О. Кипренский. Портрет графа Ростопчина

               
 
   Вот ёщё один наш замечательный художник-портретист. И наша гордость. Его автопортрет находится в знаменитой портретной галерее  Уффици во Флоренции. Для художника быть представленным в этом музее – это престижнейший знак качества. Это музей один из самых старых, известных и посещаемых в мире. В этом музее находится самая большая коллекция автопортретов самых известных художников в мире. Представьте себе, длиннющий коридор в 750 метров, на стенах которого одни автопортреты.  Присутствуют там и несколько русских художников. Такие, как Айвазовский,  Кустодиев. Шагал. Правда последний  сам так скромно предложил галерее свой портрет.  Хотя я, к примеру, сильно сомневаюсь, что Шагал русский художник.

    Есть там и художник Иванов, только не Александр, а Виктор Иванович. Из ныне живущих. Ему ныне 92 года.  А вот самым  первым русским художником, которому Флорентийская Академия художеств предложила написать свой портрет, был Орест Кипренский. И это правильно. Признала его Европа ещё при жизни большим художником.

     В Третьяковке есть несколько портретов,написанных Кипренским.  Не много. Но какие! Самый известный – это, конечно, портрет А. С. Пушкина. Это вообще лучший портрет нашего первого поэта. Несомненный шедевр, хотя вот сам поэт иронически так высказался по поводу своего изображения: «Себя как в зеркале я вижу, но это зеркало мне льстит.»

       Пушкин - это нечто такое, что совершенно  неотделимо от нашего национального сознания. Это наше всё, как известно. А пришел я с нашими гостями в музей не только за тем, чтобы говорить собственно только о живописи. Через историю нашей живописи, через посредство изображений нашей природы, исторических сцен, и портретов личностей известных всему цивилизованному миру я говорю собственно без всякого преувеличения о всей России. И это не только моё желание. Но невысказанное желание и тех, кто пришёл посмотреть картины наших художников  и послушать меня. И в этом смысле я чувствую немалую ответственность, принимаясь за это дело. 

     Отступая от темы, не могу не сказать, что  перед портретом Пушкина я не могу каждый раз отделаться от смущающего меня чувства. Чувства неотступного, которое я никак не могу подавить в себе.    Пушкин. Как много в этом звуке. А кто погубил нашу славу и гордость?   Мы все знаем, что это был француз Дантес. А его нынешние соплеменники  даже и не самые далёкие и образованные  это знают. Все знают.  И молчат.  Молчу и я. И всем нам внутренне неловко. И тем не менее я должен что-то говорить. Вот и говорю со всей возможной осторожностью и деликатностью. Потому как знаю, что чем выше будет пафос моего повествования , тем явственнее они почувствуют невысказанный упрёк обращенный к ним. А упрёк даже и справедливый никогда не способствует пониманию. Он противен природе человеческой. И никогда от этого не деться.
 
    Поэтому я не сильно задерживаясь у портрета Пушкина, перехожу к другому портрету того же художника.  К портрету Фёдора Васильевича Ростопчина,  личность которого всколыхнёт у них не менее сильно чувства особенного  отношения к России. Не у всех. У самых знающих и просвещённых. 

    Они, конечно,  все знают, что случилось с Москвой после ухода армии Наполеона из нашего города. Город на три четверти был сожжён. Так вот самые просвещённые  и сегодня  убеждены, что город сжёг  вот этот самый лысоватый  человек, к портрету которого мы подошли.

                *****
     Биография Ростопчина, как и вся его жизнь при дворе, была очень сложной. Было в ней всё. И падения, и взлёты. Сплошные  интриги. И вся его жизнь достойна отдельного разговора. Но не для данной статьи. Нам важно то, что накануне начала Отечественной войны 1812 года он  был произведен в генералы от инфантерии и вслед за тем назначен  Московским генерал-губернатором. То есть он занял в это трагическое для нас всех время главный административный и военный пост в Москве. И в этой должности брал на себя огромную ответственность.  Ну а раз так, то в глазах французов он и есть главный виновник в случившемся пожаре. И мне никогда не удавалось их переубедить.
 
