Миледи

МИЛЕДИ
Мне  55  лет.  У  меня  взрослая  дочь.  Позавчера  ей  исполнилось  восемнадцать. 
Совершеннолетие.  Что  это  для  меня  значит?  Да  то,  что  это  ребёнок,  не  больше.  Тогда  кем  же  я  был  в  неполных  15?  Сижу,  размышляю,  вспоминаю…
Мы  жили  в  Грузии.  Отец  служил  в  одном  из  гарнизонов  ПВО,  которые  можно  было  пересчитать  на  одной  руке.  И  военные (пионерские)  лагеря  «пересекались»  со  всеми  гарнизонами  Округа.  Но… лагерь  «Орлёнок»,  я  думаю,  помнят  многие.
Бабушеры.  Звучит  словно  сказка.  Но  это  совсем  не  сказка.  Эта  местность,  вкупе  с  гражданским  аэропортом,  который  являл  свою  принадлежность  столице  Абхазии,  многим  известна.  И  совсем  невдалеке  от  этого  аэропорта  со  сказочным  названием  возвышался  небольшой  РЛС. Стоит ли вам расшифровывать аббревиатуру?  Просто  и  очень  удачно  с  небольшим  гарнизоном,  наблюдающим  за  полётами  вражеских  летающих  целей,  расположился  небольшой  дощато – кирпичный  городок.  Пионерский  лагерь.  Нужно  ли  вам  его  описывать,  или  вы  сами  сможете  представить  несколько  одноэтажных  корпусов  по  типу  казарм,  открытую  столовую,  площадку  для  построений  с  небольшой  трибуной  и  несколькими  железными  штырями-трубами,  на  одном  из  которых  ранним  утром  взвивался  наш  пионерский  флаг?
В  корпусах - казармах  летом  селились  дети  тех  офицеров  и  прапорщиков,  которые  служили  в  этом  округе  ПВО.  Море в  пяти  минутах  пешего  хода.  Солнце  утром  восходит,  вечером  заходит.  И  светит,  греет  нас  детишек  так,  что  мы,  словно  негритята  возвращаемся  домой  в  свои  пыльные  военные  городки  и  гарнизоны  с  белозубыми  улыбками,  но  и  только…Все  остальные  части  тела,  которые  были  не  укрыты  плавками  и  купальниками,  оказывались  шоколадного  цвета. 
Кому  мешает  распорядок,  установленный  лагерным  начальством?  Да  им  самим  этот  порядок  порядком  же  и  надоел.  Думаете,  что  это  не  так?  Даже  убеждать  вас  не  хочу.  Это  действительно  ТАК!  Им  тоже  всё  это  надоело.  Потому  каждый  вечер  на  площадке  для  гимнастики  и  построений  нам  устраивали  что-то  похожее  на  сегодняшнюю  дискотеку.  С  танцами,  быстрыми  и  медленными.  С  «быстрыми»  танцами  в  наше  время  было  не  очень,  потому,  как  «буги-вуги», « рокен-ролл»  были  не  в  чести.  Зато  медленные  танцы,  да  ещё  и  особо  объявляемые  «белые»  были  ну  очень  любимы  нами,  молодыми  людьми  14-15  лет.  Площадка  почти  не  освещалась,  так,  вдалеке  два-три  столба  с  не  очень  яркими  лампами,  так  что  стесняться,  прижимаясь  к  подружке,  почти  не  приходилось.  Да  и  учителей,  которые  надзирали  бы  над  нами,  тоже  не  наблюдалось.  Может  быть  несколько  пионерских  вожатых,  но  они  тоже  были  заняты  своими  амурными  делами,  не  особо  доглядывая  за  «молодняком».  Хорошо  ли,  плохо  ли  это,  даже  сейчас  судить  не  берусь.  Думаю,  что  с  тех  пор  ничего  не  изменилось.  Ну... как  всё  вечно  под  луной.
По-моему, уже в  первый  или  на  следующий  вечер  я  обратил  внимание  на  скромную  блондинку  с  длиннющей  косой,  тонкой  талией,  большущей  грудью  на  фоне  талии,  стоящую  поодаль  от  весело  танцующих  подруг.  Почему-то  она  не  веселилась,  не  приглашала  ни  кого  на  «белый  танец»,  её  тоже,  по-моему,  никто  не  приглашал.  Обратил  внимание  и  забыл.  «Серая  мышь», - про  себя  подумал,  отплясывая  быстрые  танцы  или  медленно  ведя  по  кругу  более  раскрепощенных  «пионерок».
Почему  то  и  на  следующий  день,  на  море,  мельком  взглянув  в  сторону  развитой  блондинки,  вовсе  забыл  про  неё.  «Серая  мышь», - словно  печать  поставил.  Сам  для  себя.
… Но… так  оказалось,  кто-то  наблюдал  за  нами.  Змей  ли  искуситель  или?  Не  сверху,  а  где-то  рядом.  И  после  ужина  я  услышал  змеиный  шепот: - а  спорим?  Я  принял  спор.  Зачем,  до  сих  пор  не  понимаю.  Меня  взяли  на  «слабо».
Моей  задачей  было  развеселить  и  увлечь  «серую  мышь».  А  для  чего  море,  для  чего  солнце  светит  с  восхода  и  до  заката,  и  как  не  веселиться,  не  играть,  не  танцевать  и  не  флиртовать  со  сверстницами?  Сначала  я  стал  исподволь  наблюдать  нелюдимую  девочку,  пытаясь  понять,  что  же  в  ней  «не  то».  Обнаружил  серо - голубые  ясные  глаза,  которые  глядели  с  ожиданием  встречи,  красиво  очерченные  пухлые  губы,  правильной  формы  нос,  высокий  лоб  и… жажду  приключений.  Ого!  Этого  уже  вполне  достаточно  для  того,  чтобы  вызов  состоялся.
Вечером  я  первым  подошел  к  одиноко  стоящей  девочке  с  длинной  косой,  которая  доверчиво  подала  мне  свою  руку...
И  эту  руку  я  не  отпускал  до  самого  конца  лагерной  «сессии»,  пока  не  приехал  её  папа,  чтобы  забрать  свою  единственную  дочь  домой.
Почему  он  приехал  за  два  дня  до  окончания  «лагеря»?  Меня  порою  этот  вопрос  занимает  до  сих  пор.  Сколько  уже  времени  прошло  с  той  поры?  Ужас!  Более  сорока  лет!.  Девочки  из  того  гарнизона  как-то  пытались  занять  папу,  дав  нам  возможность  тогда  проститься.  Вдоволь  нацеловаться.  Да  так,  что  и  через  неделю  мои  родители  дивились,  отчего  у  меня  такие  пурпурно-синие  губы.  Что  же  говорить  о  ней.
