыщенными, от чего мне делалось гораздо больнее. Я ошибся, опять и снова ошибся, как и утром, когда думал, что все будет прекрасно и ничто не сможет испортить столь замечательный день.

Мимо проходили люди, большей частью пары под зонтами, косо смотревшие на меня, по-видимому, думая обо мне не самые положительные вещи. Вероятней всего, они решали, что я слабоумный или алкоголик, а возможно, даже «два в одном». Что ж, они не ошиблись и были абсолютно правы, ведь на тот момент именно такой персоной я и являлся. Все пробегали мимо меня, и только один человек остановился прямо напротив.

Изначально я не обратил внимания, во что он одет, и подумал, что здорово, когда есть на свете хоть один человек, которому не все равно, который может предложить помощь, хоть и неизвестно, что у него внутри и какое положение он занимает в этом мире и социуме. Но, подняв взгляд, я увидел, к своему сожалению, что это был всего лишь полицейский, которого по долгу службы тревожило лишь то, что я распивал алкогольные напитки в общественном месте.

Страж порядка что-то говорил мне, но я слышал его неотчетливо, лишь гущу нераздельных звуков. Прикончив при нем бутылку, я бросил ее в урну, потом взяв вторую, поднялся и направился вон с того места, вон из парка, подальше от этой официальной морды, в которую еле сдержался не вмазать.

Уже стемнело, и дождь прекратился. Я ковылял по мокрым улицам куда глядели глаза, хотя нет, я просто перебирал ногами, ведь взгляд мой приковался к асфальтированному тротуару. С виду и по ощущениям я напоминал маленького, обессиленного, жалкого щенка, которого пытались утопить. Улицы опустели, прохожие испарились, спрятавшись скорее всего по своим многоэтажным коробкам в разрывающем на части душу одиночестве. И что это вообще за глупость стремиться жить в самом центре многолюдного города, чтобы избегать в нем людей? Чем больше людей вокруг, тем плотнее одиночество и меньше счастливых пар и людей. Сами не знают чего хотят.

Вдруг откуда ни возьмись мне навстречу выехала машина, за рулем которой сидел мой лучший друг Виктор, возвращавшийся домой с тренировки.

Он остановился возле тротуара и позвал меня, опустив стекло автомобиля со стороны пассажира, но я ступал дальше. Тогда он вышел из машины и подбежал ко мне. Увидев, что я сильно пьян и неадекватен, он почти силой затолкал меня внутрь своей иномарки, закрыл за мной дверь и вернулся за руль.

— Ты откуда такой красивый? Что отмечаешь? С кем был? Куда тебя отвезти? — начал он закидывать меня вопросами.

— Их нет, их больше нет… — еле слышно, запинаясь, произнес я.

— Кого нет? Ты о чем? Что случилось? — нервно переспросил Виктор.

— Домой нельзя…

— Почему нельзя? Вы поссорились? — еще более раздраженно поинтересовался друг, после чего мое лицо в очередной раз скривилось, а слезы потекли рекой.

Трясущимися руками я открутил крышку от бутылки, сделал несколько жадных глотков, а затем на одном дыхании проговорил:

— Их больше… Они погибли сегодня утром… Их сбил автомобиль. Домой не могу…

— О, Боже! Прости меня, я очень сожалею… Останешься сегодня у меня, — произнес он, и мы поехали к нему домой.

Всю дорогу мы оба молчали, очень тихо играло радио, лишь изредка сквозь мелодии пробивались мои всхлипывания, думаю, что Виктору тоже достаточно тяжело давалось то совместное время со мной в этой мрачной ситуации, ибо он ничего не мог исправить и помочь мне хоть как-то. Приехав к дому, я с трудом выбрался из автомобиля и направился к входу, шатаясь из стороны в сторону. Увидев эту картину, Виктор тотчас подхватил меня под руку и проводил вплоть до дверей.

Он замечательный человек, хороший парень и мой настоящий друг, познакомились с ним всего около шести лет тому назад, когда я хлюпиком впервые пришел в тренажерный зал и коряво пытался позаниматься самостоятельно, он же проконсультировал меня полностью и даже составил индивидуальную программу тренировок. Мы также вместе ходили на тренировки по боксу, где я проводил лишь некоторое свободное время, поскольку занимался любительски, он же, напротив, тренировался практически все свое время, так как был профессионалом и спорт был для него всей жизнью.

Приятной наружностью его явно не обделили: высок, строен, атлетичен, черные волосы всегда аккуратно коротко подстрижены, карие глаза, слегка смуглая кожа, пропорциональный, крепкий, прямоугольный череп с ярко выраженными скулами. Легкая небритость и слегка приплюснутый нос (так сказать, издержки профессии) ему шли, даже украшали.

Хоть внешне он был очень брутален, даже где-то страшен, с окружающими он всегда мило общался, любил подшутить и создавал атмосферу добродушия. Однако, переходить ему дорогу не стоило, ибо за свою честь, доброе имя и честь своих близких он будет драться до последней капли крови. Впрочем, всякого рода потасовки всегда заканчивались, почти не успев начаться, так что до его крови не доходило.

Родился он в успешной, порядочной семье, его родители были очень богаты. Они владели огромной сетью ресторанов, отец занимался недвижимостью и наверняка много чем еще, чего я не знал. Виктор жил отдельно от родителей в доме, подаренном ему ими, со своей любимой девушкой, невестой — Ирой — безумно красивой голубоглазой блондинкой. Судьба свела их три года назад, они познакомились в университете, на экономическом факультете которого вместе доучивались.

Их дом ярко выделялся в этом элитном районе, в котором они проживали: трехэтажный, фасад из серого камня, расписные витражи на входных дверях и окнах нулевого этажа, как в замке или церкви. По его периметру рассажены декоративные цветы и растения, а по участку бегали два статных добермана.

Не успели мы дотронуться до дверной ручки, как дверь сама резко распахнулась, на пороге стояла взволнованная Ира.

— Я увидела вас в окно! — воскликнула она. — Почему вы пьете, почему такие расстроенные? Вы подрались? Все ли в порядке?

— Да, — тихо произнес я.

— Просто Игорь немного выпил, — сказал Витя. — Мы пройдем?

— Да, конечно, само собой разумеется! Простите, проходите, пожалуйста! — несколько шустро и нервно пригласила она нас внутрь.

Мы вошли, и Виктор усадил меня на кожаный диван в гостиной комнате.

— Ты будешь что-нибудь? — спросил он.

— Выпить… — ответил я.

— Сейчас я вернусь, — сказал он, скрывшись вместе с Ириной в другой части дома.

Я же остался на месте и продолжал пить, прокручивая весь прошедший день заново в своей голове. Я пытался избегать воспоминаний и осознавать потерю, часто приходили мысли отрицания произошедшего.

— Где это вы так? — раздался вопрос Иры к Виктору.

— Малыш, я трезв и встретил его уже в таком состоянии, когда возвращался домой с тренировки. Пожалуйста, приготовь ему что-нибудь поесть.

— Хорошо, конечно. А что все-таки с ним случилось? Почему он не поехал домой? Поругались с Леной? — настаивала она на уточнении.

— К сожалению, нет, уж лучше бы поссорились… Я точно еще ничего не знаю, но Лену и Нелли сбила машина… Они погибли.

— О, нет! Боже мой! — вскрикнула Ира, уронила из рук тарелку и расплакалась, а Виктор в тот же момент крепко обнял ее, чтобы успокоить. Ведь мы все довольно-таки плотно общались друг с другом, так что и ее сильно потрясла сия новость. Да и любой человек, услышав такое, как минимум расстроился бы.

К тому времени как Виктор с Ирой вернулись в гостиную, я уже прикончил вторую бутылку и отключился прямо на диване в сидячем положении. Они попытались поднять меня, чтобы отнести наверх и уложить по-человечески, но это оказалось тщетным, я словно прирос. Тогда они просто стянули с меня обувь и верхнюю промокшую одежду, уложили горизонтально, накрыли пледом, забрали пустую тару, выключили свет и удалились к себе в спальню на верхний этаж.

***

Проснулся я от резкой, сильной боли в голове. Мой череп раскалывался на части, будто его всю ночь напролет обрабатывали бейсбольными битами, а напоследок проехались трактором. Сперва мои мысли все испарились, равно как и воспоминания, только писк в ушах, но потом в памяти постепенно начинали проявляться картины дня предыдущего, и головная боль сразу же ушла на второй план, пропустив вперед боль душевную.

«Это не дьявольская шутка и не сон…» — первые слова, что проговорил я про себя, а затем продолжил восстанавливать пробелы и реконструировать в памяти прошедшее. Осмотревшись, я стал вспоминать, как очутился здесь, почему без одежды и в таком состоянии. С трудом поднявшись с дивана, я пошел в ванную комнату.

