11. Пух

11. Пух

     — Пап, а куда мы идем?

     Лизка бухтела уже почти сутки.

     Сами посудите, вчерась дружно всей «семейкой» с полными подштанниками ждали пришествия Бешенного со товарищи, а они не явились, но зато, их обогнав, подоспело подкрепление — целый взвод пластунов под командой подъесаула Платова-4 и сотника Тёткина. Радости были полны штаны, но именно она — Лизка собственной персоной — высмотрела затесавшегося в их ряды диверсанта-камикадзе, которого отец и Лис обезвредили с риском для жизни с ЕЕ между прочим подачи. То есть Лизка спасла взвод пластунов, рабочую столовую с кухней и тетей Пашей, «красный вагон» с его жиличками, казармы и гостиницу, комендатских и, разумеется, главного (генерал) и старшего (ротмистр) сталкеров, на которых террорист и был нацелен. Короче, подвиг совершила по всем статьям!

     А как ее наградили?

     С полдника до отбоя просидела в химзе с подхимзушником в наморднике полномасочном. Противогаз разрешили снять только на время ужина, а полностью разоблачиться токмо перед сном. А-а, а еще мать ей по попочке пучком шомполов три раза приложила.

     А за что?

     Без намордника и очков выскочила из норы. На минутку же! Как лучше хотела, ну поспешила… Вот.

     Короче, на нее свалилась куча проблем.

     Сидеть на попе ровно она не могла. Спать на спине не могла. Повернуться с боку на бок получалось только через живот. Сами представляете, каким «здоровым» был сон, а разбудили ни свет, ни заря. Сызнова упаковали в подхимзушник, одно хорошо — мать замыла натекшую на него из ран на попе кровь. Химзу и намордник напяливать не стали, но приказали взять с собой, нагрузив еще до кучи меховыми шлемом и толстенной курткой, набитой под завязку разгрузкой и автоматом, и спровадили со всем барахлом в харчевню.

     Правда, накормили от пуза — пять пролетарских чебуреков со сладким чаем, ела, однако, опять-таки полулежа на боку. Томилась в ожидании пару часов, перекатываясь с боков на пузо и обратно, отец почему-то задерживал выход. Повезло, за полчаса до отправления сподобилась слямзить и втихаря схомячить еще три пусть и диетических чебурека, а то бы кишка кишке начала лупить по башке, а та ей в ответ кукиш казать.

     Наконец, уууффф, выдвинулись…

     И уже целый час они елозили, не пойми, по каким закуткам бетонных лабиринтов. Отец шел медленно, тяжело опираясь на палку, на узких технических лестницах отдавал ей клюку, а сам, цепляясь за поручни, скакал на одной здоровой ноге, разгружая хворую. И без того больным коленом он вчера очень крепко приложился при задержании диверсанта. Лизка впервые слышала, как вполне из себя рафинированно-интеллигентная мать материлась хуже боцмана, умащивая своими снадобьями и массирую отцовскую ногу. И как только она его сегодня из норы выпустила?

     — Пап, ну, правда, куда мы идем?

     — Куда идем мы с Пятачком? Большой, большой секрет, — отец потянул паузу. — И не расскажем мы о нем. О нет, и нет, и нет.

     — А кто такой Пятачок?

     — Про Винни-Пуха тоже ничего не слышала?

     — Не-а-а.

     — Куда катиться мир? — отец, наигранно окручинившись, помотал головой. — Впрочем, от краснопузых этого следовало ожидать. Небось, запретили дефицитную книженцию как буржуйскую, а своим-то детишкам читали и мультики показывали. Ладно, по возвращении ликвидируем этот пробел в твоем образовании.

     Отец тяжело плюхнулся на бетонный блок, перегораживающий одну из четырех полос широченного автомобильного туннеля, в котором они оказались. Морщась от боли, стал массировать больное колено. Наконец, оторвавшись от этого невеселого процесса, хитро глянул на дочь:

     — Ты у нас читать-то умеешь?

