Хронология пророков и пророчеств ч. 24-2

                ч.2
                Согрешил! Покаялся! Завтра стал Святым!

       Все это прямо  относится к Константинопольскому Патриарху Тарасию: Согрешил! Покаялся! Завтра стал Святым!
      Но в начале второй части мы поговорим не о нем, а о одной из его жертв, причастность в заговоре против которой  доказана многочисленными историками средневековой Византии.
      А этой "жертвой"  был не кто иной, как сам византиский император  "Константин VI (14 января 771 — 797 или 805) — с 780 по 797 годы. После кончины своего отца Льва IV и до 790 года за малолетнего василевса правила мать Ирина. Ещё при жизни отца в 776 году Константин по настоянию толпы был коронован как соправитель Льва IV.
           Императрица Ирина, привыкшая за период регентства к самостоятельному управлению империей, не желала передавать власть повзрослевшему сыну Константину.
      Она продолжала обращаться с ним как с ребёнком, он жил отдельно от императорского двора и не привлекался к участию в вопросах управления.
И в этом подавлении личности юридически законного императора  Константина  самое активное участие принимал и патриарх Тарасий!
     Далее императрица Ирина пожелала женить сына, для чего и организовала так называемый "смотр невест", впервые введённый в практику византийского двора.
      По стране были разосланы доверенные чиновники с набором требований для идеальной невесты, куда входили такие параметры, как рост, длина стопы, размер головы и, конечно, отношение к иконам в семье.
    Из 13 кандидаток, представленных ко двору, была выбрана юная незнатная армянка, уроженка Пафлагонии Мария Амнийская, внучка святого Филарета Милостивого. Бракосочетание состоялось в ноябре 788 года.
       В 790 году Ирина попыталась отстранить своего сына от престола, заставив войска присягнуть в том, что, пока она жива, они не позволят ему царствовать. В армии между тем накопилось недовольство, скорее всего, связанное с неудачами в войне с арабами.
       Когда заставили присягать Армянский легион, вспыхнул бунт. Ирина уступила и, вынужденная отказаться от власти, поселилась в декабре 790 года на полном обеспечении в Элевферийском дворце Константинополя.
         Однако уже в январе 792 года, после ряда военных неудач в походах против болгар и арабов, Константин под влиянием сановников решил вернуть матери в 792 году титул императрицы и разрешил проживать в императорском дворце.
      В июле 792 года Константин во главе византийской армии был разгромлен болгарским ханом Кардамом во Фракии.
     В войске и народе заговорили о необходимости избрать императором Никифора, дядю Константина.
      В качестве упреждающей меры Константин в августе ослепил Никифора и приказал вырезать языки у братьев Никифора.
      В 795 году Константин, не любивший свою супругу, заставил её принять монашество, а сам женился на Феодоте — одной из придворных дам, родственнице известного монаха-аскета Феодора Студита.
      Патриарх Тарасий вначале противился заключению незаконного брака Константина но затем " умыл руки" и дал согласие на брак и венчание совершил при  молчании патриарха  пресвитер Иосиф.
         Событие вызвало волнения среди христиан; монахи назвали Константина «вторым Иродом».
       В ответ, по приказу Константина, некоторых монахов подвергли телесному наказанию, заключению или ссылке.
        Ирина же, восстановив своё положение, всё-таки желала прежней самодержавной власти и в сложившейся ситуации выступали в защиту монахов, завоёвывая их расположение в церковной среде.
       В 796 году у Константина родился сын Лев и Ирина поспешила ускорить ход событий.
           Хотя младенец вскоре умер, заговор уже вполне созрел; 17 июня 797 года военачальники столичного гарнизона выступили против Константина, однако тому удалось бежать через залив, где к нему стали стекаться верные войска.
           Ирина обратилась к своим сторонникам в окружении императора с прямой угрозой их выдать, если они не предпримут решительных действий. Заговорщики схватили Константина ранним утром 15 августа и сразу же переправили через залив в Константинополь, где в Порфировой спальне Священного дворца, в которой император был рождён:
…в девятом часу страшно и безжалостно выкололи ему глаза по воле матери его и советников её, что он едва-едва не умер… Таким образом его мать сделалась единовластною.
— Хронография Феофана, год 6289 / 789 (797)
    Свергнутый император Константин умер если не сразу во время переворота, но вскоре после него.
        С его смертью пресеклась Исаврийская династия. Его жену Феодоту отправили в монастырь, где она родила сына, внука Ирины.
      И тут вновь начались средневековые геополитические игрища! Ведь по тогдашним законам наследником Константина как Римского императора считался  Карл Великий (коронованный в 800 году папой Львом III).
      Но он понимал, что в Византии после смерти Ирины будет избран новый император, права которого на императорский титул будут признаны неоспоримыми на Востоке. И поэтому рассчитывал вступить с Ириной в брак, чтобы «соединить восточные и западные области», что не случилось, поскольку вскоре (в 802 году) Ирина была свергнута и отправлена в ссылку".                Святой Тарасий
     Ну а в таких  делах высокой политики  как могла империатица Ирина обойтись без своего советника  Тарасия!!
      И опять отрываем  для начала " Житие св. Тарасия" и читаем!
