Кармен. Реальная история

Кармен. Реальная история

Детективный трагифарс в 3-х актах


ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Дон Игнасио – криминальный лидер, агент Эскамильо

Кармен – цыганка, первая красавица Севильи

Мануэла – подруга Кармен

Дон Хозе – бригадир, потом солдат

Микаэла – невеста Дона Хозе

Эскамильо – тореадор

Цунига – капитан

Данкайро – контрабандист, оперативник Дона Игнасио

Гитарист – музыкант

Лильяс Пастья – хозяин таверны

Алета – младшая сестра Микаэлы

Убийца – киллер

Солдаты, контрабандисты, журналисты, портретисты, посетители таверны, любители корриды.



Акт первый
Первая картина
Сцена убрана, как комната в испанской гостинице середины XIX столетия. Приглушённый свет. Горят свечи. Стол, на котором запыленная бутыль с вином и бутыль с водой. Высокие стаканы. Апельсиновые корки и сами апельсины. Стулья небрежно отодвинуты от стола. На них мужская и женская одежды. К одному из стульев прислонена гитара. На полу кастаньеты. Слышится едва различимая музыка. Антракт перед третьим актом оперы Бизе «Кармен». Нежная мелодия начинается усиливаться, вливаясь на сцену и в зал.
В центре сцены – широкая кровать. За ней ковёр, на котором вымпелы корриды, кинжалы и пищаль. На кровати двое. Некто укрытый с головой, и полуодетый мужчина, лежащий поверх простыни.
Музыка будит его. Он садится на кровати, оглядывает кровать, а потом и всю сцену. Встаёт, начиная одеваться. Музыка смолкает, но слышно, как он напевает «Сегидилью». Уже далеко не мальчик, но и не старик – самый расцвет мужской красоты. Лицо уверенного в себе человека, привыкшего принимать ответственные решения, и никогда не мыслящего банальностями. Видимо, поэтому ему присущи и спорадические порывы нервности.
Это – Дон Игнасио. Одевшись, он садится на кровать, берёт гитару, и отстукивает на её тыльной стороне ритм «Сегидильи», порой поглядывая на постель. Ответной реакции нет. Дон Игнасио наливает воды, выпивает, обращается в зал.

Дон Игнасио: Вино для неё (показывает пальцем себе за спину). Я совсем не пью вина, хотя это не по-испански. Надо мной в Севилье посмеивались, но теперь даже не улыбаются. Я умею обрезать излишне длинные язычки. Или отстреливать (показывает на пищаль). Теперь на мою винную странность не обращают внимания.
(Передразнивает) Дон Игнасио может себе это позволить!
Всё наоборот. Я не могу позволить очень многого, в том числе, вина. Даже разбавленного. У меня работа нервная. Имею дело и с деньгами, и с людьми. Адская смесь. Ладно, деньги – они молчаливы и справедливы. А вот люди, люди… (не находит слов).

Женский голос из-под одеяла: Ты – мизантроп!

Дон Игнасио: Да, так и есть. У меня человечество не вызывает особенного прилива нежности. Всё, целиком, от полюса до полюса. Но если поделить его на персоналии, а эти персоналии препарировать, выявляя их страсти и страстишки, то получится вовсе неприглядная картина. Чрезвычайно. Все чем-нибудь, да обуреваемы. Особенно те, что засели в Пиренеях. Причём, пороками ли, добродетелями ли – не важно.

Женский голос из-под одеяла: По-моему, ты не прав. Как говорят в Одессе, это – две большие разницы.

Дон Игнасио: Во-первых, я не уверен, что в Одессе так ещё говорят. Во-вторых, мы – в Севилье, и знать ничего не знаем, ни о какой Одессе. А, в-третьих, ты ещё спишь, напившись вином и насытившись любовью! Даже похрапывая. Сейчас мой монолог, цыганская чертовка!

Голос из-под одеяла: Да, я -- чертовка. Так тебе всегда и говорила. Но продолжай, Гнуси. Не буду перебивать.
(Начинает храпеть.)

Дон Игнасио: Не так же громко! Ты не драгун.

Голос из-под одеяла: Я – его лошадь!
(храпит ещё громче, но через пару секунд затихает)

Дон Игнасио: Благодарю, вас сеньорита!
(Отвешивает иронично-небрежный поклон в сторону кровати, после чего танцевальными па реагирует, на мелодию «Хабанеры»)
-- Любовь, ненависть, желание осчастливить, зависть. А ещё корыстолюбие, как у этих оболтусов -- контрабандистов из шайки Данкайро. Или жертвенность, что ещё хуже. А тщеславие, моего тореадора Эскамильо?! Оно вместе с бравостью на арене заменяет ему интеллект. Сколько уже раз приходилось вразумлять парня! Приводить в чувства: «Милый, друг – ты остолоп! Увидишь быка – мчишься на рога! Заметишь юбку, и не важно, какого она сословия – снова на рога. Хотя это опаснее, чем дразнить быка красной тряпкой. Когда-нибудь надо отступить, свернуть в сторону». Отвечает: «Всё понял, Дон Игнасио! Не подведу, Гнуси». Врёт, зараза! Я по глазам вижу. Тореадор он есть тореадор. Просветление у людей этой профессии наступает лишь в час, когда из распоротого живота уходит дух жизни, а вместо него с небес спускаются ангелы.

(тихо звучит ария Эскамильо, и Игнасио пародирует пластику тореадора)

Поэтому, какое вино для меня в подлунном мире?! При таком подопечном и таких партнёрах по бизнесу! Данкайро, таскающий тюки через перевалы, убеждён, что он – атаман шайки и пуп земли. Болван, кому нужна контрабанда, не находящая покупателя?! Эскамильо, уверенный, что слава и хорошие деньги пришли к нему исключительно благодаря собственной смелости и даровитости. Не сознаёт, сколько талантливых храбрецов прозябают, не имея приличных контрактов и даже приличной красной тряпки. А, почему они не имеют? Почему?!
(обращается к Голосу из-под одеяла: «Можешь подать ответную реплику!»)

Голос из-под одеяла: Почему, Гнуси они не имеют? Не из-за того ли, что великий и ужасный Дон Игнасио, гений финансов и консалтинга, пока ещё не имеет этих храбрецов?!

Дон Игнасио: Да-да! У них нет меня! Вот, что никак не уразумеет Эскамильо. Впрочем, все наши герои хороши. Например…
(Обращается к Голосу из-под одеяла: «Ты – спишь, и ничего не слышишь»)
… Например, Микаэла – неврастеничка, толкнувшая Дона Хозе с магистрали, на тропу контрабандистов, где полно буреломов и буераков. Сам наш бравый воин – честен и смел, но позволил чувствам возобладать над разумом. А его командир Цунига? Лицемер, бабник и карьерист, ещё и обделённый чувством юмора. И такие вербальные интервенции можно совершать в любой адрес!

Голос из-под одеяла: В мой тоже?

Дон Игнасио: О, Кармен – ты хуже всех!
(обращается в зал, показывая себе за спину)
Вы её знаете?! Вы – её не знаете! Вроде, информации океан. Новелла, опера, балет, экранизации новеллы, оперы и балета. Сведений полно, сколько угодно. По крайней мере, так утверждают голоса из будущего на спиритических сеансах. Или самые ответственные цыганки-гадалки – нечета этой обманщице. Но всё – чушь, вымысел. Слухи, сплетни, самые нелепые фантазии. Новеллу вовсе не надо принимать во внимание. Там Кармен, какая-то дикарка с уголовным мировоззрением -- минимум правды.

Кармен из-под одеяла: Я – не такая.

Дон Игнасио: Верно. Или опера.

Кармен: В ней, что не так?
(Напевает цыганскую тему: «Ля-ля-ляля-ля».)

Дон Игнасио: Не надо «ля-ля!» -- ты ещё спишь!
(после – в зал)
Либретто просто смешно!
(говорит нарочито пафосным назидательным голосом учителя)
В музыкальном воплощении сюжета Бизе кое в чём остался близким к новелле, но во многом от неё отошёл. Неукротимость нрава и свободолюбие героини, её капризная изменчивость, непреодолимое обаяние красоты, нарисованные тонким пером рассказчика, сохранены в опере и приобретают подчас ещё большую художественную яркость.
Бред! Не уподобляйтесь господа зрители Ницше, который послушав Бизе, предал Вагнера, и вообще заявил: «Бог – умер!» Видите ли, Кармен, отказавшись пугаться не только земли, но и неба, вбила последний гвоздь в гроб истинного христианства. Только немец, да ещё философ мог повестись на цыганский развод, и предпочесть стае валькирий, одну ведьму из Севильи, да и то не настоящую. Глупец!
Но вас я уберегу от заблуждений. Вы со мной. Вы не станете якшаться с тенями, в которых нет ничего живого. Я расскажу реальную историю Кармен. Конформиста до мозга костей. Беса прагматизма и рациональности. Достаток, счёт в солидном швейцарском банке, молодость на Мальдивах и обеспеченная старость в столице, комфорт и типично буржуазный уют салфеток с рюшечками. Вот её любовь!

Дон Игнасио оборачивается к Кармен.

-- Ещё она любила меня… Наверное. Но не долго.

Кармен, окончательно откидывает одеяло, начиная одеваться: Совсем не долго, Гнуси.
(Она в очках и в образе бизнес-вумен).
Как свободомыслящая и свободолюбивая цыганка я буду говорить правду, и одну только правду! Дай, какой-нибудь журнальчик поклясться. Только не мужской.
Клянусь – не долго! Пропадай моя телега, все четыре колеса!

Дон Игнасио: Это – плагиат!

Кармен: Многое, ты понимаешь! Это – заимствование. Вишнёвый сад ещё в цвету, Чехов всегда в зените славы, а вот нашим постельным утехам, Гнуси – конец.

Дон Игнасио: Не называй меня так. По-русски это звучит двусмысленно.

Кармен: Хорошо, Гнуси, как скажешь.

Дон Игнасио (в отместку): Кармен, ты холодна, как рыба.

Кармен: Ты хочешь сказать, что я фригидна?

Дон Игнасио: Ишь ты! Что за лексикон?! Фрейд ещё не прозрел, и даже не пережил первых поллюций, а ты ввёртываешь термин «фригидность». Изъясняйся в духе времени!

Кармен: Ладно, ладно.
(Снимает очки, распускает волосы, становится узнаваемой Кармен)
Я холодна, как рыба? О-о-о! Ты, говоря это, хочешь сказать, что я холодна, как рыба?!!

Дон Игнасио: Не так же примитивно!

Кармен (абсолютно спокойно): Да, холодна, как рыба. Фригидна. Вся эта любовь-морковь, все эти секси-пепси меня не греют, а, значит, не согревают. Вот здесь у меня уже необходимость вертеть задом, танцуя фламенко.
(Бьёт себя по горлу.)

Дон Игнасио: Однако. Ты же в этом мастерица, каких днём с огнём не сыщешь!

Кармен: Спасибо, конечно, но не велика заслуга. Правой пристукнула, левой притопнула, бёдрами вильнула – суета сует. Всё равно любительский уровень. Чай, не Анна Павлова.

Дон Игнасио: А тебя манит профессионализм!

Кармен: Он меня притягивает. Как и ум. Причём ум в первую очередь. Я и тебя выбрала в любовники не потому, что Гнуси, такой красавец или гениальный следопыт эрогенных точек. Ты развивал меня. Я у тебя училась. С виду простак, но постоянно в размышлениях. А это уже настоящая эротика. Нет ничего сексуальнее, чем умный мужчина. Да, ещё буйная фантазия, пусть и порочная. Коварство сатаны и в тоже время совестливость невинной девушки. В одном флаконе! Чудо! А в общении мне важно всё, что выше.

Дон Игнасио: Это забавно. Выше чего?

Кармен: Выше пояса, лапа. Это необходимо, чтобы не быть ниже плинтуса.

Дон Игнасио: Сама сеньорита Продуманность. И это при скандальной репутации нимфоманки.

Кармен: А ты забыл, как ковалась моя репутация?! Сколько мне стоит быть той Кармен, что верховодит мужскими массами?!! Так берегись любви моей – бр-р-р! Мне приходится, прилагать героические усилия, чтобы поддерживать своё реноме. Как же, Кармен – это ого-го-го! У неё должно быть двенадцать любовников единовременно, и по десять сношений в день. Минимум. В итоге трачусь, чтобы всякие пройдохи распространяли отвратительные слухи о моей распущенности и ненасытности.

Дон Игнасио: И, что?

Кармен: Мужчины – в восторге, женщины – в зависти. А вся репутация держится на тщеславии глупых и до отвращения развратных недотёп. Задерживаюсь до позднего вечера, чтобы потом – поцелуй в щёчку, и шмыг в двери, а то и в окно, где уже гвардейцы, драгуны, вино и танцы у костров. У любви как у пташки крылья! И овации, и крики «браво!» О, Кармен!

Дон Игнасио: А ты точно не такая?

Кармен: Не такая. У меня скрытая мотивация. Кстати, есть правдивая история.

Дон Игнасио: Изволь.

Кармен: Парковый ландшафт. На одной из лужаек две скульптуры: нагая девушка и нагой юноша. Они красивы, они смотрят друг на друга влюблёнными глазами. Пять лет смотрят, двадцать, тридцать, но между ними десять метров, цветочная клумба с маленькой струйкой фонтанчика, а с ними — их неподвижность, их совершенство, а ещё голуби, которые делают с памятниками, сам знаешь что.

Дон Игнасио: Они гадят. Завораживающее начало.

Кармен: Но на небесах тоже ценят и понимают любовь. А потому спустя тридцать пять лет на землю, прямо на клумбу с чертыханьем, спустился Ангел. Он посмотрел добрыми глазами на обе статуи, и девушка с юношей ожили.

Дон Игнасио: Виват!

Кармен: Ожили, и подбежали к Ангелу, который донёс им следующий текст: «Мы на небе измучились наблюдать за вами, устали видеть вашу тоску. А потому принято решение: предоставить вам полчаса жизни в плоти и крови, чтобы вы сумели сделать то, о чём мечтаете больше всего. Затем опять на постамент. Всё ли ясно? Повторяю для статуй: то, о чём мечтаете больше всего! О`кей?!»

Дон Игнасио: И, что же?

Кармен: Девушка и юноша взялись за руки, убежали в ближайшие парковые кустики. Вскоре оттуда раздалось шушуканье, охи, вздохи, стоны, довольное хихиканье и чуть ли не кудахтанье. Впрочем, через пятнадцать минут пара опять стояла перед Ангелом.

Дон Игнасио: Ангел удивился их торопливости?

Кармен: Он даже воскликнул: «Дети мои! У вас есть четверть часа. Сделайте это ещё раз!»

Дон Игнасио: Они согласились?

Кармен: Не сразу. Только после того, как юноша сказал девушке: «Ладно. Только сейчас, когда мы поймаем голубя, уже я буду держать эту противную птицу, а ты станешь мстить ей на голову».

Дон Игнасио: О, да – это скрытая мотивация. Но зачем ты мне это рассказала, Кармен?

Кармен: Гнуси, я решила круто изменить свою жизнь. Я выхожу из бизнеса. Прощай аферы с контрабандным сырьём на табачной фабрике и другие делишки, что я обделывала вместе с Мануэлой.

Дон Игнасио: Но, Кармен!

Кармен: Прощай репутация нимфоманки, прощайте песни с плясками. Прощай скрытая мотивация!

Дон Игнасио: Кармен!!!

Кармен: И нашим отношениям – конец. Два лидера в одной постели, как два медведя в одной берлоги – спроси у русских. Баста!

Дон Игнасио: Почему ты после медвежьей идиомы заговорила на итальянском языке в испанской Севилье?!

Кармен: Чтобы не обидеть тебя русской ненормативной лексикой.

Дон Игнасио: Но, почему? Не понимаю!

Кармен: Гнуси, я обычная усталая баба, которая набегалась, накрутилась, навертелась, а теперь хочет устроить свою жизнь. Выйти замуж, родить детей, дополнить свой капитал стабильным достатком и не особенно презирать супруга.

Дон Игнасио: Мещанство!

Кармен: Именно! К нему я и расположена.

Дон Игнасио: Как интересно получается… Значит, я для мещанского счастья при всём уме не гожусь?

Кармен: Совершенно не подходишь, Гнуси. Прежде всего, твоя профессия. Да, в расцвет капитализма деятельность менеджера станет уважаемым и прибыльным ремеслом. Умение втюхать любой товар вне зависимости от его качества и полезности начнёт восприниматься искусством. Но я живу сейчас, а не в бум рыночной экономики! У нас в Севилье пока ещё ничего не знают о венчурных инвестициях. Только спекулируем табаком, цитрусами и оружием. И, наконец, твой характер. Слишком деловой, слишком энергичный и независимый. Но подчиняться я больше не намерена, следовательно, нуждаюсь в ком-нибудь, кто гораздо податливее.

Дон Игнасио: Вот как… Огласите весь список, пожалуйста.

Кармен: Он не длинен: всего два имени: Эскамильо и Цунига.

Дон Игнасио: Даже так? А предпочтения?

Кармен: Эскамильо я пока не знаю, но, похоже, он неплох… Естественен. Мужественен и мил одновременно. Но смогу ли поддерживать беседы на бычьи темы? А ты – рядышком. Соблазн. Но я – честна, и жизнь втроём – не для меня. Цунига -- перспективный военный…

Дон Игнасио: О, да! Настоящий полковник.

Кармен: Бери круче – генерал. Умеет командовать, значит, обучен к подчинению. А уж взять эту крепость труда не составит.