Умыв помятое лицо ледяной водой, чтобы хоть как-то привести себя в чувство и освежить, я надел аккуратно сложенную, чистую одежду, оставленную специально для меня хозяевами дома. На ней лежали фотографии, которые я взял с собой. Моей же одежды след простыл.

В очередной раз просмотрев на снимки, я не смог удержать слез, но все же, собравшись из последних сил с духом, убрал их во внутренний карман, поближе к сердцу, и пошел в направлении кухни, где находились мой добрый друг и его вторая половинка. Ира вышла ко мне навстречу и крепко обняла.

— Прими мои самые искренние соболезнования… Мне очень жаль, — произнесла она слегка дрожащим голосом, с глубоким сочувствием и со слезами на глазах. Она старалась не встречаться со мной взглядом, я знал, что ей тоже очень тяжело принять все это. К тому же она переживала, осознавая, что мне сейчас в тысячи раз хуже.

— Спасибо. Мне тоже жаль, — еле слышно произнес я и снова почувствовал себя очень слабым от ее теплых объятий и слов. — Ты тоже держись.

— Здравствуй, — поприветствовал меня Виктор. — Присаживайся, позавтракай.

— Хорошо, — ответил я, усевшись в стул возле окна и направив свой взор вдаль. — Можно, пожалуйста, мне чего-нибудь выпить?

— Может, лучше аспирин? — забеспокоилась Ира.

— Да. И его тоже, и выпить… Мне сейчас очень нужно…

Через мгновение на столе появились бутылка хорошего «Бурбона», стакан и пачка аспирина. Я открутил крышку от бутылки, налил стакан до краев, достал две таблетки, закинул их в рот и отправил следом содержимое сосуда. При этом не дрогнула ни одна мышца лица.

— Поешь, — повторил Виктор.

— Спасибо, я не голоден, нет аппетита. А где мои вещи?

— Они сушатся после стирки, мы вернем тебе их позже.

— Хорошо, спасибо вам за все.

— Не за что… — ответили они почти синхронно.

— Ты не мог бы помочь мне сегодня? — попросил я своего друга. — Нужно съездить в больницу, в морг, похоронное бюро, на кладбище, чтобы заказать место, и так далее, — едва сдерживаясь, продолжал я.

Головная боль от принятых мною лекарств постепенно начала испаряться, хоть все еще разум пребывал словно в тумане, а огромный ком в груди никак не исчезал, наоборот, казалось, что он растет все больше и в скором времени взорвется.

— Да, Игорь! Разумеется! — ответил он, не сомневаясь ни на секунду, после чего обратился к Ире: — Милая, езжай сегодня на учебу без меня, увидимся вечером. Будь аккуратней!

— Конечно. До скорой встречи, — сказала она и поцеловала его на прощание.

Она уехала, и мы вслед за ней.

15. Прощание

В первую очередь я попросил своего друга подвезти меня на работу. Ведь пропал я бесследно, и потому стало необходимо объяснить свое вчерашнее внезапное исчезновение и предупредить, что мне нужен незапланированный отпуск. Благо, врачи сообщили все подробности родственникам Елены, сам бы я не сумел сообщить им эту ужасную новость. Нам с ними предстояла важная встреча, поэтому я набрался смелости и перед выходом от Виктора позвонил им. Мы договорились, что увидимся у морга через два часа.

Когда мы подъехали к офису, Витя спросил, есть ли необходимость сопровождать меня. Я ответил, что справлюсь сам, и вошел внутрь один. Пройдя по коридору, возле места секретаря-администратора я увидел своего начальника — Жиркова Вадима Владимировича. Тот беседовал о чем-то с сотрудниками нашей компании, но как только заметил меня, прервал разговор и быстро направился в мою сторону.

— Как это понимать?! Куда ты запропастился вчера?! — закричал он издалека. — Молодой человек, так же дела не делаются! Мы тебя обыскались! Ты видел, который уже час? Надеюсь, у тебя есть очень уважительная причина! Скоро очередная встреча с поставщиками, они будут здесь с минуты на минуту!

Подойдя ко мне вплотную, он увидел мое мятое, безжизненное лицо, а после учуял и сильный запах перегара, отчего еще больше рассердился и начал кричать громче:

— Так ты еще и пьян?! Что за несерьезное, несолидное поведение?! Ты же нас всех подведешь и погубишь, полагаю, у тебя все же есть веское объяснение всему этому?!

Глубоко вздохнув, я поведал ему свою историю от начала до конца. На некоторое время он потерял дар речи.

— Прости меня, пожалуйста, прими мои соболезнования, — проговорил он, переварив все и придя в себя.

Прежде он всегда пребывал в прескверном состоянии, да и вообще являлся человеком очень строгим, грубым, подчас хамоватым, наглым, даже бессердечным, но эта поверхностная бездушная оболочка вмиг испарилась, и он очень по-человечески, с глубочайшим пониманием отнесся к моему горю.

— Мы поможем тебе всем, чем сможем. Зайди перво-наперво в бухгалтерию, тебе выдадут аванс за проект и от меня лично дополнительную сумму на предстоящие расходы.

— Благодарю вас, — ответил я, очень тронутый его поведением.

— Это меньшее, что мы можем для тебя сделать… Извини, что я о делах, но мы должны работать. Я понимаю, ты сейчас не в форме и тебе не до этого, однако нам необходимо выкручиваться и придумать что-либо.

— Да, само собой. Пока я не могу ничего сделать, лишь посоветовать переложить дело на Николая. Ведь он очень много знает об этом проекте, так как плотно со мной сотрудничал. Я думаю, у него не уйдет много времени для того, чтобы вникнуть во все детали. И вообще он очень способный парень. Главное, действовать строго по плану, ведь все готово, у него все получится. А я вернусь на службу, как только смогу.

— Хорошо! — ответил Жирков, я протянул ему руку, а он даже обнял меня.

После мы отправились с Виктором по остальным, менее приятным делам. У морга мы встретились с родителями Лены. О, Боже, какая тяжесть на душе, как больно смотреть им в глаза. Я многократно извинялся, держа ее мать в крепких объятиях. Выглядела она ужасно, в совершенно отчаянном состоянии из-за утраты единственного ребенка и внучки. Отец тоже убивался от горя, однако держал себя в руках, как настоящий мужчина. Я в то мгновение не мог похвастаться такой выдержкой.

На кладбище мы нашли для наших любимых женщин очень красивое место рядом с величавой елью, выбрали самые красивые гробы, заказали плиты. Все прошло достаточно быстро, и через два дня мы назначили похороны, прощальный обряд в последний путь.

***

Очень давно, скорее даже никогда, за исключением нашей свадьбы, вместе не собиралось так много людей. Ужасно и чрезмерно жаль, что нас объединял столь грустный, печальный день, день прощания с такими молодыми, красивыми, дорогими, любимыми и единственно родными мне людьми. Весь процесс я не отходил от них ни на шаг. Чтобы успокоиться, я представлял себе, что они просто спят, а когда ко мне подходили с соболезнованиями, я очень тихо, спокойно, даже робко благодарил в ответ, дабы не разбудить их.

Отчасти все это очень походило на наш свадебный вечер, когда мы клялись друг другу быть вместе до конца дней своих, в горести и радости, жить верой и правдой, пока смерть не разлучит нас. К несчастью, этот самый день наступил. Теперь те же самые гости собрались вместе вновь, но уже с невеселыми лицами, и тогда они поздравляли нас двоих, а сейчас лишь жалели меня одного. Отвратительно. Соболезнования совершенно не помогали, а наоборот, делали хуже, приземляли меня, возвращали в реальность. С каждым словом мне становилось лишь больнее, словно какой-то грязный трубочист или сантехник грубо, без анестезии и каких-либо специальных приспособлений просунул свои черные руки мне под ребра и ковырялся во всех внутренностях.

Но дальше, после того как святой отец закончил свою речь, молитву и попросил опустить гробы на дно ямы, стало во множество раз тяжелее. Все присутствующие кинули на прощание по три горсти земли на крышки «деревянных платьев». После этого я не смог больше сдерживаться. Слезы мощным, неиссякаемым потоком струились по моим щекам. Я упал на колени и закрыл глаза руками. Кто-то из близких подошел и обнял меня, но я не видел никого рядом, а эти объятия лишь усилили мое истерическое состояние.

Мне поднесли стакан водки, который я выпил залпом, взахлеб. Меня всего трясло изнутри, руки совершенно не слушались, поэтому водка проливалась мимо рта и стекала по подбородку на одежду и землю.

Через мгновение я стоял возле уже закопанных могил, окруженных огромными венками с лентами, пил и постоянно просил у жены и дочери прощения за то, что меня не было с ними, просил их забрать меня к себе. Через некоторое время мы поехали в ресторан на поминальный ужин, где я продолжил пить, как лошадь, и напился до беспамятства, потеряв сознание.

16. Ожидание

В последующие дни я остался один на растерзание своим мыслям. Совсем потерянный во времени, озверевший, с огромными мешками под глазами от слез и недосыпа, небритый и грязный, я метался из угла в угол по своей квартире и пил водку прямо из бутылки.