      Предупреждаю читателя, что ниже изложенная  информация  частично повторяет то что было уже описано в ч.1 данной работы. Но повторенная в более расширенном виде  уже относительно фигуры самого святого Тарасия!
    "Святой Тарасий родился в Константинополе; отец его Георгий и мать Евкратия были люди благородные и принадлежали к сословию патрициев1598.
     Достигнув совершеннолетнего возраста и получив хорошее образование, Тарасий исполнял различные должности при царском дворце; за его благоразумие и добрый нрав здесь все любили и уважали его, и он был сделан одним из царских советников.
     А на царском престоле восседал тогда Константин Порфирородный, сын Льва Хозара, внук Копронима; он царствовал не один, но вместе с матерью своею Ириною, так как ему ко времени воцарения было всего 10 лет.
      Патриархом же был тогда Павел Кипрянин, муж добродетельный и благочестивый, но слишком слабовольный и боязливый.
     Он возведен был на патриаршество в царствование упомянутого Льва Хазара, сына Копронимова, при котором ересь иконоборцев, получившая начало от Льва Исаврянина, все более и более усиливалась.
     Видя, что многие претерпевают от злочестивого царя великие муки за поклонение святым иконам, патриарх убоялся и стал скрывать свое благочестие и даже имел общение с еретиками.
      По смерти Льва Хозара патриарх и хотел восстановить благочестивый обычай поклоняться святым иконам, но не мог, потому что не было у него помощника, между тем как ересь иконоборцев все усиливалась как в самой столице, так и в других областях государства.
    Это сильно печалило патриарха. Видя, что он ничего не может сделать для торжества православия, Павел задумал оставить патриарший престол, который занимал не более четырех лет.
     Заболев, он тайно оставил патриаршие палаты и прибыл в монастырь святого Флора, где и воспринял святую схиму.
    Слух о пострижении патриарха скоро распространился повсюду, и все были сильно удивлены этим обстоятельством.
      А царица Ирина сильно опечалилась, так как патриарх оставил престол, не известив заранее о своем намерении. И вот она отправилась к нему с сыном своим, царем Константином, и спросила его:
   — Что это ты, отче, сделал с нами? Почему так неожиданно оставил престол святительский?
   Павел ответствовал:
   — Моя болезнь и ожидание скорой смерти, а в особенности настроения в церкви нашей побудили меня оставить патриарший престол и восприять святую схиму. Церковь много терпит от иконоборцев и, вследствие продолжительного торжества иконоборческой ереси, она получила не исцельную язву.
     Подобно многим другим, я, окаянный, не мог избежать сетей зловерных и погряз в них, в чем ныне горько каюсь; ибо три раза я собственноручно подписывал еретические постановления.
     Но вот что особенно печалит и удручает меня: я вижу, что все области, подвластные вам, соблюдая ненарушимо правила веры и следуя православному учению, чуждаются нашей церкви и, считая себя стадом Христовым, отгоняют нас от себя, как будто мы овцы не одного стада.
     Посему я отказываюсь быть пастырем в еретическом сонме и предпочитаю лучше умереть, чем подвергнуться анафеме от первосвятителей четырех апостольских престолов.
     Вам Бог даровал в руки власть царскую, чтобы вы заботились о христианском стаде, живущем на земле.
     Итак воззрите на скорбь матери вашей — Церкви, не допустите, чтобы она пребывала в неутешимой печали, но порадейте, чтобы она могла воспринять прежнее свое благолепие.
    Не попустите, чтобы богомерзкая ересь, подобно вышедшей на луга свинье, опустошала и губила вертоград Христов во время вашего царствования и оскверняла бы его злочестивым мудрованием.
У вас есть искусный делатель, который поможет вам в ваших благих начинаниях. Он может возделать грозд истинного исповедания и, вложив его в точило Божией Церкви, наполнить им чашу премудрости и приготовить для верующих питие истинной православной веры.
   После этих слов патриарха царица Ирина спросила его:
   — О ком ты говоришь, отче?
   — Я подразумеваю здесь Тарасия, который занимает первое место в вашем царском совете, — отвечал патриарх, — я знаю, что он вполне достоин управлять Церковью, так как он может жезлом своего разума отразить лживое учение еретиков, быть добрым пастырем словесного стада Христова и собрать его воедино.
   Услышав это от патриарха Павла, благочестивая царица Ирина и ее сын царь Константин со скорбью оставили Павла. Он же сказал некоторым сенаторам, оставшимся у него:
   — О, если бы мне не занимать патриарший престол в то время, когда наша Константинопольская церковь была в смятении от притеснителей и навлекала на себя проклятие четырех вселенских патриархов: Римского, Александрийского, Антиохийского и Иерусалимского.
       Если не будет собран VII Вселенский Собор и не будет осуждена ересь иконоборцев, невозможно нам спастись.
   Тогда сенаторы спросили его:
   — Зачем ты при посвящении твоем в патриархи подписался под грамотой иконоборцев?
   Павел отвечал:
   — Потому-то ныне я и раскаиваюсь, что подписался тогда, и боюсь, как бы Господь не наказал меня, так как я из-за страха молчал и не противодействовал ереси; ныне же я раскаиваюсь и утверждаю, что невозможно вам спастись, если пребудете в ереси.
   Вскоре после этого патриарх Павел отошел с миром к Господу.