     — Папа!!! — взвизгнула уязвленная до глубины души Лизка. — Я, между прочим, не только дипломированная шпионка, но и референт-стенографистка.

     — А чего я тебя ни разу с книжкой не видел?

     — Мне мама тетрадь с текстами и аккордами песен дала, я ее и штудирую.

     — К слову о матери… Еще раз такой фортель выкинешь, сам за шомпола возьмусь, — сурово прорычал отец.

     — А что я сделала? — Лизка, не понимаючи, передернула плечами.

     — Мать попрощаться подошла, а ты ее даже не чмокнула, спасибо, что не отстранилась, фыркая.

     — Ну, не лизаться же, как вы, будто новобрачные. И попа-то болит!

     — Дура! — отец чуть не огрел ее палкой. — Жопа в шрамах — ерунда, а сердце матери….

     — Папа?! — Лизка отскочила на безопасную дистанцию.

     — Мы же в тяжелом обмундировании и с автоматами уходили…

     — ???

     — Любой в метро знает, так, только готовясь к бою, навьючиваются. А из боя могут и не вернуться… Никогда! Слышишь?! Никогда, как бы с кем не поцапалась, не смей отстраняться, если человек пришел тебя проводить, как с родным с ним простись, как в последний раз! — отец помолчал, остывая. — Сама на носу зарубку сделаешь? Или мне прикажешь задницу тебе разрисовывать?

     Лизка надулась-отстранилась, одумавшись, тихонько приблизилась, а потом прижалась к отцу.

     — Ты прав. Прав как всегда. Дура я малолетняя, — и шмыгнула носом, извиняясь, потерлась о родительский бок. Помолчали. — Далеко еще?

     — С полкэмэ, — после паузы отец продолжил. — Ты подумала, что все это для допнагрузки с собой тащим? Стволы-то не учебные, и патроны не холостые! Бдительность не теряй! Не на погуляшках!

     И вдруг…

     Лизку пробрало.

     Пробрало по-взрослому как тогда, когда, успешно пройдя учебное минное поле, по пути в туннельный сортир чуть не влетела в чужую никем не замеченную боевую растяжку.

     Мурашищи побежали по спине, ноги обмякли и похолодели, чуть не напустила в штаны. Заозиралась, припоминая виденные в штабе карты, отцовы, Лешкины и Гиповы рассказы, заучиваемые, но не полностью усвоенные ориентиры. Картинки щелкали перед мысленным взором, как слайды, срывающиеся на экран из очумевшего проектора.

     Наконец поняла, где находится.

     Это был туннель внутреннего кольца ТТК, который тянулся из-под улицы Вавилова до самого провалившегося посредине Новоандреевского моста, длиной 11-12 сотен метров, высотой почти 5,5 метров и шириной 22-24 метра. От поверхности, от отравленной атмосферы, от солнца, жарящего через дырявый озоновый слой, ее сейчас отделяли не несколько привычных десятков, нет, всего лишь жалкие метры, а может и сантиметры бетона и грунта, будучи наслышанной о качестве строительных работ, она могла предположить, что кое-где вообще зияют дыры, полости и тому подобные дефекты конструкций, которые могли облюбовать и расковырять-расширить какие-нибудь мутанты, храни, Господи, хищники, слизни или сам Студень.

     До потолка и тянущихся по бокам стен фонарь еле добивал, что уж говорить о тех сотнях метров, что позади и впереди, хорошо, что хоть видно, куда наступаешь…

     В любую секунду что-то может плюхнуться с потолка, соскользнуть по стене, или, разогнавшись, выпрыгнуть из тени…

     Поплохело, онемевший язык прирос к пересохшему небу, руки рефлекторно вцепились в автомат, загнали патрон в патронник, изготовились к стрельбе.

