Банкир Сомов - Глава 12

Вертолет улетел, ушел по крутой дуге в сторону Горно-Алтайска, а наша троица в сопровождении Юрия Красовского подошла к самому большому из оранжево-кедровых домиков.

- Это, в самом деле, гостиница? – полюбопытствовал Сомов. – Семь лет назад здесь ничего не было.
- Не было, - согласился бывший начальник МЧС. – Я построил.
- Приятно слышать. Уважаю деловых людей.
- Ну, сильно деловым я себя не считаю, - уже привычно для Сомова улыбнулся Красовский. – Просто осточертело крутиться за копейки и каждый раз оказываться крайним. Уволился из МЧС, взял в аренду кусок ущелья, затащил трактором бревна. Организовал турбазу, принимаю людей, вожу их в походы и на восхождения… Я ведь альпинист!
- Один?
- Почему один? У меня жена – тоже альпинистка. Она здесь и за кухарку и за инструктора. Сын пятнадцатилетний на подхвате. Врача, конечно, нанимаем, без врача нельзя. Лицензия у меня оформлена, счет в банке, все, как полагается…

Он ввел гостей в дом, и те сразу оказались в большой комнате, совмещавшей в себе кухню и столовую. За двумя столами, покрытыми новенькой клеенкой, сидели молодые парни и девушки, человек восемь. Миловидная женщина в синей бандане и рослый светлоглазый мальчик, расставляли кастрюли с супом и тарелки, раскладывали вилки и ложки.

- Марина, моя жена, - представил ее Юрий. Она улыбнулась и продолжила свою работу. Мальчик глянул на новых гостей мельком, без особого интереса.
«Мой сын вряд ли согласился бы работать поваренком или официантом, - подумал Сомов. – Я вот на свалке начинал зарабатывать, а он – на бирже! И черт его знает, что правильнее!»

- Время как раз обеденное, присаживайтесь, - пригласил хозяин турбазы.
Мужчины освободились от курток, в которых прилетели, и уселись за один из свободных столов. Женщина демонстративно уселась за другой.
- А пивка в этом ресторане нет? – поинтересовался бывший полковник. – Горло с дороги пересохло.
- Почему же нет? Вам какого? Светлого? Темного? – Красовский смотрел все с той же гостеприимной улыбкой.
- Лучше, светлого.
- А вам?

Сомов пожал плечами:

- Пожалуй, тоже светлого. Темное у вас, небось, какое-нибудь местное?
- Почему же. Настоящее чешское. Марку держим. Обычно мы пиво ставим после восхождения, но для вас сделаем исключение. А вам, Елена? – Юрий вопросительно посмотрел на женщину. – Тоже пива?

Та слегка смутилась, она чувствовала себя здесь не в своей тарелке.

- А пепси у вас есть?
- Найдем и пепси. – Красовский подошел к жене. - Марина, принеси, пожалуйста, две бутылки «Хольстен» и бутылку «пепси». И кстати, завтра поведешь группу на Карлы-Тау вместо меня. Я с гостями полечу на Аксу. Справишься?

Марина бросила взгляд на гостей, пожала плечами:

- Справлюсь, не в первый раз. – И почти шепотом спросила: - Это те самые, чьи дети?

Он тоже понизил голос:
 - Да. Который большой, это банкир Сомов. Его сын здесь погиб. Второй - полковник, вертолет был из его полка. А дама – жена пилота вертолета.

Она кивнула понимающе и вышла из комнаты.

После обеда все трое сходили к обелиску. Дорогу к нему знал Сомов, который его и устанавливал семь лет назад, остальные шли за ним. Вот и звезда, устремленная к небу, вмурованный в камень сноуборд, девять имен, выбитых на черном мраморе…

Елена поставила у подножья привезенную свечу в стакане красного стекла, положила рядом сорванные неподалеку горные цветы. Мужчины отошли, чтобы не мешать ей плакать.

- Ты знаешь, Демьян, - задумчиво произнес Сомов. – Все эти семь лет я мучительно размышляю, задаю себе вопрос: а зачем мне жить дальше? Я ведь ради него жил, ради этого мальчишки. Все, что я делал, я делал для того, чтобы он мог мною гордиться. Даже, когда его еще не было, я уже думал о нем, мечтал, как буду учить его…

- Все мы такие, - понимающе кивнул Коржавин. – Все живем для детей. Я тоже мечтал, что мой сын будет мной гордиться, тоже летчиком станет, … А что получилось? Папа стал зэком, а сын наркоманом. Я тебе очень сочувствую, но, думаю, что и ты мне не завидуешь. А твоя жена вряд ли завидует этой Елене Дятловой.

- Да, ты прав, у каждого своя судьба. Каждый делает свой выбор. И каждый расплачивается за свой выбор. Но как жить дальше? Ради чего? Пустота какая-то впереди, белая пустота. – Сомов взглянул на бывшего полковника каким-то потерянным, жалким взглядом.