         В то время жители Царьграда без всякого страха и опасения стали беседовать и препираться с еретиками о святых иконах, между тем как до сих пор со времени Льва Исаврянина никто не осмеливался заговорить в защиту святых икон.
   Благочестивая же царица Ирина со всем царским советом стала отыскивать на место Павла человека вполне достойного и мудрого, который бы мог прекратить церковное смятение; но никого другого, кроме Тарасия, они не находили.
     Тарасий был тогда мирянином; но так как вспомнили, что и Павел советовал избрать его, то выбор всех остановился на нем.
     Но Тарасий сильно отказывался. Тогда царица Ирина собрала людей всякого чина, и светских, и духовных, и весь народ во дворец, называемый Магнаврой — он находился в предградии на Едомском месте — и пред всем освященным собором сказала: «Вам известно, что патриарх Павел оставил нас; ныне мы должны избрать себе на его место другого доброго пастыря и учителя Церкви».
   На это все громко закричали:
   — Таковым никто другой, кроме Тарасия, быть не может.
   Блаженный же Тарасий, став посредине, сказал:
   — Я вижу, что Церковь Божия разделена и разъединена. Как восточные, так и западные христиане проклинают нас; тяжело сие разъединение и страшно отлучение от Царствия Божия.
       Пусть будет собран Вселенский Собор, где мы должны объединиться в вере; пусть будет вера наша едина, подобно тому как мы просвещены единым крещением; ведь ничто так не угодно в очах Божиих, как пребывание всех в единстве веры и любви.
       Вот этого я, недостойный и малоопытный, и требую, принимая на себя управление Церковью. Если не будет созван Вселенский Собор, если иконоборческая ересь не подвергнется достойному осуждению и не будет единения в вере между православными восточными и западными церквами, то я не соглашусь принять патриаршество, чтобы не навлечь на себя проклятия и осуждения, ибо тогда никто из земных царей не может избавить меня от Божия суда и вечной казни.
   Услышав это, все постановили собрать VII Вселенский Собор и просили святого Тарасия, чтобы он не отказывался быть пастырем над ними. Они обещали ему во всем послушание, подобно тому, как овцы внимают гласу своего пастыря, ибо они были твердо уверены, что святой Тарасий может наставить на истинный путь словесное стадо.
     Таким образом, они склонили Тарасия восприять первосвятительский сан и управление Церковью Константинопольской.
     Посвященный последовательно во все иерархические степени, святой был возведен на патриаршество, имея крепкое упование, что Господь поможет ему истребить ересь иконоборцев.
   С переменой положения святой Тарасий переменил и образ жизни, хотя и прежде, находясь в миру, он по духу был уже иноком; теперь же, заняв святительский престол, он с еще большей ревностью стал упражняться в духовных подвигах и сделался ангелом во плоти, пламенея духом, ревностно работая пред Господом, подчиняя свою плоть духу и умерщвлением ее достигая непорочной чистоты, которой облечены ангелы.
     Изумительно было его воздержание, велико было его пощение и неустанна бодрость; немногие часы он уделял на сон, по целым ночам пребывал в молитвах и размышлении о Боге, не имел мягкого ложа, избегал мягких одеяний.
     Никто из прислужников патриарха не видел, чтобы Тарасий снимал с себя пояс и одежды, когда хотел на немногое время подкрепить сном свои силы; никогда святой муж не заставлял кого-либо другого снимать обувь с его ног, памятуя слова Спасителя:
       «Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили» (Мф.20:28), и всегда был сам слугою себе, подавая другим пример смирения.
     К нищим и убогим он был весьма милостив, питал алчущих, одевал нищих, устраивал больницы и каждый день отпускал пищу со своего патриаршего двора, а в день Воскресения Христова и в другие праздничные дни устраивал для неимущих трапезу, во время которой сам прислуживал убогим.
    Кроме того, святой Тарасий устраивал странноприимницы и на средства, оставшиеся ему после родителей, устроил монастырь на Босфоре Фракийском, в котором собрал лик добродетельных иноков; из них многие достигли такого совершенства, что были призываемы на архиерейские престолы и являлись непоколебимыми столпами кафолической веры.
     Особенно же старался святой Тарасий о том, чтобы восстановить почитание святых икон и ниспровергнуть богохульную иконоборческую ересь. Посему он всегда напоминал царям, чтобы они созвали Вселенский Собор.
   И вот царь Константин и царица Ирина, мать его, которая вследствие малолетнего возраста сына своего управляла тогда всем царством, вместе со святейшим Тарасием написали послания ко всем патриархам и епископам, призывая их на собор.
     Епископы из разных мест собрались в Царьград, патриархи же прислали своих наместников: римский папа Адриан вследствие затруднительности далекого путешествия сам не прибыл на собор; а Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский патриархи в то время уже находились под игом агарян, так что не имели возможности лично присутствовать на соборе; потому в качестве своих заместителей они прислали духовных лиц, отличавшихся своим благочестием и премудростью.
   Местом для соборных совещаний была избрана великая церковь1609, воздвигнутая Константином Великим и великолепно отделанная императором Юстинианом; в сей церкви и собрались со святейшим Тарасием епископы и наместники прочих патриархов; здесь же присутствовал и юный царь Константин с матерью Ириною.