    Да и как им переубедиться, если сам Наполеон  называл Ростопчина Геростратом. Почему Геростратом, не понимаю.  Герострат, как известно, сжёг сознательно чудный дворец Артемиды с единственной целью прославиться в веках. Ну и прославился. А зачем Ростопчину нужна такая была слава?

    А если бы даже он и сжег, то вовсе не из эгоистического тщеславия, а в знак протеста незваному гостю. На вот, получи, супостат. Не Москву, а пепел от прекрасного города. И этого Наполеон вовсе и не ожидал.  Вспомним, как император чужеземный любовался городом на Поклонной горе. А потом три дня спустя  очень быстро бежал из него, найдя укрытие от огня в роскошном Петровском дворце, стоящим и поныне на Ленинградском проспекте.

     И пребывая в этом дворце, он понял всю опасность своего положения. Нет, он не огня боялся. Он боялся другого.  Он понял, что первого, кого обвинят в разрушительном пожаре, так это его. А он, по его убеждению,   шёл к нам чуть ли не с просветительской миссией, а тут такое обвинение. Нет, это не я. Это всё он, этот всем известный сумасшедший варвар-губернатор с его безумными афишками.  Правда, то, что этот «варвар» говорил по-французски куда лучше, чем корсиканец-император,  это не в счёт.

   И  вот, чтобы отвести от себя подозрение в поджоге, он написал  целую прокламацию, смысл который сводился к простому – нет, не я! Всё он, Ростопчин. И даже создал комиссию по расследованию. Хотя объяснение всему очень простое. Ну не пришёл бы ты в Москву, то и город остался бы цел. И неважно при этом, кто зажёг спичку.
 
    А вот у меня сомнения в том, что это была «просветительская миссия».  Этот миссионер, вынужденно покидая Москву, с досады дал приказ взорвать, уничтожить, превратить в руины всё, что олицетворяло в его глазах восточную цивилизацию.  А это были  весь Кремль, это храм Василия Блаженного, и Новодевичий монастырь. И частично преуспел в этом варварском предприятии.

     А что делала его солдатня в Кремле с нашими святынями – главными храмами России. В них они устраивали стойла для лошадей. И мы помним об этом. А вот французы даже и не знают о том, когда мы входим, к примеру,  в Успенский собор. А эта солдатня  ( не только французы, но и немцы, и поляки тоже, да и не только они, все как есть двунадесять  языков европейских) воровски  вынесли из него несколько сотен кг. золота и серебра. Но когда я веду экскурсию по Кремлю, то  нашим гостям я предпочитаю не говорить об этом. Ну пригласили  их  в гости в наш дом. И что? Ткнуть их носом в неблаговидные, безобразные дела их далёких  предков? Зачем бередить раны, давно уже  зарубцевавшиеся?
 
                *****
    Ростопчин  был очень деятельным губернатором на своём посту. Его деятельность была очень бурной. Но как часто она была похожа скорее  на никчемное мельтешение.  Вот что пишет по этому  поводу  Толстой.

   « Граф то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал вывозить мощи и иконы, то намекал на то, что он сожжёт Москву, то рассказывал, как он сжёг свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют, то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от неё, то приказывал народу ловить всех шпионов, то упрекал их за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе госпожу Обер-Шальме, составлявшую центр всего французского населения, то собирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство Верещагина.»

    А кто такой был этот Верещагин? Он был профессиональным переводчиком и губернским секретарем. Состав его преступления заключался в том, что он перевёл речи  Наполеона  к князьям Рейнского союза. А речи эти были запрещены цензурой. А он перевёл и приложил руку к их распространению. Ну, преступление совершил. А потом было наказание. Наказание наложенное самим  Ростопчиным. Очень суровое. Как это произошло? Обратимся снова к Толстому.
 