… И  кончилась  бы  на  этом  история,  но  вскоре  по  приезду  домой  я  прямо  заявил  своей  маме,  что  ВСЁ!!!  Я  больше  никого  и  никогда  не  полюблю,  позволь  мне  жениться  прямо  и  сейчас!
Я  вижу  улыбку  каждого  из  вас.  Мне  только-только  исполнилось  15  лет!  Моя  мама  в  растерянности  пыталась  как-то  уговорить  меня  подождать  всего  лишь  три  года,  и  тогда… она (да  и  отец?) ничуть  не  против.  А  скажите  мне,  что  для  пятнадцатилетнего  ТРИ  года?  Да  это  же  каторга,  вечность!  Нет,  прямо  сейчас  и  сегодня!  Вспомнил  о  том,  как  родители  в  19-м  веке  давали  благословение. – Благослови! 
Мама  не  стала  благословлять,  но  вечером  погладила  мои  волосы,  рассыпавшиеся  по  мокрой  от  слёз  подушке  и  спросила: - хватит  ли  мне  25-ти  рублей  на  дорогу?
- Мамочка,  мама,  конечно  же  хватит!!!  Я  принялся  её  целовать  и  обнимать – у  меня  от  лагеря  оставалось  ещё  больше  десятки,  которые  я  предусмотрительно  «заначил»,  лучше  скажем  «сэкономил» -  в  те  времена  электричка  туда  и  обратно  стоила  в  два  раза  меньше  сэкономленных  мною  денег.  Но… мне  даже  не  это  было  важно,  а  само  разрешение  хоть  и  не  жениться,  так  хоть  повидаться  с  моей  невестой.
Не  откладывая  дела  в  «долгий  ящик»,  прямо  с  самого  раннего  утра  я  уже  стоял  на  железнодорожной  платформе,  ожидая  любого  поезда,  который  проследует  в  сторону  Сухуми.  И  ждать  пришлось  совсем  недолго…
… А  вот  и  наша  станция - всего-то  три  с  небольшим  часа  на  электричке.  Вдалеке  виден  небольшой  военный  городок,  "МИГи",  взмывающие  в  сторону  моря.  Акации,  мимозы,  запах  моря  и  лета.  Замечательный  городишко,  весь  в  зелени,  приветливый,  мирный,  несмотря  на  присутствие  совсем  рядом  военной  авиабазы.  До  городка  я  добрался  на  попутке.  Стал  искать  ребят,  с  которыми  отдыхал  в  пионерском  лагере.  Заявиться  сразу  вот  так  к  моей  невесте  я  почему  то  посчитал  неприличным.  Меня  с  удовольствием  приютили  на  время  родители  одного  из  ребят  этого  военного  городка,  с  которым  я  подружился  в  лагере. 
Наша  история  была  очень  похожа  на  историю  всех  влюблённых,  поэтому  мой  приезд  в  военном  городке  наделал  немало  шума.  Буквально  на  следующий  день  родители  моей  невесты  узнав,  кто  пожаловал  к  ним  в  городок,  предложили  мне  переехать  на  жительство  прямо  к  ним,  вроде  даже  немного  попеняли  мне  на  то,  что  я  остановился  у  «чужих  людей» -  прямо  по  приезду  из  лагеря  моя  девочка  откровенно  рассказала  своим  родителям  о  том,  что  произошло  во  время  отдыха.  Скажу,  что  ничего  особенно  страшного  не  произошло,  потому  как  мы  были,  несмотря  ни  на  что  ещё  совсем  детьми.  Но,  даже  если  бы  она  этого  не  сделала,  это  сделали  бы  другие  люди,  чужие.  Поэтому  я  сильно  обрадовался  тому,  что  нашу  «историю»  её  родители  узнали  лично  от  неё.  Тогда  я  очень  хорошо  запомнил  беспокойство  её  мамы,  особенно  когда  мы  вечерами  уединялись  на  какой - ни будь  тёмной  лавочке.  Папа  же  был,  как  ни  странно,  абсолютно  спокоен.  В  это  время  наступил  его  законный  отпуск,  поэтому  мы  колесили  на  его  новеньких  «жигулях»  по  всем  окрестностям.  Побывали  на  озере  «Рица»,  съездили  в  Сочи,  посетили  известный  Сухумский  обезьяний  питомник,  заглянули  в  Ново  Афонские  пещеры.  А  несколько  раз  просто  уезжали  на  какой  нибудь  уединённый  пустынный  пляж  и  валялись  там  до  самого  вечера,  пока  в  животах  не  начинало  призывно  урчать.  Тогда  мы  садились  в  папину  машину  и  ехали  искать  какую  либо  харчевню - мама  работала  до  вечера  и  готовить  на  такую  «ораву»  ей  было  просто  некогда.
Скажу  сразу, своих денег  мне  тратить не позволяли.  Поэтому  я  решил  сделать  своей  «принцессе»  подарок  на  память.  И  на  озере  «Рица»  за  те  25  рублей,  которые  получил  от  мамы  на  дорогу,  я  купил  серебряную  цепочку  и  красивый  кулон  к  ней  в  виде  сердечка. 