Дон Игнасио (иронизируя): Станцуешь и споёшь? Как обычно бросишь цветочек?

Кармен: Гнуси, не ёрничай. Зачем же отказываться от проверенной коленопреклонёнными мужчинами методы? Как напишут потом: не отрекаются, любя.

Дон Игнасио: Кармен, ты не шутишь?

Кармен: Не шучу, Гнуси.

Дон Игнасио: Это – конец…

Кармен: Это только начало!
(гаснет свет)

Вторая картина
Та же комната, та же кровать, то же освещение. Дон Игнасио лежит поверх простыни, рядом с ним кто-то укрыт с головой одеялом. Тихо слышится мелодия «Мой капитан, мой капитан» из концовки второго акта оперы Бизе.
Дон Игнасио начинает напевать, садится на кровать, наливает в стакан воду, пьёт.
Дон Игнасио: Вино для неё (указывает себе за спину) – я пью воду. Трезвость мыслей – вот, что важно.

Дон Игнасио начинает прохаживаться по сцене.

Мстить или не мстить, вот в чём вопрос. Достойно ль утереться под ударами судьбы, иль надо оказать сопротивленье. И замыслом коварным отомстить. Унизить, опозорить и убить. И видеть после сны. Прекрасные от совершённой мести… Вот и ответ! Конечно, мстить. Но тише. Кармен, мой свет, прости. В молитве, нимфа, свои грехи для неба помяну.

(опускается на колени, молится, потом обращается к небу)

Всевышний, у меня к Тебе одна просьба: сделай так, чтобы на меня никто и никогда не обращал внимания. В деле мщения и накопления начального капитала нет более высокой цели, чем полная ассимиляция и мимикрия. А я хочу отомстить Кармен, и преумножить свои финансы! Аминь!

(Поднимается с колен, садится на кровать)

Итак, всё ясно, цель определена. Кармен поплатится за хлад. И будет гром греметь над павшей девой, и всё исплачется дождём, а дух застынет от озноба страха…
Стоп! Стоп! Таким размером заговор не составляется – дурной тон. Строго в деловом стиле. Чёткие формулировки, краткие выводы. Цель – Кармен. Средства – есть. Я не стеснён в средствах ни деньгами, ни оковами порядочности. Инструменты? Какие угодно! Одних куплю, других ублажу, третьих запугаю. Но все станут инструментами моей мести! Молотком, зубилом, плоскогубцами, гвоздями, наконец. Метод кнута и пряника. Особенно с Мануэлой. От грубости к ласкам и нежности. Контрастный душ. Лучше кнутопряника для вербовки агентов ничего не придумать. Кстати, надо оформить в университете лингвистики заявку на это слово. Но сейчас не об этом! Надо начинать мщение!

(кричит)

Пора просыпаться! Рота подъём!

Женский голос из-под одеяла: К чёрту! Ещё слишком рано. Мне в офис только к одиннадцати, Гнуси!

Дон Игнасио: Не называй меня так, когда мы работаем по-русски! (про себя) Вот так -- хорошо.

Женский голос из-под одеяла: Как скажешь, Гнуси, любой каприз за твои деньги.

Дон Игнасио, качая головой: Вы -- два сапога пара.

Женский голос из-под одеяла: Просвети, кто это «вы»?!

Дон Игнасио: Мануэлита и Карменсита, Карменсита и Мануэлита.

Мануэла, откинув одеяло: Глупости. Мы хорошо дополняем друг друга – это верно. А так, две большие разницы, как говорят…

Дон Игнасио, перебивая, раздражённо: Знаю, знаю, где так говорят или говорили.

Мануэла: Ох! Какой нервный, почти, как я. А Кармен покойна и практична. Это разница номер раз. Она смотрит в будущее, для меня существует только сегодняшний день. Это – два. Наконец, три: она тебя не любит, я – обожаю. Поэтому общее у нас только место в этой постели. Ты, кстати, менял бельё?

Дон Игнасио: Об этом надо было спрашивать давеча. Чего уж сейчас волноваться.

Мануэла: А я не волнуюсь. Кармен очень чистоплотна. Мы с ней, как сёстры. Пусть и не единоутробные.

Дон Игнасио: И хорошо. Но мне нужна помощь, Мануэла. Специфическая.

Мануэла: Опять специфическая?! Ненасытный! Мне, казалось, что ты утешен.

Дон Игнасио: О чём-нибудь другом думать можешь?

Мануэла: Не уверена. Но могу пробовать. Чего ты хочешь? Какое беспокойство тебя снедает? Какие страхи гнетут?

Дон Игнасио: Страхи?! Меня?!! С чего ты взяла! Глупая курица!

Мануэла: Гнуси! Дон Игнасио!

Дон Игнасио (про себя): Теперь пряник. (громко). Ах, Мануэла, Мануэлита, моя Мануэллочка! С тобой я теряю голову. Какая ножка, какие пальчики. Объедение, вкуснятина.

Мануэла: Прекрати, Гнуси. Мне щекотно. Хотя, нет… Продолжай.

Дон Игнасио (игриво): Так продолжать или перестать?

Мануэла, вздыхая: Не знаю… Но неужели мои ножки лучше, чем у Кармен.

Дон Игнасио: Безусловно.

Мануэла со стоном: Брешешь, сукин сын…

Дон Игнасио, вспыхивая: Ты невозможна! Я ей делаю массаж ног, а она заладила – Кармен, Кармен, Кармен!

Начинает шлёпать Мануэлу.

Мануэла: Ай, ай, ай!

Дон Игнасио, переключаясь: Ах, какие ручки, какие пальчики!

Мануэла, выдыхая: Ты – сумасшедший!

Дон Игнасио, целуя: Как я рад, что Кармен больше не стоит между нами…

Мануэла: Она и не стояла – она лежала.

Дон Игнасио: Молчать! Нет – её! Сгинула. Только ты. Одна ты. Обожаю. Люблю.

Зажимает Мануэлу в объятии.

Мануэла, вырываясь: Люблю и удавлю – одно и тоже?!

Дон Игнасио: Не возражать!.. Ах, моя ласточка, цыпочка. Ах, мои плоскогубцы…

Мануэла: Что-что?!!

Дон Игнасио: Не обращай внимания.

Мануэла: Гнуси, Гнуси… Люди же кругом.

Дон Игнасио: Пусть закроют глаза.

Мануэла, вздыхая: Ну, да, как же! Закроют они, заплатив за билет… Ах, Гнуси, я таю…

Дон Игнасио: А я таю замысел, моя отвёртка.

Мануэла: Ты бредишь?.. Но продолжай…. мне нравится, когда ты так бредишь. Да! Да! Да!.. Я без труда замещу Кармен.

Дон Игнасио (заинтересовано): Во всём и везде? В бизнесе, например.

Мануэла: Да. У меня на примете способная цыганочка. Совсем дитя, но очень продвинутый киндер. Что ещё? Для тебя, Гнуси, что угодно.

Дон Игнасио: Даже так?

Мануэла: Да. Я – твоя. Хочешь вернуть её на это место (хлопает по постели)? Не стесняйся. Я помогу. Пойду на это! Буду вредить своим интересам, превращусь в мазохистску.

Дон Игнасио: Господи! И ты туда же!

Мануэла: Куда «туда же»?

Дон Игнасио: В будущее! Захер-Мазох, как говорят во Львове, ещё не родился!

Мануэла: Не суть. Кто вдаётся в детали?! Особенно сейчас и особенно во Львове.

Дон Игнасио: Я! Я вдаюсь! Не нужна мне Кармен в постель. Только – ты! И табачный бизнес – ерунда. Справимся. Но есть два момента – коррида и мой личный авторитет руководителя.

Мануэла: Коррида? Ты хотел воспитать из Кармен торреро? Или быка?!

Дон Игнасио: В дообеденные часы, радость моя, ты не производишь впечатления интеллектуальной женщины.

Мануэла: На утренниках работать не привыкла.

Дон Игнасио: Не дерзить! Лучше скажи, как у тебя с продажами?

Мануэла: Замечательно. Можешь проверить накладные и всю документацию.

Дон Игнасио: Нет, Мануэлита, нет, моя умница. Как у тебя с теми продажами, что означают предательства? Ведь я хочу именно этого. Кармен нам всерьёз угрожает. И её нам надо продать, предать и заложить. Желательно с потрохами. Понимаешь? Радость, прелесть, красота неземная, дрель с переменным набором свёрл…

Мануэла: Ох!.. А чем нам угрожает Кармен?

Дон Игнасио, переставая ластиться, вскакивая на ноги: Вкратце, без растекания мыслью по древу. Как дама умная Кармен, уходя из бизнеса, обеспокоена вопросом устройства своего быта. Кое-что она накопила, но для неё это неприкосновенный запас, и она будет искать свою «тихую гавань». Мужчину – супруга. У неё две цели: наша бравая «крыша» Цунига и наш удалой тореадор Эскамильо.

Мануэла: Опля!

Дон Игнасио: Реплика на грани!

Мануэла: Пардон!

Дон Игнасио: Так вот, вариант солдафона Цуниги не убедителен. Кармен чересчур избирательна. А вот её охмурение Эскамильо, никак не входит в мои планы. Подумай, во что превратится наш тореадор, попади он в пасть Кармен! Через месяц будет тюфяк-подкаблучник, а через полгода его придётся выбросить на помойку спорта, чистить свинарники. Все инвестиции в корриду сгорят синим пламенем! А денег вбухано изрядно.

Мануэла с укоризной: Ревнуешь, Гнуси!

Дон Игнасио: Нет! Но она меня унизила. Если не отомщу, то это и мне и тебе вылезет боком. Совсем скоро. У Данкайро пакостный характер. Он, как Троцкий при Ленине – всё рвётся в вожди.

Мануэла: Мне не знакомы эти кабальеро…

Дон Игнасио: Слава, Богу. Даже оборотни нечета революционерам.

Мануэла: Я верю! Я не хочу в революционеры. Согласна на оборотня. Буду  предавать!

Дон Игнасио: С потрохами?

Мануэла: Со всеми! Кто мне – Кармен?! Но что ты предлагаешь?

Дон Игнасио: Слушай!

Обнимает Мануэлу, шепчет ей на ухо.

Мануэла: Дон Хозе?!!! Из отряда Цуниги? (начинает хохотать) Хотя… Он хорош. Честный малый. Красавец…

Дон Игнасио опять шепчет Мануэле на ухо

Мануэла, категорично: Но он же бедняк-наваррец. Зачем он Кармен? И к нему постоянно шастает – туда, сюда, с горы в долину и опять на гору, эта Микаэла, типа невеста. С приветами от матушки. Жеманничает, изображая скромницу. Аж дрожь пробирает.

Ещё шёпот Дона Игнасио.

Мануэла: Да, Дон Хозе – не алкоголик, я знаю. В таверне у Лильяс Пастья он редко пьёт. А так только чай, кофе, ну там кефир разный, напиток «Байкал» -- в кафетерии через дорогу. Но беден, как церковная крыса…

Дон Игнасио: Сколько можно! Кармен сама не бедна, чтобы при большой любви зацикливаться на финансовом вопросе. Тем более, что, Дон Хозе получит дополнительные возможности для заработка…

Мануэла: Ах, коварный Гнуси! Если Кармен, действительно, влюбляется в дона Хозе, то не уходит из бизнеса, и, напротив, приводит к нам ещё одного сотрудника, в чём нуждается шайка Данкайро! Эскамильо по-прежнему весело закалывает быков, а Цунига крышует все проекты, не отвлекаясь на сюси-пуси!

Дон Игнасио: Джек-пот!

Мануэла: Джек-пот, говоришь?! Это ещё Кармен в зоне твоего влияния, а, значит, эта постель опять согреется не только моим телом?! Ах, ты кукловод несчастный! Ах, какой, ты, Гнуси!

Дон Игнасио, лаская: Нет, нет – что ты! Гнуси -- хороший. Он любит Мануэлу, он обожает Мануэлу. Только Мануэлу. Ну, и немного беспокоится об Эскамильо. Но это уже бизнес.

Дон Игнасио принимается улащивать Мануэлу.

Мануэла, как сомнамбула: Любовь… Бизнес… Месть… Защита Эскамильо…

В комнату входит Эскамильо – крепко сбитый, но очень пластичный мужчина, передвигающийся танцующей походкой.

Эскамильо: От кого, милашка, меня надо защищать? Где угроза?! Неужели, речь идёт о моём лучшем друге и ангеле-хранителе Гнуси?

Мануэла, выходя из транса: Не называй его так, он стесняется.

Дон Игнасио: Вот привязались!

Эскамильо: Ты, почему с утра злой, как собака? Это ты виновата, Мануэлита?! (хохочет) Как жаль, дорогая, что ты уже одета.

Мануэла (глядя в упор на дона Игнасио): Я могу и раздеться.

Дон Игнасио: Прекратить! Равняйсь! Смирно! Эскамильо – вольно, Мануэла – ко мне! (переходя на шёпот) Медлить нельзя. Иди, моя радость, моя любовь, мой компаньон по продажам. (громко) Шагом марш!

Мануэла уходит строевым шагом, с песней: «Хочешь я убью соседей, что мешают спать?»

Эскамильо: Что ты ей сказал, Гнуси?

Дон Игнасио, игнорируя вопрос, и, улыбаясь, издали тореадору: Теперь займёмся моим молотком. Нет, это даже молот! Крах для любой наковальни, не говоря о Кармен. Но кнутопряник здесь не годится. Сыграем на тщеславии и мужских страхах.

Дон Игнасио, насвистывая попеременно песню Земфиры, и песню тореадора, подходит к Эскамильо, и ощупывает его руки, плечи, проверяя мускулатуру.

Дон Игнасио требовательно: Покажи зубы!

Эскамильо, у которого улыбка сменяется на обиженную мину: Я тебе, что лошадь?!

Дон Игнасио: Ох, если бы ты был лошадью! Ладно, не хнычь. Докажи, что ты бодр! Сделай небольшую зарядку.

Эскамильо: Небольшую?

Дон Игнасио: Десяток отжиманий, два десятка приседаний… вон с этим поленом. (приносит полено) Ведь ты помнишь, Мильо, что через месяц в Севилье важнейшая коррида?

Эскамильо: Только о ней и думаю. (подражает глашатаю) Слушайте, слушайте, слушайте! Представление состоится 13-го числа, если тому не воспрепятствует погода, с разрешения властей и под их председательством!

Дон Игнасио, восхищённо: Молоток!

Эскамильо самодовольно: Да, я – молодец.

Дон Игнасио: Я не об этом, но – неважно. Начинай. Упор лёжа принять!

Эскамильо приступает к отжиманиям.

Дон Игнасио: Делай раз… делай два… Не части. Показывай мне каждую фазу. Делай раз, делай два… (внезапно ставит ногу на спину Эскамильо, и прижимает его к полу) В прошлый раз ты так паршиво заколол быка своей шпажонкой, что тебя наградили только «ухом», а публика гудела в спину!

Эскамильо, задыхаясь: Мне не повезло! Плохое самочувствие, заурядный бык, болван пикадор и олух бандерильеро… Сойди с меня!

Дон Игнасио, убирая ногу: Вечные отговорки!

Эскамильо: На этот раз всё пройдёт по классу люкс. Мне присудят высшую награду -- два «уха» и вдобавок «хвост»!

Дон Игнасио: Речь хвастуна. Причём, хвостатого. Не уловивши бела лебедя, уже кушаешь. Делай раз…

Эскамильо, горячась: Вот увидишь!

Дон Игнасио: Делай два… Хочу твоего триумфа! Делай раз… (опять ставит ногу на спину тореадору) Чёрт возьми! Смысл корриды не в том, чтобы тупо убить быка. Это театр, кумекаешь! Бык твой партнёр. Ты обязан раскрыть его лучшие качества.

Эскамильо в раздражении: Было бы что раскрывать!

Дон Игнасио: Было бы кому раскрывать, кровожадный мясник! (опять убирает ногу) Делай раз…Давай поговорим о здоровье. Как твой сон? Питание, стул, в конце концов? Делай два…

Эскамильо, жалостливо: Вот нарвался, так нарвался. Мне комната твоя нужна на час другой, а не «бла-бла-бла» с вопросами и советами… Аппетит завидный, стул регулярный. Сплю, как убитый, здоровье, как у быка.

Дон Игнасио: Делай раз… Двусмысленные аналогии для тореадора. Не ешь жирного, берегись копчёного. Без хамона ты не засыпаешь, но ограничь себя в эти недели. И никакого вина! Делай два…

Эскамильо: Так-таки никакого?!

Дон Игнасио, опять прижимая тореадора ногой: Уже забыл, почему у тебя в последний раз было плохое самочувствие? Никаких попоек всей квадрильей для сплочения командного духа!

Эскамильо: Гнуси, порой это необходимо!

Дон Игнасио: Но не за несколько дней до корриды! Делай раз… Как у тебя отношения с наставниками? (убирает ногу)

Эскамильо: Нормально работаем. Кроссы по утрам бегаем, брёвна таскаем, специальная подготовка с мулетой и капоте. Теоретические занятия: разбираем в деталях каждую терцию. Конечно, засыпаем, но, что тренера (делает ударение на последний слог) говорят, то мы с ребятами и делаем.

Дон Игнасио: Делай два… Мильо! Тренеры, тренеры, тренеры! Ударение на первый слог!

Эскамильо: Я запросто со всем миром. Я с ним на «ты». Что тренеры, что тренера.

Дон Игнасио: Нет! Это две большие разницы, как говорят (осекается)… не важно, где так говорят!

