4. Юрий Геронимус о Фальке и Майе Левидовой

Уже написав о воспоминаниях Юлия Лабаса и Мая Митурича о Майе Левидовой, я обнаружил воспоминания Юрия Геронимуса «В молодые годы», где Фальку и Майе Левидовой посвящена не одна страница (http://www.mccme.ru/free-books/izdano/2004/geronimus.pdf).

Юрий Вениаминович дружил с Майей с юности и всю жизнь. Я привожу здесь эти страницы с незначительными купюрами.

«Перехожу к другой теме — о событиях в жизни Майи Левидовой, начавшихся в 49-м или 50-м году. Я узнал о них летом 50-го (возможно, память меня подводит, и я ошибаюсь на год в ту или иную сторону). В то лето — не помню точно — Галя с Сашенькой [Галя и Сашенька – первая жена Геронимуса и их сын. –МК] куда-то без меня уехали или безвыездно жили на даче. Во всяком случае, я много времени жил летом в Москве без них. Днём я ходил на работу, а по вечерам либо проводил время в обществе Лопшицев [Лопшицы – родители Гали. –МК] и их гостей, которых, несмотря на вызванную арестом Наталки [Наталка – Наталия Гайстер жила в семье Лопшицев после ареста родителей. –МК] подавленное настроение нашей семьи и связанные с этим событием заботы, бывало по-прежнему немало, либо встречался с друзьями.

Иногда я отправлялся поболтать — благо недалеко — к Майе Левидовой.

В то лето она снимала дачу в Абрамцеве. Но это было не то аристократическое Абрамцево, вошедшее в историю русской живописи и в быт русских и именитых советских художников. Чтобы попасть из Москвы в известное Абрамцево, надо сойти с электрички на станции Ярославской дороги и пойти налево. А если, сойдя с поезда на той же станции, пойти направо, то попадаешь в скромную деревеньку, которая, кажется, тоже носит громкое имя Абрамцево. В этой деревеньке съём дачных помещений обходился недорого, природа там была хорошая, река Воря протекала и там. Поэтому многие художники, властями не обласканные, жили летом в этом второсортном Абрамцеве.

Майя на своей даче жила отнюдь не безвыездно и много времени проводила в Москве, полагаясь на маму Беллу Владимировну, которая безропотно оставалась в Абрамцеве вдвоём с довольно строптивым пятилетним внуком Мишей. В такие вечера я к Майе иногда и приходил. К этому времени я знал о её жизни многое.

В конце сороковых годов Майя стала постоянной сотрудницей Дома Народного Творчества им. Крупской. Она учила самодеятельных художников заочно (!).

Своим ученикам, которые жили в разных частях страны, Майя посылала по почте методические пособия и задания. Ученики присылали ей свои работы, Майя посылала им на эти работы рецензии, а раз в год, в начале лета её ученики получали вызов в Москву на недельную или двухнедельную сессию, во время которой они общались со своим педагогом лично, выполняли работы в студии и получали новые общие установки на следующий учебный год. Майя говорила, что среди её учеников есть много способных людей. Эту свою работу Майя ценила.

Майя продолжала заниматься и своей собственной живописью. К тому времени, когда она начала преподавать в Доме Народного Творчества, ученицей Митурича она быть перестала. У неё появился новый мэтр — известный художник Роберт Фальк. …

Отец Майи Михаил Левидов, знакомый с Фальком, как-то где-то на улице познакомил художника со своей пятнадцатилетней дочкой. Это было в середине тридцатых, вскоре после возвращения Фалька в Москву из Парижа. Совсем юная художница смотрела на известного художника с огромным пиететом к его живописи и с живым интересом к его внешности: Фальк был видным, рослым мужчиной. В те времена знакомство Майи с Фальком той встречей и кончилось.

Майя была ученицей А. Кравченко, потом стала студенткой училища 1905-го года. Но вот лет через двенадцать после той случайной встречи, знакомство Майи с Фальком возобновилось. Майя мне об этом событии рассказала, но я подробности и обстоятельства забыл.

Общение между Майей и Фальком на этот раз стало регулярным. Майи показала Фальку свои работы, они ему понравились, и — по его ли, по её ли инициативе — Фальк стал Майю в её работе направлять и консультировать.