Периодически я начинал громко кричать от внутренней душевной боли, одиночества и невозможности что-либо изменить, в кровь разбивал кулаки о бетонную стену, на что мои милые соседи отвечали стуком по батареям. Но плевать я хотел на них и на такие мелочи. Так продолжалось, пока мои энергетические силы не покидали меня и я не отключался прямо на том месте, где находился.

В таком режиме и состоянии я провел почти месяц, который тянулся убийственно медленно и мучительно. Меня ни на секунду не покидала моя дружная компания, состоящая из алкоголя и кавардака. Мой круг общения ограничивался фотографиями моей семьи и продавщицей из ближайшего магазина. С последней я был менее многословен, а часто вообще общался с ней жестами.

На работу я не ходил, на звонки не отвечал и никому не открывал дверь. Не желая никого видеть и не испытывая радости общаться с кем-то, я не хотел и жить.

И вот остался последний день перед днем возмездия. Я сидел на полу и исступленно смотрел в одну точку. Мое мышление сильно пошатнулось, на тот момент его вряд ли доктор назвал бы здравым, я просто потихоньку сходил с ума и мучился от страданий.

Единственное, что хоть как-то заставляло меня терпеть эту непреодолимую боль, это ожидание часа расплаты. Я хотел, чтобы время скорее пролетело, и с нетерпением ждал встречи с «нелюдем», который убил мою семью. Я представлял, как вырываю его сердце и начинаю поедать его, пока он еще жив и видит, как я, весь в крови, жадно, но с расплывшейся улыбкой психопата поглощаю его, еще бьющееся в моей руке, как он будет умолять меня и всех святых о пощаде, чтобы это немедленно прекратилось. Но нет, этот ужас будет продолжаться до самой его кончины, до последнего вздоха. Я наслаждался предвкушением реализации своей мести, невменяемой мечты.

17. Судный день

Раздражение на моем лице, вызванное тиканьем настенных часов, висящих в зале суда, скрывать не имелось возможности. Я выглядел, как пещерный человек, придя в компании жуткого похмелья и с нервами натянутыми, как струны, меня выводил из себя каждый шорох. Любой, даже самый незначительный шум приближал меня к срыву, так как восприимчивость и чувствительность ко всему в моем состоянии увеличились тысячекратно. Зеленые стены, желтоватый свет ламп, громоздкая коричневая мебель и решетки на окнах нагоняли жуткую тоску и еще много разных депрессивных чувств.

Наконец минутная стрелка убогих часов перевалила за цифру двенадцать, а часовая стояла ровно на десяти. Это означало, что час расплаты настал, и в кабинет зашел судья.

Помимо меня внутри уже находились два полицейских, те самые, которые поведали мне историю всего случившегося в больнице, секретарша-протоколистка, молодая девушка, видимо недавно окончившая юрфак и благодаря связям, а может, и своему светлому уму оказавшаяся сразу на столь почтительной должности. Прокурор — женщина, уже за гранью бальзаковского возраста, в очках с большими, толстыми стеклами, с прической, как у мальчика, и весьма неопрятными, грязными волосами, цвета сгнившего яблока, стучавшая обгрызенными ногтями пальцев рук, в строгой униформе, которая бесила меня больше всех. Двое адвокатов, один из которых защищал подсудимого, мужчина средних лет, приятной наружности, одетый с иголочки, а второй — мой, но о нем чуть позже.

После слов секретарши: «Встать, суд идет» — все оторвали свои мягкие места от старых, твердых, замызганных скамеек и проводили взглядом вновь прибывшего на слушание вершителя правосудия, вошедшего внутрь зала суда.

В последнюю очередь со стражей вошел обвиняемый, палач моей жизни по фамилии Утесов. Я стоял, стиснув зубы, и наблюдал за всей этой картиной, меня немного пошатывало и подташнивало, но я всем видом пытался показать свое презрение, злость и ненависть к подсудимому.

Увидев это, мой адвокат поспешил образумить меня и попросил собрать волю в кулак, чтобы сдерживать свои эмоции, от которых сейчас толку никакого. Совладать с собой стоило мне больших трудов, но я все же немного успокоился, точнее, сделал вид, а после разрешения судьи присесть плюхнулся на деревянную скамью, так как ноги уже не выдерживали долгого стояния. Я был практически бессилен, ведь находился в запое уже слишком долго.

Взгляд мой целиком и полностью приковался к убийце, ни на секунду не отрываясь от него. Он же, молодой парень, примерно моего возраста, светловолосый, напротив, всячески пытался не пересекаться со мной глазами и по большей части просто смотрел в пол, частично прикрывая руками свои серо-зеленые глаза, наполненные сожалением и слезами.

Пока толстый судья, похожий своими одеяниями и слегка вытянутым, острым носом, напоминающим клюв, на пингвина, знакомил всех присутствующих с рассматриваемым делом и с участниками процесса, мое терпение приближалось к точке кипения. Я лишь удивлялся своей выдержке. Время от времени я почти взрывался и мечтал вскочить с места и раздавить убийцу, как мелкую букашку, жужжащую над ухом прекрасным летним днем. Мне хотелось испить крови, много крови, но я сдерживался, как мог.

После того как по очереди выступили судья, прокурор, офицеры полиции, адвокаты, пришло время высказаться подсудимому, который вышел к центру зала. Я находился прямо у него за спиной, всего в паре метров. Два метра отделяли его от смерти…

Как только он открыл свой поганый рот, из него полилось наглое оправдание. Он говорил, что все произошло совершенно случайно. Мой мозг мгновенно отключился, и я оказался возле Утесова. Последовала серия из трех или четырех ударов кулаками, которые очень смачно впивались в его лицо. Буквально через несколько секунд он рухнул на грязный, старый, стертый пол, словно тряпичная кукла.

Ко мне подбежали охранники, и один попытался обхватить меня сзади, но и его я поразил локтем в область глаза, откуда брызнула кровь. Ничего не поделаешь, состояние аффекта в комбинации с мышечной памятью сотворили дерзкий, убийственный коктейль действий с вытекающими отсюда действиями. Когда я начал приходить в себя и понимать, что натворил, меня уже скручивал второй охранник, ему на помощь бросились двое полицейских, проходящих в качестве свидетелей.

Меня вывели из помещения и с «наилучшими» пожеланиями посадили в камеру при здании суда, перед этим огрев пару раз дубинкой по спине и ногам. Заседание продолжилось без моего участия, меня же упаковали в тесную камеру на справедливый суд самому себе, своим мыслям, совести, но внутри меня казалось гораздо тесней.

Теперь я не мог разобраться в своих чувствах: стало ли мне легче или, наоборот, состояние лишь усугубилось. Я пытался убедить себя, что поступил правильно, но внутри что-то очень сильное, выдавливающее мою грудную клетку, будто кто-то пытался выбраться наружу, говорило об обратном, и мои доводы становились ничтожными. Последние силы покинули меня, и слезы в очередной раз потекли, как из открытого крана, я не мог больше сопротивляться, терпеть, я слишком ослаб за все это время и за данные события.

Через несколько часов я услышал скрежет замков, охранник отворил дверь, и в проходе появился мой адвокат. Он вошел в камеру не с очень-то многообещающим выражением лица.

С таинственным видом сделал он два шага навстречу к моей персоне, и охранник закрыл дверь за этим пухлым, лысым мужчиной лет пятидесяти ухоженной наружности, с грамотно подстриженной бородкой, тонкими губами. Между его маленькими серыми глазами выпирал большой нос картошкой, который появился в камере на пару секунд раньше хозяина.

«Отрастил на свою голову», — промелькнуло у меня в голове совершенно не к месту.

Хотя наверняка приличный мужик и одевается солидно, как и подобает его профессии и возрасту. Поверх белой рубахи красовался серый костюм, как я заметил, на пару размеров больше, чем нужно, черные туфли на ногах и аналогичного цвета галстук. В руках он держал старый коричневый кейс, повидавший в своей жизни сотни дел. И меня преследовало такое ощущение, что он не расставался с Грызловым Евгением Борисовичем, так звали адвоката, с университета.

— У меня есть две новости, — неспешно произнес он и присел на металлическую скамейку, прикрученную к полу. — Во-первых, заседание окончилось. Подсудимого признали полностью виновным и дали почти максимальное по нашему законодательству наказание, так что теперь он будет отбывать срок в колонии общего режима на протяжении шести лет.

— Так мало?! — возмущенно воскликнул я и добавил несколько непечатных слов.