     А отца это все, кажется, потешало…

     Он, как ни в чём не бывало, продолжал растирать ноющее колено, вдруг зыркнул озорно:

     — Пробрало? Поняла, во что играем? Что бросаем на кон?

     — Так точно, господин генерал! — язык еле слушался Лизку.

     — То-то, корнет! Повнимательней! И палец со спускового крючка убери, на скобе его держи, а то пальнешь когда или куда не надо, свое месторасположение выдашь или подстрелишь напарника.

     Лизка чуть поостыла, но отец продолжил:

     — Да, если тут что-то типа «пиф-паф» начнется или кто-то невежливый нарисуется, то ныкайся за ближайший блок и носа без нужды не высовывай, только так, чтобы я тебя, а ты меня хорошо видели, не поднимая головы…

     — А?..

     — … пока стрелять не начну, лежишь, прикинувшись ветошью. Если поймешь, что я стрелять больше не смогу, постарайся добраться до меня и подобрать мой автомат, заряды для подствольников в нижних карманах разгрузки…

     — Пап, а как… — завела Лизка речь о… Но вдруг шмыгнула носом, тяжело засопела, перехватило дыхание — до нее дошел смысл сказанного отцом… Переборов бурю дочерних чувств, она собралась и продолжила. — … Как я вежливых от невежливых отличу?

     — Ну-ууу… Вежливый постарается себя обозначить уже на расстоянии прямого выстрела, метров за 300-400. Потом в сотне метров руку с оружием в безопасном положении покажет, а с 50 уже условными жестами себя идентифицирует.

     — А какие это жесты?

     — У каждого свои. Часто уже по походке или повадкам ясно становится…

     — Понятно… То есть ничего не понятно!

     — Потому и говорю, жди моей реакции. Ну, если внезапно кинется на тебя кто, то стреляй по ногам или прикладом… Ладно, тронулись потихоньку, — прибавил Пхото, вставая.

     — Па, а почему ты меня из гранатомета стрелять не учил?

     — Дорогое удовольствие. Будем мутантов на поверхности гонять, тогда попрактикуешься. А после и подствольники получишь. Главное при стрельбе, не забывать их стволы над бруствером держать или из амбразуры конкретно высовывать…

     — Бывало, что не держали?

     — Всяко бывало. Если что-то может случиться, то оно случится и в самый неподходящий момент.

    

     Отец шел не спеша, постукивая палкой, берег больную ногу, тщательно сканирую окружающую тьму.

     Лизкины страхи отступали, на их место вползала скука.

     Топ-топ. Топ-топ. Позади старика.

     Топ-топ. Топ-топ. Романтика сталка…

     Топ-топ. Топ-топ. Надо что-то предпринять…

     Лизка начала забегать вперед, там поджидала «начальника выхода», потом начала гонять взад-вперед и вправо-влево, нарезала круги…

     — Бдительность не теряй! — подкравшись, гаркнул ей на ухо отец и хлестнул по попке. — Однообразные монотонные действия могут провалить тебя в транс.

     Лизка надулась.

     — Дочь, транс не одного новичка-отмычку сгубил. Ухи на макухе держи, а нюхалку по ветру.

     — Господин генерал, разрешите отработать приемы сопровождения VIP персоны?

     — Разрешаю, корнет Лиска! Особо не резвись. Бдительность не терять! Из моего поля зрения не выходить. В «грязную зону» не забегать.

     — А где «грязная зона»?

     — Видишь полосы на асфальте? Темные — граница «грязной», светлые — «чистой», столбики — между ними…

     — С границами ясно. А зачем их выделяют? Все равно в туннеле фонит…

     — Чтобы грязь не разносить и на себе лишние рентгены не таскать. Еще есть старое сталкерское правило: «Не ходи по своим следам».

     — Почему?

     — Враг может поджидать. Правда, чаще это делают хищники-неудачники или падальщики.

     — Непреложное правило?

     — Есть исключения… Но они его только подтверждают.