     Вдруг в храм ворвался многочисленный полк вооруженных воинов, последователей ереси иконоборческой, в которую они были вовлечены дедом царским Константином Копронимом и в которой пребывали до сего дня.
             Побуждаемые тайно некоторыми епископами и вельможами, зараженными той же ересью, эти закоренелые в иконоборческих заблуждениях воины, вооружившись, пришли к церкви и устремились внутрь ее с великим воплем.
      «Не допустим, — кричали они, — чтобы вы отвергли догматы царя Константина; пусть будет твердым и непоколебимым то, что на своем соборе он утвердил и законоположил; мы не допустим, чтобы в храм Божий вносили идолов (так они называли святые иконы); если же кто осмелится не повиноваться определениям собора Константина Копронима1612 и, отвергая его постановления, станет вносить идолов, то сия земля обагрится кровью епископов».
   Видя такое волнение и возмущение, царица с царем подали знак епископам, чтобы те поднялись со своих мест, — и тогда все, бывшие на соборе, разошлись.
      Но по прошествии нескольких дней воины и их предводители были как следует наказаны благочестивой царицей Ириной, лишены воинского чина и разосланы по селам для обрабатывания земли.
     После этого место для заседаний собора было приготовлено в вифинском городе Никее.
     Здесь уже происходил I Вселенский Собор созванный для осуждения ереси злочестивого Ария, здесь же решено было собраться и теперь.
      И вот сюда прибыли святейший Тарасий патриарх Константинопольский, и вместе с ним наместники патриаршие, коими были: от Адриана, папы Римского, — главный пресвитер римский Петр и другой Петр — инок, от Полициана, патриарха Александрийского — священноинок Фома, от Феодорита Антиохийского и Илии Иерусалимского — священноинок Иоанн.
     Кроме этого, святой Тарасий взял с собою также некоего мужа из царских советников — Никифора, который по смерти святого Тарасия был возведен на патриарший престол за свою добродетельную жизнь. Всего же явилось на сей собор 367 святых отцов. Собравшись с ними в Никее, святейший патриарх Тарасий открыл заседания собора в самой большой церкви сего города.
.
   Первое заседание VII Вселенского Собора происходило 24 сентября в день памяти святой первомученицы Феклы.
 Заседание открылось вступительной речью святого Тарасия, в которой он, изложив причины созвания собора, обратился к епископам с увещанием, чтобы они рассуждали справедливо и искоренили бы не православные учения, недавно внесенные в Церковь. Прочтено также было и царское послание к собору, в котором упоминалось о том, как патриарх Павел, умирая, советовал созвать собор для искоренения ереси иконоборцев.
    Святые отцы благословили царя и его мать за их великое попечение о православной вере. После этого приступили к слушанию выражений раскаяния со стороны епископов, впавших в ересь, которые анафематствовали свои прежние заблуждения и высказали православное исповедание веры.
          Один из них — Василий Анкирский держа в руках этот свиток, читал:
     «Не почитающим святые иконы — анафема; именующим святые иконы идолами — анафема; приводящим изречения Священного Писания против поклонения святым иконам — анафема; отвергающим предания святых отцов, как отвергали их Арий, Несторий, Евтихий, Диоскор — анафема; утверждающим, что не от святых отцов исходит почитание икон, — анафема; утверждающим, что кафолическая церковь приемлет идолов, — анафема».
   Также поступили и многие другие епископы, и всем покаявшимся епископам дано было место на соборе среди прочих епископов православных.
       Суд же над теми, которые колебались, был отложен на некоторое время. При этом святой Тарасий сказал:
     «Трудно поддаются излечению застарелые болезни и трудно искореняются злые нравы. Но если люди, недугующие духовно, истинно каются, то святой собор принимает их и не лишает их сана».
   Святой собор продолжался 30 дней; в это время участники собора, сходясь, рассматривали в Божественном Писании и в учении святых отцов и учителей Церкви те места, которые имели отношение к догмату о почитании святых икон, и на основании Священного Писания и церковного предания поражали зловерное мудрование еретиков.
      При этом они приводили достоверную историю о святом убрусе, на коем Христос Господь изобразил святой лик Свой и послал его Авгарю Едесскому, который лишь только поклонился пред изображением, тотчас получил исцеление от болезни; приводили на память также и предание об иконе святых Апостолов Петра и Павла, которую святой Сильвестр, папа Римский, показал царю Константину;
      говорили и об иконе Христовой, над коей надругались в Берите иудеи, за что и были наказаны; воспоминали, как об этом свидетельствует святой Афанасий.
     Когда читали повесть об этой иконе, все святые отцы плакали.
       Наконец, они прокляли ересь иконоборцев и утвердили почитание святых икон; великая радость была по сему случаю во святых церквах, которые принимали с сердечным ликованием утверждение иконопочитания, и весь народ торжествовал, провозглашая благие пожелания царям и пастырям.
      Так, великим попечением святейшего патриарха Тарасия и тщанием благочестивой царицы Ирины ересь иконоборцев была отвержена и попрана, и Церкви Христовой был дарован мир.
   Святой Тарасий мудро правил Церковью Божией, был заступником обиженных, помощником находившимся в бедах.
      Так царский протоспафарий Иоанн подвергся за некую вину заключению и жесточайшим пыткам; избавившись ночью от оков, он прибежал к храму и укрылся в трапезе церковной, умоляя о милости и об избавлении от смерти.