- Перестань, Илья! – одернул его тот. – Прекрати! У тебя есть Муза! У вас с ней есть Фонд, вы помогаете людям. Не каждому такое дано, не у каждого есть такая возможность. Уже ради этого стоит жить.

Когда они вернулись к дому, то увидели, что их поджидает Красовский.

- Баньку не желаете? Можем истопить?
- А что, у вас и банька есть? – оживился Коржавин.
- А как же! С кедровым веником! А если захотите, то и с кедровой бочкой.
- Спасибо, что-то нет настроения, - отказался Сомов. – Как-нибудь в другой раз.
- А я не откажусь, - заявил Коржавин и, обернувшись к подошедшей Лене Дятловой, спросил: - Как, Лена, насчет баньки? Нам предлагают.
- Вам предлагают, вы и идите, - холодно ответила бывшая майорша. – Обойдусь!
- Ну, было бы предложено! – засмеялся бывший полковник. – И обращаясь к Красовскому, спросил: - А где банька и во сколько?
- Да вот, прямо за домом. К девяти подходите. У нас тут и озерцо есть, возле бани. Прямо из парной – в горную воду.
- Ну, это вообще кайф! Приду обязательно. А скажите, Юрий… - Он вопросительно посмотрел на хозяина базы и достал из кармана мобильник. – Что, здесь связи вообще нет? Я три раза пытался позвонить, и ничего не получается.
Тот виновато развел руками:
- Увы! Горы заслоняют. Здесь есть только одно место, где связь проходит, могу показать. Да и то – только «Билайн».
- У меня МТС! – разочарованно протянул Коржавин.
- У меня «Билайн», - слушая их разговор, вставил Сомов. – Покажите место. Мне тоже надо позвонить.

Красовский повел их к реке, шумевшей неподалеку, за перелеском. Коржавин тоже пошел, в надежде, что босс не откажет и ему в коротком разговоре. Он собирался дозвониться до супруги, узнать, как там у нее дела в Швейцарии, нашелся ли их сын.

Дойдя до реки, они взошли на узкий дощатый мостик и перешли на другую сторону. Здесь, не ступая на берег, Красовский остановился и объяснил:

- Вот здесь. Шаг вперед, шаг назад – уже связи нет. Да и здесь бывает не всегда. Попробуйте.

Сомов посмотрел на экранчик телефона. Сигнал был, но очень слабый. Он нажал кнопку вызова. Блим, блим, блим!.. Вызов сброшен. Еще раз. Эффект тот же.

- Вот такие дела! – опять развел руками Красовский.
- И как же вы тут живете? – удивился Сомов. – Ведь мало ли что!
- У меня рация, - пояснил хозяин базы. – Связываюсь с МЧС, а через них уже дальше. – У вас что-то важное?

Сомов и Коржавин переглянулись.

- Да нет, не очень. Жене хотел позвонить.
- Я тоже, - кивнул Коржавин. – Ладно, не горит. Чему быть, того не миновать.
- Не горит, - подтвердил Сомов. – Завтра позвоним.

По дороге к домику Красовский обратился к банкиру:

- А что, Илья Ильич, вам известна фамилия Шишкин?

Сомов насторожился:

- Да, есть у нас в Пинске такой бизнесмен. А что? У вас с ним какие-то дела?
- У меня-то нет, но вот наше алтайское начальство ведет с ним переговоры насчет нашего алтайского кедра. И народ по этому поводу волнуется.
- Народ по разным поводам волнуется. Что волнует конкретно вас, Юрий Дмитриевич?
- Да, в общем-то, то же, что и всех. Алтайского кедра осталось не так уж много, к нему надо разумно подходить, а Шишкин хочет привести сюда китайцев. А китайцы, простите, это как саранча! После них ничего не останется.

Сомов замедлил шаг, остановился. Остановились и Коржавин с Красовским.

- И алтайское начальство дало на китайцев добро?
- Насколько я знаю, еще нет, но переговоры ведутся.
- А чего вы хотите от меня?

Красовский пожал плечами.

- Может, вы с Шишкиным поговорите… Или с нашим главой… Вы ж, наверное и с ним знакомы.

Сомов кивнул:

- Встречались, приходилось… Но тут вопрос сложный. Сами по себе китайцы – это не конец света, все зависит от условий контракта. Я подумаю, наведу справки…
- Народ будет вам признателен! – улыбнулся Красовский.


Вечером, улегшись спать в отведенной им двухместной комнате, Илья Ильич долго ворочался, слушая густой храп Коржавина, от души напарившегося в бане, веселый стрекот сверчков и возню постепенно смелеющих мышей, думал о сыне, о жене, о Шишкине и китайцах, и об истории Зеленого Короля, финансиста-гения.