— Да, к сожалению, максимум за такого рода преступления дают девять лет, но у него было много положительных черт, на которые суд не мог не обратить внимание. Это то, что он согласился продолжать делопроизводство в таком «подкорректированном» вами виде, не имел ранее приводов и судимостей, а также чистосердечно признался и искренне раскаялся. В связи с этим приговор был смягчен, — закончил Грызлов. — Теперь второе. Извините, Игорь, но вам придется задержаться здесь. А в дальнейшем вы обязаны предстать перед судом, теперь уже в качестве подсудимого. Разумеется, все понимают ваше состояние, не дай Бог, конечно же, кому-нибудь прочувствовать, пережить такое. Это будет учтено при вынесении вердикта, но закон есть закон, так что отвечать все же нужно. Я буду с вами рядом.

— Понимаю… Спасибо… — ответил я, но внутри меня бушевали пустота, одиночество и боль, ведь я и так уже давно сидел в заточении сложившийся ситуации, медленно и мучительно убивающей меня каждую минуту.

18. Этап

«Закон есть закон!» — звучали у меня в голове слова Грызлова, пока я ехал в автобусе с решетками на окнах, с уголовниками и охраной. Да, меня осудили на целый год реального срока и на денежный штраф. Эти двенадцать месяцев я должен был провести в колонии-поселении.

По большому счету мне еще крупно повезло: за такого рода преступление могли дать гораздо больший срок, но мой защитник организовал для меня очень хорошую характеристику с работы, состояние аффекта также сыграло роль в мою пользу. Но мое отношение даже к этому решению оставалось наплевательским. Я целиком и полностью в своих мыслях находился со своей семьей. Будто мое астральное тело покинуло физическое и я находился рядом с ними. Только одно обстоятельство возвращало меня на землю: бабушка — моя последняя родственница.

После всего случившегося состояние ее сильно ухудшилось, требовались дорогие лекарства и услуги высококвалифицированных специалистов. Все мои деньги, а также большая часть ее и моих сбережений ушли на похороны и на услуги адвоката, поэтому я не мог ничем ей помочь.

Это дико пугало меня, и я еще сильней начинал расстраиваться, так как в дополнение ко всему за свое поведение в суде стал чувствовать себя еще и эгоистом, ведь тогда я совершенно не думал о последствиях. Отчаяние охватило мой разум, я пытался найти виноватых: проклинал себя, убийцу моих девочек, обвинял Господа Бога нашего за то, что он забрал моих любимых людей, за наступившие тяжелые времена, за несправедливость в суде, за то, что он отобрал у пожилого человека единственного родственника, который реально смог бы помочь.

Но как бы сильно я ни ругался, это никоим образом не помогало, ничто не могло повернуть время вспять, возвратить людей. Я не мог подчинить себе суровую действительность, она руководила здесь парадом, и меня ожидали новые испытания.

Администрация и охрана встречали нас с распростертыми объятиями у ворот своего роскошного «санатория». У меня сразу же промелькнула мысль, что в таком месте вряд ли люди становятся лучше. Сначала нас обыскали поверхностно, ощупали по одежде, затем любезно предложили раздеться догола и поприседать, чтобы можно было убедиться наверняка в том, что мы на себе или в себе не пронесли каких-либо запрещенных предметов. Потом нам выдали по робе, матрацы, одеяла, простыни, свернутые в рулет.

«Апартаменты», в которые нас завели, сразу напомнили мне детство, те же самые античеловеческие условия для проживания: коричневые шероховатые стены, зарешеченные окна на уровне потолка, через которые с трудом пробивался дневной свет и из которых открывался вид на огромную серую стену. Справа от входа без ограждения, ширмы или занавески стоял унитаз цвета того, для чего он, собственно, был предназначен, возле каждой стены — по кровати, прикрученной к полу на века, а в центре — стол, окруженный по периметру также вмонтированными в пол скамейками. Освещали всю эту красоту два едва светящих желтых прожектора.

Каждый день был как один — монотонный и вялотекущий. Тут находились люди точно не из высшего общества, выродков хватало как среди зеков, так и среди охранников, которые не оставляли никого в покое и регулярно заставляли работать либо в помещении — мыть полы, чистить горшки, заправлять шконки, либо на улице — мести двор, стричь газон и тому подобное. Тех, кто не подчинялся, отправляли на кичу, то есть в карцер. По четыре-пять раз в сутки устраивали шмон в камере, после чего приходилось заново убирать вещи по местам.

Моя внутренняя злоба возрастала ежесекундно, каждый миг, проведенный здесь. Я окончательно утвердился в мысли, что попавшие сюда при таком обращении и в таких условиях лучше никогда, ни в коем случае не станут.

Я ненавидел все это: место, контингент, условия, режим, еду, но сторонился конфликтов и общения с кем-либо настолько, насколько это было возможно. Конечно, я работал и отвечал на вопросы, чтобы не привлекать к себе особого внимания, а все свободное время проводил один в камере, лежа на спальном месте. У меня при себе всегда была фотография жены и дочери, с которыми я при каждом удобном случае разговаривал, мысленно или с помощью писем. Письма я, конечно, никуда не отправлял, а лишь складывал в книжку между страницами. Таким образом я выговаривался, и на душе становилось чуточку легче.

Начинал и заканчивал все письма я всегда словами о любви и просьбой о прощении. Я рассказывал им, как мне не хватает родных, близких людей, друзей и в первую очередь, разумеется, их. Как мне бы хотелось проснуться однажды утром и снова оказаться вместе. Как тяжело находиться одному здесь, хоть и среди людей, но все равно с чувством одиночества. Как иногда тошнит от всех и раздражает каждая мелочь. Трудно уживаться с таким огромным количеством народа, у всех разные привычки, воспитание, культура, ценности. Вроде мы все — одно, но все настолько разные, что между нами — огромная пропасть в развитии.

Также я писал, что был сильно огорчен, разгневан на Бога за то, что тот забрал все у меня, даже усомнился в его существовании, ведь если бы Он был, то не допустил бы случиться такому с ни в чем не повинными людьми. Я не понимал, за что, для чего и почему всегда именно у меня происходят несчастья.

Меня разрывало на части, когда я писал им, мне очень хотелось быть с ними, как все нормальные люди, строить крепкую семью и человеческие взаимоотношения, любить их, никого не обижать, надоело жить в страхе от незнания, что будет дальше.

Боже, вы не представляете, как я скучал, как сильно не хватало мне общения с моими ненаглядными, как я безумно желал видеть их, наслаждаться каждым проведенным вместе моментом, ведь они одни такие, самые лучшие для меня, самые важные люди на всем белом свете. Я готов был отправиться к ним сам, раз на земле для нашего союза не хватило места, и только мысли о бабушке не давали мне совершить этот поступок неопределенного свойства. К тому же в моей голове все еще мелькали мысли о мести, мне хотелось, чтобы все было поровну, око за око, а тот приговор, что вынес убийце суд, я считал несправедливым, чересчур ничтожным и неприлично мизерным.

19. Фотография

Фотография всегда лежала у меня в кармане либо в руке и уже стала частичкой меня. Единственным временем, когда мы с ней ненадолго расставались, несколько минут в день, проводя водные процедуры в бане или душе. Однажды, когда после очередного банного дня я вытерся, оделся, пришел в камеру и, лежа на нарах, засунул руку во внешний карман робы, то сильно удивился, даже испугался, так как обнаружил, что фотографии не оказалось на месте.

Я вскочил на ноги и начал нервно обыскивать карманы. После того как удостоверился, что все они точно проверены, я стал вспоминать прошедший день: где я обитал, находился, гулял и где мог нечаянно обронить фотокарточку. Из всех вариантов самым логичным и реальным местом, где она могла бы выпасть, казалась раздевалка душевой комнаты. Туда я и направился. Прибыв в пункт назначения, я осмотрел все доступные и даже недоступные места, куда она могла бы невероятным образом попасть, но мои поиски оказались напрасными. Охранники, дежурившие там, на мой вопрос тоже ответили отрицательно.

В камере я снова обыскал все, что только можно, но, к сожалению, тщетно. Это очень расстроило меня, ведь фотография была одна-единственная. Тогда мне на ум пришла мысль о том, что ее просто-напросто «скрысил» кто-то из тех, кто присутствовал в раздевалке вместе со мной. По-иному она не могла испариться.

Долго прокручивать в памяти и вспоминать, кто там находился, не пришлось. Всего было два человека. Один — мой сокамерник, достаточно пожилой и приличный и на вид, и по общению мужчина, поэтому с него подозрения сразу отпали, второй же — заключенный из соседней камеры. Он, напротив, являлся человеком, не располагающим к себе, очень неприятной наружности, худощавый, лысый, с редкими коричневыми зубами и телом, синим от наколок, точнее «портаков». Явный рецидивист, но и не серьезный, не вор в законе, не блатной, а так, мелкая шушера, невоспитанный и наглый грубиян с кривым лицом и такой же жестикуляцией и телодвижениями.

Подойдя к камере, в которой помимо подозреваемого в крысятничестве обитали еще три зека, я в первую очередь извинился за беспокойство и очень спокойно, никому не пытаясь нагрубить, задал вопрос относительно фотографии, которую, как я сообщил, обронил по неосторожности в банной комнате совсем недавно, сегодня днем.