    По его словам, Ростопщин  мог бы его и помиловать, как он повелел открыть двери всех тюрем, выпустив на свободу всех разбойников и бандитов. А ещё и выгнал на улицу, даже и не на свободу, а на волю всех сумасшедших. Потому как в бардаке, царившем в  пустеющем на глазах городе,  их некому уже было охранять.

    А вот Верещагина,  да ещё и одного француза велел привести к своему дому на Лубянке на расправу. Этот дом – дворец построенный в стиле барокко,  сохранился до сего дня. Правда, всё последнее время, сколько рядом с ним я не проходил, то видел его главный фасад весь в лесах, прикрытых грязно-зелёной  сеткой. Всё ремонтируют и никак не закончат. Но хорошо уж то, что он сохранился.  Просто удивительно. Пожар 1812 года  не задел его  и время тоже пока не разрушило.

    И каждый раз, когда я прохожу мимо по большой Лубянке,я не могу не думать, не могу не вспомнить о том, что произошло в этом дворе с двумя флигелями по обеим сторонам. А произошла тут трагедия. Кровавая. Ростопчин самочинно в досаде,  уезжая из Москвы, решил сорвать свою злость на этом несчастном. Немилосердно и жестоко. Сделав из Верещагина виновника всех постигших город несчастий.

   Вообще-то Верещагин был уже приговорён лишь к наказанию кнутом и ссылке в Сибирь. Но этот человек на портрете в порыве мстительного патриотического чувства решил самочинно его казнить.   Его приводят в этот самый двор и граф отдает приказ  офицерам зарубить его саблями на глазах огромной толпы. А потом его ещё живого  бросили на растерзание заведенной пьяной толпой. И пока они терзали трепещущие тело, губернатор по-тихому с заднего крыльца по Мясницкой улице в карете  покинул свой дом. А потом главнокомандующий вообще покинул город.

      Был там во дворе и ещё один приговорённый к казни. Возможно тем же манером. Это был француз с такой смешной фамилией Mouton. По-русски Баран. Он был учителем фехтования.  Вот его Ростопчин великодушно во всей его нелюбви к французам  отпустил. И сказал:  «Я оставлю тебе жизнь. Ступай к своим и скажи им,  что несчастный, которого я наказал, был единственным из русских изменник своему Отечеству».

  Повторяю, что когда я вижу этот двор со стоящим в лесах роскошного фасада дворца, то я с трудом соединяю в моем воображении увиденное с той жуткой кровавой сценой разыгравшейся здесь более двух веков назад.

                *****
  Наполеон взял много городов. И ни один не пострадал так, как  Москва. По больше части все эти города  и вовсе не пострадали от визита корсиканского чудовища. И не только города, но и население, оставшееся в этих городах, вроде как бы даже и не заметили прихода  завоевателя. Например,  знать в европейских столицах в абсолютном большинстве встречала французскую армию, если не с цветами, то достаточно спокойно, без ненависти и злобы в их душах.

   И вот только  жители Москвы не только не пожелали общения с армией двунадесяти языков, но и оставили свои жилища непрошеным гостям и покинули, кто как мог, город. Неслыханно. Как это было, прочтем про то у того же Толстого.

    Император французский был несказанно удивлён.  Вы знаете, я хочу сказать в этом месте, может быть, и самонадеянно, что и я тоже  удивляюсь этому  сегодня. Почему? Да ответ просто на поверхности. Ведь уходили из города со всею своею челядью, прежде всего, дворяне. Это высший слой нашего народа. То есть люди самые образованные, которые с младых ногтей воспитывались на европейской культуре. И преимущественно французской. Они не только говорили все по-французски, но и думали на этом языке, как, к примеру, отец Андрея Болконского.  И одевались все по моде парижской. « А всё Кузнецкий мост и вечные французы» - кто это сказал? Скажу для несведущих, что все модные французские магазины находились в Москве на Кузнецком мосту.

    И вдруг эти люди, всё сознание которых было пропитано французским духом, бегут из города, бросая свои жилища со всей дорогой обстановкой. Удивительно!