Эскамильо: Вот и я о том же: не важно, где и как говорят. Говори, как удобнее – и будет тебе счастье.

Дон Игнасио, качая головой: Вставай, Мильо. Бери брёвнышко. Кадр второй, дубль первый. Приседай!

Эскамильо: Как ты меня достал! Мне комната твоя нужна на пару часов!

Дон Игнасио: Делай раз… (прижимает плечи тореадора поленом) Поговорим о поэзии. Как у тебя со стихотворным приветствием председателю корриды?

Эскамильо: Отлично! Я, здесь Инезилья, я здесь под окном. Объята Севилья и мраком и сном.

Дон Игнасио: А если серьёзно? Делай два…

Эскамильо: Если серьёзно, то жду стихов от твоего поэта, чтобы суметь их за месяц заучить. Это беспокоит.

Дон Игнасио: Заучишь, а не сможешь – заставим. Делай раз… Больше никаких тревог и страхов? Ни малейшего дискомфорта?

Эскамильо: Ни малейшего. Тренируюсь, концентрируюсь. Амуры в прописанных тобой дозах, и безо всяких волнительных обязательств… Мне комната нужна!

Дон Игнасио: Это я слышал. Делай раз… О комнате, и об амурах тоже поговорим.

Эскамильо: Ты меня обнадёживаешь!

Дон Игнасио: Делай два… Но, прежде, запомни: без моих советов ты служил бы учеником младшего черпальщика в ассенизационном обозе при холерном бараке. Делай раз… Поэтому повторяй за мной. (прижимает плечи тореадора). Мне дураку…

Эскамильо, кряхтя: Ты – не дурак, я не буду повторять.

Дон Игнасио, прижимая ещё сильнее: Я говорю от твоего имени. Мне дураку нельзя пить…

Эскамильо: Нельзя пить.

Дон Игнасио: Нельзя много жрать…

Эскамильо: Нельзя много жрать.

Дон Игнасио: Особенно жирного…

Эскамильо: Особенно жирного.

Дон Игнасио: А, что касается секса, то я перестану блудить – и женюсь!

Эскамильо, вырываясь: Ну, это уже слишком!

Дон Игнасио, сурово: Иди сюда. (Эскамильо возвращается) Делай раз… Да-да, жениться и остепениться. Причём, чем скорее, тем лучше. Ради улучшения спортивных результатов. Делай два… И о ней – моей невесте, по-прежнему говорю от твоего имени, уже позаботился мой ангел-хранитель Гнуси. Повтори, пожалуйста: мне будет приятно это услышать.

Эскамильо: Ангел-хранитель Гнуси.

Дон Игнасио: Спасибо. Делай раз…

Эскамильо: Не томи, изверг! Кто у тебя в кандидатках на счастье?

Дон Игнасио: Делай два… Она – цыганка, зовут – Кармен.

Эскамильо, опять вырываясь: Кто ж в Севилье не слышал о Кармен… Красивая баба, но говорят… ты понимаешь?!

Дон Игнасио, подходя к тореадору со спины, и обхватывая его талию: Дыши! Глубже дыши… Кармен – красива. Она восхитительна! Ей завидуют, её оговаривают. Но Кармен надо верить, на неё можно положиться. Она умница.

Эскамильо: Вот оно! А я простой деревенский парень от сохи. Моё дело – быки, а, когда выкинут на помойку из корриды, то, наверное, вовсе навоз.

Дон Игнасио: Дыши, дыши! С Кармен всё будет иначе. Красивая, обеспеченная жизнь в семейном уютном гнёздышке.

Эскамильо: Но говорят…

Дон Игнасио, отпуская Эскамильо: Повторяю для тореадора: одно злопыхательство!

Эскамильо, иронично: Но, как мне – тореадору, нуждающемуся в повторах, добиться расположения Кармен, со всеми её видимыми и скрытыми достоинствами?

Дон Игнасио: Не прибедняйся: ты – мужчина, хоть куда. Знаменитый тореадор, любимец плебса, в конце концов.

Эскамильо: Но, Гнуси, зачем любимцу плебса жениться прямо сейчас? Я молод, я ещё не нагулялся! Мне комната твоя нужна на два часа, а ты мне мозги пудришь!

Дон Игнасио, теряя терпение: Увы, нечего пудрить! Неужели не понимаешь, какой резонанс будет иметь женитьба на Кармен?! Представь первые полосы журналов. Местных и зарубежных. «Лайф», «Метрополитен», «Вог», наконец, «Огонёк»! Везде ваши портреты, картины с церемонии. Вы в обнимку. Всё маслом – брачующиеся звёзды. А-ля Веласкес. Вот тогда и начнётся настоящий бизнес, придёт большая слава!

Эскамильо, тоскливо вздыхая и поглядывая в направлении кулис: Придёт, но не слава! Мне же комната нужна… (заискивающе смотрит в глаза Дону Игнасио) Вот прямо через пять минут нужна.

Дон Игнасио: Почему не у себя?

Эскамильо: Там другая… как пришла с вечера, так не уходит…

Дон Игнасио: Хорош! Соглашайся жениться, Мильо! Изволь идти на приступ.

Эскамильо: Это – шантаж!

Дон Игнасио: Это – коррида. Представь, что Кармен – бык, и действуй.

Эскамильо, с сомнениями: Как бы меня не насадили на рога!

Дон Игнасио: Это будут самые нежные рога в твоей жизни.
 
Эскамильо: Маразм! Приходится жениться, чтобы, как следует потренироваться перед женитьбой в одном деле! И совсем не с невестой.

Дон Игнасио: Согласен?

Эскамильо: Ну, если «Вог» и «Огонёк»… Согласен! Только уйди. Мне комната нужна!

Дон Игнасио: Молоток! Слово торреро?

Эскамильо: Кармен?! Господи!.. Ладно… Слово торреро! Даю. Уходи!

Дон Игнасио, целует Эскамильо, хлопает его по щекам: Какой же ты будешь молоток! Смени простыни… А мне нужно озаботиться гвоздями.

Уходит.

Эскамильо в ужасе: Я и Кармен… Кармен и я… Боже!

Но Эскамильо быстро приходит в себя. Прихорашивается. Подходит к кулисе, начинает напевать: «Я здесь Инезилья, я здесь под окном». На сцену выбегает некая девушка не шибко одетая, но с рогами на голове. Эскамильо хватает плащ, и они начинают играть в корриду.

Эскамильо, обращаясь к залу: Перед знакомством с Кармен, как можно обойтись без тренировок?! Особенно если тренера (делает ударение на третий слог) так хороши!

Занавес

АКТ 2
Небольшая площадь перед таверной Лильяс Пастья. Сама таверна поделена на две части с открытыми верандами. Большая – общий зал, маленькая – для специальных посетителей: очень важных персон – представителей властей, высокопоставленных военных и контрабандистов.
В большом зале на стенах развешаны мачете и навахи. Портреты тореадоров и быков. Количество изображений быков доминирует. Обязательная пищаль. Факелы. В малой зале убранство более богатое, но аналогичное. На стуле в центре большой залы сидит гитарист и настраивает инструмент. Несколько танцорок фламенко откровенно скучают. Около дверей соединяющей залы к стене прислонились мужчины с надвинутыми на лоб шляпами, делающие всё, чтобы их не посчитали за охрану. Это – и есть вышибалы Лильяс Пастья. Тихо звучит мелодия хора работниц из первого акта оперы Бизе.
Площадь является точкой схождения нескольких дорог. На неё выходят работницы табачной фабрики, здесь же люди, спешащие либо в собор Севильи, либо поглазеть на тренировку тореадоров на арене для корриды, до которой рукой подать. Слева – впритык к кулисам, сторожевая вышка. На ней -- наблюдательный пост. Солдат с пищалью, оглядывающий округу.
В малую залу таверны выходят из внутренней двери Дон Игнасио и Цунига. Оба смеются. Но, если Цунига громко и искренне, то Дон Инасио натянуто, сквозь зубы.

Цунига: Всё-таки – это чудо! Настоящее чудо, Дон Игнасио!

Цунига чмокает губами и восторженно качает головой. Глядит на небольшую карточку. Отдаляет её от себя. Рассматривает, прищуриваясь, как ценитель.

Великолепная миниатюра! Какая натурщица, а как точен художник! Посмотрите на эту линию бёдер. А?! Каково? Сколь точно передан волнительный нюанс? Всё открыто, всё выпячено, но какая таинственность в этом треугольнике, Дон Игнасио!

Дон Игнасио: Просто Бермудский треугольник!

Цунига: Что, что?

Дон Игнасио: Говорю, в этом треугольнике можно потерять голову!

Цунига: О, да! Смотрите, смотрите!

Цунига разражается смехом, который при желании можно назвать скабрезным, и протягивает Дону Игнасио карточку. В руках капитана оказывается следующая миниатюра, извлечённая из кармана кителя.

Дон Игнасио (в зал): Вот он мой гвоздь вожделеющий!

Цунига, слыша не точно: Нет и нет, Дон Игнасио! Заявляю ответственно: карточка хороша – полный восторг, но это не гвоздь моей коллекции. Хотя, конечно…

Дон Игнасио: Неужели гвоздь?

Цунига, внезапно мрачнея: Дело в том, что своего подлинного гвоздя коллекция пока лишена… Обидно, очень обидно.

Дон Игнасио: Как любезный капитан? Кто негодница? Решим вопрос!

Цунига: Речь о Кармен, Дон Игнасио. О, Кармен… (глубоко вздыхает). Я бы ради неё!.. Эх…  Лучшая кисть Севильи у ног красавицы-цыганки. За любые деньги!

Дон Игнасио (иронично): И родился бы в муках творчества Шедевр! С большой буквы «Ша».


Цунига, не чувствуя издёвки, закатывая глаза: Да… Именно с большой «Ша».

Дон Игнасио: Так за чем остановка?

Цунига, качая головой: Не знаю, как подступиться. Кармен… (размышляет)… это Кармен. Харизма!

Дон Игнасио: Как это точно сказано, капитан. (хлопает Цунигу по плечу) Прямо в яблочко. Но не отчаивайтесь. Надо всё же дерзать. Плевать на харизму, смерть – пессимизму! Принципиально, ведь, что есть Кармен? Баба – и баба. Что Кармен, что Мадлен, что Орлен – кто разберёт на такой карточке её имя, её характер.

Цунига, приободряясь: А ведь верно! Так вы считаете, что с ней надо быть не ухажёром-романтиком, а капитаном-воином?

Дон Игнасио: Гвоздём, дорогой!

Цунига: Гвоздём?!

Дон Игнасио: Гвоздём! Вбейте его по самую шляпку! Но -- нюанс… Не следует сразу вводить Кармен в курс вашего хобби.

Цунига, обижаясь и отбирая у Дона Игнасио карточку: Много вы понимаете! Это, что порнография?! Это – искусство. Смотрите, смотрите! (суёт карточки прямо под нос Дону Игнасио). Красоту надо поощрять, раскрывать и раздевать. На радость людям! Говорю, как эротоман.

Дон Игнасио: Но всё же эти треугольники…

Цунига: Пуританство чистой воды! С такими рисунками можно и к святым отцам в исповедальню! А вот есть у меня подборка… О-о! Там «ню», так «ню»! (шепчет на ухо) Немецкая серия. Блондинки. Das ist Science Fiction!!!

Дон Игнасио: Даже так? Но, милый капитан, мне надо тоже пошептать вам на ухо.

Цунига: О, приветствую тебя, собрат-эротоман!

Дон Игнасио: Нет, я ещё не созрел. Речь о бизнесе…

Цунига, разочарованно отмахиваясь, и снова разглядывая карточки: Это скучная тема.

Дон Игнасио: Но она пересекается с Кармен…

Цунига: Это интереснее. Но вначале оцените эту миниатюру. Как, а?! Один раз мы сидели в горах в засаде. Ночь, холод, зуб на зуб не попадал. А, что вы хотите – было меньше 15 градусов. Отчаянье уже хотело схватить нас за горло. И тут я достал эту чудную миниатюру. Она пошла по рукам. И кровь побежала по жилам, и все вспомнили, что они – мужчины, а дома их ждут женщины. Тогда и родился мой девиз: не продрогнуть и не дрогнуть! Вы понимаете, Дон Игнасио, в каком смысле не дрогнуть.

Дон Игнасио: А то! Я ведь почти эротоман.

Цунига, вздыхая: Нет, вы – бизнесмен… А ваш Данкайро – мужлан, мерзавец, извращенец. И он, как я вижу, не торопится составить нам компанию.

Дон Игнасио: Мой уважаемый, мой благородный капитан! Дался вам Данкайро!

Цунига, пряча карточки и распаляясь: Наглая деревенщина, мнящая о себе бог весть что!

Дон Игнасио: Ну, деревенщина. Ну, мнящая. Ну, бог весть что…

Цунига: Пусть держится от меня подальше! Подлец, каких свет не видывал! Фат и гаер!

Дон Игнасио: Называйте его всё-таки – партнёром.

Цунига, продолжая раздражаться, изображает хохот: Ха-ха-ха! Если вы хотите что-то обсудить в отсутствии партнёра Данкайро, этого редкого даже для наших мерзопакостных краёв мерзавца, так тому и быть. Хотя недалёк тот день, когда я повешу нашего партнёра на этой площади!

Дон Игнасио, с внезапной заинтересованностью: За шею или?

Цунига, задумавшись: Хороший вопрос… Скорее, «или».

Дон Игнасио с романтической улыбкой: Это, как обещание великой любви в туманном будущем. Что с вами делать?! Отнеситесь, хотя бы к личной вражде с чувством. Я имею в виду, юмор.

Цунига: А я этого юмора, Дон Игнасио, как раз таки не терплю. И солдатам иметь не позволю.

Дон Игнасио: К сожалению…

Цунига: Вы считаете это недостатком?

Дон Игнасио: В какой-то степени, любезный Цунига, в какой-то степени. Мужчина с чувством юмора – это уже солдат с капиталом.

Цунига: Я и мои ребята предпочитаем чистоган. За исключением нескольких шутов и клоунов с чувством юмора.

Дон Игнасио: Вот об этом я и хотел с вами переговорить тет-а-тет. До того, как сюда явится Данкайро. Уже со своей фобией на людей в форме.

Цунига, с надеждой: А, может, продолжим просмотр?

Дон Игнасио: Нет, будем беседовать о шутах и клоунах.

Цунига: Зачем?!

Дон Игнасио: Ради Кармен, капитан, ради Кармен…

В эту секунду в большой зал таверны входит Микаэла. На ней синяя юбка, синие чулки и блуза приблизительно такого же цвета. Она с любопытством озирается по сторонам, рассматривает портреты, увидев пищаль, подходит и благоговейно касается оружия.

Микаэла: Классный ствол!

Гитарист: Вы разбираетесь?

Микаэла: Я из Наварры!

Гитарист: Это всё объясняет?

Микаэла: Конечно, клянусь Нахера (ударение на последний слог)!

Микаэла смотрит грозно, гитарист отводит глаза, и девушка начинает изучать меню заведения Лильяса Пастьи.

Цунига: Чем, чем она клянётся?!

Дон Игнасио: Древней столицей Наварры. Давайте-ка, понаблюдаем за этой особой.

Цунига: Всегда рад таким дозорам! Она совсем ничего, несмотря ни синие чулки. Если ей придать лоск, то…

Дон Игнасио, перебивая: Вы в курсе, что за фрукт эта девчонка?

Цунига: Называет себя невестой одного из моих солдат.

Дон Игнасио: Ответ верный… Но Дон Хозе – занятный персонаж. О нём я и хотел говорить с вами, любезный капитан.

Цунига: Чур меня, чур! Дон Хозе – худший из клоунов. Наша белая ворона. Такая должна быть в каждом здоровом коллективе, чтобы не терять бдительность. К счастью, у нас она есть.

Дон Игнасио, многозначительно: К счастью, у вас есть.

Цунига, пожимая плечами: Послушайте, но бригадир Хозе совсем не интересен для наших интересов!

Дон Игнасио: Это, смотря, какие интересы…

Цунига: Но причём здесь Кармен?

Дон Игнасио: Всему своё время, любезный капитан…

Между тем Микаэла оглядывается и зовёт.

Микаэла: Человек!

Гитарист, ещё более громко: Хозяин – вас! В этой таверне человек только вы.

В залу выходит Лильяс Пастья в переднике и поварском колпаке.

Лильяс Пастья: Сеньора?

Микаэла: Будем знакомы Я – Микаэла, но матушка Дона Хозе называет меня Микаэлита.

Лильяс Пастья: Мне звать вас так же?

Микаэла, тянется к пищали: Если хотите дыру во лбу, то – да.

Лильяс Пастья: Вы хорошо стреляете?

Микаэла: Я из Наварры!

Лильяс Пастья: Это всё объясняет?

Гитарист: Конечно, клянусь Нахера!

На сцене появляются Кармен и Мануэла, тоже начинающие прислушиваться к разговору.

Микаэла: Я – невеста Дона Хозе! Вы знаете этого бригадира?

Лильяс Пастья: Кто же не знает бравого воина и порядочного человека!

Цунига: Шут и клоун!

Дон Игнасио: Замолчите!

Кармен: Однако!

Мануэла: Твоя соперница.

Лильяс Пастья: Только я не знал, что он уже помолвлен.

Микаэла: Это – вопрос решённый, и не нуждающийся в обсуждениях. Так решила матушка Дона Хозе, а он беспрекословно выполняет её волю.

Лильяс Пастья: Примерный сын.