      Тогда святитель Божий Тарасий защитил его и не выдал пришедшим за ним воинам от царицы Ирины.  Они стали стеречь его при дверях того храма днем и ночью, дожидаясь того времени, когда он выйдет.
     Ибо они думали, что он все-таки в конце концов принужден будет выйти из церкви. Но святитель Божий, посылая ему пищу от своей трапезы, дал ему возможность не выходить из алтаря церковного; когда же ему необходимо было выходить из храма, он сам провожал его, скрывая его под своей мантией, и потом снова возвращал его с такими же предосторожностями в церковь. Так действовал он долгое время и служил человеку тому, как раб, не гнушаясь такого дела.
    И пас добрый пастырь свою овцу, защищая ее от смерти; наконец, своей архиерейской властью смело святой Тарасий положил предел искательству тех лиц, которые хотели умертвить находящегося под его покровительством человека: он заявил им, что наложит на них отлучение от Церкви, если они будут продолжать преследовать заключенного.
      Так протоспафарий освободился от суда и избежал казни, благодаря заступничеству своего доброго пастыря святого Тарасия.
   Между тем царь Константин, достигнув двадцатилетнего возраста, по навету злых своих советников устранил от власти мать свою, благочестивую царицу Ирину, которая мудро правила всем государством, и стал править единолично.
     При этом, освободившись от опеки матери, он предался излишествам и стал вести неблагопристойную жизнь.
     Он без всякого повода возненавидел законную супругу свою царицу Марию1624 и распалился преступной любовью к другой, по имени Феодотия; с нею он стал тайно жить и задумал сделать ее своей супругой и царицей, а законную свою супругу — заточить.
    Стараясь обвинить Марию, он возвел на нее ложную клевету, будто она хотела погубить его посредством отравы. Эту ложь царь всем выдавал за истину и всем рассказывал об этом.
    Царю поверили, и слух о намерении царицы отравить его распространился в народе.
     Весть об этом дошла и до святейшего патриарха Тарасия. Патриарх опечалился, уразумев коварство царя, ибо он твердо был уверен в невиновности царицы Марии. Поэтому он стал помышлять, как бы вразумить Константина и раскрыть ему его греховность и неправду.
      В это время к святейшему патриарху пришел один из любимых царских вельмож и стал ему передавать известие о том, как царица приготовила яд для царя, выдавая ложь за истину. В конце рассказа он прибавил: «Теперь тебе, святейший отец, надлежит благословить царя на новый брак с вернейшей супругой».
   Эти слова сильно опечалили святого Тарасия; он даже прослезился и начал говорить так:
        «Если царь действительно замыслил то, что ты говоришь, если он на самом деле желает отлучить от себя Марию, которая сопряжена с ним по закону Божию и образует с ним одну плоть, то я не знаю, как перенесет он стыд и поношение от лица всех людей?
     Приводит меня в недоумение и то, как может он после того быть примером целомудрия для своих подданных, как может он возбуждать всех к воздержанию? Неужели он будет в состоянии судить и казнить за грехи прелюбодеяния, сам будучи омрачен таким беззаконным вожделением?
     Допустим, что все сказанное тобой, — истина, но ведь следует же внимать гласу Господню: «Кто разводится с женою своею, кроме вины любодеяния, тот подаст ей повод прелюбодействовать» (Мф.5:32).
     Да и правда ли то, что царица приготовила для царя смертоносный яд?
       Ведь в таком случае разве мог быть у нее другой муж, более доблестный и красивый, чем наш государь, который отличается своей красотой и цветущей молодостью.
      Нет, я ясно вижу, что вся эта ложь направлена только на то, чтобы обесчестить честный брак, осквернить нескверное ложе и дать восторжествовать прелюбодеянию. Таков мой ответ, и не только мой лично, но и всех, подобных мне, пастырей и отцов.
      Возвести тем, кто послал тебя, что мы не верим сказанному тобою, мы скорее готовы перенести смерть и тяжкие муки, нежели дать благословение на такое беззаконное дело. Пусть царь знает, что нет нашего согласия на его неправедный умысел».
   Услышав это, вельможа со скорбью оставил патриарха и возвестил царю все, что он слышал от блаженного Тарасия.
       На царя напало тогда раздумье, и дивился он такой твердости и неустрашимой ревности патриарха; он даже стал несколько бояться, как бы святой Тарасий не воспрепятствовал ему в достижении его намерения.
      Поэтому он решил призвать к себе святого мужа и принять его с честью, надеясь своими словами умягчить сердце патриарха и склонить его на свою сторону.
   Святой Патриарх Тарасий пришел к царю вместе с честным старцем Иоанном, который был на VII Вселенском Соборе наместником от патриархов Антиохийского и Иерусалимского.
 Когда Константин и пришедшие к нему, по обычаю сели, царь обратился к патриарху со следующей речью:
 «Чрез посланника я сообщил уже тебе, честнейший отче, о том, что случилось с нами. Я почитаю и уважаю тебя как отца, посему ничего не хочу скрывать от тебя. Но мне кажется необходимым самому лично сообщить тебе о той вражде и о тех кознях, кои мне строит моя супруга. Не от Бога она дана мне; ибо ей надлежало бы быть моей помощницей, а она оказалась не помощницей мне, а злейшим моим врагом.