    И вот у меня тут вдруг неожиданно возникает и другой не простой вопрос. А вот если бы Наполеон двинул бы свою армию на столицу, на Петербург, произошло ли бы тоже самое с нашим с блестящим Петербургом. То есть бежало бы так же столичное  дворянство, бросив все свои дворцы, не желая пасть под просвещенную  длань чужестранцев. Большой вопрос? К этой мысли подводит меня опять-таки  Толстой. А он знал, о чем он писал. А писал он вот что:

   «Спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по-старому; и из-за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги».

   Вот как! И все это написано про то время, когда произошло уже Бородинское сражение и Наполеон вошёл в Москву. И создается впечатление, что если бы Наполеон с самого начала своего похода пошёл бы на Петербург, то он в него вошёл бы так же, как и в другие европейские столицы. Как, например,  в Вену или Берлин . То есть и после его прихода в столицу, ничего и не изменилось бы во всем привычном ходе жизни его обитателей. То есть, всё те же балы и французский театр. Да ещё и салон Анны Павловны Шерер был бы все тем же. Только темы для разговоров там изменились бы.

                ***** 
     Москва сгорела. А кто виноват? А по абсолютному убеждению французов главным виновником этого печального события, как я уже говорил,  был как раз тот, кого они увидели  впервые в жизни на этом портрете. Ну, кто же, если не он. Он был губернатором и главнокомандующим московским. И все знают,  как он не любил французов. И все читали его урапатриотические афишки.  И как он грозился сжечь Москву,  тоже все знают.

     Он весь такой патриот, что даже запрещал говорить по-французски. Словом, это  он дал приказ сжечь город. Ну что возьмешь с этих варваров. Которые вместо того, что бы приобщиться к западным ценностям,  покоряясь цивилизованной силе, и только выиграв от этого, эти азиаты бегут от неё. Вместо того, чтобы мудро подчиниться этой просвещённой и благотворной силе,   они отторгают её,  они сжигают свои дома и бегут. Азиаты! Так думал Наполеон.  И не только он один. Вот и Смердяков думал точно так же, когда он сожалел по поводу того, что весьма просвещенная нация не покорила нацию весьма глупую с. А сколько у нас и ныне таких вот Смердяковых.

     Но не все, конечно. так думают. И у нас, и во Франции.  У большинства  французов  река  Березина напрочь угнездилась в языке и в сознание как символ катастрофы и урок напрасных походов в пределы России.

                *****

   А  что же было дальше с графом Ростопчиным?  После войны он остался губернатором. И много сделал для восстановления города.  Это надо помнить. Например и такую тягостную вещь, как очистку города от трупов людей и лошадей. А их было тысячи и тысячи. Никаких похоронных команд во время пребывания французов в Москве не было. И Бородинское поле также нужно было зачистить, дабы избежать эпидемий. И никто этим до возвращения Ростопчина не занимался. 
 
    А потом он ушёл. Уволили его. Правда,  назначив при этом членом Государственного совета. И тем не менее обвинение в поджоге Москвы так и повисло над ним. А сам он то признавался, то отвергал все обвинения.

    Он уже был в немилости нового царя вот за эти самые подозрения. Да ещё и жена его, чей портрет в пандан тоже находится в музее в том же зале и на той же стене, так неожиданно обратилась в католичество, чем ещё более усугубило его положение.  Почему она так сделала, трудно сказать. Впрочем, и это объяснимо. После французской революции многие католики роялисты нашли приют в православной России. Ну и попала  жена под их влияние. А на это смотрели в обществе очень косо.