Мануэла: Шут и клоун!

Кармен: Замолчи, наконец!

Лильяс Пастья: Так, что вы хотели, дорогая?

Микаэла: Ужин. Я хочу заказать ужин для Дона Хозе. Чтобы он, освободившись от службы, пришёл сюда – и ему было подано всё с пылу с жару. Так, что не стойте, как лакей в ливрее?! Вы – человек, вы -- повар! Вам всё понятно?

Лилься Пастья: С большего, да. Так, что же будете заказывать?

Микаэла: Рагу из баранины. Не жалейте ни мяса, ни овощей, ни специй. Дон Хозе должен хорошо питаться.

Лильяс Пастья: Насколько мне известно, Дон Хозе не любит пряных блюд.

Микаэла: Что за глупости?! Я всегда добавляю в свою стряпню специи. Он – полюбит! Кладите! Куда ему деться?!

Лильяс Пастья, уходя: Слушаюсь!

Гитарист: Как, однако, повезло дону Хозе!

Лильяс Пастья: О, да! Клянусь Нахера!

Микаэла: Человек!

Гитарист: Хозяин опять вас!

Лильяс Пастья: Слышу. Что ещё угодно сеньоре?

Микаэла: Я решила сама встретить Дона Хозе у казармы. Столик зарезервирован! Поставьте табличку, и не смотрите на меня, как на пряник.

Лильяс Пастья ставит табличку «Специальное обслуживание для гостей из Наварры».

Микаэла: Вот так – хорошо.

Лильяс Пастья: Рад служить.

Микаэла уходит.

Мануэла начинает хохотать: Как же повезло дону Хозе! О, Кармен! Ты зря ввязалась со мной в спор! От такой барышни тебе дона Хозе не увести!

Кармен: Дон Хозе уже в моём кармане! Можешь заглянуть и посмотреть. Послушный раб моих прихотей. Даже неинтересно. После того, как вчера я метнула в него розан…

Мануэла: О, да! Прямое попадание в солдатский глаз.

Кармен: Он – бригадир!

Мануэла: Это повышение ненадолго. У Дона Хозе уже слезоточит глаз.

Кармен: Он поражён в сердце, а плачет от любви и восторга. Вот увидишь, Дон Хозе хранит цветок на своей груди.

Дон Игнасио и Цунига подходят к дамам.

Цунига: А в чём, собственно говоря, дело? Дон Хозе там, Дон Хозе тут... Что-то я начинаю недоумевать, откуда такой интерес к моему солдату?!

Кармен: Он – бригадир!

Цунига, злясь: Это ненадолго!

Мануэла: Мы поспорили с Кармен на пять золотых...

Дон Игнасио, перебивая: Цыц! Всему своё время. Правда, Кармен?

Кармен, недоумевая: Возможно…

Цунига, обращаясь к Дону Игнасио: Возможно что?

Дон Игнасио: Даже невозможное, капитан. Помните о гвозде. Любезные дамы, погуляйте.

Кармен и Мануэла дуэтом: Гулять на всю катушку?

Дон Игнасио: Скромнее, намного скромнее. И недалеко отсюда. Можете понадобиться в любую минуту.

Женщины удаляются, шушукаясь.

Кармен: Для полного охмурения Дона Хозе, мне понадобится твоя помощь. Давай, устроим скандал. Даже драку.

Мануэла: Давно мечтала намять тебе бока и впиться в лицо ногтями!

Кармен: Я знаю, милая.

Мануэла: А если поножовщину?!

Кармен: Обойдёмся без крови. Но мы ещё посмотрим, кто кому намнёт бока.

Цунига шлёт Кармен воздушные поцелуи, Дон Игнасио берёт капитана под руку.

Дон Игнасио: Так вот, любезный капитан, ваша белая ворона, шут и клоун Дон Хозе домогается Кармен.

Цунига: Да, я скручу его в бараний рог!

Дон Игнасио: Правильно! Вы появитесь, опозорите его, и шашка выйдет в дамки! Пусть художник уже готовит мольберт для цыганского треугольника.

Дон Игнасио и Цунига заходят на веранду малой залы, где уже находится человек, закутанный в чёрный плащ, из-под которого виден лишь клок рыжей бороды.

Цунига с возмущением: А ты, ещё кто такой?!

Человек сбрасывает с плеч плащ, срывает бороду.

Дон Игнасио: Тьфу, Данкайро! К чему этот маскарад?

Цунига: Дешёвые эффекты!

Данкайро: Я не капитан, чтобы безрассудно сорить деньгами. А маскировка в нашем деле – основа основ.

Цунига: Это кто сорит деньгами?!

Данкайро: Да вы и сорите. (дразня) Лильяс, всем вина за мой счёт! Налетай парни, наскакивай девицы! А у вас оклад не такой, чтобы каждый вечер угощать весь кабак до самого последнего проходимца. Отсюда вопрос обывателя-налогоплательщика: откуда берёт песо капитан Цунига?!

Цунига, срываясь на крик: Мерзавец с фальшивой бородой!

Данкайро: Скотина в погонах!

Дон Игнасио: Прекратить!.. (разводит в сторону) Мы должны обсудить серьёзные вопросы.

Цунига: А тут и обсуждать нечего! Цена за охрану и «крышу» для вашей шайки растёт вдвое!

Данкайро: Что? Во сколько?!

Дон Игнасио: Мой капитан, вы загнули!

Цунига: Загибают шулера при раздаче. А при всём уважении к вам, Дон Игнасио, хочу заметить. Одно дело, когда речь идёт о контрабанде кофе, чая или табака. И совсем другое, если в мешках что-то металлически позвякивает, да побрякивает, а форма товара заставляет думать об оружии.

Дон Игнасио: Тише, капитан!

Данкайро: Пусть разоряется! Он повязан с нами – не отмыться.

Цунига: Всё! Моё слово сказано – вам решать. И только Кармен…Только, Дон Хозе, Кармен! Вы понимаете.

Машет рукой и уходит в большой зал.

Дог Игнасио: И чего ты добился?

Данкайро, сворачивая плащ и пряча в карман накладную бороду: Гнуси, какого чёрта! Он всё решил заранее. Заигрывание и умасливание не имели смысла.

Дон Игнасио: Допустим. Но, зачем вечно накалять атмосферу?

Данкайро: Цунига – мой личный антихрист, прости Господи!

Дон Игнасио: Оставь Творца в покое. Мне нужны более серьёзные аргументы. А пока, любезный Дани, ты поставляешь словесный кофе с привкусом нытья.

Данкайро: Что ты имеешь против кофе? Он не плохо нас кормит. Подай, пожалуйста, мой чемоданчик.

Дон Игнасио, достаёт спрятанный под столом чемоданчик: Опять маскарад? Опять переодевание? Опять макияж? Ты неисправим.

Данкайро: Это – профессионализм. Все ищут жестокого убийцу, а он, то есть я, будет миловидной дамой.

Дон Игнасио в зал: Вот такое у меня долото, как золото. Стоит ли удивляться их антипатии с Цунигой?

Обращаясь к Данкайро.

Разреши вопрос. Ради удовлетворения внезапно проснувшегося любопытства.

Данкайро кивает головой, начиная пудрить лицо.

Дон Игнасио: Будь у тебя возможность, ты бы повесил Цунигу за шею или?

Данкайро, пожимая плечами и продолжая заниматься макияжем: Конечно, «или», чтобы мучился!

Вдруг взрывается, вскакивает на ноги, бросая на стол зеркало.

Да, чтобы мучился! Я знаю этот типаж, и не доверяю оборотням в погонах. С их счетами в банках, домами на Канарах, «чёрными жеребцами из Маранелло» в конюшнях и ярой приверженностью к свободной рыночной экономике, подразумевающей только их свободу и чью-то там ещё экономику!

Дон Игнасио, устало аплодируя: Ну, вот ещё один сюрприз. Шеф силовых операций, отвечающий за прохождение контрабандного товара, поумнел книжками Адама Смита, и теперь читает мне курс политической экономики.

Данкайро, вновь усевшись за стол и беря пилку для ногтей: Почему нет?!

Дон Игнасио: Потому, что мне не нравится! И не хочется. Каждый должен заниматься своим делом! Впрочем, у меня на уме одна комбинация, которая нейтрализует Цунигу.

Данкайро: Хвастайся, твои люблю я враки.

Дон Игнасио: Враки?!

Данкайро: Не обижайся, Гнуси! Я знаю: пойди ты на грабёж средь бела дня – верховный судья Севильи одолжит тебе свою фомку. Рассказывай. Только подай мне помаду. Не эту… Другую. Ага.

Дон Игнасио: Кармен решила влюбить в себя Дона Хозе из отряда Цуниги. Сам капитан, надеется, что он прогонит бригадира, и этим покорит цыганское сердце.

Данкайро: Чушь какая-то. Теперь дай вон тот флакончик…

Дон Игнасио: Держи!

Данкайро: Спасибо... А на самом деле?

Дон Игнасио, явно запутавшись: Что на самом деле?

Данкайро, хлопая себя по щекам: Ну, с Цунигой, бригадиром и цыганским сердцем.

Дон Игнасио: Подумай, какие возникнут осложнения у Цуниги, если посредством усилий Кармен мы сделаем Дона Хозе контрабандистом! Уже иначе будем держаться в переговорах об оплате услуг.

Данкайро: Красиво… (смотрится в зеркало) Как я тебе?!

Дон Игнасио: Милашка! Красиво – это ты о себе?

Данкайро: Не только… Право, хорошая идея. Но... надо чуть-чуть пудры, как ты думаешь?.. Дон Хозе – зануда. Учитываешь? У Цуниги в отряде он, как заноза в…

Дон Игнасио: Не уточняй! Дамам не пристало грубить.

Данкайро, манерничая: Разве? Мы бываем в разном настроении… (уже своим голосом) Суетное дело с неочевидным результатом. Вечно тебе нужно втрое больше, чем есть у самого Творца.

Дон Игнасио: А, что делать, когда партнёры по бизнесу сродни обитателям террариума? Итак, Дани, ты подыграешь?

Данкайро, закутываясь в плащ в образе миловидной дамы: При случае пасуй на меня, дорогой! Обожаю театр.

Дон Игнасио: Договорились, дорогая! Кстати. Ты знаешь рифму к слову «золото»?

Данкайро: Хм-м, я не пиит… Ну, много золота!

Дон Игнасио: Нет. Долото.

Данкайро: Странная шутка.

Дон Игнасио: Это не шутка. Исчезай!

Данкайро исчезает, а на сцене, входя в большую залу, появляются Микаэла и Дон Хозе.

Мануэла: Я заказала тебе ужин, дорогой! Баранье рагу. Много мяса, много овощей, много специй!

Дон Хозе, раздражённо: Я не люблю пряные блюда!

Мануэла: Ты полюбишь их! В специях душа любого лакомства. Так говорит и твоя матушка.

Дон Хозе: Мануэлита, я хочу серьёзно с тобой поговорить.

Мануэла: Конечно. О чём? (не дожидаясь ответа). Человек! Человек!!

Гитарист: Хозяин вас!

Лильяс Пастья: О, это опять вы!

Мануэла: Рагу готово? Дон Хозе очень голоден после службы. Ему надо срочно подкрепить свои силы.

Дон Хозе закрывает лицо руками.

Лильяс Пастья: Сию минуту!

Гитарист: Главное, чтобы он был голодным ночью.

Дон Хозе, вскакивая на ноги: Эй, ты!

Цунига: Балалаечник во многом прав, бригадир. Идите-ка сюда. Вы позволите, сеньора Мануэла?

Мануэла: С какой стати?

Дон Хозе: Он мой командир.

Мануэла: У тебя есть командир?

Цунига: Мы с вами коллеги, девушка (хохочет).

Мануэла хмурит лицо. Дон Хозе подходит к столу Цуниги.

Цунига: Бригадир, так это ваша невеста?

Дон Хозе: Эта девушка из моей деревни. Она много делает для моей матушки.

Цунига: И для вас?

Дон Хозе: Мне она передаёт приветы и гостинцы с родины.

Цунига: Приятно, чёрт возьми! Или нет?!

Дон Хозе, со злостью: Приятно, мой командир!

Цунига: Но, кажется, она чересчур навязчива. Нет? Синяя какая-то…

Дон Хозе: Это колер Наварры.

Цунига: Но на табачной фабрике работают красивые девушки?

Дон Хозе: Я не присматривался, хотя девушек на фабрике много. Возможно, среди них есть и красотки.

Цунига: Вы бы присмотрелись. Я уверен, что есть. Особенно эта… как её… Кармен!

Дон Хозе, глухо: Мне известна репутация этой девушки и её вызывающее поведение.

Цунига: Лично я с удовольствием пообщался бы с Кармен, окажись она на сутки в нашей тюремной одиночной камере… А вы, дон Хозе?

Дон Хозе: Разрешите мне удалиться?

Цунига, хохоча: Удаляйтесь, бригадир, удаляйтесь. Ваша масть – синяя.

Дон Хозе возвращается к Мануэле.

Микаэла: Чем тебя, любимый, разозлил этот боров? Ты стал совсем бледным.

Дон Хозе: Микаэлита, я хочу тебе сказать...

Микаэла: Только поешь вначале. Человек!

Лильяс Пастья: Бегу, несу! Вот рагу для дона Хозе. Много мяса, много овощей и много специй. Приятно, бригадир, когда о вас так заботятся.

Дон Хозе: Этим можно накормить роту.

Лильяс Пастья: Так наказала ваша невеста, исполняя волю Наварры.

Дон Хозе: Исчезни! А ты, Мануэла, слушай меня.

Мануэла: Конечно, конечно, открой ротик.

Дон Хозе в сильнейшем раздражении: Зачем сегодня ждала меня у ворот казармы? Я этого не люблю. Ребята смеются.

Микаэла, пожимая плечами: Жеребцы, что с них взять!

Дон Хозе: Как ты не понимаешь?! Или вот – письмо матушки (лезет за пазуху, откуда выпадает бутон розы)…

Микаэла: Что это?

Дон Хозе, смутившись: Цветок.

Микаэла: Я вижу, что не котлета. Но кем подарен, и почему ты держишь его у сердца?

Дон Хозе: Я не собираюсь перед тобой отчитываться!

Микаэла: Напрасно. Твоя матушка…

Дон Хозе: Оставь в покое… мать мою! Ты и так задурила ей голову. Я не давал тебе никаких обязательств, и между нами ничего не было, кроме поцелуев в щёчку!

Микаэла в бешенстве: Ах, так! Человек!

Гитарист: Хозяин, вам лучше не появляться!

Микаэла кидает в гитариста стаканом.

Лильяс Пастья: Да, моя гостья из Наварры!

Микаэла: Вот эту миску (показывает на рагу Дона Хозе) до краёв завалите имбирём, гвоздикой и мускатным орехом! Чтобы жизнь у него была приятно-пряной!

Отвешивает Дону Хозе пощёчину, и порывается уйти из таверны. Но на площади толпа, шум, разгорается скандал. Кармен и Мануэла друг напротив друга. Из малой залы выходит и Дон Игнасио.

Мануэла, тихонько: Пора начинать, Карменсита.

Кармен, тихонько: Я не могу просто так тебя колотить. Разозли меня.

Мануэла: Но, как?!

Кармен: Скажи обо мне какую-нибудь гадость.

Мануэла, громко: Ты – фригидная дрянь!

Кармен, вцепляясь в волосы Мануэлы: Что-о-о?! Стерва! Это Гнуси тебе сказал?!

Начинается потасовка. Кармен валит Мануэлу на землю, падает сама, их начинают растаскивать. Каждая хочет лягнуть противницу.

Цунига: Что за чёрт?

Дон Игнасио: Не понимаю… Хотя…

Кармен: Дешёвка! Дрянь!

Мануэла: Стоеросовая дубина! Дылда!

Рвутся в бой, продолжая ругаться и брыкаться.

Дон Игнасио: Кармен, в чём дело?

Кармен: Пошёл ты знаешь куда?!

Дон Игнасио: Мануэла, какая муха вас укусила?

Мануэла: Отвяжись! Получи, получи!

Кармен: А-а-а… вот тебе!
 
Цунига: Прекратить! Дон Хозе, кто зачинщик драки и беспорядков?

Микаэла: Она! Это она – я видела!

Показывает на Кармен.

Дон Хозе: Микаэла, ты ничего не видела! Ты не могла ничего видеть.
Понижая голос
Микаэлита, не надо…

Микаэла: Нет, видела! Это она!

Кармен: Деревенский стукач!

Микаэла: Городская шлюха! Так бы и прошлась ногтями по твоей смазливой физиономии!

Мануэла, успокаиваясь и ободряясь: Давай, жги, подруга! Режь правду-матку! Фригидная стерва!

Дон Игнасио: Эх, Мануэла…

Дон Хозе: Эх, Микаэла…

Кармен: Всех ненавижу!

Цунига: Бригадир! Арестуйте смутьянку (показывает на Кармен), отведите в участок и посадите в одиночную камеру.
И совсем тихо: Как видите, Дон Хозе, мои мечты начинают сбываться…

Микаэла: Исполняй, дон Хозе!

Мануэла: Действительно, шевелись, бригадир.

Дон Хозе подходит к Кармен, берёт её за руку.

Кармен: Нежнее, бригадир, нежнее. Запоминай каждую секунду своего счастья.

Дон Хозе, пристально смотря на Кармен: Я запомню…

Микаэла: Человек! Дайте сюда верёвку. Пусть он свяжет ей руки. Верёвку!

Цунига: Это верно. Верёвку!

