Жёлтые тюльпаны

В нашей жизни с мамой  наступили перемены. У неё появился муж Сигизмунд. Поэтому пришлось искать новую, более просторную квартиру.
Мне было грустно покидать нашу съёмную комнату в доме над обрывом в «старом» городе. Но, прожив там вместе с Сигизмундом полгода,  решили, что съезжать всё-таки необходимо. И мы переехали в пригород  Подзамче, сняв там половину частного дома.
Квартира состояла из двух небольших комнат и веранды, которая использовалась, как кладовка. Там же готовилась пища на керогазе.
Началась у нас новая жизнь. Мама вся светилась от радости. Сигизмунд проявлял свои чувства не так ярко, но заметно было, что его всё устраивает.
Мама как-то спросила у меня, нравится ли мне Сигизмунд. Я пожала плечами, не зная, что сказать, а сама подумала:
- Как он может нравиться, такой тусклый, невесёлый? Никогда не слышала, чтобы он смеялся звонко и заразительно, как мама.  И внешность у него  некрасивая. Длинный, как стержень, с маленькой узкой головой, с длиннющим тощим носом и тонкими губами.
Мама догадывалась, о чём я думаю, часто повторяя:
- Важным является не внешность, а внутренняя красота человека.
А, впрочем, Сигизмунд совершенно мной не интересовался, не вмешивался в мои дела – и это меня устраивало. Он часто уезжал в командировки, иногда надолго, и тогда мне вообще было замечательно. А мама скучала. Помню, как она, глядя задумчиво в окно, писала ему письмо в Ленинград, куда он уехал. Она зачитала мне отрывок, где были такие слова:
- …Сеня, у нас такая прекрасная погода! Падает тихий снег, дома тепло и уютно, и только не хватает тебя…
С какого-то периода мама стала задумчивой и я замечала, что её что-то печалит. А однажды, думая, что я сплю, они разговаривали достаточно громко и я услышала:
- Аня, ты же знаешь, как я хочу, чтоб ты родила мне ребёнка! Мы с тобой живём уже год, а ты не беременеешь. Сестра  Зося считает, что я сделал большую ошибку, женившись на тебе. И что ты не собираешься больше рожать.
Мама что-то ему отвечала, в голосе её чувствовалась обида. Мне показалось, что она даже заплакала.
Как-то она спросила у меня:
- Лариса, ты бы хотела, чтобы я родила тебе братика или сестричку?
- Нет, -  категорично заявила я, - не хочу!
Я представила этого братика, непременно похожего на Сигизмунда, такого же длинноносого. Мама огорчённо сказала:
- Не беспокойся, я тебя меньше любить не стану!
Однажды они с Сигизмундом решили пригласить к нам его маму на тот период, когда мама ляжет в больницу на обследование, что совпало с очередной командировкой Сигизмунда. Так и сделали.
Приехала старуха, дебелая, большая и хмурая с цепким оценивающим взглядом. Мама в свои тридцать лет  рядом с ней казалась подростком, такая маленькая и хрупкая.
И вот мы остались одни. Я уезжала в школу, а когда возвращалась, заставала старуху у окна, в одном и том же положении.
- Что поесть, бабушка? – спрашивала я.
- А мне всё едно,  ты не пани, - отвечала она, - Матка Боска, десять годов, а спрашивает, что поесть.
И ещё бормотала что-то на польском языке, чего я не понимала. Не знаю, ко мне ли это относилось, но иногда она шипела:
- У, пся крэв!
После визита матери Сигизмунда мама ещё больше печалилась, и уже не звенел у нас в доме её радостный смех. Выяснилось, что ей нужно подлечиться по поводу воспаления придатков.
Наступала весна. Оттаивала земля. Во дворе нашего дома располагался выгороженный невысокой изгородью огородик. В выходной мама взяла лопату и принялась вскапывать грядки. Пахло свежей землёй, мама копала и улыбалась.
- Как я давно не занималась этим! Ой, посмотри, Ларочка, сколько здесь проклюнулось ростков! Это какие-то цветы, я не буду их выкапывать.
И она оставила почти треть огорода не вскопанным. Сочные ростки быстро росли, вскоре превратившись  в кустики с блестящими листьями. Затем они выпустили стебли.  И ранним утром в мае, когда мы вышли во двор, торопясь -  мама на работу, а я -  в школу на экзамен, мы увидели нечто необыкновенное.
Как-будто  прожектор ярко осветил наш огород!  Тысячи жёлтых тюльпанов распустились все разом! Они покачивались на слабом ветерке и сияли.
- Какая красота, Боже мой, какая красота! – воскликнула мама.
Глаза её искрились радостью, изумлением. Она была такой красивой и молодой! Мы бежали на остановку автобуса, а она всё улыбалась. И даже сказала, отвечая каким-то своим мыслям:
- Вот увидишь, всё у нас будет хорошо!
В последний раз тогда я видела свою маму такой радостной и счастливой.
Она таяла на глазах, будто что-то её разъедало её изнутри.
Она умерла через месяц от сердечного приступа,  когда мы приехали после моих экзаменов в гости к нашей бабушке.
Прошло  время, когда бабушка пришла в себя и могла говорить о причине смерти мамы:
- Аня так хотела быть счастливой, и её угнетало то, что она в очередной раз ошиблась в человеке.
Много лет спустя я посвятила ей такие стихи:
 
Как много времени промчалось,
А в сердце ссадина осталась,
О, это грустное наследство –
Моё израненное детство,

Но жизнелюбие и силу
Мне моя мама подарила,
Ещё внушила изначала
Моральных принципов начала.

И вот, когда её не стало,
Я в этой жизни не пропала.
Росла, училась, развивалась
И в чём-то даже состоялась.

Но до сих пор о ней тоскую,
Воспоминания лелею,
И свою маму молодую,
Давно ушедшую, жалею.