Сиреневый туман Глава 19

               
                Глава девятнадцатая

  Поручик Виктор Мацкевич служил в Житомирском интендантском полку при штабной бухгалтерии и тем самым считался призванным в действующую армию, находясь при этом фактически дома. В то время у него уже было двое детей.

  К двадцати четырем годам Витя превратился в красивого молодого мужчину. Он был высок ростом, широк в плечах, носил коротко стриженые волосы и небольшие усики, по тогдашней моде. Голубоглазый и светловолосый, он выделялся гусарской статью, был вспыльчив как порох, но отходчив и добр. Ко всему прочему, близкие отмечали его поразительное сходство с отцом. Кстати, обида Владимира Матвеевича на сына так и не изжилась, а лишь несколько притупилась со временем.

  Однажды во время Пасхальной службы Витя столкнулся с отцом лицом к лицу в храме Успения Пресвятой Богородицы.
  – Христос Воскресе, папа! – сказал он, взглянув прямо в глаза и подвигая на шаг вперед пятилетнего сына.
  Мацкевич-старший посмотрел на прелестного мальчугана с легкой косинкой темных, как спелые вишни, любопытных глазок и… распахнул объятья.
  – Воистину Воскресе, сын! – отвечал он, троекратно целуясь с Витей и прижимая к груди внука. –
  Приходи домой на обед…
   
  Владимир Матвеевич осекся и слегка смутился, но добавить “вместе с женой” не смог.
  Греховная гордыня возобладала над разумом.
   
  – Спасибо, папа! – отвечал Витя, но обедать, разумеется, не пришел…
  Между тем с Маней и мамой Витя виделся часто, они обе урывками ненадолго забегали в гости, баловали его деток и чем могли помогали молодому семейству. В глубине души Витя, конечно, страдал от отцовской непреклонности, но и со своим характером сладить не мог. Что поделать – фамильная гордость…


  В тот день, по дороге в фельдшерское училище на вечерние занятия, Маня еще издали увидела бегущего по бульвару брата. Они никогда не встречались в такой час: служба у Вити начиналась с шести утра, и в будние дни он не разгуливал по городу. Интендантский полк находился на военном положении, порядки там были строгими. Витя бежал навстречу сестре, красный от волнения.

  – Маня! – закричал он еще издали, – хорошо, что мы встретились.
  – Что случилось? – спросила она, тревожно вглядываясь в судорожно искаженное лицо брата.
  – Не говори ничего, не спрашивай! Давай помолчим вместе минутку…
  – Витя, ты меня пугаешь. Здоровы ли дети? Мы ведь только недавно виделись, все же было чудесно!
  – Да, да… все здоровы… – рассеянно отвечал Виктор.

  Накануне, третьего дня, справляли именины его жены, Марии Андреевны. Они с мамой зашли ненадолго,
  как обычно, чтобы поздравить именинницу.
   
  В доме царил беспорядок, к которому все привыкли, чудные детки играли на ковре в детской, а сама виновница торжества похвасталась дорогим подарком: наконец-то ее супруг “расщедрился” и подарил ей песцовый полушубок, о котором мечтали все местные модницы. Чудный Витя! Замечательный! Мария Андреевна была счастлива. Она примеряла меха и любовалась на себя в зеркало.
  Паулина Лукьяновна вежливо похвалила подарок, а Маня вскрикнула:

  – Боже мой, это же целое состояние!
  – Не завидуй, – надула губки именинница, – вот выйдешь замуж и родишь, – тебе муж тоже такой подарит.
  – Да что вы, Мария Андреевна! – всплеснула руками Маня. – Я и не помыслила вам завидовать,
  но только… – она прикусила губу.

  Ей хотелось сказать, что им ведь и на еду едва хватало, сколько раз мама посылала ее с горячим обедом или корзинкой всяких печений… Но Паулина Лукьяновна незаметно взяла дочь под руку, пожелала всего доброго, и они распрощались, не отведав даже чаю с собственным пирогом, который несли по очереди в корзине с фруктами и другими сладостями.