Лильяс Пастья: Слушаюсь!

Убегает за верёвкой. Толпа перешёптывается. Дон Игнасио берёт за руку Микаэлу и отводит её в сторонку.
 
Дон Игнасио: Меня зовут – Дон Игнасио, Но вы можете звать меня Гнуси.

Микаэла: Я – Микаэла.

Дон Игнасио: Невеста Дона Хозе?

Микаэла: Мы с ним из одной деревни в Наварре...

Цунига в паре с Микаэлой.

Цунига: Мануэлита, что вы не поделили с Карменситой? К чему эта драка в публичном месте?

Мануэла: Так надо… (уводит Цунигу в сторону)

Дон Хозе, тихо: Кармен…

Кармен, тихо: Что, Дон Хозе?

Дон Хозе: Эта роза… Ты случайно бросила её мне? Это шутка? Провокация?

Кармен: Нет, не случайно. Но так ли это сейчас важно?

Дон Хозе: Очень! Кармен, я постоянно думаю о тебе. Мечтаю о нашей встрече…

Кармен легкомысленно: Замечательно. Ты придёшь навестить меня в одиночной камере. Романтика. Я – согласна.

Дон Хозе: Нет! Ни какой камеры не будет!

Кармен удивлённо: Почему?

Дон Хозе: В неё первым явится Цунига!

Кармен: Цунига?! (Хохочет). Но я буду ждать тебя!

Дон Хозе: Жди меня в другом месте. Здесь, ночью. А сейчас, когда я начну связывать тебе руки, оттолкни меня и убегай.

Кармен, став серьёзной, и внимательно глядя на Дона Хозе: Дон Хозе, но тогда тебя арестуют, и уж точно разжалуют. Прощай, бригадирство!

Дон Хозе: Не велика потеря! Одна хмурь по профсоюзной линии. Главное, чтобы с тобой не случилась беда.

Кармен, помрачнев, гладит Дона Хозе по щеке: Возможно, беда уже случилась… Так, значит, ради меня, ты готов жертвовать собой?

Дон Хозе: Конечно! Я люблю тебя!

Кармен: Боже!

Дон Хозе: Ты будешь ждать меня ночью? Меня быстро отпустят. Сорвут погоны и -- свободен! Как птица.

Кармен: Как птица? А как же клетка?

Дон Хозе: Птица любви!

Кармен: И у неё есть своя клетка. Беда…Но…  Приходи! Дождусь! Здесь… Этой ночью…

Лильяс Пастья: Эй, вот верёвка.

Микаэла: Давай её сюда, человек!

Дон Хозе: Я сам, сеньорита Микаэла, я сам. А вы ещё не закончили «Полицейскую академию»… Ты готова, Кармен?

Кармен: Ко всему, Дон Хозе.

Дон Хозе: Тогда толкай меня, Кармен, и беги!

Кармен отталкивает бригадира, тот падает, а цыганка убегает.

Цунига: Что такое?!

Мануэла, хохоча: Она сбежала!

Микаэла: Какой ты растяпа, Дон Хозе!

Дон Хозе: Я виноват…

Цунига, подзывает других солдат: Отведите этого пижона в жандармерию. Я буду через десять минут.
Подходит вплотную к Дону Хозе, грозя пальцем: Разжалован! Теперь ты солдат!

Дон Хозе: И ладно! Вы придёте ко мне в одиночную камеру, капитан Цунига?!

Цунига: Дерзишь?! Как смеешь?!

Толпа начинает смеяться. Дон Хозе взбодрившись, принимается петь «Хабанеру»:

Любовь свободна, век кочуя,
Законов всех она сильней.
Меня не любишь, но люблю я,
Так берегись любви моей!

Микаэла: Всё-таки он – прелесть!

Дон Игнасио: Кто бы спорил, только не я. А у вас сверлящий взгляд. Сверло, да и только. Пронизываете насквозь…

Микаэла всматривается в Дона Игнасио, а тем временем, все подхватывают «Хабанеру» и в такой обстановке песни и пляски, сцена погружается во мрак.


Картина вторая
Та же площадь, та же таверна – ночь. Часовой на вышке спит. В большой зале находятся гитарист и Эскамильо, обучающий музыканта какой-то новой мелодии. В малой зале Дон Игнасио, Данкайро и Мануэла. Они ждут Кармен.

Дон Игнасио: Мануэлита, ты чётко проинструктировала Цунигу?

Мануэла: Досконально, Гнуси. Конечно, капитан артачился, но… кряхтел, кряхтел, да согласился участвовать в нашем шоу. (хохочет) Бизнесмен в Цуниге превалирует над героем-любовником.

Данкайро (в его руке пилка и он разглядывает свои ногти): Подонок в нём превалирует.

Микаэла: Может и так, но он очень жаловался на невезение в любви.

Данкайро: Тебе?!

Мануэла: Нет ничего желаннее для бесчестного человека, чем получить возможность исповедаться во всех грехах добродетельной женщине! И не фыркай, Дани, не фыркай!

Данкайро (он весь в манюкере): Я попытаюсь.

Мануэла: Соверши усилия.

Дон Игнасио: Хватит трепаться! Мануэла, твоё мнение: Цунига сообразил, как изменится ситуация, если дон Хозе вольётся в шайку.

Мануэла (начиная пританцовывать): Капитан о-о-очень переживает ситуацию с Кармен. Настаиваю на этом «о-о-очень». А то, что в отряде появится дезертир, с которым придётся негласно сотрудничать, его пока не волнует.

Дон Игнасио, удивлённо: Что это ты вертишься и топчешься?

Данкайро, отвлекаясь от ногтей: Ей снятся лавры Кармен во фламенко. Объяснимая слабость.

Мануэла: Это твои перевоплощения – слабость, а танец – сила!

Продолжает танцевать.

Дон Игнасио: Слушать сюда! Внимание на меня. Все роли расписаны, и вопросов нет?

Мануэла: Нет. Если не считать, вот этого притопа… Я правильно делаю?

Данкайро: Не правильно. А вопрос один: что здесь делает наш тореадор? Разве у него нет на носу корриды? Как же спортивный режим?

Мануэла: Это самое смешное! Мильо пришёл знакомиться с Кармен!

Данкайро: Зачем?!

Мануэла: По совету Гнуси. Ведь так?

Дон Игнасио пожимает плечами и молчит.

Мануэла: Мне всегда хотелось спросить тебя, дорогой Гнуси: ты сам до конца понимаешь, что делаешь, когда начинаешь мутить воду?

Данкайро: Ну! Где твоя привычная говорливость высоким слогом? Почему превратился в рыбу?!

Дон Игнасио: Только вам, как на духу. Не всегда…

Данкайро: Господи! Он сказал: «Не всегда». И это наш мозговой центр!

Мануэла: Успокойся, Дани: Не всегда – значит, «порой» или «иногда». Уже хорошо.

Данкайро: Нет, это -- страшное разочарование!

Дон Игнасио: А, что мы потеряли?! Кармен с нами, Дон Хозе принесёт шайке большую пользу, и на Цунигу найдём управу. Сплошные приобретения! И вообще, поговорили. Теперь. по местам. С Кармен разговаривать буду один. Уже слышу её шаги.

Мануэла, ревниво: Какой у нас чуткий слух

Данкайро и Мануэла удаляются в заднюю дверь. На площади появляется Кармен. Она заходит в большую залу, где Эскамильо начинает петь под аккомпанемент гитариста.

Эскамильо: Ты постой, постой, красавица моя/Дозволь наглядеться, радость, на тебя!

Кармен, останавливаясь: Это не испанская песня.

Эскамильо: Даже не цыганская, милая. Но, какие правильные слова! Дозволь наглядеться, радость, на тебя!

Кармен: Долго дозволять?

Эскамильо: Всю жизнь! Я раб твоей красоты!

Кармен: У раба есть имя?

Эскамильо: Я – тореадор Эскамильо!

Кармен, всплёскивая руками: Тот самый?! Ну, конечно, я же видела портреты!

Эскамильо: Мои?

Кармен: Быков. Но всё равно – вы знаменитость. А я – Кармен!

Эскамильо: Та самая?

Кармен: Вы слышали обо мне?

Эскамильо: Конечно! Наш общий знакомый Гнуси прожужжал о вас все уши!

Кармен: Гнуси – опасная муха. Почти цеце. Вам это известно? Берегите уши! Он никогда не жужжит напрасно.

Эскамильо: Гнуси -- мальчик на побегушках. Не очень уже резвый – стал сдавать. Но у вас, Карменсита, городская известность.

Кармен: И, что известно?

Эскамильо: Вам тесно в Севилье, но Мадрид, как раз нужная мерка. Я вскоре там буду.

Кармен: Это предложение? А, что у нас с материальными возможностями?

Эскамильо: Могу купить пять таких таверн!

Кармен: Приблизительно так и оценивала ваше состояние. Хотя, ближе к истине три таверны, максимум четыре… И не спорьте! Хотя, разговор с вами, Эскамильо, весьма любопытен. Я – ваша болельщица.

Эскамильо: Тогда, что вы ответите, если я скажу, что люблю вас?

Кармен, вздыхая: Запретить -- не могу. Но сама… Не знаю, не знаю… надо посоветоваться с мамочкой.

Эскамильо, нисколько не отчаиваясь: Я подожду.

Кармен: Долго будете ждать?

Эскамильо: Столько, сколько надо. Как гласит испанская пословица: хорошо растёт то, что растёт медленно.

Кармен: Это про виноград.

Эскамильо: Виноград – это вино, а вино – это любовь.

Кармен: Прощайте поэтичный тореадор!

Эскамильо: Называй меня по-дружески – Мильо. До свидания, красавица. Мы скоро встретимся, Карменсита.

Дон Игнасио, открывая двери между залами: Обязательно встретитесь. Мильо – бай-бай в кроватку, Кармен – сюда. У нас очень мало времени.

Эскамильо, смеясь, посылает воздушный поцелуй.

Кармен, входя в малую залу: Какого чёрта ты здесь делаешь?

Дон Игнасио: Жду тебя, чтобы помочь сориентироваться в том, что мы оба нагородили за этот день.

Кармен: А, что тут ориентироваться?! Представь себе: я влюбилась!

Дон Игнасио: Брось!

Кармен: Рада бы, но не получается. Влюбилась всерьёз! Сама в трансе. У меня и мысли не было, что подобное может случиться! А тут он сказал: «Я люблю тебя!» -- и моё сердце растаяло. Рок! Судьба! Чудеса!

Дон Игнасио: Прямо таки…

Кармен: Конечно. Словно, кто-то всё подстроил!

Дон Игнасио: Ну, кто мог такое подстроить?! Действительно, судьба. Послушай, а, когда я говорю: «Люблю тебя!» -- никакой реакции?

Кармен: Никакой. Абсолютно.

Дон Игнасио, зовёт гитариста: Эй! Иди сюда. Скажи: «Я люблю тебя!»

Гитарист: Я люблю тебя!

Дон Игнасио: Обращайся не ко мне, а к ней!

Гитарист: Я люблю тебя!

Кармен, качая головой: Нет, увы.

Дон Игнасио гитаристу: Прости, друг. Пошёл вон!

Кармен: И признание Эскамильо – такое милое, мне до лампочки.

Дон Игнасио: А он сказал про способность купить две таких таверны?

Кармен: В его речи проскользнуло даже число «5».

Дон Игнасио: Неужели, и после этого не воспламенилась рациональной любовью?

Кармен: Ни-ни. Любовь, получается, не может быть рациональной. Только чувственной. Ах, Дон Хозе! Настоящая беда, Гнуси! Только я определилась, как вдруг – напасть, словно сглазил кто-то. Откуда он только взялся со своим самопожертвованием, а? Кто его научил? Мама, видимо, хорошая. Наверняка, про корриду поёт, посылает к нему эту Микаэлу. А он возьми, да поддайся на мои ужимки.

Дон Игнасио, иронично: Да, судьба-злодейка…

Кармен: Гнуси, что же делать?! Мне нельзя любить нищего. И я устала от вас всех – воров и бандитов. Мне надо уходить из дела. Хватать Эскамильо в охапку и в Мадрид. Становиться сеньорой. Толстеть, добреть, приобретать сварливость. И на тебе – подарочек! Заноза в сердце, тоска в горле и хочется броситься на штурм жандармерии. Ах, Дон Хозе! Ну, куда мне с ним, куда?! Опять якшаться с вами?! Ох, чую, дело добром не кончится. Вот, дай мне карты.

Дон Игнасио: Держи, искренняя моя.

Кармен начинает лихорадочно гадать. Тихо звучит музыка из сцены гадания Бизе – фа-минор.

Кармен: Так и есть: смерть, только смерть. Вначале мне, потом – ему.

Дон Игнасио: Не глупи! Какая из тебя гадалка! Вольта от короля с трудом отличаешь.

Кармен: Так и будет. Зарежет он меня… Или ты нас обоих.

Дон Игнасио: Я плохо владею навахой.

Кармен: Что-нибудь придумаешь. С тебя станется.

Дон Игнасио: Знаешь, Кармен, иди-ка ты восвояси. Чего явилась?

Кармен: Душу излить кому-нибудь. Дона Хозе дождаться – сдержать слово.

Дон Игнасио: Так изливай, а то гляди – явится, ненаглядный, ещё раз споёт «Хабанеру». Хотя может уже и «Сегидилью» разучил. Грабит он тебя на репертуар, грабит. А ты нас называешь ворами.

Кармен: Кто же вы – благородные экспроприаторы? Робин Гуды?

Дон Игнасио: Мы – те же, кто и ты!

Кармен: Не правда! Я – просто цыганка. В детстве видела одни лишения, жестокость и хамство. Спасибо, хоть очерствела, но не поглупела. Пошла за тобой – не пропала. Правда, и платила дорого.

Дон Игнасио: Намекаешь на постель?

Кармен: Платила зависимостью, подчинённостью, обезличенностью. Цинизмом, наконец. А тут, будто прочитали мой характер, дёрнули за ниточки, как марионетку – любовь! А я ведь знаю, что не выдержу, не смогу выдержать.

Дон Игнасио: Так беги с Эскамильо в Мадрид. Отпущу.

Кармен: Не могу.

Дон Игнасио: Тогда пусть Данкайро это… того… и бежать не надо.

Кармен: Что «это… того»?

Дон Игнасио: Допустим, кирпич упадёт. Или Аннушка масло разольёт. Случайно. Или сам Дон Хозе провалится в канализационный люк – и ага.

Кармен: Что-о-о! Ты… Ты!

Дон Игнасио: Тебе не угодишь. Тогда хватит ныть и причитать: что сделано, то сделано. Любишь – люби! Чёрт с тобой! Нам это даже выгодно. А дальше посмотрим. Может, это просто страсть на день, максимум на два. Соберись, Карменсита. Дело надо делать. Сейчас явится твой Ромео, и необходимо бесповоротно завербовать парня. Всё готово, чтобы он ушёл на нелегальное положение.

Кармен: Постой, Гнуси, какое нелегальное положение?!

Раздаётся песня. Дон Хозе напевает «Сегидилью». Дон Игнасио выталкивает Кармен в большую залу, втаскивая в малую гитариста.

Дон Хозе: Кармен! Я здесь, я пришёл!

Кармен, мрачно: Я тоже здесь, Я дождалась.

Дон Хозе с тревогой: Ты рада?

Кармен: Не передать словами.

Дон Хозе: Что-то не похоже.

Кармен: Я рада выполнить обязательства. Я благодарна тебе, Дон Хозе, за твою помощь и чувства.

Дон Хозе, отвешивая поклон: Как это трогательно и мило.

Кармен: Но теперь уходи! Тебе здесь не место. Тебе здесь грозит опасность. Может пойти под откос вся твоя жизнь. В гарнизоне вскоре побудка, и ты должен быть в казарме. Тара-тата! Тара-тата! Беги отсюда.

Гитарист: Что она говорит?

Дон Игнасио: Она его прогоняет.

Гитарист: А, как же наш спектакль?

Дон Игнасио: Грозит провалиться. Но ничего, окольные дороги тоже ведут в рай.

Дон Хозе: Карменсита, плевать мне на тара-тата! Тара-тата пусть заботит нового бригадира. А я люблю тебя!

Кармен: Глупости! Причём здесь я?! Сам кого-то выдумал и полюбил. Меня ты не знаешь, и не должен узнать. В противном случае – пиши, пропало. Вся твоя жизнь – честь, имя, идеалы, пойдёт прахом. Или умрёшь, или переродишься. Прости, но я здесь приманка. Ты в ловушке. Так получилось. Не по моей вине. Не знаю, что и как произойдёт, но что-то точно произойдёт. Беги!

Дон Хозе задумчиво ходит по зале.

Гитарист: Это совсем уж бесчестно!

Дон Игнасио: Не тебе судить.

Дон Хозе, доставая увядший розан: Не могу. С той минуты, как ты бросила мне розу – я одержим тобой. Ничего у меня больше нет. Ни службы, ни невесты, ни дома, ни даже матери. Только мечта о Кармен. Я не могу тебя выбросить из головы. Просыпаюсь и засыпаю с тобой. Не могу умыться, чтобы не умыть и твоё лицо. Но чаще я с тобой ссорюсь, как и сейчас. Нет логики, нет удовольствия, но так происходит. Ты говоришь и говоришь, но я не слышал от тебя ни одной стоящей мысли. Одна высокопарная чепуха. Но если ты танцуешь – мне хочется танцевать. Веселишься – веселиться, а если грустишь, то и грустить. Я не знаю, что ты собой представляешь, если вообще что-нибудь представляешь. Ты и сама, вряд ли, отдаёшь отчёт. У тебя в голове полная мешанина. Но это не меняет дела. Я негодую, я зверею, мне хочется свернуть тебе шею. Но это всё та же одержимость!