     Самый закон повелевает мне разлучиться с ней, и сему моему намерению никто не может воспрепятствовать. Ведь ее вина, ее злой умысел у всех на глазах. Посему она должна по определению суда или претерпеть смертную казнь, или же быть пострижена в иночество.
    Желая оказать ей милосердие, я готов ограничиться пострижением ее в монастырь: пусть она скорбит и раскаивается до самой своей смерти в своем прегрешении.
      Ведь она захотела умертвить отравой не простого человека, не чужого кого-либо, но своего супруга, царя, грозного для врагов. Если бы удался ее гнусный замысел, то все царство было бы охвачено немалым смятением, и о злодеянии ее пронесся бы слух по всей земле».
   При последних словах царь дал знак слугам. Они немедленно принесли стеклянный сосуд, где находилась какая-то мутная жидкость. Царь показывал его святейшему патриарху, говоря, что это смертоносный яд, которым царица тайно хотела лишить его жизни.
   При этом он добавил:
     «Нужно ли еще доказательство виновности царицы, когда мы имеем в руках это орудие ее злого умысла? Не ясно ли, чего она достойна? К чему же теперь отлагать нам суд над нею? Нет, отче, скорее посоветуй ей принять на себя пострижение, если хочешь видеть ее в живых. Я не могу более жить с ней в супружестве, не могу смотреть на нее, не могу переносить ее, ибо всегда у меня пред глазами сие смертоносное питье, которое она приготовила для меня».
   Видя, что царь уязвлен нечистой похотью, и понимая, что он несправедливо обвинил неповинную и целомудренную царицу для удовлетворения своего желания, святейший Тарасий, не страшась, сказал ему:
   — Царь, не воздвигай брани на закон, установленный Самим Богом, не восставай с тайным коварством против истины, прикрываясь лукавым измышлением, и преступая и разрушая заповеди Божии. Царю надлежит все делать явно, свободно, с чистой совестью; ничего не должен он предпринимать тайно и коварно против Бога, даровавшего ему венец царский, преступая Божественные повеления.
    Ясно для всех, что царица совершенно невиновна в том, в чем ее обвиняют, будто она умышляла умертвить царя.
     Ибо кто может сравниться с тобою по красоте, кого бы она могла полюбить более тебя, чтобы возыметь злую мысль отравить тебя?
     Кто более тебя обладает властью и пользуется почетом, кто по своему благородству и по богатству выше тебя, почтенного царственной властью и честью и владеющего большими богатствами, — кого бы царица могла предпочесть?
    Велика держава твоя, ты превосходишь всех своим благородством, ибо отец твой, дед и прадед занимали царский престол; ты славишься во всех концах земли, и невозможно пересчитать твоих сокровищ. Кто же может быть лучше тебя для твоей царицы? Нет, царь, не может быть того, что говоришь ты, это — ложь, измышленная для подорвания твоей царской державы и на посмеяние народов, чтобы тебе быть притчею во языцех.
     Мы не дерзаем разрушить ваш законный супружеский союз, так как страшимся суда Божия, и не можем дать веры тем слухам, коими стараются оклеветать царскую супругу.
     Нет, мы не сделаем этого, хотя бы нам пришлось претерпеть мучения и страдания. Мы знаем, что ты имеешь греховное вожделение к некой женщине и даже хочешь сочетаться с ней беззаконным браком.
    Как можем мы почтительно относиться к тебе, царь, когда увидим, что ты явно нарушаешь заповеди Божии? Как можешь ты тогда входить в алтарь к Божественному престолу, чтобы вместе с нами причаститься Пречистых Христовых Таин?
     Свидетельствуем Самим Богом, что мы не можем допустить тебя в алтарь для Божественного причащения, хотя ты и царь. Ибо еще древним иереям было сказано: «Не давайте попирать алтаря моего».
   Сказав это, святейший патриарх смолк.
   После него много увещевал царя вышеупомянутый старец Иоанн. Но царь не хотел их и слушать, а приходил в большой гнев и ярость. Недовольны были и все окружавшие царя сановники и властители. Один из них, патриций по своему происхождению, хвалился даже, что он своими руками всадит меч во чрево старца Иоанна за то, что он говорит противное воле царской.
      Исполненный гнева, царь приказал их обоих — и святейшего патриарха Тарасия, и честного старца Иоанна — с бесчестием изгнать из царского дворца. И ушли от него эти два мужа, изгнанные правды ради, подражая святому Иоанну Крестителю беззаконный брак Ирода1625. Исходя, они оттрясли прах от своих ног и сказали: «Мы не ответственны в вашем беззаконии».
   Царь же изгнал из своих палат законную царицу в женский монастырь, насильно постриг ее там, а сам отпраздновал брак с наложницей своей Феодотией, которая была дальней родственницей ему по отцу.
    Этот беззаконный брак совершил без ведома патриарха иконом церковный, пресвитер Иосиф, который за свое дерзостное деяние впоследствии был отлучен от Церкви.
     Святейший патриарх всячески старался расторгнуть этот прелюбодейный брак, но не мог, ибо царь похвалялся, что он снова воздвигнет ересь иконоборцев, если ему запретят этот брак.
    Поэтому святой Тарасий оставил царя пребывать в его беззаконии, чтобы Церковь Христову не постигло еще большее зло.