Сейчас  я  пытаюсь  вспомнить,  что  же  могло  произойти  между  нами  такого,  что  по  приезду  домой  у  меня  появилось  ощущение  полного  пресыщения  от  этой  совсем  не  рядовой  поездки.  Хоть  убей  меня  сейчас,  я  не  смогу  вспомнить,  о  чем  мы  тогда  говорили,  да  и  говорили  ли?  Мне  кажется,  что  разговаривал  я  один.  С  её  родителями,  с  ней.  Она  же  как-то  всё  больше  отмалчивалась  или  отвечала  совсем  односложно.  И однажды вечером  я  с  удивлением  заметил,  что  меня  даже  целоваться  не  тянет.  Этот  вечер  был  нашим  прощальным.  Я  уже  понял,  что  «загостился»,  хотя  ни  одного  намёка  мне  не  было  о  том,  что  «пора  бы  уже  и  честь  знать».  Я  сам  так  решил, и  мы  пошли  вместе  по  пустынной  вечерней,  плохо  освещенной  дороге  в  сторону  моря  и  аэродрома,  чтобы  согласно  примете,  я  смог  бросить  в  море  монетку.  И  на  этой  то  дороге  произошел  не  совсем  приятный  инцидент.  Нас  окружили  пятеро  местных  велосипедистов,  с  намерениями  явно  не  дружескими.  Я  попытался  раздвинуть  перегородившие  нас  велосипеды  для  прохода.  Мне  это  удалось,  но  они  снова  заехали  перед  нами  и  встали,  не  давая  нам  возможности  двинуться  вперёд.  С  удивлением  я  обнаружил  очень  сильную  бледность  моей  подруги,  она  сильно  дрожала,  и  похоже,  была  на  грани  потери  сознания.  Компания  же  местных,  несколько  старше  нас  ребят  разговаривали  на  малопонятном  мне  наречии,  прерывая  свою  речь  смехом  и  неприличными  жестами.  Тогда  я  бережно  усадил  свою  невесту  на  желтую  траву  около  дороги – ноги  её  совсем  не  держали  и…достал  из  кармана  здоровенный  перочинный  нож,  с  которым  почти  никогда  не  расставался.  До  этого  случая  мне  никогда  не  приходилось  его  доставать  из  кармана  в  грозных  целях - уже  почти  год  я  занимался  боксом  и  вполне  мог  рассчитывать  на  свои  кулаки.  Вытащив  лезвие  из  ножен,  я  медленно  пошел  на  наших  обидчиков.  Моя  подруга  громко  вскрикнула,  назвала  какое-то  имя,  но  точно  не  моё.  Один  из  велосипедистов,  самый  крупный,  и  похоже  самый  агрессивный  вздрогнул  при  этом  крике.  А  я  смотрел  на  него  и  медленно,  крепко  сжимая  моё  единственной  оружие,  двигался  прямо  на  него.  Все  застыли,  словно  в  немом  кино.  И  я  тоже  совсем  не  представлял  себе,  что  может  произойти  в  самые  ближайшие  несколько  секунд.  Только  сейчас  я  точно  знаю,  что  не  стал  бы  раздумывать,  а  или  ножом  или  кулаком  обязательно  ударил  бы  в  это  уже  жалко  ухмыляющееся  лицо.  ЕГО  глаза  не  сводили  взгляда  с  моей  правой  руки,  между  тем  ОН  потихонечку  разворачивал  свой  велосипед,  может  быть  пытаясь  использовать  его  как  барьер,  а  может  быть  и  как  оружие.  Но… с  места  не  сдвинулся.  ЕГО  компания  была  уже  метрах  в  десяти  от  нас.  Они  остановились  и  наблюдали  издалека.  Наши же  взгляды  встретились  и  ОН  понял,  что  я  не  просто  так  достал  лезвие  из  рукоятки.
Тогда  ОН  заговорил.  На  русском  языке,  с  сильным  акцентом.  Он  сказал,  почти  крикнул,  что  это  его  невеста,  что  он  давно  её  знает.  Они  учатся  в  одной  школе,  а  я  чужак.  Сейчас  уеду,  а  она  останется.  Я  приостановился  и  задумался.  "Ненужный"  уже  нож – с  одним  человеком  я  и  без  него  справлюсь, сложил  и  убрал  в  карман.  А  этот  «жених»  всё  говорил  и  говорил.  А  я  слушал  и  не  прерывал  его:  ведь  действительно,  я  завтра  уеду,  а  она  останется.  Кто  её  тогда  защитит?  И  тогда  я  принял  «соломоново  решение»… подружиться  с  ним.  Он  был,  как  минимум  на  год  меня  старше,  шире  в  плечах  и  на  пол головы  выше – почему-то  сразу  я  не  обратил  на  это  внимания.  А  сейчас  стоял  перед  ним,  готовый  в  любую  минуту  броситься  в бой,  если  мне  не  удастся  с  ним  «договориться».  Он  оставил, положил  свой  велосипед  прямо  на  дороге, и  мы  «мирно»  пошли  в  сторону  придорожных  кустов,  тихо  между  собой  переговариваясь.  Я  не  хотел,  чтобы  моя  нервная  подруга  услышала  наш разговор.  Этот  разговор  был  «мужским».  И… мы  с  ним  договорились!  Скажу, что  в  дальнейшем  я  переписывался  с  парнем,  у  которого  провёл  одну  единственную  ночь.  Он  мне  рассказывал  удивительные  вещи  в  письме,  что  этот  Заур,  или  Запир,  я  уже  точно  не  вспомню,  окружил  мою  подружку  таким  почётом  и  вниманием,  что  все  диву  давались,  что  же  с  ним  такое  могло  произойти.  А  мне  была  от  этого  только  большая  польза.  «Раньше  проходу  не  давал,  а  сейчас  словно  ручной  медведь  готов  валяться  у  неё  в  ногах».  Да,  чудеса  и  только… При  нашем  первом  и  последнем  разговоре  он  поклялся  своей  мамой,  что  с  головы  «этой  дэвушки»  ни  один  волос  не  упадёт,  ни  «одын»  человек  не  посмеет  её  обидеть.  Как-то  я  поверил  ему.  Особенно  клятвой  матери.  На  Кавказе  этими  словами  не  разбрасываются.
… На  следующее  утро,  простившись  с  гостеприимным  домом  и  родителями  моей  невесты,  подарив  ей  на  прощание  прохладный  поцелуй,  я  уже  сидел  в  вагоне  электрички,  направляющейся  в  сторону  моего  дома…
И  на  этом  историю  можно  было  бы  закончить,  но  она  ещё  не  дошла  до  конца.
… По  приезду  домой  мама  тревожно  вглядывалась  мне  в  глаза,  пытаясь  определить,  до  какой  степени  дошло  моё  желание  женитьбы.  И…успокоилась,  увидев  на  моём  лице  и  в  глазах  абсолютное  спокойствие  и  умиротворение.  Зато  младшая  сестра,  отдыхавшая  в  том  же  лагере  и  в  тоже  время  в  младшем  отряде,  явно  мною  гордилась.  Причем  я  забыл  ранее  написать  о  том,  что  не  я  рассказал  маме  о  своей  невесте,  а  младшая  сестра.  Я  же  ходил  почти  целую  неделю,  как  пьяный  и  нигде  не  мог  найти  себе  места,  пока  не  состоялось  «объяснение».  Я  зря  написал  в  начале,  что  девочка  с  длиной  косой,  тонкой  талией  и  редко  встречающимся  в  таком  юном  возрасте  бюстом  была  некрасива.  Или  как  я  в  начале  прозвал  её  «серой  мышью».  Внешне  она  действительно  очень  сильно  выделялась  на  фоне  ВСЕХ  девочек  лагеря  и,  наверное  для  меня  тоже  стало  большим  откровением,  что  она  просто  отказывала  в  танце  ВСЕМ,  кто  пытался  её  пригласить.  А  я  об  этом  просто  не  знал… до  того,  как  взял  её  за  руку.