Майя рассказывала мне о своих занятиях с Фальком. Но за более чем десятилетнее знакомство с Майей мы привыкли с ней быть откровенными друг с другом во всём, и вот с какого-то момента я узнал от Майи, что её отношения с Фальком перешли границы отношений ученицы с учителем.

Весь процесс от момента возобновления её знакомства с Фальком до превращения этого знакомства в роман занял не слишком большое время, и поэтому, слушая регулярные рассказы Майи о развитии её отношений с Фальком, я не имел случая с ним познакомиться.

Случай этот наступил в один из вечеров того лета, когда она снимала дачу в Абрамцеве, а я пошёл повидаться с ней, узнав предварительно по телефону, что и она в городе. Я знал, что в Абрамцеве снимал дачу и Фальк со своей женой Ангелиной Васильевной. Было часов девять вечера. Мы сидели и разговаривали с Майей. Тем у нас всегда было предостаточно. Говорили мы и о наших мальчиках, и о связанных с ними проблемах, и о Майиной работе, и о событиях в доме Лопшицев, с которыми Майя была знакома с момента моей женитьбе на Гале.

Вдруг раздался звонок в дверь. Майя не ждала никого. Вошёл пожилой человек, одетый в военную гимнастёрку. Он извинился за неожиданное появление. Майя знакомить нас не стала. Они сели друг против друга за столом (я сидел на диване поодаль). Они говорили негромко, и не все слова до меня доносились. Речь у них с Майей вертелась вокруг того, что неожиданно плохо почувствовала себя жена гостя, что завтра ему придётся поехать к ней на дачу, что поэтому прежние его планы меняются, что не нужно ли Майе что-нибудь на дачу передать и прочее.
 
У гостя был старческий голос и старческая манера несколько раз возвращаться к одной и той же теме.

В смысл разговора я не вникал, а думал только о том, когда этот непрошеный и занудный визитёр удалится, а прерванный наш с Майей интересный разговор продолжится. Наконец, пробыв минут пятнадцать, старик ушёл. Проводив его и закрыв за ним дверь, Майя вернулась ко мне и спросила, как мне понравился только что ушедший гость. Я не знал, что отвечать и пожал плечами.

«Дурак, — сказала мне Майя — «Это Фальк. Там на даче разные события, он остаётся в городе и через десять минут вернётся ко мне и будет у меня ночевать.

Я думаю, что тебе хватит десяти минут, чтобы попрощаться со мной и уйти. Позвони мне завтра вечером.

Я тут же ушёл. На следующий день Майя рассказала мне о текущих событиях на даче, о сложных обязательствах Фалька перед его не слишком здоровой женой и о многом другом».

Здесь я прерву повествование Ю.В. Геронимуса, чтобы сообщить, как излагала впоследствии (в 1981г.) отношение Фалька к ней, Ангелина Васильевна Щёкин-Кротова:

«Как мне пришлось убедиться, Фальк очень легко увлекался, влюблялся, но он отнюдь не был легкомысленным. Наоборот, любую любовную коллизию и душевную драму возводил в ранг высокой трагедии, античного рока. Может быть, не было на свете человека, который так ничего и никого не мог забыть и покинуть. <…> Когда я вспоминаю, как заботливо и терпеливо, никогда не раздражаясь и не жалуясь, он ухаживал за мной во время моей болезни, которая длилась не один год, я преклоняюсь перед его добротой».

Как видите, Ангелина Васильевна Фальку прощала всё, а вот, Майе Левидовой она ничего не простила. Ю.В. Геронимус продолжает:

Фальк был женат на своей третьей или четвёртой жене, Ангелине Васильевне Кротов-Щёкиной. Она страдала сильным сердечным заболеванием, и Фальк не решился разорвать с ней брак формально. Жизнь троих — Фалька, его фактической жены Майи и номинальной — Ангелины Васильевны нормальной назвать было нельзя. Ангелина Васильевна работала в каком-то учреждении, уходила утром и приходила вечером.

Днём в отсутствие Ангелины Васильевны в своей мастерской работал Фальк. Он был вегетарианцем, в пище неприхотливым, и что-то готовил себе сам.