  – Вы поссорились с Марией Андреевной, – догадалась Маня. – Признайся, Витя, ты наделал долгов
  из-за подарка? Ну зачем же было так поступать?
  – Ах, Маня, молчи! Не ругай меня. Может быть, мы видимся в последний раз…
  – Витя! – бросилась к нему на шею сестра. – Тебя забирают на фронт! Я тоже с тобой, Витя!
  Сегодня же запишусь добровольно в санбригаду…
  – Да нет же! – оборвал ее брат. – Я, Маня, преступник.

  Воцарилась долгая пауза. Брат и сестра молча смотрели друг на друга.
  – Нет… – шепотом сказала Маня, – этого не может быть! Этого не может быть, Витя, тебя оклеветали!
  Кровь ударила ей в голову, и разум помутился. Ни за что в жизни не мог Витя совершить бесчестный поступок!
  – Я вор и растратчик… – обреченно признался брат.
  – Это она… Я знаю, это твоя жена виновата! – тихо сказала Маня, вдруг с ужасом сознавая,
  что брат говорит правду. Она предчувствовала беду, как только взглянула на проклятый полушубок.

  – Не надо, Маня! Ты же ничего не знаешь…
  Ему хотелось вступиться за жену, сказать, что она пожертвовала всем, ради него… даже парижской сценой! Она такая красивая и талантливая… А теперь еще детки… Нет, он сам сколько раз мечтал о таком подарке: вот он набрасывает ей на плечи дорогие меха… А она счастливо смеется и целует… и целует… и целует его.

  – Что ты сделал, Витя? Неужели ты украл эту проклятую шубку?
  – Нет, хуже! – встрепенулся от своих мыслей Витя. – Я взял из полковой кассы сто рублей…
  Я думал, нам выдадут содержание за полгода. Нам обещали. А завтра ревизия. Сейф уже опечатали…
  Маня! – вскричал несчастный растратчик. – Меня расстреляет завтра в полдень военно-полевой суд.
  Прости меня, Маня! Пусть папочка тоже простит и мамочка! Все, все простите!

  Слезы брызнули из глаз обесчестившего себя поручика, да что себя – всех родных, близких… Он прижал к сердцу онемевшую сестру, крепко поцеловал и бросился вон в боковую аллею.

  Что делать? Отцу Маня побоялась рассказать о беде и знала, что у него нет таких денег, а у мамочки часто болело сердце. Всю ночь она не спала и металась, как в жару. Наутро пришла на лекцию, и Петя Батуринский, сидевший рядом, заметил неладное.
   
  – Ты чего такая грустная? – спросил молодой человек.
  – Не приставай, – сдерживая слезы, ответила Маня, – разве ты можешь достать сто рублей,
  чтобы спасти от смерти одного человека?
   
  Петя молча встал и вышел за дверь. Прозвенел звонок, началась лекция. Доцент Вигура вызвал к доске свою любимицу, но вскоре оставил Маню в покое, потому что она отвечала невпопад и выглядела как-то странно. Посреди лекции в аудиторию влетел Батуринский и, без всяких объяснений с преподавателем, бросился к Мане и положил перед ней конверт с надписью “100 рублей”. Она схватила конверт и выбежала из аудитории, не одевшись. Вигура только бровями повел: что за интриги?

  Ног не чуя, бежала Маня. Лишь молилась и просила Бога не допустить несчастья…
  До оторопи боялась: поздно будет. Витя был очень гордым и громогласного бесчестья
  не смог бы снести. При нем всегда был револьвер…
   
  Добегает она до штаба, а ей говорят, что поручик Мацкевич закрылся у себя в кабинете и велел никому не беспокоить. Боже мой, ведь уже половина двенадцатого, и через полчаса будет поздно! Не помня себя, Маня закричала, чтобы ее немедленно пропустили к брату, и Витя, должно быть, услышал крик сестры, потому что вышел бледный из кабинета…
   
  Ничего она не смогла сказать брату, а только сунула в руку пакет с деньгами. Он посмотрел на нее, потом на пакет, на глазах у всех прижал сестру к груди, а затем быстро ушел. Маня поняла, что брат спасен.

  Бегом возвратилась она в училище, сияя от счастья, и там от избытка пережитых чувств крепко расцеловала Петю. Она шепнула другу, что будет отдавать долг в каждую стипендию.


*******************
Продолжение следует