Рассказы сельского Диогена Часть I В зимнем лесу

Ленька подбросил дров в огонь и, довольно улыбаясь, потер руки. Казалось затухший уже костер, разгорелся вновь. От потрескивавших сучьев, коры, да поленьев стало веселее. Я протяжно зевнул и потер глаза. Смаривало. Но я всячески сопротивлялся желанию тела уснуть – рухнуть прям здесь же, на снегу. Еще бы! Ведь мы отмахали на лыжах, по лесу, километров десять. Леньке-то что, он привычный. Да и ноги длинные. В валенках серых, телогрейку ремнем солдатским препоясал, шапку-ушанку на голове поправил – и вперед. Крепления на лыжах его самые обыкновенные, никаких специальных ботинок не нужно. Оттого и в валенках друг на лыжах бежал. У меня, впрочем, тоже самое. Я утром, за день до путешествия нашего, открыл сарай, лыжи вытащил. Красные. Деревянные. С краской облезлой. Постоял на них. Вроде ничего. Стою-не падаю.  Надо было пару кругов по лугу заснеженному хотя бы сделать. Для тренировки. Ну вот поленился. На следующий день расплатился за свою лень сполна.
Ленька быстро оказался впереди меня – городского жителя. Я, что есть сил, плелся сзади, тяжело дышал, обильно пускал на мороз пар изо рта и, работая палками, угрюмо молчал.  Дело тут было не в усталости. Точнее, не только в ней. Несколько дней назад я трындел другу, что – спортсмен, показывал ему приемчики из дзюдо, полгода отзанимался – «мастер», пади; хвастался своей выносливостью.  Мы даже с Ленькой немного поборолись на снегу, и все четыре раза я оказывался на лопатках. Нет, пару раз я вроде как друга борол, но, с завидной для меня ловкостью, снова и снова, он оказывался сверху. Друг-то мой  от природы хороший борец. Талантливый. Хотя и не занимался никогда ничем. Но это мне сейчас понятно, а тогда я был несколько расстроен столь явным проигрышем. Ленька меня утешал как мог. Но удавалось ему это с трудом. И вот еще один «удар». По моей мнимой выносливости, ну и по самолюбию тоже.
Задыхаться я стал уже где-то в лесу; а сначала, первые километра три по деревне, шел бодро. Впрочем, несмотря на усталость, зимний лес, в гостях у которого я  был  впервые, поначалу поднял настроение. Светило солнце, мороз щипал щеки, покрывая инеем ресницы. Протяжно трещали, словно завывая, качаемые ветром сосны с покрытыми снегом верхушками, где-то мерно стучал дятел, заячьи следы вокруг, и тропинка – кроме нас никем не хоженая. И откуда только Ленька знал-то о ней? Я несколько раз останавливался чтобы… Ну, чтобы послушать лес. Тишина такая в нем. Звенящая, что ли.
Однако зимний день заканчивается быстро, и на смену ему пришли свинцовые тучи, вместе со снегом, повалившим толстыми хлопьями, норовившими, как нарочно, попасть за шиворот. Почему-то мне стало страшно, подумалось: этак друг вперед умотает и бросит меня тут совсем одного. Я представил себя, превратившегося в снеговика и потихоньку остывающего. В полном смысле этого слова. Мне прям себя жалко стало донельзя. Бедненького.
Будто подслушав мои мысли, Ленька остановился, дождался мое ссутулившееся тело на лыжах, со сбитой набекрень шапкой, часто дышащее, и произнес обнадеживающе:
– Слышь, снег ненадолго, скоро луна взойдет и звезды увидим.
– Ага, щас – пробурчал я, – ты-то откуда знаешь?
– Знаю, – ответил Ленька, махнул лыжной палкой, призывая не отставать, и сказал даже так повелительно:
– Давай, поднажми, не больше километра осталось.
– Целый километр пилить, – пробурчал я себе под нос, надеясь, что друг не услышит моего нытья. Но он услышал.
– Слышь, может, тебя на буксир взять? – предложил Ленька без всякой усмешки и иронии.
– Не надо, – пробормотал я в ответ, – и, тяжко вздыхая, поплелся дальше. Ленька, пади, пожалел, что потащил с собой в поход горожанина.
Через полчаса мы были на месте и… И снег, как и предрекал друг, прекратился. Опять морозец ударил, и небо преобразилось в огромный и безбрежный купол, украшенный звездами. Из лесной опушки они казались особенно красивыми. И живыми. Я даже об усталости забыл. Какой-то мир – ну сейчас бы я сказал, наверное – неземной – сошел на меня. Но, вскоре, мне на плечо сошла еще и Ленькина длань в варежке. Друг улыбался, убирая со лба вспотевшие во время лыжного перехода волосы, и  произнес:
– Ну, здесь и остановимся.