«Ну,  теперь  то  всё  закончено»? – глазами  спрашивала  моя  мама.
Я  не  отвечал,  мне  самому  надо  было  ещё  разобраться  в  своих  чувствах  и  ощущениях.  Никакой  вины  за  собой  я  не  чувствовал.  Я  никого  не  соблазнял,  ни  у  кого  подруг  не  отбивал (местный  житель  не  в  счет),  дорогу  не  переходил.  По  возможности  всегда  был  самим  собою.  Но… что-то  пусто  на  душе  стало  по  приезду.  Тогда  я  ещё  не  умел  прислушиваться  к  своим  «пульсам»,  чувство  выполненного  долга  и  какого-то  внутреннего  удовлетворения  вскоре  меня  вдохновили  на  новую  жизнь.  Не  за  горами  первое  сентября.  Девятый  класс.  Пожалуй,  лучшего  времени  вообще  нельзя  себе  представить.  А  ведь,  позволю  себе  сказать  немного  такого,  о  чём  иногда  задумывался.  Почему  же  та  или  иная  красавица  отказала  тому-то  или  другому,  по-моему  мнению,  гораздо  более  «интересному»  молодому  человеку,  отдав  предпочтение  именно  мне?  До  сих  пор  не  могу  этого  понять.  Тогда  и  не  будем  об  этом,  ладно?  Вот  и  хорошо.
Наша  история  ещё  продолжается.  Вы  хотите  закрыть  эту  страницу?  Закрывайте.  Просто  у  меня  уже  получается  больше,  как  разговор  самим  с  собой.  А  это  не  всем  интересно.  Тогда  я  пожалуй  продолжу  о  том,  как  же  всё  таки  развивались  события.
Мы  переписывались.  То  есть  обменивались  письмами.  Я  думаю,  что  с  моей  стороны  это  больше  был  вопрос  вежливости,  чем  необходимости. 
На  октябрьские  праздники  отец  взял  меня  с  собой  в  поездку  в  столицу  Грузии.  Я  всегда  любил  этот  город.  С  ним  у  меня  связано  очень  много  тёплых  воспоминаний.  А  кроме  всего  прочего,  в  одном  из  микрорайонов  Тбилиси  жила  моя  прежняя  одноклассница.  Конечно  же,  я  выбрал  время  для  того,  чтобы  непременно  посетить  одну  из  самых  красивых  девочек  нашего  класса.  Наши  семьи  тогда ещё,  до  переезда  их  в  Тбилиси  дружили.  По – моему,  папа  моей  одноклассницы  занимал  приблизительно  такую  же  должность,  как  и  мой  отец,  только  в  другом  полку.  Видимо,  тому  пришло  повышение,  и  именно  в  Тбилиси.  В  столицу – это  всегда  почётно.  Мама  моей  одноклассницы  не  могла  нарадоваться  моему  приезду.  Она  даже  узнав,  что  я  уже  курю,  разрешила  мне  дымить  прямо  в  комнате.  «Хотя  бы  немножко  мужского  духа».  А  с  Иринкой  мы  словно  брат  и  сестра,  в  обнимку  отправились  в  центр  города.  Почему  я  ушел  немного  в  сторону  от  рассказа,  попытаюсь  «оправдаться», - с  моей  прежней  одноклассницей  у  нас  ещё  прежде  сложились  вполне  устойчивые  «братски-сестринские»  отношения.  Но  сейчас,  в  девятом  классе,  почти  на  десять  сантиметров  выше  меня  ростом,  с  огромными  и  очень  красивыми  миндалевидными  глазами,  шикарными  каштановыми  копнами  струящимися  волосами,  стройной  фигурой,  она  была  просто  магнитом  для  всего  центра  Тбилиси.  На  нас,  скорее  всего  на  неё  оборачивались  молодые  и  не  очень  люди:  мужчины,  женщины,  даже  дети.  Я  это  заметил.  Ей,  похоже  это  было  не  в  диковинку.  Видимо,  она  уже  давно  привыкла  к  таким  знакам  внимания…
Скажу,  что  об  Иринке  по  возвращению  домой  я  вспоминал  теперь  гораздо  больше  и  чаще,  чем  о  своей  «невесте»,  оставленной  у  моря.  Моя прежняя одноклассница  тоже  не  заставила  себя  долго  ждать. Нанесла  мне  ответный  визит  из  столицы.  Сейчас  не  вспомню,  каникулы  ли  затянулись,  или  её  папа  по  каким-то  делам  снова  оказался  в  нашем  военном  городке,  но  с  Ириной мне  было очень комфортно и интересно проводить время во  всех  отношениях:  и в  «невинных  поцелуях», и в  бесконечных  спорах, и в разговорах.  У  нас  с  ней  было  очень  много  общего.  Она  же меня предупредила о том,  что  завтра  они  с  папой  уезжают,  и  тогда  мы  забрались  в  какой – то  подъезд  и  целовались  до  посинения.  Причем  мне  приходилось  забираться  на  ступеньку  выше,  чтобы  нам  было  ЭТО  делать  сподручнее.  Конечно  же  всё  это  было  вполне  невинно.