Эпизод второй. По прошествии трех лет.
В большом богатом доме Эстиньязов готовятся к свадьбе Дэвида. Дэвид только что закончил университет и приехал домой из Гарварда. Входит сестра его невесты, Чармен.

Чармен: Дэвид, там какой-то юноша хочет тебя видеть. Говорит, он твой знакомый. Он очень странный. И с ним еще латиноамериканец.

Дэвид (вдруг взволновавшись): Странный? А, случайно, звать его не Реб?

Чармен: Он не назвал себя.

Дэвид: Зови его!

Чармен уходит, входит Реб Климрод. Он в выцветшей клетчатой рубахе, полотняных брюках, на ногах сандалии-плетенки, в руках – холщовая сумка. С ним упитанного вида человек невысокого роста, с характерными усиками и улыбчивыми маслиноподобными глазами.


Реб: Привет, Дэвид! Это мой аргентинский друг Диего. Я могу называть тебя Дэвид? Ты ведь теперь не в форме армии победителей.

Дэвид: Привет, Реб! Добрый день, Диего. Я догадался, что это ты, хотя и не ждал тебя. Столько лет прошло!

Реб: Три года, два месяца и одиннадцать дней.

Дэвид: Ты что, специально считал? К чему такая точность?

Реб: Нет, я не считал специально. Просто все, что я знаю, я знаю точно. И помню. Я принес твои книги. (Он вынимает из холщовой сумки две книги и протягивает Дэвиду.)

Дэвид: Надо же! А я и забыл про них. Можешь оставить себе.
Реб: Они мне уже не нужны. Я их прочел.

Дэвид: Судя по тому, как бегло ты говоришь по-английски, ты за это время прочел не только Уитмена. Где ты был эти три года, два месяца и одиннадцать дней?

Реб: В разных местах. В основном – в сельве Амазонки.

Дэвид (удивленно): И что же ты там делал?

Реб (невозмутимо): Жил.

Дэвид: Ты нашел своего отца?

Реб (почти так же бесстрастно): Он умер. На нем испытывали новые отравляющие газы.

Дэвид: Но он же был австриец! Адвокат!

Реб: Он был инвалид, неполноценный. У наци была и такая практика.

Дэвид (помолчав): Эрих Штейр? (Реб Климрод не отвечает). Ты нашел его?

Реб: Да. Он тоже умер. В Мюнхене. Сгорел в металлическом лифте. Электропроводка замкнула.

(Дэвид посмотрел на Диего. Тот вежливо улыбнулся.)

Дэвид: А начальник лагеря?

Реб: И он умер. Пуля попала ему в голову и раздробила череп. Большая пуля, сорок пятый калибр. Это случилось в Венесуэле.

Дэвид: И поэтому тебе пришлось три года жить в сельве?

Реб: Два года, семь месяцев и три дня. Там не так уж плохо. Там живет много людей – шаматари и яномами. Диего может подтвердить. И кстати, я обязан ему жизнью. (Диего опять вежливо улыбается.)

Дэвид: Что ты намереваешься делать дальше? Ты давно в Америке? Могу ли я чем-то помочь тебе? У тебя, наверное, и денег-то нет?

Реб: Спасибо, в этом нет необходимости. Я всегда смогу заработать.

Опять входит Чармен.

Чармен: Дэвид! Моя сестра в истерике. Через полчаса вам ехать в церковь, а она не знает, готов ты или нет. (Но смотрит она не на Дэвида, а на Реба.)

Дэвид: Чармен! Это Реб Климрод, австриец. Мы познакомились в конце войны. Скажи Диане, что через минуту я к ней выйду.

Реб подходит к Чармен, поднимает руку и отводит с ее лба прядь волос.

Реб: Таких фиалковых глаз в природе не бывает. Но вам они идут.

Она заворожено берет его за руку, и они выходят из комнаты. Диего следует за ними кошачьим шагом аргентинского тангеро. Дэвид ошалело смотрит им вслед.



Эпизод третий. Нью-Йорк. Убогий газетный киоск на бедной улочке. Неподалеку мусорный бак. В киоске двое: Реб Климрод и пожилой поляк по имени Збигнев, или просто Зби.

Зби: Сегодня они придут за деньгами. Вчера я сказал, что денег нет, они меня слегка поколотили и заверили, что сегодня отобьют все печенки. А ведь денег действительно нет! Хоть закрывай лавочку и беги, куда глаза глядят.

Появляются двое молодых парней итальянской внешности. Один повыше, в шляпе, другой пониже, в кепке.

Высокий: Эй, поляки! Бабки приготовили?

Реб (хозяину киоска, по-польски): Исчезни! Я сам с ними поговорю. (Зби исчезает. Реб обращается к рэкетирам.) Я не поляк.