Кармен: М-да... повторить текст сможешь?

Начинает хохотать. Дон Хозе присоединяется к хохоту. Давится смехом и гитарист.

Дон Игнасио, сдавлено: Перестань ржать!

Гитарист: Но, как сказал, как сказал!

Кармен (уже серьёзно): Но я ведь член шайки и обманщица, каких мало. Это, ты, понимаешь? У меня роль королевы в царстве прислуги. Мне вообще говорят, какой надо стать – и я становлюсь. Более того, я верю, что такая и есть, пока мне не предложат новую роль. Хотя они однотипные: приходится денно и нощно доказывать свою порочность. Одновременно отталкивать и притягивать. Уметь выглядеть невинной маленькой девочкой, но через минуту дать понять: если гоп-стоп дилижанса – это ко мне. Такая лазанья, Дон Хозе.

Дон Хозе: Этим ты и обрела надо мной власть.

Кармен: Но это не я! Вот смотри. Состроить очаровательную гримасу. Широко распахнуть глаза. Наморщить лоб, приоткрыть рот. И только после паузы, выражающей немое изумление, радостно выкрикивать: «Чёрт побери, Санчо! Как ты похудел! Наверное, бегаешь трусцой каждое утро? Нет?! Тогда ты лихой наездник? О, Санчо, я имела в виду другие скачки!»

Гитарист: Чего она дразнится? Это меня зовут Санчо!

Дон Игнасио: Заткнись, придурок!

Кармен: Ты всё понял, Дон Хозе? И с тобой всё получилось, как в дешёвой «мыльной опере». Я ведь поспорила, что сумею тебя охмурить. На пять золотых. Ставка Пиноккио с Буратино. Мы специально затеяли с Мануэлой драку.

Дон Хозе: Ты выиграла эти деньги. И у тебя есть ко мне чувства. Я же вижу. Не гонишь, и жалеешь.

Кармен: Как это не гоню?! А, чем, по-твоему, я занимаюсь? Флиртом?! Беги в казарму. Немедленно! Спасайся! От меня и судьбы! Тара-тата!

Гитарист (зловещим шёпотом): Поздно!

Дон Игнасио в рацию: Цунига пошёл!

Раздаётся стук в двери большой залы.

Цунига: Кармен, открывай! Я знаю, что ты здесь!

Дон Хозе: Это, что ещё такое?

Кармен: Ах, вот они что придумали! Беги в малую залу. Нет! Двери закрыты. Прячься!

Цунига: Кармен, у меня есть ключи ото всех дверей в Севилье!

Капитан вламывается в большую залу таверны.

Дон Хозе: Здрасьте!

Цунига: Кармен, ты сделала плохой выбор. Зачем тебе солдат, если есть капитан?

Кармен: Мне надо подавать реплики, или вы как-нибудь сами, доведёте своё шоу до финала? Дон Хозе, как вижу, готов прилежно откликаться.

Цунига: В принципе, справимся и без тебя, дорогая. Дон Хозе, пошёл вон в казарму!

Дон Хозе: А вот это видел!

Демонстрирует дулю, после чего выхватывает из-за голенища сапога наваху.

Цунигу: Угрожать оружием командиру? Десять лет тюрьмы без права переписки!

Дон Хозе пытается атаковать Цунигу, но тут изо всех дверей, окон и с площади в большую залу устремляются люди из шайки Данкайро. Здесь же и Мануэла. Сам Данкайро хватает капитана, и смачно бьёт его в живот.

Цунига (согнувшись): Сво-о-олочь…

Дон Игнасио: Дани! Пленных не бить!

Данкайро: Прости, Гнуси, не удержался. Ещё один раз можно?

Дон Игнасио: Не сметь! Всем успокоиться! Сидите капитан, не рыпайтесь, сейчас вас свяжут. Потом вы прогуляетесь по утренней прохладе, чтобы не видеть, куда ушли наши люди. А ты солдат спрячь наваху.

Мануэла: Теперь, Дон Хозе, ты – один из нас!

Дон Хозе: По доброй воле, господа, по доброй воле.

Кармен (обречённо): Остолоп!

Женский голос из толпы: Он – прелесть!

Кармен: Кто спорит со мной?

Дон Игнасио: В любом случае его ждут большие дела, ответственная миссия и великая любовь.

Дон Хозе (с воодушевлением): О, да! Кармен! Кармен! Только не верится, что мой командир – мой бывший командир, выжига и плут, да не в деле!

Данкайро: А ты соверши усилия. И при удобном случае, как-нибудь задай на досуге ему этот вопрос. Лично. Глаза в глаза.

Цунига, хватаясь за голову: Ах, чёрт! Из-за этого дезертира…

Дон Игнасио: Выведете капитана. Он не должен видеть наших лиц.

Общий хохот.

Дон Хозе (весело): Понимаю.

Кармен: Молчи, кретин!

Дон Хозе, не обращая внимания, весело обнимается с новыми товарищами. Звучат тосты, льётся вино.

Мануэла: Оставь, парня, в покое! Пусть порадуется. Не так уж много в его жизни осталось радостей.

Кармен, недоумённо: Почему?

Мануэла: А ты думала как? Гнуси всё просчитал! Ты по-прежнему в деле, и человек нашёлся для рисковых конвоев. А любовью Дона Хозе не парься. На такой работе долго не живут. Либо жандармы пристрелят, либо свои пустят в расход, во избежание провала. Месяц – не более. А потом, значит, Эскамильо. Это будет сумасшедший промоушен перед корридой!

Кармен: Вот оно что! Значит, такой прожект. Но ты-то, подруга лучшая моя, чему радуешься?

Мануэла: Признаться, надоело делить его с тобой!

Кармен: Кого его?

Мануэла: Гнуси, конечно. (смотрит Кармен в глаза). Без обид?

Кармен: Какие обиды! Что ты! Давай веселиться! Всё так прекрасно получилось! Иди, поблагодари Гнуси за проявленную заботу о неразумной Кармен!.. Значит, месяц… Ах, Дон Хозе, Дон Хозе… И смерть. Вначале я, потом он… Ах, Гнуси. Гнуси… Но, ты прав, я -- плохая гадалка. Мы попробуем прорваться! Да так, чтобы у тебя всё треснуло!

Гитарист: Слушайте! Тихо! Только что на стене висела пищаль. А сейчас её нет. Так-таки нет. Кому она понадобилась? Мне отвечать перед хозяином!

Вновь звучит мелодия фа-минор из сцены гадания, под которую опускается занавес.

АКТ 3
Картина первая

Та же площадь, таверна, караульная вышка. Первая половина воскресного дня. Промежуточное время: кто-то ещё не успел позавтракать, другие торопятся пообедать.
На вышке меняются караульные. В большой зале таверны множество шумных посетителей – солдаты, праздношатающиеся. Даже гитаристу приходится помогать обслуживать посетителей. Лильяс Пастью все дразнят криками: «Человек!» Не громко звучит бравурная мелодия из начала четвёртого акта Бизе.
В малой зале в одиночестве, склонившись над столом с разложенными бумагами, трудится с пером в руках Дон Игнасио. Но его рабочее уединение нарушают Данкайро и Мануэла. Они – в прекрасном настроении.

Данкайро: Если ты заботишься о душе, Мануэлита, это ещё не значит, что не следует заботиться о завтраке! Идём жрать, пожалуйста. Наш верховный правитель, Гнуси, наверняка заждался.

Мануэла: Я неголодна. Совсем не голодна.

Данкайро: Думаю, никто не голоден. Но это, как церковный обряд, на который ты меня затащила.

Мануэла: Надо молиться, надо благодарить за удачу, которой небеса одаривают нас в последний месяц. И тебе надо было изучить новые наряды для маскировки – монашеские.

Данкайро: Аминь! Я согласен. А, ты, Гнуси?

Дон Игнасио: С чем я должен согласиться? Что мне дозволительно опровергнуть? Я работал, и не слышал вашего воскресного трёпа.

Мануэла: Что скажешь о тезисе: красиво жить – наша святая обязанность?

Данкайро: Или о таком: Красивая жизнь – лучший реванш?

Дон Игнасио: Увы. Я живу мечтами собаки, которая думает, что, если быстро забежать за угол, то там обязательно что-нибудь отыщется.

Мануэла: Несчастный! Он не способен насладиться успехами. Тебе всегда чего-то не хватает!

Данкайро (напевая): Зимою – лета, осенью – весны.

Мануэла: Так нельзя. Это грех не уметь веселиться! Человек, который всё время ищет, теряет самого себя!

Данкайро: Правильно, Мануэлита! Кроме того, такой человек подозрителен. Не ясны его цели, не понятно, до каких пределов простираются его амбиции, и не опасно ли это простирание его партнёрам по бизнесу.

Дон Игнасио: Я так понимаю, что вы намерены балагурить?

Данкайро: Намерены.

Мануэла: Время для хорошего перекуса.

Дон Игнасио: Ты же не голодна.

Мануэла: Зато я соблюдаю обряды. Человек!

Лильяс Пастья, с испугом заглядывая в малую залу: Господи, к счастью, это не она… (машет рукой и захлопывает дверь).

Мануэла: Как вам это нравится?!

Дон Игнасио: Ныне в таверне боятся только Микаэлу – невесту Дона Хозе.

Данкайро: Бывшую невесту, бывшую.

Дон Игнасио: Кто знает? Пути любви неисповедимы…

Мануэла: Не кощунствуй. Так, что же делать с обедом?

Дон Игнасио: Подожди, Мануэлита. Вначале – дело. Так поясните: откуда такой подъём настроения?

Мануэла: Ах, когда я оказываюсь на производственных совещаниях, то чувствую себя «Девочкой на шаре».

Данкайро: Что, Гнуси, она имеет в виду? Про девочку – уже явная глупость, а тут ещё и какой-то шар приплела.

Дон Игнасио: Один мазила из Малаги напишет такую картину – «Девочка на шаре». Но это будет ещё не скоро: пока кубизм нам не грозит. Вернёмся к нашему реализму.

Мануэла: Дело, так дело. Перед тобой, Гнуси, документы, которые готовила я. А в документах – цифры, о многом говорящие. Такого успешного месяца не было очень давно. А, скорее всего, не было вовсе.

Данкайро: Прибыли у нашего скромного синдиката ранее невиданные.

Дон Игнасио: Что ж, соглашусь... В чём видите причины роста?

Мануэла: В твоей гениальности, в чём же ещё!

Дон Игнасио: Прошу без подковырок!

Данкайро: Не скромничай. Так и есть. По моей линии ситуация следующая. Эффективность нашей работы возросла в разы с появлением Дона Хозе, которого ты так мудро подвёл к нам через Кармен. Он проявляет себя выдающимся образом. Все сопровождаемые им караваны достигли точек назначения, товар реализован. А это были самые важные и опасные переходы.

Дон Игнасио: Дон Хозе, действительно, так хорош?

Мануэла: Он – чудо!

Данкайро: Таможня даёт Дону Хозе добро. Он знает все тайные тропы, ранее неизвестные даже нам. Он осторожен, но чувствует, когда надо рисковать, рискуя и добиваясь триумфа в риске. Прекрасно входит в контакт, разруливает любое напряжение. Кажется, сейчас начнётся перестрелка, но через минуту Дон Хозе хлопает таможенников по плечу, угощает их сигарами, просит сварить крепкий кофе, а тому, кто мается артериальным давлением, предлагает «Капучино». За столом осведомляется о здоровье жён и любовниц. Как растут зубы у деток, и нет ли проблем на скотном дворе. Между делом из одного кармана в другой переходят монеты – и путь свободен. С наилучшими пожеланиями и надеждой на скорую встречу. При этом Дон Хозе не заносчив, не капризен и надёжен, как скала.

Дон Игнасио: Прекрасно! Ты, Мануэлита?

Мануэла: Спою осанну Кармен. Если раньше она, между нами девочками, частенько манкировала своими обязанностями перед синдикатом, то теперь – само усердие и трудолюбие. Документация в полном порядке. Все проблемы с таможней на уровне личного общения – решены. Кармен их обаяла, а, кого не обаяла, то вовсе свела с ума. Всюду зелёный свет.

Данкайро: Только иногда в жёлто-красную крапинку.

Мануэла: Но это всё равно зелёный, а совсем без рисков в нашем деле нельзя. Любимая присказка Кармен: настало время спрыгнуть с забора, не порвать при этом штаны, и сказать своё веское слово.

Данкайро: Почему женщина говорит о штанах? Это тоже провиденье?

Мануэла: Да, но ещё и афористичность.

Дон Игнасио: Значит, идиллия… Но между собой Кармен и Дон Хозе, как кошка с собакой.

Данкайро: Это сказано мягко.

Мануэла: Очень мягко. Какой скандал они вчера учинили! Словно с цепи сорвались.

Данкайро: Дон Хозе вернулся с товаром, и то ли Кармен что-то глупое сморозила, то ли у него в дороге появились какие-то подозрения, но слово за слово, и – гром прогремел, молнии засверкали.

Дон Игнасио: Это не хорошо. Это очень не хорошо.

Мануэла: Что делать, если Кармен прозревает, становясь собой. Мужчины, если им позволить, это просто ярмо на шее.

Данкайро: Что тогда говорить о вас? Упрямство женщины не должно быть причиной, чтобы мужчины ей подчинялись.

Дон Игнасио: Выходит трудовой энтузиазм Кармен и Дона Хозе – своеобразная отдушина?

Мануэла: Наверное, так и есть. Кармен – опять прагматик, а Дона Хозе тянет к простым и ясным отношениям, пусть и с меньшей энергетикой чувств.

Данкайро: Говоря проще, он её ревнует. Подозревает в каких-то сношениях, изменах.

Мануэла: С тем же Эскамильо, хотя имя нашего бравого тореадора, не произносится вслух.

Дон Игнасио: Значит, хорошо, что Кармен не знает всей правды.

Данкайро: Какой?

Дон Игнасио: Что Дона Хозе к ней не судьба направила, а мы. Да и Эскамильо не просто так воспламенился.

Данкайро: О, да! Реакцию Кармен всегда трудно предугадать.

Мануэла в растерянности: Но дело в том…

Данкайро: Что, Мануэлита?

Мануэла, беря себя в руки: Нет ничего…

Дон Игнасио: Но давайте будем честны перед самими собой, и оценим ситуацию трезво. Без ваших щенячьих восторгов. Лично я не могу в полной мере разделить вашего веселья.

Данкайро: Какие у тебя тревоги?

Дон Игнасио: У меня сожаления. Мне, действительно, пришёлся по душе этот солдат. Однако инструменты пора возвращать в ящик.

Данкайро: Ненавижу иносказаний!

Дон Игнасио: Проект Дона Хозе близок к завершению. Он везунчик, и, возможно, ещё проведёт один-два каравана, но приручить фортуну в таком деле нельзя. Она обязательно от него отвернётся. Поэтому уже сейчас Дон Хозе больше опасен, чем полезен.

Данкайро: Значит?

Дон Игнасио: Вот именно, Дани… Значит… Скорее, да, чем нет.

Мануэла: Боже!

Данкайро: Молчи, женщина! Гнуси, говорит дело. Дон Хозе всё равно не жилец.

Мануэла: А, как же Кармен?!

Дон Игнасио: Она быстро утешится.

Мануэла: Боже!

Данкайро: Но всё-таки не прямо сейчас, а чуть позже?

Дон Игнасио: Ещё один караван – это максимум. Хотя мы можем позволить себе обойтись без его услуг. Нам всё равно полезно взять паузу – рынок перенасыщен, и это плохо отражается на цене. А есть натуралистический вариант скорой развязки – через Эскамильо.

Данкайро: Ссора и дуэль?

Дон Игнасио: Почему нет?

Данкайро: Дон Хозе – воин. Тореадору не придётся просто.

Дон Игнасио: Неужели Эскамильо не справится?

Появляется Эскамильо.
 
Эскамильо: С кем это я не справлюсь? Где тот бык, что устоит перед моим мастерством?!

Дон Игнасио: Речь не о быке.

Эскамильо: О женщине?

Данкайро: О мужчине -- настоящем мужчине!

Эскамильо: Фи-и, как это не пристойно понуждать меня к мужеложству.

Мануэла: Идиот!

Эскамильо: Он, хоть настоящий мужчина, но идиот?! Вы всё больше и больше скандализируете ситуацию.

Дон Игнасио: Как хорошо, что ты тоже весел. Оставьте нас, друзья. Я хочу поговорить с тореадором с глазу на глаз на интимные темы.

Эскамильо: Боже! Что подумают Дани и Мануэлита?!

Мануэла: Гнуси, я должна сказать…

Дон Игнасио: Потом, потом.

Эскамильо: Понимаешь, Мануэлита, когда двое мужчин говорят об интиме, то стесняются женских ушек.

Мануэла: Умные люди говорят, что умнеть надо постепенно. Но ты, Мильо, совсем никуда не торопишься.

Эскамильо: Был бы тороплив, дорогая, давно бы познакомился со всеми ангелами, в том лучшем мире, куда не очень-то и спешу.

Данкайро: Хорошо сказано матадор! Так держать!

Мануэла (поёт): Смейся паяц над разбитой любовью…

Эскамильо, потрясая кулаком, приветствует, уходящих Данкайро и Мануэлу. Дан Игнасио кулаком грозит Мануэле.