      В конце концов не выдержал психологического  давления граф и уехал. Предлог – лечиться надо было. От геморроя. Уехал в Германию.  А потом, представьте себе,  во Францию. То есть нашёл прибежище  в самом лоне вражеском

      В 1816 году вся семья Ростопчиных в силу вышеизложенных причин оказывается во Франции. И представьте себе «поджигатель»  был встречен очень тепло. Удивительно. Но почему?   Потому что это было время Реставрации. Бурбоны вновь во власти. Ну и понятно, что враги наших врагов – наши друзья. Вот так граф Ростопчин стал другом в Париже. Он покупает богатый дом. Он уважаемый человек. Он часть высшего общества  и в Париже тоже.
.
    Но жизнь свою кончил все-таки в России.  Жене своей он не простил предательство. А именно то, что она перешла в католичество. Он даже отстранил её от своего немалого наследства. А она не пришла даже на его похороны. Он покоится в Москве. И на могилу его можно прийти  на Пятницкое кладбище, не далеко от станции метро Алексеевская. Там вы найдете могилу «поджигателя» Москвы.

                *****
    Но знаете, меня у этого портрета интересует не только сам этот  граф. Не в меньше, а может быть в ещё большей степени, меня интересует его дочь. И в не меньшей тоже степени она должна тоже интересовать и французов.  И я никогда не упускаю случая, чтобы поведать нашим гостям  о том, о чём хочу рассказать и здесь. . Да и как не рассказать. . Поскольку речь пойдет о личности, уж как хорошо знакомой всем французам. Причем,с детства. И я их спрашиваю:

     - Ну хорошо. Графа Ростопчина вы почти и не знаете. А вот имя графини дё Сегюр  вам что-нибудь говорит? - И после этого я вижу и чувствую, как от группы ко мне идёт тёплая волна внимания. Это, как если бы  в душе каждого из них я всколыхнул ненароком  дорогие детские воспоминания. Но причем здесь этот Ростопчин,   написано при этом на их лицах.

    И оказывается, что очень даже при чём. Потому как графиня дё Сегюр была родной дочерью Ростопчина. То есть на сто процентов это была  русская графиня.
.
   И вот на этом месте мне хочется остановиться особенно. Поскольку, к сожалению, нам-то мадам дё Сегюр в отличие от французов  вовсе неизвестна.
   
     В детстве её звали в Москве Сонечка Ростопчина. А во Франции она стала родоначальницей детской и подростковой литературы. И даже ещё и в большей степени, чем Жюль Верн. Она была первой в этом жанре.  В Нормандии есть музей её имени. Есть и улицы, носящие её имя.  А сколько её произведений стали веком спустя  чудесными фильмами и мультфильмами. И сколько поколений французских детей были воспитаны на её рассказах и повестях, все проникнутые  духом высокой нравственности. 
 
     Она родилась в Петербурге в 1799 году. Напомню, что это год рождения Пушкина и Бальзака.  А крёстным отцом её стал никто иной, как сам император Павел первый, что говорит о высоком положении  её отца. И о его богатстве тоже. У него было обширное имение в Воронове, и шикарный дворец на Лубянке, о котором  шла речь чуть выше. Только одних лошадей в его конюшнях было более 300.
 
    Девушка приехала в Париж с папой в 1816 году. Ей только что исполнилось 17 лет.И она  быстро становится в Париже  девушкой  высшего общества. Она ведь не только красива, но ещё и очень богата. И говорит русская графиня по-французски в совершенстве. Да и не только по-французски, но ещё и по-немецки и английски. А ещё и на пианино играет. А как танцует! Словом невеста хоть куда, завидная  и очень желанная.

      И вот однажды на одном балу она знакомится с молодым красавцем Эженом де Сегюр. Нет, он не был столь богат, как папа Сони, но зато как родовит. Один из Сегюров был военным министром при Луи 16—ом. Другой послом в России. И сам Эжен пребывал одно время пажом при Наполеоне. Ну и влюбилась наивная девушка, как та Татьяна в светского льва. 

    Ну понятно, состоялась свадьба. Отец от щедрот своих приобретает для молодых чудное имение с живописными видами в Нормандии. И в мечтах Сонечка представляла себе, как здесь вот на лоне природы, в такой Аркадии, и состоится их семейное тихое счастье.