Я видел интересующего меня персонажа и думал, что, быть может, он сможет мне помочь. Но этот кривой сразу, с набега, в грубой форме заявил мне, что никто ничего не видел и чтобы я проваливал из их «апартаментов», так как был тут незваным гостем.

Я еще раз попросил извинить меня и развернулся, чтобы удалиться. Но как только я отошел буквально на метр от их камеры, то услышал, как этот урка пробубнил что-то типа: «Симпатичные, сегодня будет, чем заняться перед сном». Я тут же повернулся на сто восемьдесят градусов и увидел, что у стоящего ко мне спиной зека в руке была фотография, я моментально, без раздумий ринулся к нему и вырвал ее, тот даже не успел опомниться.

Поняв, что произошло, он набычился и накинулся на меня с кулаками. Я успел уклониться от серии его ударов и в это время спрятать карточку к себе в карман, а после этого нанес комбинацию ударов прямо в его уродливую физиономию.

Он начал падать. Не знаю, откуда во мне появилась такая агрессия, видимо, вся моя злоба, накопившаяся за счет всех прошедших переживаний, вылезла из глубин моего подсознания. Я схватил его за голову и ударил ей об угол металлической скамьи раз, второй, а с третьим ударом почувствовал, что он обмяк, тело потеряло форму и откуда-то хлынула кровь.

Ко мне тут же подлетели его товарищи. Сначала я почувствовал удар по затылку и выронил из рук мятого зека. Предварительно пригнувшись и встав в стойку, прикрывая кулаками голову, я повернулся к тому, кто напал на меня со спины, и нанес ему прямой удар ногой в область грудной клетки. Тот отлетел к стенке. После этого я, к сожалению, мало чего помнил, так как получил тяжелый удар по голове, и что-то теплое потекло по ней. Это один из обитателей камеры ударил меня по голове самодельным кастетом. Потом они еще секунд тридцать, до тех пор пока в «хату» не забежали охранники, втроем издевались надо мной, добивая, пока я в бессознательном состоянии валялся на полу.

20. Кича

Очнулся я в карцере лишь через сутки. Мне ужасно надоело просыпаться, к тому же в этот раз сделалось гораздо больней, как душевно, так и физически. Я мечтал уже больше никогда не просыпаться.

Голову мою перебинтовали санитары, все тело украсилось награжденными гематомами, а ребра так сильно отбиты, что казалось, они сломаны и при каждом вдохе или неаккуратном телодвижении с силой впиваются в легкие. Полностью вдохнуть или выдохнуть не являлось возможным, а если я кашлял или чихал, то чувствовал по всему торсу такую боль, будто попал под пресс на автомобильной свалке, сдавливающий многотонные металлические машины.

Кичу мне выделили одноместную и по сравнению с общей камерой в более плохом состоянии, а условия — менее комфортные. Зато стены кто-то из предшествующих обитателей задолго до моего прибытия красочно разрисовал мелками и карандашами: изображены голые женщины во весь рост, написаны всякие глупости в виде стихов. От безделья я часами рассматривал это «искусство».

Нары прикреплялись на цепи к стене, в дневное время суток они убирались и закрывались охранниками на замок. Однако, у меня в связи с моим состоянием имелась некая привилегия, нары не убиралась, я лежал на них круглые сутки на протяжении трех недель, из которых семь дней я совсем не мог подняться.

Ту еду, что приносили, я также не ел несколько дней в связи с отсутствием аппетита. Мне очень хотелось тепла, ласки, объятий, мне хотелось выплакаться кому-либо в плечо. Но мои желания были неосуществимы, и единственной, кто мог меня выслушать, была большая крыса, которая каждый день прибегала и ела мою еду.

Впервые она дала знать о себе, когда посреди ночи прыгнула мне прямо на грудь, как карликовый слон, по моим ощущениям, чуть не проломив ее. Я очень испугался тогда и дернулся, скинув крысу с себя. Так мы и познакомились с Борей, как я назвал этого маленького мохнатого грызуна. После я и вправду начал с ним общаться, ведь в карцере я должен был находиться еще две недели, а на прогулку меня не выпускали. Крыса — действительно приятный собеседник, который хорошо слушал и мало разговаривал, значит, вряд ли кому мог разболтать лишнего, а для меня эти качества в этом месте считались главными.

На восьмой день я начал постепенно разминаться и делать небольшие физические упражнения, тренироваться для восстановления сил и чтобы совсем не сойти с ума в своих мыслях. Ко мне потихоньку вернулся аппетит, я даже просил разносчика давать мне больше хлеба, чтобы делать запасы, сушить сухари и подкармливать своего нового друга.

По истечении наказания карцером меня перевели обратно в общую камеру. Разумеется, я вернулся туда не без чувства тревоги, так как все мы находились в закрытом помещении, где никогда не предугадаешь, что может произойти ночью, а моя слабость вряд ли могла постоять за меня.

И новые известия не заставили себя ждать. Не успел я адаптироваться к старому месту, как к нам в камеру зашел молодой коротко стриженный коренастый парень с торчащей изо рта зубочисткой и попросил меня выйти для встречи с одним человеком. Адреналин ударил мне в голову, я слегка запаниковал, но потом быстро собрался, так как знал, что был прав, а за правду и пострадать не жалко, и вышел вместе с неизвестным гостем.

Сначала я подумал, что мы пойдем в камеру к обидчику, который спер мою фотографию, но, как оказалось, мы пошли к неофициальному смотрящему данного заведения.

Зайдя к нему, я увидел достаточно крупного, раза в два больше меня, зрелого мужчину спортивного, даже скорее атлетического телосложения, с темными, но добрыми глазами и темными, средней длины волосами, одетого в спортивный костюм и кроссовки фирмы «Найк». На его лице красочно вписывались несколько шрамов, скорее всего, от уличных потасовок, кулаки, тоже обремененные сечками, говорили об активном прошлом в плане регулярных драк.

Когда я вошел, он пил чай и смотрел телевизор. Увидев меня, он поздоровался, предложил присесть и выпить с ним чаю. Я с удовольствием согласился, уверенность начала возвращаться ко мне, так как от этого человека явно веяло рациональностью. Я чувствовал, что здесь мы наверняка обойдемся разговором, но все же полностью не расслаблялся, ведь в этом месте никому нельзя доверять на все 100 процентов.

— Меня зовут Олег! — представился он. — Я наслышан о твоей ситуации в целом, а также о том, что приключилось у тебя с этим крысенышем. Так что, во-первых, прими мои искренние соболезнования, а во-вторых, хочу тебе сказать, что ты все правильно сделал, так что не переживай, к тебе больше никто не будет лезть, живи, не оглядываясь, занимайся своими делами.

— Большое спасибо. Игорь, приятно познакомиться, — ответил я ему с искренним удивлением от услышанного. — Я всего лишь хочу спокойно отсидеть свой срок и скорее выйти на свободу, а такого или любого другого рода проблемы мне совершенно не нужны…

— Ну, вот и хорошо! Если сам никуда лезть не станешь, так все и будет! — сказал Олег, улыбнувшись.

— Я просто хочу спокойно работать, — договорил я.

— Кстати, раз уж ты заговорил о работе, мы можем договориться, тебя возьмут трудиться, к примеру, в библиотеку. Будешь там расставлять книжки, заодно, может, найдешь и для себя что-то интересное, для повышения образованности! — предложил он.

— Спасибо еще раз, это было бы здорово! А что мне для этого необходимо?

— Ничего! Живи спокойно, это за счет заведения! — шутливо произнес он.

21. Реабилитация

Все последующее время в колонии проходило спокойно и размеренно. Со здоровьем все было в порядке. Иногда я звонил бабушке, конечно, по голосу сложно судить, но она казалась достаточно бодрой. Несколько раз ко мне приезжал Виктор, он иногда навещал мою бабушку и помогал ей необходимыми вещами и лекарствами. Я чувствовал некоторое неудобство по этому поводу перед ним, но все же сердечно благодарен ему за все, что он сделал для нас.

Я регулярно тренировался, работал в библиотеке, иногда развозил на тележке книги для тех, кто не мог самостоятельно взять их, находясь в карцере или следственном изоляторе.

За несколько месяцев я изучил почти сотню книг различной тематики и разных жанров. В основном я читал духовную, психологическую, эзотерическую, философскую литературу для того, чтобы найти ответы на вопросы, касающиеся моих жизненных трудностей.

Конечно же, в религиозной литературе я находил много интересного, что, как мне казалось, освещало темные моменты в моем сознании, но все равно многое оставляло во мне противоречивые чувства.

Я не мог принять мысль о всепрощении и о том, что все, что происходит с нами, мы творим сами, а также то, что нам посылаются только те испытания, с которыми мы способны справиться, а все то, что случается, — знаки для того, чтобы мы могли что-то пересмотреть в себе, свои темные стороны, свое прошлое, измениться в лучшую сторону и всегда, несмотря на все преграды, стремиться к доброму и светлому. Таким образом воздастся нам за наши деяния.