Теперь  я  писал  уже  двум  девочкам.  Одной  из  вежливости  на  море,  другой  вдохновенные  письма  в  столицу.  Одной - короткие  письма  о  своей  скучной  жизни  в  военном  городке,  другой – обо  всех  событиях,  случаях,  мечтах.  До  сих  пор  помню  огромное  своё  письмо,  которое  никак  не  мог  поместить  в  обычный  конверт.  Посчитал  страницы – двенадцать!  Это  же  целая  школьная  тетрадка!  Сейчас  с  ужасом  подумал  о  том,  сколько  же  там  было  грамматических  ошибок…
Письма  со  стороны  моря  от  моей  невесты  перестали  приходить  вовсе,  хотя  периодически  я  отправлял  свои  вежливые,  без  капельки  страсти  послания.  И  вдруг… получил  письмо  с  той  стороны  от  какого-то  Славика,  который  мне  откровенно  грубил  и  хамил.  Я  ответил  в  таком  же  тоне  и  попросил,  скорее  потребовал,  чтобы  он  больше  не  писал  мне  вовсе.  И  всё  же  эта  переписка  продолжалась.  Почерком,  больше  похожем  на  славянскую  вязь,  чем  на  почерк  советского  ученика,  он  напоминал  одному  мне  и  моей  невесте  известные  гадкие  и  неприглядные  случаи,  причем  всегда  выставлял  именно  меня  виновным  в  этих  обстоятельствах.  Фамилия  этого  «негодяя»  заканчивалась  на  «о»,  я  злился  каждому  письму,  отвечал  и… в  конце  концов  решил  проучить  этого  нехорошего  человека.  Собрав  вокруг  себя  неравнодушных  парней,  каждый  из  которых  был  посвящён  в  мою  историю (сейчас  я  понимаю,  что  всё  это  было  совсем  неспроста – да  просто  дикая,  ужасная  зависть), и  мы  решились  все  вместе – это  пять  человек  со  мною  поехать  на  весенних  каникулах  "проучить"  кляузника.  Я  так  и  написал: - жди,  мол,  сволочь  меня  в  самом  скором  времени…
… Вскоре  получил  письмо  со стороны моря. На  конверте  был  указан  обратный  адрес  моей  «невесты».  Сначала  я  вздохнул  с  облегчением,  но  вскрыв  конверт,  снова  увидел  ненавистную  вязь,  которая  постепенно  стала  переходить  в  почерк  моей  прежней подружки.  Она  даже  не  сочла  нужным  извиниться  за  совершенно  глупые  шутки,  откровенную  чернуху,  которыми  были  наполнены  прежние  письма  от  мнимого  «Славика».  Оказалось,  что  она  дала  обратный  адрес  своей  подруги  Светланы  с  украинской  фамилией,  заканчивавшейся  на  «О»,  но  письма  писала  сама  с  иезуитской  жестокостью  и  фантазией.  Для  меня  это  оказалось  очень  сильным  шоком.  Таким,  что  я  никому  из  «заинтересованных»  друзей,  желающих  отомстить  за  мою  поруганную  честь,  не  стал  ничего  сообщать.  Просто  сказал,  что  этот  Славик  умер.  Да  его  никогда  и  не  было.  Я  никого  не  похоронил,  не  соврал.  Надобность  в  поездке  отпала.  А  для  меня  вроде  как  гора  упала  с  плеч,  но  «невесте»  я  написал,  что  даром  ей  такие  шутки  не  пройдут.  Это  письмо  было  моим  последним  посланием.  Ни  я  ей,  ни  она  мне  больше  писем  не  писали  и  не  присылали.  И  я  постарался  забыть  наше  лето,  наш  прекрасный  роман,  очень  уж  он  оказался  с  «душком"…
На  этом  месте  тоже  можно  написать: «КОНЕЦ»,  но  это  ещё  совсем  не  конец.
Если  вам  не  интересно  читать – вы  вправе  закрыть  книгу,  файл,  да  и  просто  удалить  его  из  всех  тех  мест,  откуда  он  может  просочиться.  Никогда  нельзя  человека  заставить  читать  не  интересную  чепуху.  Сколько  же  её  я  снёс  без  жалости  на  помойку!  Некоторые  книги,  которые  я  покупал  за  многие  доллары,  оказались  напыщенной  чушью,  в  некоторых  из  них  на  сотню  или  две  страниц  я  никак  не  мог  докопаться,  для  чего  же,  собственно,  или  для  кого  этот  роман,  повесть,  рассказ  написан.  Написан  то  ладно,  но  напечатан?..
… Мой  шок  долго  не  проходил.  Я  никак  не  мог  себе  даже  представить  красивую  милую  девочку  с  длинной  пшеничной  косой  и  задумчивыми  серо-голубыми  глазами,  которая  с  иезуитской  хитростью  и  коварством  корпит  над  мерзким  текстом,  очерняющим  даже  самые  худшие  воспоминания.  Хотя,  таких  мне  даже  не  припомнить.
Вот  это  уже  пожалуй,  настоящий  «Конец».
… но  мы  ещё  раз  встретились.
А  случилось  это  летом,  после окончания мною  девятого  класса.  Маме  предложили  поработать  воспитательницей  в  Новом  Афоне.  В  пионерском  лагере  от  крупного  металлургического  объединения.  Причём,  была  вакансия  в  младший  отряд  пионервожатого,  на  которую  я  вполне  был  готов.  С  лёгким  сердцем  мы  отправились  в  прекрасный  край.  В  этом  городе  я  уже  бывал,  знаком  со  многими  его  достопримечательностями,  даже  на  гору,  где  когда-  то  русскими  монахами  был  выстроен  удивительный  монастырь,  поднимался  неоднократно.  Мы  приехали,  стали  оформлять  документы  и… тут-то  выяснилось,  что  на  должность  пионервожатого  я  никак  не  подхожу.  По  возрасту.  До  16-ти  лет  мне  не  хватало  каких-то  двух  недель.  Мне  было  досадно,  и  чтобы  не  возвращаться  домой,  маме  позволено  было,  приняв  на  себя  ответственность,  оставить  меня  в  лагере.  В  какой  роли,  я  так  и  не  понял.  Этого  вообще  никто  не  мог  понять.  Я  жил  в  старшем  отряде  с  моими  ровесниками.  Делал  то,  что  захочу.  Дружил  и  с  «пионерами»,  и  с  обслуживающим  персоналом.  Особенно  тесно  сошелся  с  водителем,  который  доставлял  провизию  из  Сухуми.  Он  был,  пожалуй  единственным  русским  человеком  в  этом  лагере,  не  считая  конечно  же  меня  и  моей  мамы.  Вспомнил  даже  его  имя – Леонид.  Или  просто  Лёня.  Молодой  разбитной  весёлый  парень,  лет  на  пять  меня  старше.  Он  частенько  брал  меня  с  собой  в  поездки.  Мне  всегда  нравились  такие  путешествия.  А  лагерь  расположился  прямо  под  горой,  на  которой  возвышался  Ново Афонский  монастырь.  А так  как  мне  была  предоставлена  полная  свобода  действий,  я  частенько  поднимался  к  монастырю,  даже  нашел  для  себя  местечко  с  такой  сильной  энергетикой,  что  мог  часами  сидеть  у  небольшой  часовенки  со  святой  водой  и  непрерывно  смотреть  и  смотреть  вдаль  на  море.
Так  пробежало  недели  две.   И  тут  почему-то  я  вспомнил  о  своей  «невесте».  Решил,  отчего  бы  не  навестить  её?  Конечно  же,  никаких  чувств  я  уже  давно  не  испытывал,  но  мне  хотелось  спросить  её,  для  чего же  ей  понадобилось  меня  разыгрывать  таким  некрасивым  образом.  По  большому  счету  я  и  зла  никакого  на  неё уже не  держал.  Может  быть  проявилось  моё  любопытство  в  исследовании  «женской  сущности»?  Это  был  мой  первый  горький  опыт  и  урок.  Как  в  дальнейшем  вести  себя  с  девушками,  и  может  быть  из  них  большинство  именно  такие?  Рассматривая  карту  Абхазии,  я  даже  посчитал,  что  до  неё  мне  добраться  очень даже  легко – не  более  сорока  минут  на  разных  транспортах.  Решено! 