Знаете, еще бы пару дней назад я не то что не согласился бы – пальцем, глядя на друга, у виска покрутил: мол, где здесь ночевать-то, под открытым небом и на морозе, сразу бы дом бабушкин вспомнил, печку натопленную и кровать уютную, ну и блины испеченные, сосиски вареные и картошку жареную на плите. Эх, ну что с меня взять, с горожанина. Но сейчас, стоя под звездным небом, на лесной опушке, рядом с другом, у меня и мыслей о доме не было. Красота вокруг завораживала. Хотелось стоять так и смотреть на звезды целую вечность, да и время, казалось, остановилось. Но Ленька снова вывел меня из созерцательного ступора:
– Ну что встал, кидай рюкзак, сейчас будем лагерь разбивать.
Поскольку я был в зимнем походе впервые, то для меня фраза друга: «Будем разбивать лагерь» – звучала загадочно. Поэтому я всецело отдался во власть Ленькиных распоряжений. Первое из них было: наломать лапника.
– А зачем? – поинтересовался я, – для костра же он не очень годится.
– Иди-собирай, потом объясню, – отмахнулся друг от моего вопроса.
Я захрустел валенками по снегу в сторону растущих на окраине опушки елок. Звезды серебрили снег, освещая его.  Занесенные снегом ели являли собой – ну, торжественность, что ли. В общем, я снова впал в созерцательный ступор.
– Слышь, ты что, заснул, что ли, там! – окликну меня друг.
– Не, щас, – махнул я в ответ рукой, и когда вернулся, то костер уже горел. Пока я развивал в себе эстетическое чувство на лоне вечерней  природы, друг успел и дров насобирать и костер развести. Сейчас он топориком заострял рогатину, уже вторую – первая была воткнута в снег, а рядом лежала палка – та, что ляжет поперек рогатин, для того чтобы мы могли повесить котелок, прикрепленный к Ленькиному рюкзаку, и приготовить себе ужин.
Не прошло и десяти минут как в котелке начал шипеть растапливаемый  на огне снег, и мы с другом, сидели на обложенном лапником и очищенном от снега бревне – оно, бревно это, здесь на опушке и лежало. Зная Леньку, я даже и не удивился, что набрел на поляну с заранее  валявшемся на ней бревном. Ленька захватил с собой шмат сала – моего любимого, неизменно висящего у него на терраске. Я достал хлеб, испеченные бабушкой пирожки с рисом. Друг высыпал перед собой на разложенный брезент – естественно, он позаботился разложить его на снегу – разной травы. Я узнал только мяту и чабрец.
– Нукась, – произнес Ленька и потянулся к костру, – ага, закипело!
Друг довольно потер руки и сыпанул в котелок пакет гречки. Я достал тушенку и спичечный коробок с солью. Прошло еще полчаса, и мы приступили к ужину, одному из самых классных в моей жизни. За гречкой с тушенкой последовал чай с травами. Горячий. Вообще Ленька взял с собой большой термос с чаем, но его мы уговорили по дороге.  И вот с последним глотком чая я и почувствовал как наваливается на меня усталость, и при этом, вопреки желанию уставшего тела, разуму спать совсем не хотелось, тем более что такого звездного неба я, как уже сказал, не видел никогда в жизни.
Друг стал рассказывать о созвездиях, в коих я, признаться, не разбирался совсем, будучи способным только  различить на ночном небе «ковшик». От Ленькиного рассказа спать даже телу расхотелось. Я вдруг ощутил, что звезды стали ближе и что они… ну разговаривать, что ли, со мной начали. Только шепотом.  И меня это вовсе не удивило. Потом они стали перемещаться. По кругу. Я оказался посреди звездного неба, и тут будто что-то с силой толкнуло меня в грудь. Что-то враждебное и страшное, а, главное, мною невидимое, окутало нашу поляну. Звезды в мгновение ока исчезли. Как будто их и не бывало вовсе. Я обратил взгляд к небу. Не поверите, но оно было черным. Совершенно. Мне даже почудилось: страшно-черным. И тут еще пронизывающий холод прошиб до костей…
Я открыл глаза. Звезды. Далекие. Были на месте. Я даже вздохнул с облегчением. Мое тело лежало на чем-то теплом. Ленькин тулуп, с торчащим из-под него лапником, а под ним были разбросаны угли, еще теплые. Тулуп Ленька всю дорогу тащил на себе, свернутый в скатку.  Я как-то неуверенно, в процессе нашего лыжного перехода, предложил другу забрать у него тулуп: мол, давай будем тащить его по очереди, но в ответ Ленька только отмахнулся.
Сейчас он  лежал рядом со мной. Почему-то без шапки – она валялась поодаль. Я хотел и натянуть ее  на Ленькину голову, но тут мой взгляд, что называется, споткнулся о его лицо. Зеленое. Словно перекошенное судорогой. Испугавшись, я уже схватил Леньку за плечи, чтобы разбудить его и услышал голос:
– Не надо, ты его сейчас не растормошишь, только хуже сделаешь. Голос был вроде как знакомый, но, при этом никогда мною ранее не слышанный. Я приподнялся на локтях, спиной ко мне, на бревне, сидел человек, укутанный у тулуп. Черный. Шапки, как и у Леньки, на голове его не было… 
 
1 – 4 ноября  2016 года по дороге из Москвы в Королев . Из Королева в Москву