Все-таки я считал, что не каждому поступку может найтись оправдание и не каждый может быть прощен. Убийцы, насильники — это только малая часть из списка, которым, по моему мнению, лишь смерть по силе являлась справедливой расплатой. Потому я до сих пор не мог простить палача моей семьи, отпустить эту ситуацию и жить дальше. Я жаждал мести и воссоединения.

Еще я не понимал, что все мы — одно целое, должны помогать друг другу и существовать в согласии и понимании. Ведь мы живем в материальном мире, где каждый сам за себя, деньги решают все, очень много ненависти, жадности, зависти, и изменить всех просто невозможно. Так что мне еще предстояло найти ответы на свои вопросы. Я стремился к этому, но пока не мог найти нужных решений, которые смог бы принять. Я летал в мыслях неизвестно где, видимо, слишком далеко от того, чтобы прочувствовать и полностью раскрыть свою душу и воссоединиться с разумом.

Часто к себе меня приглашал Олег, мы приятно беседовали практически обо всем, у нас, как оказалось, было много общего, схожее детство и много общих тем для разговоров. На такой почве мы стали приятелями, у меня даже появилась в некотором смысле абсолютная неприкосновенность, так что я мог быть спокоен за себя. Разумеется, в тюрьме главное — не наглеть и не пользоваться этим, ибо, слегка зазнавшись, можно оказаться в весьма плачевном положении, когда мало кто или что может спасти, только уход через петлю или вскрытые вены. Тот урка, вылечившись после нашей последней встречи, косо поглядывал, пересекаясь со мной на общей территории, но не производил никаких телодвижений в мою сторону, хотя всю неприязнь он не мог или не хотел таить, ведь его весьма оскорбляло мое положение и он наверняка точил на меня зуб.

По воскресеньям я ходил в небольшую церковь при исправительном учреждении. Слушал речи батюшки в надежде, что он когда-нибудь даст мне ответы, исповедовался, выговаривался, иногда это даже помогало, но, к сожалению, не освобождало меня полностью от страхов и боли, поэтому я продолжал сомневаться в силе религии. У меня не укладывалось в голове: если Бог есть любовь и свобода, то какие же в любви могут быть законы, ограничения? В религии было чрезмерно много запугиваний и страхов, пророчеств о гневе Божьем, то есть гневе любви, но ведь это абсурд! Хотя Иисус мне был очень приятен как личность, нравилось его мировоззрение, любовь к другим, желание раскрыть свой внутренний мир и помочь всем нуждающимся, я считал, что с церковью его мало что связывало. Большей частью я представлял его как духовного учителя, который стремится жить здесь и сейчас, стремится к сосуществованию в социуме и развитию, но не во вред другим людям, а на благо. В этом случае можно обрести счастье не только после смерти, но и в этой земной жизни, в данном материальном мире. Думаю, у Творца нашего не было цели создавать нас для страдания, мучения и погибели, тем более братоубийства. Потому я был в замешательстве, но в поисках, пока переваривал весь имеющийся материал и обдумывал свой пройденный путь.

22. Письмо

На двенадцатый месяц моего нахождения в заключении в один из обычных будней я все так же трудился в библиотеке, складывал книги на полки по алфавиту и по жанрам и не заметил, как кто-то зашел внутрь. Не обращая внимания и не оглядываясь назад, ничего не подозревая, я продолжал свое дело, как вдруг, словно гром среди ясного неба, почувствовал резкую боль в правом боку. Покосившись и слегка согнувшись, я попытался повернуться, но боль повторилась еще раз в том же месте, я увидел вытаскивающуюся из моего тела заточку, ее держал в руке все тот же урка.

— Вот и пришел час расплаты! — произнес он с явным наслаждением.

В этот момент я наотмашь ударил углом книжки, которую держал в руке, ему в область виска, точным ударом свалив его наотмашь. Он рухнул на пол, я тоже упал на колени, держась обеими руками за раны и пытаясь остановить кровь, а через несколько секунд потерял сознание и уткнулся головой в одну из нижних полок, выронив «Войну и мир», спасибо Льву Николаевичу Толстому за такой развернутый сюжет и большую книгу, которая не только подходит для чтения, но и для самообороны.

Открыл глаза я уже на койке в медицинском блоке в расцвете следующего дня.

— С добрым утром! — очень приветливо поздоровалась со мной женщина-врач. Довольно высокая представительница прекрасной половины человечества, с хорошей комплекцией и золотисто-каштановыми волосами, убранными назад в хвост. Хотя ее нельзя было назвать красавицей, она все же обладала симпатичными чертами лица: большие карие глаза, маленький вздернутый носик и милая улыбка. Явно самая прекрасная персона, которую я видел за последнее время.

— Где я? Я еще жив?!

— Вы в медчасти. Да, вы живы и очень быстро пойдете на поправку. Вам очень повезло, так как нож чудом прошел мимо органов, вам наложили по четыре шва на каждую рану. Еще спасло то, что охранник вас быстро заметил и успел вызвать помощь, прежде чем вы потеряли много крови, — мягко проговорила она мне с искренней заботой.

— А где другой?

— Он тоже жив, его перевели пока в карцер. Теперь у него будет новый суд, и, по всей видимости, его отправят теперь в колонию строго режима.

— Понятно… — без каких-либо эмоций ответил я.

— А теперь лежите здесь, отдыхайте, несколько дней вы побудете у нас.

— Хорошо. Спасибо вам большое.

— Да, кстати, вам пришло письмо, — она протянула мне конверт, после чего покинула палату.

На мое удивление, письмо оказалось из другого исправительного учреждения. Когда я увидел, от кого оно, то полностью пробудился, и гнев снова переполнил меня. На конверте была написана фамилия Утесов.

Сначала я даже не знал, что делать, во мне присутствовали и страх, и ненависть, я боялся увидеть, что там написано. Но все-таки через пару минут жадного разглядывания конверта я вскрыл его и принялся читать. Письмо содержало следующее послание:


«Уважаемый Игорь. Осознаю, что Вы вряд ли когда-нибудь сможете это сделать, но все же я искренне прошу у Вас прощения. Конечно, это, к сожалению, не сможет вернуть никого, если было бы возможно, я бы ушел вместо них. Честно, я даже один раз попробовал, но моя попытка не увенчалась успехом. У меня есть жена и дочь, которым я после этого случая обещал, что не сделаю больше ничего подобного, так как они умоляли меня об этом.

В тот самый день, когда я сотворил это ужасное деяние, мы сильно поругались с женой из-за многочисленных проблем… Я не собираюсь ни на кого ничего сваливать, только я сам во всем виноват. Я тогда сильно напился и смешал алкоголь с сильнодействующими успокоительными, после чего, по всей вероятности, и отключился на некоторое время за рулем автомобиля.

Разумеется, это совершенно не оправдывает меня, и я должен нести наказание, что сейчас и делаю. Мне очень тяжело с этим жить. Я понимаю, что Вам в тысячи раз хуже, чем мне, ведь я разлучен со своей семьей лишь на время. Хотя кто знает, что произойдет со мной дальше и дождутся ли они моего освобождения.

Не знаю, что еще Вам сказать, я ужасно сожалею и буду сожалеть теперь, видимо, до конца своих дней. Прошу у Вас прощения».


Читая эти строки, я будто перестал дышать, а потом в потрясенном состоянии не знал, что делать или думать. Вся злость вдруг разом испарилась, ведь действительно я никогда даже не думал о том, что у него есть семья, каковы в тот день были причины его нетрезвости, я мыслил очень эгоистично. Слезы полились из моих глаз, но они были какими-то теплыми, и внутри меня становилось легче, свободней, мне впервые за эти долгие месяцы расхотелось мстить или калечить своего обидчика. Вот так и пришел ко мне первый ответ на вопрос о всепрощении, ведь очень просто осудить других, но так сложно попробовать понять.

23. Свобода

Через семь дней после того, как меня выписали, и за три недели до моего последнего дня перед свободой меня вызвал к себе надзиратель. Я уже обрадовался, подумав, что речь пойдет об условно-досрочном освобождении и что я скоро смогу увидеть свою бабушку. К частичному счастью, я угадал и действительно вскоре мог ее увидеть. Но, как всегда, предложение нашей встречи оказалось с ложкой дегтя в медовой бочке.

Второе известие абсолютно разбило меня, и первое моментально потеряло свою значимость. Мое желание увидеться с бабулей было осуществимо, но уже в последний раз, так как она ушла из жизни в ночь накануне по причине остановки сердца. Я снова потерял дар речи, уселся в кресло и закрыл ладонями лицо. У меня уже не осталось слез, эмоций в моем опустошенном теле. Слова о том, что я свободен и дабы шел собирать вещи, я расслышал только со второго раза, но и тогда это не принесло мне радости. Надзиратель произнес слова соболезнования и попрощался со мной, похлопав крепкой рукой по плечу.

