Наедине

Свет догоравшей свечи становился все слабее и слабее…

Меня часто спрашивают об этом. Даже когда молчат, я вижу в их глазах повисший вопрос.

- Что с тобой не так?  Почему ты такой?

Склонив голову на бок, отвожу взгляд в сторону. Прежде чем заговорить выдерживаю паузу, для большего драматизма. Смотрю в одну точку, только не в глаза. Не люблю касаться чужой души в моменты, когда моя полностью обнажена.

- А, какой он я?

- Молчаливый, тихий, нелюд…

- Слова слишком несовершенны. Никогда ведь не знаешь, правильно ли тебя поймут. Говоришь палец, указательный, на руке, представляют х+у=й. Хорошее воображение. В мире все чаще “нет” воспринимается, как “да”, а правде и вовсе не верят. Им по-прежнему страшно. Они рвутся поскорее заполнить молчание болтовнёй. Чаще всего не имеющей никакого смысла. Я же люблю помолчать в тишину.

- Не звонишь, не пишешь, сам вечно трубку не берешь.

- Помнишь, как раньше было? Ещё до интернета, мобильников и прочих современных устройств. Заранее не предупреждая, мы просто брали и заходили друг к другу в гости. Не думали о таких вещах, как дурной тон или воспитание. От нас веяло бунтарством и во всем этом было куда больше искренности и настоящего, нежели в пустых телефонных гудках.

- Разве тебе не бывает одиноко?

- Бывает. Постоянно.

- Тогда почему никого не подпускаешь к себе?

- Там, внутри меня, такая, бл?ть, пустота, болото… Не хочу, чтобы засосало кого-то еще. 

- Зачем ты так?

- Потому что я сам по себе и у меня нет привычки звонить, когда, что-то нужно. Потому что ничего не боюсь, кроме того, что, однажды, уже нечего будет бояться. Тот день назовут финалом. За то душа всегда нараспашку. Проходи, раздевайся, будь, как дома. Мятный чай, крепкий кофе, сладкое или бутерброд. Поделись личной болью, приму её, как свою.

Свет догоравшей свечи становился все слабее и слабее, словно издавая последние хриплые стоны на смертном одре. В комнате никого больше не было, кроме одиночества, постоянно приглядывавшего за ним. Он мог часами так сидеть, бездвижно уставившись в стену, пытаясь отыскать среди теней своё истинное отражение. Длинные седые волосы целиком скрывали глубокие шрамы на его окаменелом лице.  Казалось, будто сгорбившийся старик, медленно покачиваясь в кресле, бормочет что-то несвязное себе под нос. Кому и что он пытался доказать все это время, для него самого, до сих пор, оставалось загадкой. Заточенный в молодом, полном сил, теле, прикрыв босые ноги парой изношенных ботинок, он из последних сил натянет суровую улыбку, чтобы вернуться назад и снова пройти весь этот путь до конца, ничего не меняя. 

Глубокий вздох.

- Такой тяжёлый…

Выдох из тела.