Дон Игнасио: Итак, мой друг…

Эскамильо: Да, мой друг, итак…

Дон Игнасио: Ты не хочешь рассказать папочке Гнуси о своих делах и делишках?

Эскамильо: Напротив, мечтаю! Но не знаю, что папочка называет делами, а, что делишками. Поэтому не кривляйся. В твою доброту и наивность могут поверить только телята. Говори, зачем звал!

Дон Игнасио: У-у, как резко!

Эскамильо: У меня, кстати, сейчас отдых между тренировками – тихий час для качественного переваривания обеда, состоявшего из одних быстроусвояемых углеводов. Но тебе не понять, чёртову трезвеннику, какая это гадость, сидеть на одной пасте, вареной курице и бананах уже почти месяц!

Дон Игнасио: Ай, трагедия! Ну, да, я не фанат жирной пищи. Не люблю, когда сало сочится по пальцам и подбородку. А теперь посмотри на собственную физиономию. Что это такое? Это вареная курица оставляет такие следы на камзоле?

Эскамильо: Отвяжись!

Дон Игнасио, прихватывает тореадора за ухо: Кто вчера – после восьми часов вечера, заказал жаркое, и мало того, говорил: «Постного поменьше, жирного побольше, да с потрохами!»

Эскамильо, вырываясь и всплёскивая руками: Везде доносчики!

Дон Игнасио, хватая второе ухо: Кто высосал литр красного, а после ещё потребовал портвейна?

Эскамильо судорожно: Я запивал еду.

Дон Игнасио: А портвейн?!

Эскамильо: Десерт… Как у англицких джентльменов. Пусти ухо!

Дон Игнасио: Почему не разбавлял водой?

Эскамильо: Марочный, выдержанный португальский портвейн?!

Дон Игнасио: Конечно.

Эскамильо: Да, я тебя!

Тореадор нападает на Дона Игнасио, сковывая ему руки.

Эскамильо: Ладно, Гнуси, ты меня поймал, а я – виноват. Прости.

Дон Игнасио: Отпусти меня!

Эскамильо: Прощаешь?

Дон Игнасио: Да, да! Вот чёрт!.. Нажрался свинины, как свинья, теперь силы девать некуда.

Эскамильо: Это не литературно, Гнуси! Что скажут дети?! Их часто приводят на вечерние представления.

Дон Игнасио: Перестань у нас «+16». Так вот, именно о поэзии я и хотел с тобой поговорить. Выучил приветствие президенту корриды… Почему отвёл глаза в сторону? Не выучил? До сих пор?!!

Эскамильо: Не выучил. Зато, готово другое, слушай.
(Начинает декламировать)
Как океан меняет цвет,
Когда в нагромождённой туче
Вдруг полыхнёт мигнувший свет, --
Так сердце под грозой певучей
Меняет строй, боясь вздохнуть,
И кровь бросается в ланиты
И слёзы счастья душат грудь
Перед явленьем Карменситы.

Дон Игнасио: Недурственно. Напомни, как зовут поэта, который у нас кропает стишки.

Эскамильо: Алехандро. Это точно… А фамилия то ли Блок, то ли Клок. Но это не принципиально. Сандро -- и Сандро.

Дон Игнасио: Согласен. Особенно сейчас, когда меня значительно больше интересуют твои взаимоотношения с Кармен.

Эскамильо: Всё идёт к тому, что как раз перед корридой мы сделаем свадебные портреты.

Дон Игнасио: Уже есть уверенность?

Эскамильо: Мы встречаемся каждый день, и Кармен мне явно благоволит. Отношения всё более и более близкие, всё более и более чувственные.

Дон Игнасио: Скажи нормально: вы хоть целуетесь?

Эскамильо: А разве до свадьбы можно?

Дон Игнасио: Мануэла права  -- идиот!

Эскамильо: Не целуемся. Но о своём Доне Хозе она если и вспоминала, то отзывалась уничижительно. Всё на мази, Гнуси, всё на мази!

Дон Игнасио: Надо ускоряться, Мильо! Процесс должен пойти шибче.

Эскамильо: Ваши предложения?

Дон Игнасио: Надо окончательно и бесповоротно внести между Кармен и Доном Хозе раскол. Спровоцировать разрыв их отношений. До корриды всего две недели.

Эскамильо: Ладно. Но, как?

Дон Игнасио: Дон Хозе будет сегодня отчитываться передо мной: опись, протокол, сдал, принял. Но я немного опоздаю, а вот ты явишься к месту и часу.

Эскамильо: Что я понимаю в бухгалтерии?

Дон Игнасио: У-у-у!

Эскамильо: Ну, шучу, ну больше не буду…

Дон Игнасио, изображая, как надо всё сделать: Явишься, и сразу зайдёшь с козыря. Я – Эскамильо, пришёл сюда, чтобы увидеться с Кармен. Я её обожаю, она меня любит, хотя раньше крутила лямуры с красавцем-солдатом, но этот дезертир уже в прошлом. О-о, так это вы есть Дон Хозе?!!

Эскамильо: Лучше не «о-о», а «ба»!

Дон Хозе: Почему именно «ба»?

Эскамильо: От слова «баба». Давай порепетирую. Я люблю Кармен, Кармен меня обожает, а красавец-дезертир – прочитанная и перевернутая страница. И тут главное: «Ба-а! Это вы и есть!»

Дон Игнасио: Какая будет реакция Дона Хозе?

Эскамильо: Он бросится на меня! Убьёт, а потом зарежет девчонку. Правильно сделает! Ответ верен, оценка – «отлично»?

Дон Игнасио: Так не дай себя убить, двоечник! Убей сам! Тебе никто ничего не сделает. Мы будем свидетелями, что ты лишь оборонялся, а зачинщик дуэли бывший солдат, а сейчас международный контрабандист. Да, и кто лишит Севилью корриды?!

Эскамильо: А если случится непредвиденное? Вот поскользнусь, и – что?! Тогда уже не я его, а он меня!

Дон Игнасио: Говорю же, мы в засаде. Если что, отобьём -- спасём. Так и быть. Цели всё равно достигнем: отношения между Кармен и Доном Хозе будут порваны.

Эскамильо: Нечистоплотность какая-то…

Дон Игнасио: Вот, где пилот в белоснежных перчатках. А, кто хотел быка опоить, а? Забыл?! И, что здесь нечистоплотного? Он тебе мешает, мне уже не нужен, Кармен тоже мечтает стать женой тореадора.

Эскамильо: Вот именно – женой, а не вдовой.

Дон Игнасио: Не хнычь, малыш. Где твоя уверенность? Это же дуэль, а не убийство. Если хочешь, уравняем шансы – не станем выскакивать, если тебе зададут жару.

Эскамильо: Дудки! Выскакивайте. Согласен. Чёрт с ним! Не буду белоручкой. Эти портреты с Кармен в журналах мне сильно помогут.

Дон Игнасио: Точно так!

Эскамильо: Значит, вечером!

Дон Игнасио: Да. Здесь.

Эскамильо: Решено. Смотри! О-о, Кармен! Точнее, ба-а, Кармен!

На площади появляется Кармен.

Дон Игнасио: Скройся! Тебя тут не было, и нет. А вот я с Кармен пообщаюсь. Выясню, какое у неё настроение. Может, ты мне лапши навешал.

Эскамильо: Навешать бы тебе не мешало, но не лапши, Гнуси!

Дон Игнасио: Уйди!

Эскамильо: Так до вечера? Вы в засаде? Точно?

Дон Игнасио: Точно!.. Кармен! Кармен, моя радость!

Кармен оборачивается.

Кармен: Это ты Дон Игнасио…

Дон Игнасио: Рассчитывала увидеть кого-то другого?

Кармен: Не скрою, да! Ищу Эскамильо.

Дон Игнасио: Вряд ли, Карменсита. У него сейчас отдых между тренировками – тихий час. Он пообедал быстроусвояемыми углеводами, а ты уже должна знать, как это раздражает нашего тореадора.

Кармен: Жаль…

Дон Игнасио: Но для меня всё удачно. Я искал с тобой встречи.

Кармен: Зачем?

Дон Игнасио: Есть вопросы очень меня беспокоящие. Твои отношения с Доном Хозе…

Кармен, перебивая: Тут уже не о чем говорить. Этих отношений почти нет. Исчерпаны.

Дон Игнасио: Как же так?

Кармен: Все мы, так или иначе, увиливаем от неприятной нам правды, пока она не обрушится на нас.

Дон Игнасио: Значит, как только Дон Хозе вернулся из своего героического похода, так правда на тебя и обрушилась?

Кармен: Почему только на меня -- на него тоже. Любовь если и была – сгинула. Обещанья давались на всю жизнь, но симпатии и месяца не продержались. Понимаешь, я привыкла плясать соло. А одиночество в танцах плохо отражается на мировоззрении.

Дон Игнасио: Неужто? Дон Хозе – такой смелый, мужественный человек!

Кармен: Если хочешь, можешь на нём жениться – не возражаю. Ах, Гнуси, я не создана для любви!

Дон Игнасио: Поэтому ты ищешь богатенького Эскамильо?

Кармен: Да, поэтому! Мы обсуждали эту тему раньше.

Дон Игнасио: Вернуться ко мне – это никак?

Кармен: Совсем. Честно. Я правдива – ты знаешь.

Дон Игнасио: Могла бы солгать… Что ж, Эскамильо будет вечером. И знаешь…

Дон Игнасио подходит к Кармен, обнимает её за плечи. Они уходят, а на сцене на 5 секунд гаснет свет.
Потом он зажигается. В малой зале таверны за столом заваленным бумагами сидит Дон Хозе, в большой зале гитарист настраивает инструмент. Появляется Эскамильо.

Эскамильо: Дозволь наглядеться радость на тебя! Не забыл?

Гитарист: Как можно!

Эскамильо: Он там?

Гитарист: Да. Начинай представление.

Эскамильо: А, где остальные?

Гитарист: Кто именно?

Эскамильо: Не придуривайся! Вы меня страхуете?

Гитарист: Конечно. Только в чём?.. Ладно, ладно. Я пошутил. Тут людей спрятано больше, чем ходят на твою корриду.

Эскамильо выдыхает: Так я пошёл…

Тореадор входит, Дон Хозе отрывает глаза от бумаг.

Дон Хозе: Вам кого?

Эскамильо: Привет, привет! Меня зовут Эскамильо. Слыхали?

Дон Хозе: Ещё бы! Я – поклонник вашего таланта, тореадор!

Эскамильо: Приятно, чёрт возьми, нет, право, приятно! У славы всё-таки есть хорошие стороны. Вот так заходишь в таверну, видишь незнакомого человека, а он тебя не просто знает, а является поклонником.

Дон Хозе: Так и есть. Рад, что вижу вас живьём.

Эскамильо: О, да – никакой фонограммы. Кроме того, надеюсь, у вас не будет возможности увидеть меня мёртвым!

Экамильо хохочет, хотя и чуть-чуть нервно.

Эскамильо: Как вам реприза? Сегодня вечером я поразительный острослов!

Дон Хозе: Да… Но, как-то не ловко всё получается.

Эскамильо: Будет вам!

Дон Хозе: Нет, правда. Я жду одного человека, и не предполагал, что дверь открыта. У меня деловые переговоры.

Эскамильо: Но и у меня здесь встреча! Правда, в моём случае речь идёт о свидании. Послушайте, может, мы ждём одного и того же человека? У вас бизнес, у меня любовь!

Дон Хозе: Вряд ли, если, конечно, вы не как Данкайро, да и Дон Игнасио не… Впрочем это не важно.

Эскамильо: Кто знает, что в мире важно, а, что не очень! Но откроем карты. Я жду Кармен! Знаете, эту цыганку? Первая красавица Севильи. Не женщина – огонь!

Дон Хозе, вставая из-за стола: Вот как! Я с ней знаком. И у вас свидание?

Эскамильо: Не первое, но, надеюсь, решающее. Мосты сожжены, отступление не допустимо. Я покорён!

Дон Хозе: Вот как! А она?

Эскамильо: Что за вопрос?! Разумеется, да. Кармен ещё недавно любила красавца солдата, который ради неё стал дезертиром и контрабандистом. Но это – мезальянс. Кармен это осознала, и теперь дарит свою благосклонность мне. И правильно! Кому же ещё?!

Дон Хозе: Ну, да, конечно… Не выйти ли нам, любезный тореадор на свежий воздух?

Эскамильо: Почему нет – с удовольствием.

Дон Хозе: Ох, уж эта Кармен!

Эскамильо: Ох, уже эта богиня Кармен!

Дон Хозе: Вы, правы. Красавица, богиня, ангел… Но в результате слишком много пчёл вокруг горшочка с мёдом.

Эскамильо: Всё в прошлом. Со мной такие номера не пройдут.

Дон Хозе: Рад слышать. Но знаете ли Эскамильо, что за цыганку таких достоинств надо заплатить выкуп?

Эскамильо: Не проблема. Заплачу! Вы не знаете, какой ныне курс песо в обменниках?

Дон Хозе: К доллару?

Эскамильо: Ну, не к евро же! Каков выкуп?

Дон Хозе, выхватывая нож из-за голенища сапога: Удар навахой!

Эскамильо: Навахой?! А-а, я понял: вы и есть красавец солдат, которому Кармен дала отставку!

Дон Хозе: Я тебе покажу отставку, тюлень недорезанный! Устрою такую острастку, что быки будут в отпуске.

Дон Хозе нападает на Эскамильо, тот уклоняется, но поскальзывается и падает. Дон Хозе заносит руку с навахой для удара, но тут отовсюду выскакивают люди, в том числе Кармен, Дон Игнасио, Данкайро и гитарист.

Кармен: Дон Хозе, остановись!

Данкайро, хватая Дона Хозе за руку: Вот дьявол!

Дон Хозе: Я убью его!

Кармен: Не поможет. Между нами всё кончено. И это я сказала ещё вчера.

Дон Хозе: Не верю! Кармен, ты шутишь. У тебя просто сварливое настроение. Ну, прости. Не буду больше доводить тебя своей ревностью. Кармен! Мне вскоре надо идти за товаром. Мне надо быть спокойным, знать, что ты меня любишь.

Эскамильо: Эй, послушай…

Данкайро: Заткнись, тореадор. Твоё место в буфете. Иди -- умойся. Пускай они сами разберутся.

Дон Хозе: Неужели, Кармен, ты бросаешь меня?!

Кармен: Так и есть.

Дон Хозе: Ради этого фигляра, которого я должен был прикончить?!

Кармен: Да. Но он – не фигляр. Ему не повезло – поскользнулся.

Дон Хозе: Это мне не повезло! Мне! Но я не отпущу тебя!

Женский голос: Дон Хозе!

Дон Хозе: Кто?! Зачем?! Что надо?

Женский голос: Я -- Алета! Младшая сестра Микаэлы! Вы меня помните?

Дон Хозе: Конечно. Зачем ты здесь?

Алета: Меня послали к вам из деревни.

Дон Игнасио: Почему тебя?

Алета: Микаэла занята.

Дон Хозе, внезапно обеспокоившись: Чем занята Микаэла? Говори!

Алета: Она… Она у одра вашей матушки.

Дон Хозе: Что?!

Алета: Ваша матушка умирает. Зовёт вас. Вам надо идти со мной.

Дон Хозе обводит окружающих диким взором.

Дон Игнасио: Идите, Дон Хозе, проститесь с матушкой.

Дон Хозе: Да-да… А сразу оттуда… Ну вы знаете, Дон Игнасио. Я не подведу… Я всё сделаю… В лучшем виде.

Дон Игнасио: Конечно. Не сомневаюсь.

Данкайро: Дать сопровождение?

Дон Хозе: Не надо! Это – личное… Кармен! Я вернусь, и мы поговорим!

Кармен: Когда ты вернёшься, возможно, я буду замужней сеньорой!

Дон Хозе: Что?!! Дон Игнасио… позвольте поговорить с ней наедине?

Дон Игнасио: Только спокойно, Дон Хозе, спокойно.

Дон Хозе подходит к Кармен, берёт её лицо в руки.

Дон Хозе: Кармен! (переходит на шёпот) Всё идёт по плану! У меня полная готовность. Караван отведу в место известное только мне. Товар реализую быстро. Деньги помещу в банк. С капитаном шхуны договорился. Он берёт нас. Америка, Кармен, Америка!

Кармен (тихо): Да, любимый, да! Я тоже почти всё сделала. Документы, доказательства, улики, самые неприглядные факты – на пути в Мадрид. Буду уходить в день свадьбы и корриды!

Дон Хозе: Как глупо звучит – в день свадьбы! А нельзя раньше?

Кармен: Ты же знаешь – нет. А день корриды – самый благоприятный. Растаю, как туман. Кстати, о том парне. Я проверила. Он – фантом. Такого просто не может быть. Взялся из ниоткуда. Биография такая, что или ангел, или профессиональный агент контрразведки.

Дон Хозе: Будь осторожна! Не рискуй понапрасну.

Кармен: Да, любимый… (громко) Уходи! Нам не о чем больше говорить!

Дон Хозе, вне себя от ненависти: Я вернусь, Кармен! Я вернусь! (насильно целует Кармен) Пошли, Алета!

Дон Хозе и Алета уходят. Все, кроме Кармен, машут им рукой.

Дон Игнасио: Счастливой дороги, Дон Хозе!.. Что, ж… Всем налить вина!

Данкайро: Ему самому воды!

Лильяс Пастья: С газом или без?

Данкайро, под общий смех: С экстрактом колы.