На  следующее  утро,  сразу  после  завтрака,  Леонид  подкинул  меня  на  железнодорожную  станцию  и  прямо  к  отходящей  электричке  в  нужную  мне  сторону.  Я  даже  удивился,  что  всего то  через  пятнадцать  минут  поезд  плавно  остановился  прямо  у  платформы,  на  которую  всего  лишь  год  назад  я  ступил  в первый  раз  с  сильно  бьющимся  сердцем.  На этот  раз  сердце  было  абсолютно  спокойным.  Я  уже  не  вдыхал  с  такой  сладостью  ароматные  запахи  небольшого  городка,  не  зажмуривал  глаза  от  яркого  неба  и  солнца.  Одев  солнцезащитные  очки  и  нахлобучив  панаму  прямо  на  уши,  я  неторопливо  двинулся  в  сторону  аэродрома.  Я  был  уверен,  что  в  таком  наряде  меня  вряд  ли  сможет  признать  кто-либо  из  моих  прежних  товарищей  или  знакомых,  а  кроме  всего  прочего – за  прошедший  год  я  окреп  и  подрос  на  целых  восемь  сантиметров. 
Военный  городок  словно  вымер.  Не  встретив  никого,  кто  смог  бы  меня  узнать,  я  подошел  к  беседке,  скрывающейся  в  кустах  акации  и  мимозы  почти  напротив  того  подъезда,  который  я  покинул  всего  лишь  год  назад,  и  посмотрел  на  часы.  Было  около  половины  одиннадцатого.  Сев  на  лавочку,  я  открыл  взятую  с  собой  книгу  и  принялся  наблюдать  за  подъездом.  Делая  вид,  что  читаю,  краем  глаза  мне  отлично  было  видно,  что  ни  один  человек  не  вышел  и  не  вошел  ни  в  один  из  трёх  подъездов  этого  дома.  «Мой»  подъезд  был  средним,  то  есть  вторым  от  угла  дома,  напротив  которого  уютно  расположилась  неприметная  беседка.  Почему-то  я  был  абсолютно  уверен  в  том,  что  первый  человек,  который  выйдет  из  нужного  мне  подъезда,  будет  именно  Она.
Так  оно  и  случилось.  Я  снова  посмотрел  на  часы.  Теперь  они  показали  мне  без  десяти  двенадцать.  В  лёгком  цветном  сарафанчике,  всё  такая  же  красивая,  как  и  прежде,  вышла  моя  прежняя  невеста  и...   направилась  прямо  в  мою  сторону.  К  такому  развитию  событий  я  был  вовсе  не  готов.  Не  здесь  и  не  сейчас!  Я  хотел  издали  понаблюдать  за  тем,  куда  же  она  направится.  И  уже  действовать  по  обстоятельствам.  Она  мельком  бросила  взгляд  на  беседку,  даже  не  заметив,  похоже,  что  в  ней  кто-то  есть,  завернула  за  угол  и  пошла  по  направлению  к  той  памятной  дороге  к  морю  или  на  аэродром,  по  которой  мы  в прошлом году  так  и  не  дошли  до  моря,  чтобы  бросить  на  счастье  монетку.  Я  "отпустил"  её  шагов  на  двести,  и  сам  медленно  двинулся  следом.  Так  мы  прошли  почти  километр  и… вышли  на  пустынную,  ярко  освещенную  солнцем  асфальтированную  дорогу.  Она  шла  не  оборачиваясь,  даже  не  глядя  по  сторонам.  Я  прибавил  шагу.  Скрываться  по  кустам  теперь  уже  не  имело  смысла.  Я  знал,  что  через  несколько  сот  метров  дорога  сворачивает  к  клубу  и  военторгу,  где,  как  мне  помнилось, работала  её  мама.  «Значит  к  маме  отправилась», - подумал  я.  Вот  и  хорошо.  Я  уже  почти  нагнал  её,  когда  она  решила  обернуться.  Видимо,  услышала  мои  шаги.  И  вот  чудо.  Она  меня  признала  сразу!  Несмотря  на  мои  тёмные  очки,  несуразную  панаму  на  ушах,  и  «прибавку»  в  росте  и  плечах.  Я  медленно  приближался  к  ней,  не  говоря  ни  слова… Вдруг,  я  почувствовал,  что  она  сейчас  грохнется  в  обморок – её  лицо  словно  покрылось  инеем,  ноги  задрожали  и  она  стала  медленно  оседать  на  колени.  Когда  я  подошел  к  ней  совсем  близко,  она  просто  стояла  на  коленях,  и  с  жутким  испугом  глядела  на  меня.  «Да,  эффектно  ты  появился,  братец», - почему  то  я  сразу  даже  не  предложил  ей  встать,  не  протянул  руки,  а  просто  смотрел  не  неё  сверху  вниз.  Солнцезащитных  очков  я  не  снимал,  но  даже  сквозь  них  мне  было  очень  отчетливо  видна  её  мертвенная  бледность.  А  ужас  сковал  её  настолько,  что  она,  открыв  рот,  так  и  не  произнесла  ни  одного  слова  или  окрика.
Наконец  я  предложил ей подняться, голосом  почти  безразличным.  Мне  была  очень  неприятна,  даже  скорее  противна  эта  сцена.  Ещё  я  подумал  о  том,  что  вдруг  кто  нибудь  проедет  и  увидит  нас…
… Мы  шли  по  дороге  к  морю,  до  которого  в  прошлом  году  я  так  и  не  добрался.  Я  молчал.  Не  стал  снимать  ни  панамы,  ни  очков.  Говорила  она.  Говорила,  говорила,  захлёбываясь,  пытаясь  выговориться,  может  быть  выторговаться,  оправдаться.  Мы  шли  рядом,  на  «пионерском»  расстоянии.  Я  по  прежнему  молчал.  Даже  не  смотрел  на  неё  и  не  задавал  наводящих  вопросов.  Конечно  же,  она  оказалась  ни  в  чём  не  виновата – «это  всё  Света  придумала» - помните,  я  раньше  писал  про  адрес  военного  городка  с  украинской  фамилией  на  «О»?  «Это  она,  она!  А  я  писала  под  диктовку,  изменив  почерк.  Она  же  и  предложила  мне  подписать  её  адрес,  только  имя  чтобы  ты  указывал  не  Света,  а  Славик – её  иногда  папа  до  сих  пор  так  называет».  Тут  я  впервые  посмотрел  в  её  «честные»  заплаканные  глаза  и  улыбнулся.  «Конечно  же  не  виновата,  это  все  «коварная»  Света.  Всё  она  придумала,  даже  свой  адрес  не  побоялась  оставить».