Высокий: Ты говоришь по-польски, значит поляк. Какой дурак станет говорить по-польски, если он не поляк?

Реб: Тем не менее, я не поляк. Я патагонец.

Рэкетиры недоверчиво смотрят на него.

Невысокий: Брось придуриваться. Ты выглядишь, как типичный поляк. Может, ты еврей? Среди поляков много евреев.

Реб: Ладно, уговорили. Я поляк.

Невысокий: А раз поляк – гони бабки. Все поляки гонят. Ты должен отдавать нам ежедневно по доллару, в воскресенье – доллар и двадцать центов. И тогда тебя никто не тронет, ты будешь под нашей защитой. Как и все.

Реб: И все поляки отдают вам свои доллары? Все-все?

Высокий: Еще как! С большой радостью!

Реб: Кажется, я понял. Я понял, почему они отдают.

Высокий: А чего тут не понять? Они умные поляки, а ты еще глупый. Но ты тоже быстро поумнеешь, мы поможем. (Он достает из-за спины короткую, но увесистую палку.)

Реб: Да нет, дело не в этом. Просто они вас боятся, а я не боюсь.

Рэкетиры удивленно переглядываются.

Невысокий (достает из-за пазухи нож): А вот это?

Реб (пожимает плечами): И этого не боюсь. (Он молниеносно выбрасывает вперед руку, выламывает запястье рэкетира и отбирает нож.) – А знаете почему? Потому что вас всего двое. (Парни опять ошалело переглядываются.) – Вот если бы вас было трое! Тогда бы я, наверное, испугался.

Парни отступают от киоска, совещаются. Высокий возвращается.

Высокий: Ладно, мы еще придем. Ты у нас получишь. (Уходят. Появляется Зби.)

Зби: Ловко ты их! Где так научился?

Реб: Жизнь научила.

Зби: Но они ведь все равно вернутся. Такие и убить могут.

Реб: Я тоже могу. Увидишь.


Рэкетиры возвращаются. Теперь их трое. Третий – гориллоподобный громила с низким лбом и длинными руками.

Высокий: Ну, что поляк? Мы пришли. Втроем! Гони бабки.

Реб выходит из киоска, на плече холщовая сумка.

Реб: Молодцы! Люблю послушных ребят. А теперь откройте мусорный бак. Бабки там
.
Горилла, стоявший ближе других к баку, недоверчиво приподнимает крышку. Из бака лениво, не торопясь, вылезает крыса. Реб достает из сумки какую-то трубочку.

Реб: Знаете, что это? Духовое ружье племени шаматари. Внутри – стрелка с ядом кураре. Смотрите! (Он дует в трубку, крыса падает.) – Через десять секунд она умрет. Кто следующий? (Он достает из сумки стрелку, вставляет в трубку.)

Невысокий (снимает с головы кепку, вытирает со лба пот): Ты что, псих?

Реб (улыбаясь): Нет, я шаматари. В следующий раз, когда вы здесь снова появитесь, вы умрете даже раньше, чем увидите меня. Я понятно выражаюсь?
Невысокий: Понятно. (Пятясь, не спуская глаз с трубки в руках странного поляка, троица исчезает.)

Зби (восхищенно): Спектакль! А ты действительно их убьешь, если они появятся здесь?

Реб: Они не появятся. Но суть не в этом. Суть в том, что они будут ходить к другим. Я здесь человек новый, но тебя, Зби, люди знают. Надо собрать подписи со всех владельцев киосков и создать компанию. Мы закупим списанные армейские мотоциклы и грузовики, которые будут доставлять газеты в любую точку Манхэттена. Необходимые капиталы возьмем в банке, а охрану от этих молодцов я беру на себя, у меня есть каналы. Официальным главой компании будешь ты.

Зби: Я? (Его грудь выпятилась от гордости.) Но чем будем расплачиваться с банком? Мы не заработаем столько!

Реб: Не заработаем, если будем работать, как прежде. Нужно расширяться. Я знаю, есть куча типографий, которые дышат на ладан. Мы будем печатать в них новые газеты и пускать их в дополнительную продажу.

Зби: Но где ты возьмешь журналистов? И потом, они влетят нам в кучу денег!

Реб: Обойдемся без журналистов. Мы будем перепечатывать ведущие газеты – «Таймс», «Миррор», «Дейли Телеграф»… Но на других языках – на польском, итальянском, немецком и даже на идиш. Иммигранты будут охотно их покупать. А вместе с газетами они будут покупать булочки и хот-доги, которые мы будем печь в наших пекарнях, и кока-колу, которой будут все это запивать. Через пару месяцев то же самое мы развернем в Филадельфии, Балтиморе, Детройте и в других городах.

Зби: Реб! Ты не человек! Ты гений!

Реб (скромно): Ну что ты, Зби! Я еще только учусь.