Кармен, останавливая и беря под руку гитариста: Давно хотела спросить: знаете ли вы такую народную испанскую песню... (начинает напевать). Наша служба и опасна и трудна. И на первый взгляд, как будто не видна … Что же вы молчите?

Гитарист: Кармен…

Кармен, пристально вглядываясь в лицо гитариста: Если кто-то кое-где у нас порой честно жить не хочет…

Гитарист, вздыхая, подхватывает: Значит с ними нам вести незримый бой -- так назначено судьбой для нас с тобой…

Кармен: Я была уверена, что вы знаете слова. Споём дуэтом?

Гитарист: Тихонько, тихонько, Кармен…

Тихим дуэтом: Служба -- дни и ночи, служба – дни и ночи…

Опускается занавес.

Картина вторая

Всё та же площадь, на ней царит оживление. Скопление народа в своеобразном коридоре между караульной вышкой и таверной Лильяс Пастьи. Сами залы таверны пока пусты.
В центре внимания Эскамильо и Кармен. Они стоят рядом, отвечая на вопросы журналистов, тогда, как несколько художников, в том числе приехавшие из Мадрида, рисуют портреты пары. Чуть поодаль Дон Игнасио и Мануэла. У них, как и у Кармен несколько рассеянные, словно чего-то ожидающие выражения лиц. Только Эскамильо сияет улыбкой в 32 зуба.

Эскамильо: Друзья, я думаю, что можно приступать к вопросам. Парни с кисточками, нам двигаться можно? Это вам не помешает!

Художники: Нет, нет, сеньор тореадор, не помешает!

Эскамильо: Расслабься, дорогая Кармен! Мне кажется, ты немного напряжена.

Первый журналист: Что вы хотите Эскамильо! Такой день! В начале переживать, как любимый человек вступает в схватку со свирепым и хитрым быком, а затем венчание, свадьба. Мы понимаем Кармен.

Кармен: Спасибо за поддержку. Сегодня, действительно, особенный день. Для многих не только для нас. Правда, Гнуси?

Дон Игнасио, мрачно: Наверное.

Второй журналист: Что вы имеете в виду, Кармен?

Кармен: Уверена, что Мильо подарит зрителям на Маэстранса великолепное зрелище, которое они никогда не забудут.

Эскамильо: О, да, я постараюсь. Приложу, так сказать, все усилия. Вы увидите: я добьюсь экстаза на Маэстранса.

Второй журналист: Эскамильо, женитьба -- ответственный шаг в жизни каждого мужчины. И мы знаем немало мастеров корриды, чья карьера после свадьбы переставала развиваться…

Дон Игнасио: У него другой случай.

Эскамильо: У меня другой случай.

Кармен: Уверяю, вас – это другой случай, в чём все вскоре убедятся.

Журналист из Мадрида: Я представляю столичную прессу. Мы будем рады вас видеть в Мадриде!

Эскамильо: Вы это сказали ей или мне?!

Журналист из Мадрида: Обоим, сеньор тореадор, обоим.

Эскамильо: Что ж, я совсем не прочь продемонстрировать свои умения в Мадриде. В скором времени. Начинал в Гренаде, сегодня – Севилья, почему завтра не быть Мадриду?

Первый журналист: Но вы не измените Севилье?

Эскамильо: Главное, чтобы она мне не изменяла!

Второй журналист: О ком вы говорите? О Севилье или Кармен?!

Дон Игнасио: Об обеих дамах!

Журналист из Мадрида: Вокруг Пласа де Торос Маэстранса планируют устанавливать памятники самым знаменитым тореадорам…

Эскамильо: Сегодня я начну его строить. Но памятника достойна и Кармен.

Кармен, со смехом, показывая: О, я его вижу! Белый постамент. Цыганское платье, правая ножка – вот так, выдвинута, словно сейчас начну танцевать фламенко. Распущенные волосы.

Журналист из Мадрида: Красиво!

Кармен: Надеюсь, да. Недалеко от Моцарта.

Второй журналист: Кого, кого?

Первый журналист: Немца, что написал «Дон Жуана».

Второй журналист: Кого, кого?

Первый журналист: Озабоченного мачо, что скопирован с твоего соседа.

Журналист из Мадрида с апломбом: Моцарт – не немец. Австриец.

Второй журналист: Но сосед, хоть сосед?!

Дон Игнасио: Сеньоры, это незначительные детали. Сеньоры художники? Эскамильо нужно готовиться к корриде, а Кармен к свадьбе – в их ситуации это одно и то же.

Художники: Мы закончили.

Третий журналист: Разрешите последний вопрос? Кармен! В последние дни по Севилье активно циркулируют слухи, что вы имеете какое-то отношение к контрабанде табаком и не только табаком.

Эскамильо: Послушай, ты, вол безрогий!

Кармен: Спокойнее, дорогой, не лишай вола ещё и рогов. Я отвечу!

Дон Игнасио: Его сейчас уже не будет!

Кармен: Спокойнее, Гнуси. Пресса спросила, значит, пресса услышит ответ.

Третий журналист: Спасибо, Кармен, хотя мне уже не хочется ничего слышать. Я лучше закрою уши.

Кармен: Тем не менее. Посмотрите – у меня нет крыльев. Судя по вашей сигаре – она контрабандная, вы тоже не ангел. Но я Страшного суда не боюсь, а – вы?

Дон Игнасио: Браво, Кармен! Теперь всё сеньоры. Благодарим вас.

Пресса расходится.

Эскамильо: Карменсита, мне надо идти.

Кармен: Иди, Мильо…

Эскамильо: Увидимся после корриды сразу в часовне Маэстранса?

Кармен: Да, там...

Эскамильо: Что с тобой?

Мануэла: Не видишь девушка не много не в себе. А чего ты хотел?! Только твоя нервная система выдержит и быка, и невесту за один вечер.

Дон Игнасио: Готовься, Мильо, иди.

Кармен: Я тоже ухожу. Мне надо переодеться.

Мануэла: Тебе помочь?

Дон Игнасио: Кармен справится сама. Ты мне нужна.

Кармен: Звучит многообещающе, Мануэлита.

Мануэла: Будет тебе. Это, наверняка опять дела фирмы.

Дон Игнасио: Так и есть.

Расходятся. Дон Игнасио и Мануэла оказываются в малой зале таверны, тогда, как в большой зале начинают концентрироваться солдаты Цуниги.

Дон Игнасио: Ну, что?

Мануэла: Ровным счётом ничего. Ни каравана, ни Дона Хозе. Ни на основной стоянке, ни на резервных.

Дон Игнасио: Вот, чёрт! А, где этот мерзавец Данкайро?

Данкайро, входя в образе крестьянки: Я здесь, только мерзавец -- не я. Отнюдь.

Дон Игнасио: Какие новости?

Данкайро: Хорошо, что вы сидите: все тайники пусты. Словно корова языком слизала.

Дон Игнасио: Я так и знал!

Данкайро: Ты так и знал?! Может тебе известно, и где наши товары, а заодно и деньги?!

Дон Игнасио: Я о другом… Кстати, сядь на всякий случай.

Мануэла: Господи, что ещё?

Дон Игнасио: Сегодня я доподлинно узнал, что мама Дона Хозе столь больна, что ещё неделю назад под покровом ночи исчезла в неизвестном направлении. И никто о нездоровье матроны, а тем паче одре – слыхом не слыхивал. Более того, никакой младшей сестры Алеты у Микаэлы нет.

Данкайро: А, как зовут её младшую сестру?

Дон Игнасио: Идиот, у Микаэлы вообще нет сестры. Ни младшей, ни старшей!

Данкайро: Тогда получается…

Дон Игнасио: Тогда получается, что Дон Хозе обвёл нас вокруг пальца. Сделал, как детей. И ещё Кармен… Словно она за всем стоит. Информации по тайникам у солдата точно не было.

Мануэла: Ох. Кармен… Так оно, наверняка, и есть…

Данкайро: Что ты говоришь, женщина!

Мануэла: Кармен прекрасно знает, что это мы подстроили ситуацию с Доном Хозе, да и с Эскамильо тоже.

Данкайро: Откуда?!

Мануэла: Я сама ей сказала.

Дон Игнасио: Когда?

Мануэла: Сразу. В ту минуту, когда Дона Хозе уводили в тюрьму. Меня никто не предупредил, что это тайна!

Дон Игнасио: Но, почему ты говоришь об этом только сейчас?!

Мануэла: Я хотела сказать раньше, но ты затыкал мне рот!

Данкайро: Всё – сгорели!

Дон Игнасио: Кармен, о, Кармен! И этот писака из Мадрида мне показался подозрительным. Наверняка, шпик. Надо разбегаться. Немедленно!

Дверь в малую залу отворяется и в неё заглядывает гитарист.

Гитарист: Около Маэстранса замечен Дон Хозе!

Данкайро, вскакивая: Я мигом. Туда и обратно. Он пришёл за ней. Один удар – и всё.

Дон Игнасио: Давай, Дани!

Данкайро выходит в большую залу, но там на него сразу набрасываются гитарист, Цунига и солдаты.

Цунига: Получай, гадёныш, получай!

Данкайро: Засада! Нас предали!

Цунига: Вот тебе, вот тебе!

Мануэла: Боже!

Дон Игнасио: Беги, дура!

Мануэла выскакивает на площадь, но там её хватает «журналист из Мадрида». Мануэла визжит, куча-мала и вообще столпотворение. Когда всё рассасывается, то на переднем плане гитарист и Цунига. Данкайро и Мануэлу связывают солдаты.

Цунига: Мой уважаемый, мой любимый сеньор! Я могу быть уверенным?

Гитарист, устало и зло: В чём?

Цунига: В своей полной, и я бы сказал, окончательной реабилитации. Ведь моя помощь, согласитесь, оказалась бесценной.

Гитарист: Какая такая «помощь»?! Она смердит. Мне брезгливо с вами разговаривать, лейтенант.

Цунига: Я капитан, мой сеньор!

Гитарист: Вы – лейтенант. Лейтенантом и умрёте. В лучшем случае, и точно -- в колонии. На каком-нибудь атоле. Вы поняли? И ещё скажите спасибо своим покровителям.

Цунига: Но мой сеньор, я могу спать спокойно?

Гитарист: У меня к вам вопросов больше нет. А вот у Дона Игнасио, не знаю, не знаю… Ну, как вы его упустили! Как?!

Свет гаснет, но сцена погружается в темноту только на десяток секунд. Затем прожектор выхватывает, как на вышку к караульному забирается человек, закутанный в чёрный плащ, из-под которого виден лишь клок рыжей бороды. Спустя несколько секунд часовой обездвижен. Человек в плаще ложится, изготавливаясь к стрельбе из пищали…
Гул арены Маэстранса, где проходит коррида. Параллельно, всё усиливаясь, звучит тема кульминации из второго акта Бизе. Из глубины сцены появляется Кармен. Ей навстречу Дон Хозе.

Дон Хозе: Кармен! Моя Кармен!

Кармен: Всё позади, Хозе, всё позади!

Дон Хозе: Любимая!

Кармен: Любимый! Мы победили! Это победа!

Дон Хозе: Кармен, послушай, Кармен!

Кармен: Нет, это ты слушай меня! Как это прекрасно любить! Сколько времени я потеряла, не понимая этого. Спасибо, что открыл мне глаза, спасибо, что сделал меня по-настоящему несвободной! Несвободной от своих чувств, привязанностей и симпатий. Как это замечательно – любить, а, значит, думать не только о себе. Спасибо! Это славно, как это славно!

Дон Хозе: Кармен!

Кармен: Почему ты неспокоен? (Смеётся) От кого меня загораживаешь? Перестань играть ревность! Это уже не требуется.

Дон Хозе с интонациями отчаянья: Есть причина, чёрт возьми, есть причина. Ещё не всё кончено. Дон Игнасио бежал, и у меня предчувствие. Страшное предчувствие. Нам грозит опасность! В первую очередь тебе. Он отомстит. И, то, что мы стоим на открытом пространстве, приводит меня в ужас.

Кармен со всем серьёзом: Что ты чувствуешь, Хозе? Что?!

Дон Хозе: Интуиция солдата, Кармен. Мне, кажется, кто-то в нас целится и только ждёт удобного случая, чтобы выстрелить.

Кармен: Отойди, стань рядом. Чему быть, того не миновать.

Дон Хозе: Это всё не шутка, Кармен. Тебе лучше продолжить спектакль, и вернуться сейчас на Маэстрансу. Так ты сможешь уберечься!

Кармен: Это самый не смешной анекдот, Хозе, который ты рассказал. Мне даже стыдно за тебя! Куда вернуться?! В часовню, где Эскамильо поведёт меня к алтарю?! Ты бредишь, любимый. Вот кольцо, которое мне подарил тореадор. Пошло вон!

Кармен бросает кольцо.

Даже если меня ждёт смерть, то умру счастливой. Я – люблю и любима. Ведь ты меня любишь, Хозе?

Дон Хозе: Кармен, я тебя обожествляю!

Кармен: Это лишнее. Скажи просто: люблю!

Дон Хозе: Я люблю, тебя! Как никто и никогда ещё не любил!

Кармен: Больше ничего и не надо. Мы при любом раскладе победители. Утёрли нос мерзости.

Дон Хозе: Ох, Кармен…

Кармен: Всю сознательную жизнь я играла роль, навязанную Гнуси. Как же! Режь меня! Жги меня! Не боюсь ничего! Ни ножа, ни огня и смеюсь над тобой. Всегда говорила первое, что взбрело в голову, обижая отсутствием такта, деликатности. Чванилась. Совершала поступки, несколько не считаясь с чужими интересами. Бесстрашие и свобода?! Чушь – безмозглость и бессовестность. К сожалению, в будущем таких станет много, очень много. В приличном обществе их станут звать эгоцентристами, а на улицах – отморозками. Не надо! Не надо брать с меня пример! Я – Кармен, всегда и всего боялась. И земли, и неба, и разоблачения, и, конечно, смерти. А мечтала только о любви. Настоящей любви, когда можешь умереть за эту любовь. Но не вопреки, а благодаря.
Слушай, меня, Хозе! Сейчас мне не хочется бояться. Сейчас мне хочется быть настоящей Кармен. Назло Гнуси. Будь, что будет. Суждено погибнуть – погибну. Но вместе со своими страхами. Ведь мы – победители! Мы, а не они. Так выше голову.

Дон Хозе: Кармен!

Кармен: Хозе, выбора у нас нет. Если ты прав, то пойду назад – смерть, вправо, влево – тоже смерть. Так идём вперёд и только вперёд! Согласен, любимый?

Дон Хозе становится рядом с Кармен. Они берутся за руки.

Кармен: Только, секунду. Надоел мне этот Бизе хуже пареной репы! Маэстро! Пожалуйста, будьте так добры: урежьте марш! Или нет. Не марш, а эти такты на одной ноте из финальной сцены «Профессионала»... Вот так! Спасибо. А теперь пошли, мой Бельмондо! Только вперёд!

Кармен и Дон Хозе делают несколько шагов к авансцене. Гремит выстрел. Кармен падает.

Дон Хозе: Кармен! Не спас, не уберёг! Арестуйте меня. Я её – убийца!

Гремит второй выстрел. Дон Хозе падает замертво. Сцена погружается в полумрак, только прожектор следит за человеком в чёрном плаще, спускающемся с караульной вышки. Одновременно на авансцене появляется Дон Игнасио.

Микаэла, срывая с себя рыжую бороду и плащ: Сопляк! Каким же он оказался сопляком! Лови, Гнуси!

Микаэла бросает Дону Игнасио пищаль.

Микаэла: В следующей серии зови меня Никита!

Она исчезает, на сцене остаётся один Дон Игнасио.

Дон Игнасио: Вот собственно и всё. Что к этому остаётся добавить? Микаэла стреляла отлично, и медики Кармен и Дону Хозе ничем помочь не могли. Мы ушли от погони и револьверного заряда, чтобы воспользоваться местами наших убиенных оппонентов на шхуне, что стояла в Гвадалквирире. (поёт подражая Элвису Пресли) America, America/ God shed His grace on thee…

Дон Игнасио рассматривая пищаль, чтобы потом на неё опереться, как на трость.

Микаэла в Америке пошла далеко, но ходила не долго, что, впрочем, не удивительно для её профессии киллера. Что же касается, лично меня, то жил безбедно и долго. В Чикаго. До времён Аль Капоне не дожил, но тоже многое видел и во многом участвовал… Но всю свою жизнь мучился и не мог простить! Не предательства – нет! А того, что меня вычеркнули из истории Кармен, словно и не было никакого Дона Игнасио! Но теперь вы – просвещённые люди двадцать первого века, уважающие труд менеджера, знаете, как всё было на самом деле. Это – я! Я всё придумал и создал, пусть и потерпев фиаско. Ни Онегин, ни Печорин, ни Эйнштейн, ни Плисецкая! Я – герой вашего времени! Главное уметь продавать, не так ли?! Всё, вся и всех. Так любите меня! Аплодируйте мне! Восхищайтесь! Ведь вы не чистоплюи. Вы – прожжённые. Вы мои от плоти и крови. Все как один – эффективные менеджеры! Так давайте, кричите «браво!» своему герою. Ну?!!
Дон Игнасио кланяется, но тут гремит автоматная очередь, и он падает навзничь. Звучит детский фрагмент из оперы Бизе и под эту музыку на аплодисменты выходят парами – гитарист и Алета, Цунига и Данкайро, Лильяс Пастья и Микаэла, Эскамильо и Мануэла, Дон Хозе и Кармен.
Дона Игнасио на аплодисментах нет…
Занавес