Перед выходом мне позволили встретиться с Олегом, который очень помог мне за время срока, проведенного в данном месте. Я поблагодарил его за это, мы договорились увидеться, когда он тоже будет за периметром этого учреждения, ведь оно не самое лучшее место для встреч. Он сказал мне, что с тем, кто попортил меня, потом сделают так же, но я попросил его об обратном, что не стоит ничего с ним делать, ведь он уже и так наказан, ему предстоит дальше расплачиваться за свои грехи.

Олег удивился моим словам, крепко пожал руку и пожелал не сбиваться со своего пути, хотя мне казалось, что я уже давно сбился с него и не знаю, куда двигаться дальше и как поступить правильно, я просто заблудился.

На выходе к свободе меня ожидал Виктор. Мы поздоровались и обнялись, я обрадовался, увидев его вновь вживую и без посторонних людей и препятствий. Оглянувшись назад, я подумал о том, что если мне когда-нибудь вновь придется лицезреть это заведение, то я желаю видеть его только снаружи, с этой стороны, со стороны свободы.

— Ну, как ты поживаешь, как там, как здоровье? — поинтересовался друг, усевшись внутрь автомобиля.

— Здоровье лучше, а там, в принципе, нормально, жить можно, все по графику и расписанию, там не страшней, чем на воле, здесь страшного гораздо больше происходит. А ты как сам, что нового у тебя произошло, какие планы на жизнь у вас с Ирой?

— У нас все хорошо. Мы переезжаем послезавтра. Я подписал контракт с английским клубом по боксу. Буду теперь биться за них на новом профессиональном уровне и жить, соответственно, тоже там. Еще собираюсь в ближайшее время сделать Ире предложение.

— Давно пора, рад за вас, поздравляю.

— А ты чем будешь заниматься? Как жить дальше?

— Я?! — переспросил я у Виктора. — Сначала провожу бабушку в последний путь. Поможешь мне, пожалуйста? — спросил я у него, а сердце облилось кровью и в горле пересохло.

— Да, конечно, как скажешь, — утвердительно ответил он.

— Прям дежавю.

— И не говори, прими мои соболезнования, извини, что все так.

— Спасибо, ты очень многое для меня сделал, я этого никогда не забуду и при первой же возможности обязательно верну тебе все сполна.

— Друзья для этого и существуют, сильно не заморачивайся по этому поводу, — улыбнувшись, сказал он.

Я просто кивнул, молча согласившись с ним. Оперевшись виском на стекло автомобиля, я смотрел в никуда, а за окном пролетали здания, люди, деревья и встречные машины. Я задумался, что же мне и вправду делать дальше? Есть ли вообще у меня будущее, для чего мне жить? Пока я не видел ясного ответа на эти вопросы.

***

В этот раз похороны сделали гораздо скромней, их полностью оплатил, чем в очередной раз меня выручил, Виктор, ведь своих денег у меня практически не имелось. На сей несчастный раз моему спокойствию не завидовал только покойник, как внешне, так и внутренне, думалось, что, быть может, я уже привык к похоронам, хоть к такому и нельзя привыкнуть, а может, просто разучился чувствовать и теперь просто существовал, как бездушная оболочка. Одно только давало равновесие моему разуму и вселяло некое спокойствие в мою израненную, измученную душу — что бабушка ушла из жизни своей смертью и ее страданиям пришел долгожданный конец.

На следующий день Виктор с Ирой улетели. Я каждый день ходил на кладбище ко всем своим родственникам по очереди. Все члены моей семьи обитали в земле и на небе. Друзей нет, с работы давно уволили. Я погрузился в себя и затерялся в глубочайшей тьме и одиночестве, хуже просто не могло произойти. Но оказалось, что у меня может случиться все, что угодно, и на этом мои проблемы не закончились.

Живя в квартире у бабушки, я начал перебирать ее документы и счета. Оказалось, что она уже давно не справлялась с ними и погрязла в огромных долгах, а теперь все это досталось мне. Я никак не мог с этим разобраться, поскольку возможностей я не видел, ни накоплений, ни доходов, ни даже намеков на работу в ближайшей перспективе не имелось.

В последнем извещении было написано, что квартира находится под арестом у судебных исполнителей и в скором будущем будет продана на аукционе за все просроченные долги. Это означало, что в таком случае я остаюсь на улице. У меня в кармане даже ноль оказался в огромных минусах, с которыми мне, как с горой Эверест, не справиться без специальных приспособлений или волшебства. С одной стороны, я стал свободным, но с другой, эта свобода оказалась хуже тюрьмы. Отчаяние в очередной раз захватило мой разум в свою власть, я просто не знал, что делать, мне не хотелось ничего, кроме одного — закрыть глаза и чтобы все это разом прекратилось.

24. Мост

В один дождливый, серый, мрачный, как моя жизнь, вечер ноября я сидел рядом с могилами моих Леночки и Нелли и общался с ними. Мой жалостливый монолог, как всегда, содержал в себе то, как сильно мне не хватает их, что меня тут уже ничего не держит, что я готов для того, чтобы они приняли меня у себя, и надеюсь, что они меня все еще любят и ждут.

«До скорой встречи, мои любимые», — попрощался я с ними мысленно, окончив беседу, и побрел куда глаза глядят.

Вот так, сам не зная, куда направлялся, я и оказался на этом самом мосту, намереваясь встретиться со своей смертью. Я потерял все, что только можно, у меня не осталось никого и ничего, мне думалось, что уже просто незачем жить, внутри из имущества и приданого остались лишь пустота, разочарование и ощущение бессмысленности существования на этой планете, с которым хотелось покончить раз и навсегда. И столь величавый мост из железобетона, мне думалось, для этого является очень подходящим местом. Место, где в мгновение ока можно покончить со всем в один миг. Жизнь и смерть, они такие разные, не имеющие ничего общего, у смерти нет жизни, у жизни нет смерти, но с помощью глупого выбора и прыжка вниз их так легко сблизить…

Да здравствует смерть! Прощай жизнь!

***

Да, только самое важное, что я должен вам сообщить, что с того дня уже прошло ни много ни мало, а целых десять лет.

Совершенно без надежд, не видя смысла дальнейшего бытия, я приблизился к мосту, к перилам, как вдруг увидел стоящую буквально в нескольких метрах от меня девушку, которая собиралась спрыгнуть вниз, безжалостно и просто сбежав от всех проблем таким образом. Это сразу оторвало меня от моих суицидальных мыслей, ведь я увидал себя со стороны.

Только я хотел подойти к ней ближе и сказать, чтобы она не делала глупостей, как она сиганула вниз. С нечеловеческой реакцией и скоростью я дернулся в ее сторону и успел поймать за руку, намертво сжав кисть. Она начала громко кричать, но уже о том, чтобы я помог и держал ее крепче. Слегка заторможенный, но все же присущий каждому живому существу инстинкт самосохранения сработал и у нее. Я попросил дать мне вторую руку, она протянула мне ее, и я с большим трудом втащил ее через ограждения моста. Мы вместе — я снизу, она сверху — рухнули на мокрый, грязный асфальт.

— Зачем ты это сделала? Ты в порядке? Глупая, для чего ты хотела это сделать? — начал я расспрашивать ее, задыхаясь от усталости.

Но она ничего не могла ответить, а только крепко вжалась в меня и сильно разрыдалась. В этот миг я словно прозрел, мне стало очень стыдно за свой последний вопрос, словно его задали мне, ведь буквально несколько секунд назад я собирался сделать то же самое.

Чуть позже мы сидели в ближайшем старом, чахлом кафе. Мы разговорились, вытираясь салфетками, и удивлению моему не было предела, ведь это оказалась Оля, моя первая детская школьная большая любовь. Конечно же, она стала совсем другой, взрослой, прилично изменилась внешне, я с трудом смог ее узнать, но она стала еще большей красавицей. Детской наивной любви и след простыл, хотя я очень обрадовался тому, что снова увидел ее.

Она поведала мне свою историю. Разумеется, ее рассказ переполнялся важностью глупых вещей и со множеством страданий и печальным сюжетом, но, по моим меркам и рассуждениям, не слишком значительно и уж точно не стоило смерти, но свое мнение я оставил при себе. Накануне свадьбы ее бросил жених и ушел к ее лучшей подруге. С родителями напряженные отношения, они практически не общаются. Она осталась одна и решила так окончить свои страдания, рассудив, что раз она никому не нужна и только мешается под ногами, это будет лучший вариант для всех.