   Девушка была не только чиста душой, но и очень правильная. И моральные принципы были для неё не пустым звуком. Ей хочется быть верной женой и идеальной матерью. При не менее верном, нежном муже и заботливом отце.   

   А вот молодой граф де Сегюр имел совсем другие виды на жизнь. Он мне как-то напоминает одновременно и Шарля из «Евгении гранде», и Евгения Онегина. Но отличие в том, что  Онегин хоть предупредил наивную провинциальную девушку о том, что «супружество им будет мукой».  А бывший паж Наполеона  вовсе и не собирался скучать в деревне. Что ему было до прелестного уголка и до невинных наслаждений, за которые он должен был небо благословить. К чему ему всё это, когда есть Париж. Судьбе он уже шепнул мерси боку за красавицу жену, да ещё и с таким приданным, но как оставить все светские забавы. Нет, никак невозможно. И стал муж все чаще и всё на дольше отъезжать в Париж.

   А что было делать Соне. Она грустит вся в печали от недостойного и ветреного  мужа.  И тем не менее этому недостойному он рожает один за другим детей. Восемь детей за 15 лет! А рядом с ней, кроме детей, нет ни одной родной души. И что ей делать здесь, чувствуя себя чужой без России и без родных.  Она пишет письма отцу, братьям и сестрам. Пишет о детях. И сама того не осознавая, приобретает таким образом литературный опыт.

    А потом она стала писать книги. Для детей и о детях. И жизнь её наполнилась новым смыслом. Она стала популярна и знаменита, благодаря своим сочинениям.  К ней в имение приезжают знаменитости.  Такие, как например, Анри Бёйл, известный больше под именем Стендаль. Или Эжен Сю, поведавший нам о «Парижских тайнах».  А Шарль Гунне в её имении Нуэт пишет свои лучшие партии оперы «Фауст»

    Удивительно, но она стала публиковать свои произведения в возрасте 56 лет. А она уже не только мама, но уже и баба Соня. И какой успех. Её рассказы расходились по всей Франции миллионами экземплярами. Сам начинающий художник Гюстав Доре иллюстрирует её книгу. Её произведения  стали популярны, потому что эта русская мама и бабушка впервые во всей богатой французской литературе погружает читателя в детский мир. В то дорогое для нас всех время, когда наше сознание начинает постигать законы природы и нравственные законы жизни в человеческом сообществе. 
 
   Да был ещё и Шарль Перро. Но он жил давно, да ещё его «Сказки матушки гусыни» восемь сказок, были совсем не главным в его объёмном творчестве. И потом, как ни странно, эти сказки были предназначены скорее для взрослых. Даже и Красная Шапочка. Потому как на примере этой наивной девочке, взрослые девушки учились тому, что в мире, наполненным коварными волками, нужно быть очень осторожными.

     Представьте себе, русская графиня написала за 17 лет не только сказки и рассказы, но и более 20 романов. И они на забыты и по сей день. Их читают и дети и взрослые. И книги её издаются. И по ним снимаются фильмы, телесериалы и мультфильмы. Да и не только во Франции. По её роману  «Сонины рассказы» (Les malheurs de Sophie) был снят фильм. Даже дважды. Последний в 1979 году. А ещё по тому же роману был поставлен спектакль,  а ещё и балет, и музыкальная комедия.  Ну куда ещё больше.

  В 1872 году Софья Фёдоровна продает своё имение в Нуэтт и переезжает в замок (Chateau de Kermadio) своей дочери Генриэтте. Это Бретань. Там она и скончалась и была похоронена на городском кладбище. Вдали от Родины. Совсем неизвестной ныне на России. Жаль, конечно. Может быть, и наши дети прочтут однажды книги графини дё Сегюр урождённой Ростопчиной.
               
     Вот обо всём этом я думаю, стоя у портрета Фёдора Васильевича Ростопчина кисти талантливого художника Ореста Кпренского. А ещё я думаю о том, как необычно и причудливо переплетались наши исторические связи между Россией и Францией. В состоянии Войны и Мира.