Видя  мою  улыбку,  моя  прежняя  невеста  приободрилась,  даже  немного  порозовела  и  продолжила  уже  более  бодрым  тоном.
- Когда  я  увидела  тебя,  у  меня  вся  жизнь  пронеслась  перед  глазами.  Я  подумала,  что  ты  сейчас  снова  достанешь  свой  страшный  нож... – она  разрыдалась.  Кстати,  очень  эффектно.  Я  вспомнил  фильм  о  мушкетерах,  когда  перед  казнью  «Миледи»  рыдала  «теми  же  словами».  Она  тоже  была  «ни  в  чем  не  виновата».  Скажете  не  так?
- Ну  что  же  ты  беспокоилась,  ты  же  ни  в  чем  не  виновата!? – я  снова  улыбнулся,  разворачиваясь  прочь  от  неё  и  от  моря.  «Снова  не  дошел  всего  каких  то  двести-триста  метров.  Видимо,  не  судьба».
Я  шел  не  оборачиваясь  в  сторону  железнодорожной  станции.  Сначала  я  услышал  её  быстро  приближающиеся  шаги,  потом  они  затихли.  Уже  издалека  я  услышал  скорбные  рыдания,  которые  уже  не  были  похожими  на  искусственные.  Так  плачут  по  умершему  близкому  человеку.  Мне  тоже  очень  захотелось  куда-нибудь  спрятаться  и  зарыдать  так  же  горько  от  невыносимой  тоски,  которая  обхватила  мою  грудь,  словно  холодными  клещами.  Не  останавливаясь,  сняв  очки,  я  ладонью  и  тыльной  стороной  оттирал  обильно  текущие  слёзы,  грудь  давило,  разрывало  от  спазмов.  Мне  не  хватало  воздуха.  Обернувшись  назад,  я  понял,  что  никто  за  мной   уже  не  наблюдает,  быстро  сбежал  в  кусты,  и  упав  на  землю,  зарыдал  в  голос,  плотно  прикрыв  рот  панамой,  выл  словно  раненый  волк,  кусал  губы,  грыз  ладони,  кисти,  панаму…
… Сколько  так  прошло  времени,  не  знаю,  только  почувствовал  на  голове  едва  заметное  поглаживание,  такое  робкое  и  слабое,  словно  очень  лёгкий  ветерок  слегка  взъерошил  мои  волосы.  Такая  же  робкая  и  слабая  улыбка  была  на  лице  моей  «невесты».  Она  стояла  передом  мной  на  коленях  и  глядела  на  меня  с  такой  любовью,  болью  и  раскаянием,  будто  бы  очистилась  от  скверны.  «Неужели  простить?  Неужели  же?» - мне  очень  хотелось  прижать  эту  красивую  и  милую  голову  к  своей  груди,  целовать  эти  покрасневшие  серо-голубые  глаза,  распухшие  губы.  Я  с  огромным  трудом  справился  с  собой.  Тогда  я  понимал,  что  сейчас  натворю  что – то  страшное,  я  уже  ни  за  что  не  остановлюсь  на  поцелуях,  а  пойду  гораздо  дальше.  Гораздо!,  и  никто  меня  не  остановит!  А  она?  А  она  примет  ВСЁ,  что  я  захочу  с  ней  сделать.  Я  даже  головой  закрутил,  отгоняя  от  себя  наваждение:
- Нет,  нет,  не  будет  этого,  не  будет! – словно  немое  кино,  я  «видел»  себя  со  стороны.  Как  я  бросаю  её,  словно  продажную  девку  на  пожелтевшую  траву,  срываю  с  неё  воздушный  сарафан,  рву  неподатливый  лиф,  мну  её  огромные  груди… - нет,  нет,  не  хочу!!!
А  она?  Она  ничего  не  понимала,  что  со  мной  происходит.  По – прежнему  улыбалась  мне  робко  и  виновато.
- Отойди, - я  не  узнал  своего  голоса.  Как  будто  кто-то  чужой  из  самой  преисподней  произнес  эту  фразу  вместо  меня. – Отойди,  уже  более  миролюбиво  произнёс  я.  Знаешь,  чего  ты  сейчас  избежала?
- Ты  простил  меня,  простил? – она  протягивала  мне  руки.
- Отойди, - снова  попросил  я,  еле  сдерживая  ненужные  рыдания, - да  отойди  же  ты  от  меня!  И  разрыдался  ещё  сильнее  прежнего.  Но,  это  было  похоже  на  то,  что  я  сам,  наконец  очистился  от  скверны.
… Она  проводила  меня  до  самой  станции,  хотя  я  очень  просил  её  не  делать  этого.  Через  сорок  минут  я  был  в  своём  временном  жилище.  Отказавшись  от  ужина  и  даже  не  заглянув  к  матери,  я  взял  коробку  печенья  и  бросился  к  горе,  которая  знакомой  мне  тропинкой  вывела  меня  наверх.  Я  почти  взбежал  на  гору,  дыхание  порою  перехватывало,  но  я  не  останавливался,  пока  не  опустился  рядом  с  часовенкой  и  источником.  Зачерпнув  ковшиком  ледяной  серебристой  воды,  я  залпом  выпил  и  улёгся  на  зелёный  мох,  глядя  на  небо,  считая  «небесных  барашков».  Так  провалялся  почти  до  самой  темноты.