 Ибо святой патриарх всегда помнил, что отец, дед и прадед сего царя были еретиками-иконоборцами, избившими многих христиан за почитание святых икон.
     Царь, гневаясь на патриарха, всячески притеснял его, но святитель все это терпеливо переносил, благодаря Бога и поступая согласно со своим высоким саном архипастыря.
   Но чрез некоторое время царя постигла Божия кара. Мать его, благочестивая царица Ирина, уже давно видела злое и беззаконное житие его; она видела, как сын ее попирает закон Божий и готов воздвигнуть снова иконоборство.
   Более любя Бога и Его правду, чем своего собственного сына, она, посоветовавшись с главнейшими сановниками, восстала на сына своего, взяла его под стражу и заключила в том дворце, где он родился и который был известен под именем Порфириева дворца.
    Потом она приказала ослепить его, подобно тому, как пять лет тому назад он ослепил трех братьев своего отца: Никиту, Анфима и Евдоксия. Так царь, получив наказание по своим делам, умер от болезни.
      А Ирина снова приняла царский скипетр и исправила все то, что пришло в расстройство в царствование ее сына.
   С того времени святой угодник Божий Тарасий пребывал в мире и тишине, ревностно пася словесное свое стадо и управляя Церковью, очищенной от еретиков.
      С самого дня своего посвящения, он ежедневно сам совершал божественную литургию и никогда не оставлял этого обычая, разве только по болезни. Когда святой достиг преклонного возраста, он впал в недуг телесный. Даже чувствуя приближение своей кончины, святейший патриарх Тарасий не оставлял своего обыкновения, пока не сделался настолько слаб, что уже не мог подниматься с одра. Лишь тогда только он перестал сам совершать божественную литургию.
   При своей кончине святой Тарасий боролся с нечистыми духами и победоносно поражал их.
      Когда они, исследуя жизнь его с самой юности, старались ложно приписать ему много неправедных дел, он отвечал им: «Я неповинен в том, о чем вы говорите; вы ложно клевещете на меня; нет у вас надо мной никакой власти».
   При этом был описатель жития его Игнатий, епископ Никейский, бывший тогда еще диаконом. Наклонившись к болящему, Игнатий слышал эти слова святого.
     Когда уже святой Тарасий не мог владеть языком, он рукой отгонял бесов и преодолевал их. При исходе дня, когда по обычаю воспевали псалмы Давидовы и начали петь этот псалом:
«Приклони, Господи, ухо Твое и услышь меня» (Пс.85:1), святой Тарасий мирно предал Господу святую свою душу, причем лицо его просветлело. Этот святитель пас Церковь Божию 22 года и скончался в царствование императора Никифора, взошедшего на престол после Ирины.
 Царь, весь народ, вельможи, духовные и миряне, а особенно нищие и убогие, сироты и вдовицы, сильно скорбели о нем. Ибо ко всем он был милостив, ко всем относился, как добрый пастырь, любвеобильный отец и опытный наставник, каждому помогал в бедах и несчастиях.
   Честное тело святого Тарасия погребли в устроенном им же самим монастыре на Босфоре, и многие получали исцеления от его гроба.
   Этот великий ревнитель православия вооружался против еретиков иконоборцев не только при жизни, но даже и после своей кончины.
     При Льве Армянине1627, царе греческом, иконоборческая ересь опять возымела силу, вследствие того, что сам царь покровительствовал ей. Святой Тарасий явился в сонном видении Льву и с великим гневом повелел некоему воину Михаилу ударить мечом этого зловерного царя.
    Тот ударил и пронзил царя. В страхе и трепете пробудился Лев от такого сна и сильно недоумевал.
    Думая, что в монастыре святого Тарасия находится какой-либо Михаил, который злоумышляет на его жизнь, он послал туда узнать об этом Михаиле.
     Он не знал, что этот Михаил был при нем, — это был воевода по прозванию Валвос или Травлий, который потом поразил царя мечом в самый день Рождества Христова.
      Так погиб сей злочестивый царь, будучи побежден молитвами святого Тарасия, утверждающего веру в Пресвятую Троицу. Аминь."
Пророчество святого Тарасия

Пророчество о грядущем Спасителе:
      «Воздвигнется междоусобная брань, и погибнет весь род неверный. И восстанет тогда святой царь, в имени которого [буква] I – начальная, а ; – конечная».
     Возможно, это инициалы имени и фамилии будущего Царя, т.;е. Иуда I – первая буква имени, а древнегреческая буква сигма ; – фамилии. На современном греческом языке данная буква произносится как S – Симонов

    Теперь у меня к вам уважаемый читатель вопросы:
Вы прочли этот текст о св.Тарасии? Если да то тогда я вам должен сказать, что составлен он примерно через 500-600 лет после смерти Тарасия  неизвестным монахом. Потом это "Житие" так же неоднократно редактировалось и корректировалось  и увы только с одной целью "оправдать" Тарасия за совершенным им даже не грехи а уголовные преступления!!!
   Так же я хочу  зать и вопрос: А как могли такие  люди как  императрица Ирина и патриарх Таисий  стать "СВЯТЫМИ" в Восточной (православной) христианской церкви?
Это увы не простой  вопрос и мне как автору  пришлось много поработать, чтобы найти на него правильный ответ!
