Критика власти

               

Наше поколение во времена Перестройки училось в школе. Возраст – подростковый, плавно перетекающий в раннее юношество. Стопроцентными скептиками быть еще рано, я уж не говорю о законченном цинизме. Наша доверчивость той поры была «возрастной». Мы считали, что диссиденты, высказывающиеся в средствах массовой информации, - это борцы за идею свободы, демократии, люди принципиальные. Они отстаивают не свои сугубо личные интересы,  а сражаются за идеалы. Они – рыцари. Мученики. Им поклоняться надо. И внимать их речам, открыв рот от умиления.

И мы внимали. Месяц за месяцем, год за годом… Мечтая бороться с ужасным режимом под их руководством. Видя в них духовных наставников. Хотя наше поколение не застало ничего «ужасного» - я не помню давления советской власти на кого-то из нас лично. Все «ужасы» знаю исключительно из фильмов и книг, которые «разоблачали». Из СМИ. Но многих из нас советская власть ничем не обидела. Помню случай, который мог бы стать вопиющим доказательством «ужасности» режима: пришел мальчик и в открытую назвал одного из вождей старым козлом.  Ничего ему за это не было. Даже и не подумали исключать из октябрят или вызвать родителей. Может, потому что был двоечник, и никто не воспринимал его всерьез, а, может быть, потому что тогда уже на все это плевать было… Или «ужасы» режима сильно преувеличены.

Потом воцарился новый режим. И все насладились демонстрацией ничем не прикрытого, не замаскированного цинизма, погоней публичных людей за выгодой. И облик бывших духовных идолов общества несколько потускнел… а к концу девяностых, когда они стали демонстрировать откровенно проамериканскую позицию во время конфликта в Югославии, наступило окончательно прозрение. 

Я не могу утверждать (да и никто не может), что среди борцов не было людей искренних. Но как отличить человека, который отстаивает свои личные, грубо говоря, шкурные интересы, под видом пламенного оппозиционера от того, для которого идеалы – не пустой звук? Я думаю, что никто не сможет этого сделать. Полагаться можно здесь только на свою интуицию (если она, разумеется, есть).

Получается, как в тексте известной пародии: «Все, что я не доел. Все, что я не допил». То есть, претензии к государству, режиму, руководителю на самом деле – сугубо эгоистические. Мне лично чего-то недодали. Меня ЭТА родина не оценила. Дала мало денег. Недостаточно высокий пост. Мало возможностей что-то незаконно присвоить. Или премию не присудила за достижения на том или ином поприще. А другое государство меня ценит – предоставляет мне массу возможностей для личного обогащения и личного пиара. А раз так – значит, для меня теперь Россия будет «эта страна», а, допустим, Соединенные Штаты – новая родина.  Причем – изменись ситуация, оцени меня «эта страна» в денежном эквиваленте,  я тут же запою другую песню и превращусь в человека, который поет гимн «кровавому» режиму.

Но никто, конечно, не скажет этого прямо. Они будут прикрываться высокими идеалами, впадать в высокопарность, не понимая, что сейчас уже это мало у кого вызывает доверие. Если вообще вызывает. Хотя удивляться здесь нечему… Люди творческие вообще крайне эгоистичны, эгоцентричны. Некоторые исповедуют либерализм особого толка: моя личность выше интересов государства, выше интересов большинства, выше мироздания, выше всего на свете. Я – это все. Остальные – ничто. Остался ли вообще среди людей публичных искренний патриотизм? Боль за державу? Не знаю. Разрушать - не строить. Это гораздо легче. А по своей психологической природе многие из диссидентов – не созидатели.

Посвятить свою жизнь критике того, что созидают другие, конечно же, можно. Но… несмотря на то, что выражение это оскомину набило, оно не утратило справедливости: критика должна быть конструктивной. Что видим мы? Эмоциональное перевозбуждение, выдергивание слов из контекста, цепляние к внешности, национальности, личной жизни своего оппонента. Если кто из журналистов возненавидел того или иного политика (допустим, в силу искренних убеждений), что он делает? Пытается чисто эмоционально создать некую «страшилку», нарисовать карикатурный, отталкивающий образ. Нет бы четко, конкретно высказывать свои критические замечания пункт за пунктом, подпункт за подпунктом с целью реального изменения к лучшему ситуации в «этой стране». Такая критика воспринимается иначе, вызывает больше доверия, не выглядит ангажированным словоблудием.

Бальзак в романе «Утраченные иллюзии» описал мир журналистики девятнадцатого века во Франции. Задолго до всех этих идеологических «холодных войн» двадцатого столетия. Описал он его как среду глубоко циничную, развращенную, разрушительную. Прав ли он? Я не знаю. Не жила во Франции в эту эпоху, не вращалась в этих кругах, не могу судить, насколько он объективен. Но написал убедительно. Читатели верят, что руководствовался он не своими личностными мелкими обидами на журналистов, а желанием запечатлеть свое время.

Оппозиция в государстве должна быть. Другой вопрос: а какая? Направленная на желание созидать, исправлять недостатки, или разрушать все государственные институты до основания? Со стороны любой власти совершенно естественно защищаться, противиться желанию расшатать государственный строй. В том числе и методами устрашения. Люди, ставящие себя выше всего человечества, могут причинить столько вреда государству в лице большей части его жителей, что не очень-то мне их и жалко. Они могут быть действительно опаснее банальных уголовников. Если абстрагироваться от эмоций и рассуждать логически, власть в таких случаях можно понять. Так же, впрочем, как и зашкаливающий эгоцентризм вот ТАКОЙ оппозиции, которая притомила.