Иногда Фальк принимал посетителей (обычно это были знакомые и знакомые знакомых), желавших посмотреть его живопись. Другой возможности посмотреть картины Фалька почти не было. В музеях они не висели. Разве что — в частных домах, например, у Эренбурга.

Когда Ангелины Васильевны дома не было, то в приёме посетителей случалось участвовать и Майе. Часто Фальк ночевал у Майи. В начальный период своих близких отношений Майя и Фальк проводили время в мастерской Юмашева. Как правило, они вместе проводили летние месяцы — иногда под Москвой, а иногда уезжали подальше. Одно лето они, например, прожили в Молдавии.

Так как Ангелина Васильевна была человеком болезненным, то Фальк много занимался организацией её лечения и отдыха. Эти обязательства Фалька по отношению к оставленной им жене его жизнь с Майей не украшали, хотя Майя признавала необходимость действий дорогого ей человека.

Майя познакомила Фалька сперва со мной, а потом привела его в дом к Лопшицам, и он стал бывать у них довольно регулярно, большею частью с Майей. Фальк быстро признал ум, интеллигентность и богатство души Лопшицев. Много вечеров прошло в интересных и задушевных беседах, всем участникам которых было о чём друг другу сказать.  <…>

Первая небольшая персональная выставка Фалька состоялась в зале МОСХа на ул. Жолтовского (Ермолаевский переулок) около Патриарших прудов только весной 58-го года. Сам Фальк на неё прийти не мог — настолько он уже был болен. Он и скончался осенью этого года в больнице на руках у Майи. Ему было 74 года. [Фальку, на самом деле, шёл 72 год, когда он умер; до своего дня рождения он не дожил полмесяца. –МК].

Майя не была законной женой Фалька, и все работы художника, находившиеся в момент его кончины в его мастерской, автоматически достались его законной, хотя фактически уже много лет как вовсе и не жене Ангелине Васильевне Щёкин-Кротовой.

Она, что называется, взяла вдовство в свои руки и немало сделала для посмертной пропаганды творчества её бывшего супруга.

Я встречал и другое мнение. Сын Бориса Пастернака Евгений пишет так: «Женат он был на Ангелине Васильевне Щекин-Кротовой, потомственной боярыне, которая впоследствии учила немецкому языку Серёжу Аверинцева. Фальк её пригрел во время эвакуации и на ней женился, потом она жила ещё долго после его смерти и продавала картины, чтобы прокормить себя и свою мать, и фактически распродала всего Фалька. Так что, с его картинками очень дело плохо: большинство было раскидано по республиканским музеям».

Как-то не очень лестно он пишет о А.В. Щёкин-Кротовой. Есть и неточность: Фальк женился на А.В. до войны. И слово «распродала» мне не нравится. Не соответствует оно действительности. Она в основном передавала работы Фалька музеям.
Закончу воспоминания Геронимуса:

«У Майи осталось всего несколько работ Роберта Рафаиловича, которые он либо ей дарил, либо незадолго до кончины принёс к ней на хранение, ведя переговоры об их продаже. Осталась у Майи и бронзовая скульптура — голова Фалька — сделанная скульптором Слонимом и (не помню) подаренная автором либо самому Фальку, когда тот был жив, либо Майе после смерти своей модели».

Я встретил в последнее время и другую информацию о Майе Левидовой:

В 1976 году вышла книга «Цвет и линия Юрия Аксёнова и Майи Левидовой. В книге в форме уроков рассказывается о живописи и рисунке, об умении видеть окружающий мир и воплощать его в живописных и графических образах. В 1986 году книга была переиздана.

Наконец, ещё одно упоминание Майи Левидовой я встретил в книге Веры Чайковской о художнике Тышлере «Тышлер: Непослушный взрослый» https://www.litmir.me/br/?b=195769&p=1 .

Она пишет:

«Я несколько раз встречалась с Левидовой в начале 2000-х — её квартира в центре Москвы была сплошь увешана работами Фалька, но пачку его писем, «слишком личных», она сожгла…».

Продолжение следует: http://www.proza.ru/2016/11/05/1986