     — Какие исключения? — Лизка надулась, не покидало ощущение, что, если отец ее и не троллит, то уж точно тянет кота за яйца.

     — Если нужно запутать, сбросить с хвоста или заманить в засаду, уйти из-под раздачи… Но нужно знать, что делаешь и обеспечить себе подстраховку.

     — Разрешите приступить?

     — К чему?

     — К тренировке.

     — Приступайте!

    

     Долго резвиться не пришлось.

     Вообще-то Лизка в конец запуталась. Сначала шли к реке, потом развернулись от нее. Впереди слева замаячили ответвления туннеля.

     На подходе к ним отец подозвал Лизку к себе, повел рядом, придерживая за жилет, сильно забирая вправо. Описав дугу, они зашли в дальний съезд с ТТК на Ленинский в сторону центра.

     Опять пошли к реке. Уставившись вверх, Лизка заметила, что бетонный потолок скоро закончится, а за ним тянулись металлические балки, обваренные решетками, сверху укрытыми листовым железом.

     «Это что? Вся защита от поверхности? — холодок пробежал по Лизкиной спине. — Не, туда не пойду!»

     Не доходя пары десятков метров до того места, отец пнул стенку, открылась дверь влево. Через нее пролезли в параллельный туннель — съезд на Ленинский проспект в сторону МКАД. Лизка встала как вкопанная, дернула отца за рукав:

     — Па, а чё мы сразу сюда не свернули?

     Не говоря ни слова, отец скинул автомат с плеча, включил лазерный прицел:

     — За лучом следи!

     «И чё?» — подумала Лизка. Красная точка заскользила по асфальту в сторону проезда в большой туннель, не дойдя до него метров двадцати, зарябила-задергалась, стал виден сам гнущийся синусоидой луч, а красное пятнышко исчезло.

     — Это что? — икнув, прошептала девушка.

     — Аномалия, — буркнул отец, поняв, что не достучался, пояснил. — Справа у стенки лежит тот, кто в нее влетел. Вытащить его не смогли. Кошку или не забросить, или обрывается.

     Похолодевшей рукой дочь подняла фонарь, тот высветил гнутый скелет с парой воткнувшихся в него крюков и завязавшуюся узлом двустволку.

     — Any questions? — молчание в ответ. Пхото потащил заступорившую Лизку за жилет в нужном направлении. — Потопали?

     Юношеской резвости поубавилось — Лизка приклеилась к отцу, крепко вцепившись в свой автомат.

     Впереди замаячили ворота от стенки до стенки.

     — Пришли? — пискнула дочь.

     — Почти, — ответил отец, вставляя ключ в замок прорезанной в одной из створок ворот двери. — Лиска, слушай приказ. Не папкать, до следующего распоряжения я — генерал, ты — корнет и сирота! Это раз. Не думать, не спрашивать, не анализировать, инфу не подгружать, забудь обо всем. Чистый мозг. Выполняешь приказ без эмоций и импровизаций. Не можешь очистить мозг, думай о еде, не поминая ее источник и повара, например, чебурек сочный, каша горячая, вкусно. Ясно?

     — Постараюсь.

     — Мало. Не старайся! Делай! Не думай! Делай!

     — Есть!

     — Это два. Пройдем шлюз, разряди автомат и магазин отсоедини. Стволов и перьев без приказа не касаться! Ясно?

     — Пап, а если…

     — Приказ раз забыла?

     — Господин генерал, если вы не сможете отдать приказ, что делать?

     — Забиться в угол и прикинуться ветошью! — прорычал отец.

     — Есть.

     — Внимание! Входим!

     За первыми воротами похолодало. За вторыми вообще сквозило. Лизка порадовалась, что надела теплую куртку. Отец, тьфу, генерал опять был прав. Без заряженного автомата в руках стало совсем неуютно.

     В пяти метрах от ворот туннель от пола до потолка перегораживала решетка, понизу к ней была прикреплена довольно мелкая стальная сетка.