Наутро  я  не  мог  даже  слова  вымолвить – горло  распухло  так,  что  кажется,  даже  дышать  перестал.  Температура  подскочила  выше  сорока.  Я  лежал  в  медсанчасти,  ни  о  чем  не  думая,  кроме  того,  что  наверное,  я  скоро  умру.  И  не  было  никакого  сожаления.  Я  бредил,  периодически  у  меня  возникали  галлюцинации.  То  мне  казалось,  что  огромная  собака  улеглась  прямо  на  меня  и  душит,  я  прогонял  её,  пытался  кричать.  То  будто  бы  я  уже  на  облаках  и  смотрю  сверху  на  грешных  людей.  То  кто  то  гладил  меня  и  убаюкивал  колыбельной  песнью.  Три  дня  я  провалялся  на  грани.  На  четвёртый  случился  «кризис», и  я  потихоньку  начал  выкарабкиваться  из  могилы.  С  удивлением  обнаружил  рядом  с  кроватью  на  коврике  знакомую  черную  длинноволосую  голову.  Сразу  я  даже  не  смог  вспомнить,  кто  бы  это  мог  быть.  Воспоминания  просыпались  очень  медленно.  Он  сам  мне  подсказал.  И  я  вспомнил  о  том,  что  совсем  недавно  спас  от  расправы  одного  паренька.  Армянина.  Он  как-то  кому-то  рассказал  сальную  историю,  в  которой  была  замешана  девочка.  Та  девочка  оказалась  младшей  сестрой  известного  хулигана  и  бандита  в  том  металлургическом  городе,  который  и  был  владельцем  лагеря.  А  в  лагере  оказался  один  из  «сподвижников»  того  хулигана – крепкий  высоченный  парень  приблизительно  моего  возраста.  Я  с  ним  тоже  немного  подружился,  даже  учил  его  боксировать, – благо  рядом  с  нашим  спальным  отделением  был  неплохо  экипированный  спортивный  зал,  с  грушами  и  несколькими  парами  боксёрских  перчаток.  Сейчас  не  хочу  вспоминать,  каким  образом  я  спас  "болтуна"  от  расправы  во  время  «разговора»,  устроенного  защитником  девичьей  чести.  Но  то,  что  расправа  будет  очень  жестокой,  он  знал  прекрасно.  Конечно  же  его  наказали,  но  не  настолько  жестоко,  как  на  том  настаивал  один  из  обвинителей.  Я  заступился  за  него,  взял  на  «поруки».  А  после  этого  он  привязался  ко  мне,  точно  прирученный  собачонок.  Смотрел  мне  предано  в  глаза,  ловил  каждое  моё  желание.  Мне  его  было  конечно  же  жаль,  но  я  не  ожидал  такой  «собачьей»  привязанности  и  не  всегда  мне  было  приятно  это  замечать.  Врач  мне  сказал  потом,  что  Миша (точно,  даже  имя  его  вспомнил) выходил  меня.  Три  дня  он,  словно  дорогая  сиделка,  не  отходил  от  моей  кровати,  спал  на  коврике (в  санчасти  была  всего  одна  кровать),  по  первому  зову  моему  бежал  за  врачом,  который  совсем  не  был  уверен  в  том,  что  я  «выкарабкаюсь».  Но  выкарабкался.  Добро  за  добро? 
А  свою  «невесту»  я  забыл.  Вовсе.  Теперь  можно  написать  «конец».  Пожалуй,  пусть  так  и  будет.
   P. S.  Через  два  года  я  жил  и  работал  в  Москве.  В  первый  год  после  школы  не  добрал  почти  полтора  балла  в  один  из  престижнейших  ВУЗов (я  всегда  брал  слишком  высокие  «планки»).  Но  как-то  совсем  не  расстроился,  но  планку  снижать  не  стал.  Решил  немного  поработать  и  снова  попробовать.  И  вот  ранним  весенним  утром  я,  ожидая  прихода  поезда  метро  на  станцию  «Каширская»  из  центра,  обратил  внимание  на  до  боли  знакомую  женскую  фигуру.  Она  стояла  ко  мне  немного  боком,  но  больше  спиной  и  всё  равно  я  её  узнал.  «Неужели», - подумал  я.  «Москва,  какой  же  огромный  город  и  мне  пришлось  встретить  тебя  именно  здесь,  именно  сейчас».  Подходить  я  вовсе  не  собирался.  Даже  мысли  такой  не  возникло.  Стоять  так  и  глазеть,  гадая,  она - не  она,  посчитал  неправильным.  Что  же  делать?  Удостовериться,  что  это  она  и  незаметно  «исчезнуть»?  Но,  вдруг,  словно  почувствовав  боком  мой  взгляд,  она  полуобернулась  и… мы  встретились  глазами.  Она!  Моя  «первая  невеста».  Мы  одновременно  двинулись  навстречу  друг  другу,  вернее  к  открывающимся  дверям  подошедшего  вагона.  Она  стояла,  полу улыбаясь  и  смотрела  на  меня.  Я  на  неё.  Я  молчал,  она  говорила.  О  себе,  институте,  родителях.  Ни  слова  о  прошлом,  ни  грамма  теплоты.  Так  обычно  говорят  со  своими  прежними  друзьями  и  подругами  студенты  и  выпускники  каких-нибудь  престижных  ВУЗов.  Я  не  спрашивал,  где  она  учится,  а  она  не  говорила,  словно  это  должно  было  быть  само  собой  разумеющееся.  На  станции  «Варшавская»  или  «Каховская»  мы  расстались.  Она  попросила  дать  ей  хотя  бы  какие-нибудь  мои  координаты.  Я  ничего  у  неё  не  просил.  Просто  вытащил  из  сумки  ручку,  блокнот  и  написал  ей  номер  московского  телефона. 
- Твой?
Я  утвердительно  мотнул  головой.
- Ну,  пока?
- Пока, – теперь  мне  совсем  не  хотелось  плакать  и  рыдать,  через  полчаса  я  уже  забыл  об  этой  встрече,  словно  её  и  не  было.  Только  иногда  думал:  «зачем  же  была  эта  встреча?  В  Москве.  В  таком  огромном  городе!»
… Через  две  недели,  в  субботу  я  сидел  на  балконе,  греясь  в  солнечных  лучах  и  читал  «историю»,  готовился  принять  новый  «тур»  экзаменов.  Неожиданно  в  комнате  раздался  громкий  телефонный  звонок.  Очень  похожий  на  междугородний.  Телефон  словно  взбесился.  Я  подумал,  что  это  родители  решили  проверить,  как  там  поживает  их  «непутёвый»  отпрыск.  Схватив  трубку  телефона,  я  даже  сразу  не  понял,  кто  это  звонит.  Женский  голос (явно  не  мамин),  почти  задыхаясь  выкрикивал:
- Спаси,  спаси  меня!  Он  меня  преследует!  Он  меня  убьёт! – из  сбивчивого  и  путанного  рассказа  я  только  понял,  что  она  не  сделала  ему  ничего  плохого,  а  он  «зверь»,  он  «страшный».
- Света  виновата? – почти  что  невинно  спросил  я.
- Да,  а  ты  откуда  знаешь?  А-а-а-а, - и  она  снова  зарыдала.
«Миледи», - подумал  я  и  положил  трубку.

К О Н Е Ц

Виталий  Кузнецов  Москва  ноябрь  2016  года