Затем пришла моя очередь повествовать, как я жил до сегодняшнего дня. Я даже поведал ей ту историю в школе, когда я пытался рассказать ей о своей любви, как мне помешали и как я переживал. Сейчас я это рассказывал с удивительной легкостью, что казалось даже забавно. Вскоре она уже и сама посчитала все свои проблемы ничтожными и поняла, что чуть не совершила самую огромную ошибку из-за человека, которому она не нужна и который ее не любил и не ценил. Она поблагодарила меня, искренне улыбнувшись, и сказала, что очень рада, что я вовремя оказался в нужном месте. Но благодарить надо не меня, а мои такие же, как и у нее, глупые мысли, которые свели нас в этом месте.

— Ведь так все и произошло? — спросил я у Оли, которая вышла из машины, подошла ко мне сзади и приобняла.

— Да, милый! Именно так, как ты и говоришь.

С тех пор мы уже десять лет вместе, никогда не расстаемся и отмечаем годовщину каждый год одиннадцатого ноября на этом мосту, посещаем то же самое кафе, делимся впечатлениями, воспоминаниями, где были тогда и где бы могли быть или уже не быть.

Мы создавали наши отношения с нуля. Не сразу все осуществлялось, как в сказке, мы не моментально стали жить «долго и счастливо». Нам предстояло преодолеть еще много препятствий, разногласий и трудностей.

Сначала мы просто встречались, потом очень сдружились, делились своими переживаниями и совместными прохождениями трудностей, отправились к психологу, постоянно помогали и поддерживали друг друга, за счет чего возрастало уважение, а после сблизились.

Мы старались найти понимание, точки соприкосновения, хотя зачастую это бывало невероятно сложно, но даже в самые тяжелые времена мы делились последним, что только укрепило наши отношения. В конечном итоге благодаря этой преданности и постоянному общению, сразу говоря, когда что-то не нравилось, и не держа обиду в себе, мы смогли создать полноценную семью.

Сейчас у нас двое детей: сын Павел, которому уже пять лет, и дочка Кристина трехлетнего возраста. А своих Лену и Нелли я по-прежнему люблю и уверен, что где-то в другом мире мы с ними обязательно встретимся. Хоть мне и было ужасно тяжело, я все-таки принял их уход и наконец-то отпустил.

С работой в первое время были проблемы, мне приходилось трудиться везде, чтобы выжить. Бабушкину квартиру нам удалось продать самостоятельно и расплатиться со всеми долгами, на оставшиеся деньги мы снимали квартиру, тем самым доказав самим себе, что из любой, даже кажущейся самой безвыходной ситуации он все же есть, главное — искать его. А самые отчаянные моменты — это как раз то, что является мощным толчком и стимулом для действий.

Спустя несколько месяцев жалкого существования, постоянной борьбы за выживание, при которой не всегда удавалось сводить концы с концами, возвращаясь однажды с работы, я совершенно случайно повстречал на улице своего давнего коллегу — Николая, с которым мы трудились в фирме у Жиркова. Он поведал мне, что компания обанкротилась почти год назад и Вадим Владимирович бесследно исчез.

И после этой случайной, но знаковой встречи мы еще много раз виделись с Николаем, общались на различные темы, и к нам пришла идея начать свою хозяйственную деятельность в прежней сфере, так как опыта у нас хватало предостаточно, тем более остались хорошие связи со старыми клиентами.

Спустя некоторое время на свободу вышел Олег, который любезно согласился с нами сотрудничать, и профинансировал наш проект. После этого жизнь стала приятно налаживаться. Мы заключили несколько больших контрактов и достаточно успешно реализовали их в течение нескольких лет.

Теперь мы строим большие жилые комплексы для молодых семей, которым очень тяжело купить дорогие квартиры, а также крупные апартаменты и частные дома для клиентов и заказчиков посостоятельней.

Мой друг Виктор, добившись потрясающих результатов на международных аренах, не остался без внимания, его заметили многие влиятельные люди из нашего государства, и ему предложили гораздо более высокие гонорары. Он вернулся из-за границы, так как теперь находиться там было бессмысленно, тем более он очень соскучился по дому, а путешествовать за границу и выступать на соревнованиях он мог легко и так, причем в любое время. Виктор также решил присоединиться к нам. Благодаря его советам и финансовой поддержке мы возвели два больших спортивных комплекса и сейчас работаем над третьим, чтобы молодые люди и люди постарше заботились о своем здоровье.

Да, кстати, и это кафе, в котором мы отмечаем свою годовщину, теперь принадлежит нам, у нас их целая сеть. Это кафе, когда мы его посетили, уже граничило с банкротством, работая на последнем дыхании, и для владельцев его предлагался вариант только для его сноса, однако через некоторое время, когда наши дела пошли в гору, мы купили его у них, ведь из него открывался потрясающий вид на мост, который имел для нас большое значение. Кафе в основном занимается Оля, разумеется, с помощью высококвалифицированных менеджеров. Большую часть прибыли от всего бизнеса мы жертвуем в различные благотворительные фонды: для помощи детям-инвалидам, бездомным. Мы спонсируем реабилитационные центры, нанимаем туда лучших профессионалов, чтобы помочь всем, кто в этом нуждается и кому нужна поддержка, стать порядочными, полноценными членами общества и найти свой путь в жизни.

Мы стараемся помочь как можно большему количеству людей, пока у нас есть такая возможность, желание и стук сердца в груди. А когда есть цели и всепоглощающее желание что-то сделать, то в нужное время всегда появятся необходимые люди, средства и возможности для их осуществления.

Эпилог

Видимо, на подсознательном уровне из глубин далеко миновавшего детства ко мне накрепко привязался длиннющий хвост — боязнь потерь, что, собственно, и притянуло паровозом бесконечные несчастья. Ведь и вправду то, чего мы больше всего желаем или, наоборот, боимся, обязательно с нами когда-нибудь происходит. Все то, что находится в центре внимания, обретает внушительные размеры, приумножаясь многократно. Поэтому очень важно проявлять силу воли, мужество, чтобы полностью контролировать свои мысли и не быть узником своего прошлого или плохого характера, но это очень тяжелый труд, которым следует заниматься двадцать четыре часа в сутки. Если овладеть собой, в жизни начинают происходить самые прекрасные и невероятные, по волшебным меркам, события и возникают совершено бесподобные ситуации для реализации самых сокровенных желаний.

На Бога же я злился, потому что злился на себя в первую очередь, думал, что он несправедлив ко мне, ведь я всегда стремился к доброму, посещал церковь, молился, старался следовать общепринятым правилам, перепутав себялюбие с эгоизмом. Теперь же я понял — чем больше у нас страданий, тем чище и лучше мы становимся. За счет преодоления трудностей и решения проблем мы обретаем силу души. Ради этого мы и приходим на этот свет, если, конечно, это осознаем и стремимся к сей трансформации.

В жизни каждого из нас всегда есть выбор, который мы делаем каждый пройденный миг: сдаться при первой же ошибке, озлобиться на весь мир, лишить себя жизни или быть благодарным, принять все, что произошло; помогать другим или идти по головам себе во благо; любить других или проводить дни в одиночестве, чтобы не страдать от потерь, предательства и обмана; рискнуть и исполнить свою мечту, создать свою систему и быть счастливым или жалко прозябать на нелюбимой работе, в руках чужой воли… Я свой выбор сделал: я хочу жить, жить ровно столько, сколько отведено мне. Я благодарен за то, что у меня есть, за всех людей, которые мне встречались, за любовь, которую испытал, за уроки, из которых получил колоссальный опыт, а также за то, что могу делать выбор и каждый день приносить пользу окружающим.

Ведь только в связи с тем, что со мной произошло, мы сейчас владеем благом, с помощью которого можем помогать другим. Мы регулярно посещаем детские дома, больницы, семинары, дабы узнать, где и чем мы можем быть полезными. В принадлежащих нам кафе мы просим сотрудников относиться внимательно к клиентам, больше общаться, интересоваться их делами, чтобы посетители всегда чувствовали себя нужными, ведь очень многие люди боятся даже просто начать разговор, поскольку были разочарованы и вели серую, одинокую жизнь или оказались в несчастливых, неблагополучных взаимоотношениях.

Несомненно, у каждого предостаточно трудностей, и иногда очень важно протянуть человеку руку помощи, ведь никогда не знаешь, что у другого на уме. Проходя мимо кого-то, вы, возможно, видите его единственный, первый и последний раз, но простым разговором спасете ему жизнь и дадите толчок к развитию. Разделенная проблема становится в несколько раз легче, а разделенное счастье вообще способно сотворить безграничное. В конечном итоге это сделает мир лучше, но в первую очередь все начинается с нас самих. Ведь проблемы как были, так и будут, только проявляются они всегда в разных образах, перевоплощаясь из проблем, в обычные ситуации. Главное — не опускать руки и решать проблемы, ведь с каждой достигнутой целью силы и приятные ощущения радости и счастья внутри человека увеличиваются многократно для новых подвигов.

Идите смело своим путем, отбросив все страхи и сомнения, пользуйтесь любыми возможностями, которые предоставляет вам жизнь! Ведь жить всегда есть для чего или для кого, просто нужно найти свое, хоть этот поиск и не всегда прост.