     Пхото пошел к правой стене, Лизка побежала за ним. Подойдя к решетке поближе, она поняла, что их не одна, а две, параллельно стоящие в паре метров друг от друга, между ними были сделаны две двери, образующие шлюз. Заглянув за решетки, Лизка увидела тянущийся метров на двести лабиринт, образованный контейнерами, стенки которых слабенько, то есть почти никак, освещал льющийся снаружи, приглушенный тучами и снегом, непонятно как пробивающийся дневной свет.

     Отец, пристроив в уголке палку, щелкнул весящем на стене выключателем, под потолком загорелась лампочка в жестяном абажуре, а на полу появился круг света, довольно яркий для чутких глаз ребенка метро. Пхото прилип к решетке, вглядываясь в темную даль, его глаза старательно изучали ребра контейнеров и тени на полу и стенках. Тишину нарушал только ветер, метущий по полу белую крупу.

     «Снег? — подумала Лизка. — Неужто первый в ее жизни настоящий натуральный снег?»

     Пхото ждал чьего-то появления, начинал нервничать, наконец, он проговорил:

     — Пух! — обождал, прибавляя громкости, крикнул. — Пух!

     Лизка, вцепившись в решетку, тоже обратилась в зрение и слух…

     «Померещилось или разглядела?» — подумала она, заметив колебание теней.

     — Пух! — громко и сердито крикнул отец. — Вылазь, морда рыжая! Я тебя вижу!

     «Что он видит-то? — пробурчала Лизка, но через мгновение и она разглядела силуэты острой морды и двух ушей, высовывающиеся из-за дальнего угла ближнего контейнера. — Кто это там у нас?»

     Дальше всё было быстро и неожиданно. Зверь выскользнул из-за угла и выбежал на свет.

    

     Мечта.

     Наверно так всегда бывает в жизни…

     Ждешь… Ждешь… Мечтаешь-фантазируешь… Представляешь… Почти осязаешь… Планируешь… Сценарии всякие… Барабанная дробь… Фейерверк… Оркестр… Туш… Блестючий яркий занавес… То да сё…

     Всё срывается… Всё откладывается… Отчаиваешься…

     Наконец забываешь как страшный сон…

     А она через почти дюжину лет вдруг раз… и нежданно-негаданно приходит тихонько из плотной тени под яркий свет на мягких белых пушистых лапках, почти неслышно цокая коготками, и плюхается пухлой мохнатой задницей на грязный растрескавшийся асфальт в полудюжине шагов перед твоим носом, позыркивая искоса и недовольно колдовскими глазищами цвета изумруд, низко хитрющую морду наклоня и обметая округу шикарным рыжим хвостом.

     Лизка зажмурилась,.. мотнула головой, распахнула глаза…

     Сидит. Недовольно носопыркой водит.

     Опять зажмурилась… Открыла левый глаз.

     Сидит. Усищи белые топорщит.

     Зажмурилась… Открыла правый глаз.

     Сидит. Фыркает. Облизывает темно-розовый нос.

     Ноги сами собой подогнулись, не заметив как, уселась на корточки и, если бы намертво не вцепилась в прутья решетки, точно бы плюхнулась на многострадальную искательницу приключений — нахлестанную шомполами и еще незажившую упругую попку.

     Обещанный, желанный, но неполученный в срок подарок, долгие годы детства бывший ее мечтой, наваждением, идеей фикс, а потом отроческим и юношеским проклятием, подарившим ей сначала прозвище-дразнилку, а позже боевой позывной, материализовался перед ее светлыми очами и, кажется, никуда не собирался исчезать.

     — Лисёнок!!! — прошептала Лизка, давя желание завизжать во весь голос и прилагая титанические усилия, чтобы не плюхнуться в обморок от избытка чувств.

Продолжение http://www.proza.ru/2016/11/12/363