И помогла  мне в этом  книга Гольбах Пьер "Галерея святых или исследование образа мыслей, поведения, правил и заслуг тех лиц, которых христианство предлагает в качестве образцов". (https://litlife.club/br/?b=82022)
  Справка: Поль Анри Тири Гольба;х (барон д’Ольба;х, фр. Paul-Henri Thiry, baron d’Holbach, немецкое имя Пауль Генрих Дитрих фон Го;льбах, нем. Paul Heinrich Dietrich Baron von Holbach; 8 декабря 1723, Эдесхайм — 21 января 1789, Париж) — французский философ немецкого происхождения, писатель, энциклопедист, просветитель, иностранный почётный член Петербургской Академии наук.
  Вот  отрывок  из нее дающий  ответы на все  поставленные  автором вопросы
:
    "Все народы на земле обнаруживали большое почтение к людям, которым они обязаны какими-либо полезными открытиями; они рассматривали их как существа высшего порядка по сравнению с прочими смертными, как любимцев неба, как людей, чей гений говорит о чем-то божественном.
      Всякое неизвестное или необыкновенное явление толпа приписывала богам; точно так же и необыкновенные люди ей кажутся божественными.
    Редкие качества души и тела: сила, мужество, ловкость, мастерство, проницательность, гениальные способности, вызывающие всегда удивление у обычных людей,-народы, лишенные знания и опыта, приписывали невидимым силам, правящим миром.
     Мы видим, что в любой стране первые воители, наиболее древние герои, изобретатели искусств, жрецы, законодатели, основатели религии, гадатели, чародеи при жизни властвуют над легковерием народов, приобретают у современников славу сверхъестественных существ и, наконец, после смерти попадают в ранг богов и становятся, таким образом, предметом почитания и даже культа для тех народов, которым они при жизни доставили действительные или воображаемые выгоды.

       Таковы были в Египте, например, Озирис, в Греции-Гермес, в Индостане-Брахма, у евреев, скажем, Авраам, Моисей, пророки, у персов-Зороастр, у греков-Триптолем, Вакх, Орфей, у римлян - Ромул, Нума, у христиан - Иисус, апостолы, святые, у мусульман-Мухаммед и так далее. Все они стали объектами почитания для тех, кто считал себя облагодетельствованным ими.

        Но так как невежество судит всегда неразумно или приводит к тому, что люди, ошибаясь в выборе предмета своего уважения, расточают свой фимиам объектам, вовсе этого недостойным, необходимо тщательно рассмотреть, обоснованно ли это уважение, не обманывает ли нас предрассудок насчет заслуг тех лиц, которым мы оказываем почтение.
      Разум знает только одну мерку для оценки людей или вещей - реальную и постоянную пользу, какую от них получает род человеческий. Всякий человек, действительно полезный людям, имеет право на их уважение.
      Но если уважение, признательность и слава - справедливая награда за полезность, если нельзя по совести отказать в уважении тем, кто доставлял или доставляет обществу подлинные блага, то бессмысленно почитать существа бесполезные, и уж верх безумия - воздавать почести существам вредным.

      Весьма справедливо будет сорвать маски с опасных плутов, а интересы потомства требуют, чтобы рассеяли его заблуждения насчет лиц, которых предки по глупости почитали. Давая потомкам правильные представления, мы тем самым не дадим им впредь почитать злодеев, которые под предлогом, будто они приносят счастье на землю, делают род человеческий еще более несчастным; мы не дадим будущим обманщикам использовать те же хитрости для разврата и обмана; мы помешаем тому, чтобы люди развращались, признавая злодеев образцом для себя.

     Руководствуясь этими принципами и мотивами, мы намерены рассмотреть поведение некоторых лиц, которых христианство почитало как святых, героев, полубогов и которых оно нам изображает как людей, бывших в течение своей жизни угодниками мудрого, справедливого и благого бога, орудиями его воли, толкователями его оракулов, блюстителями его верховной власти, предметами его благоволения, обладателями его славы и несказанных наград, уготованных для избранных.

    Это тем более необходимо, что христианская религия выставляет этих святых как образцы, которым всякий должен стараться подражать, как непогрешимых учителей, которым надо следовать, чтобы обрести вечное счастье как в этом, так и в ином мире.
   Христиане считают себя обязанными почитать особенно тех из великих людей, которые им принесли новую религию; ведь они в этом видели неоценимое благодеяние, поскольку религия дает познание истинного бога (познание, которого благой бог решил лишить остальное человечество);

     поскольку она учит людей божественной нравственности, вполне пригодной, чтобы сделать людей обходительнее, справедливее, гуманнее; поскольку она проповедует добродетели, которых без нее люди никогда не могли бы изобрести; поскольку, наконец, она преподносит им удивительные таинства и догмы, без которых нельзя обрести вечное блаженство, составляющее якобы предмет наших желаний.
         С этой точки зрения не удивительно, что христиане безгранично признательны тем, кому они считают себя обязанными всеми перечисленными благодеяниями.
      В некоторых христианских сектах на этих святых учителей смотрят как на богов, их слова считают непогрешимыми, их писания-внушениями небес. Народ воздает им такие же почести, как и самому божеству, культ которого часто затмевается культом, воздаваемым его мнимым избранникам.

         Народы часто рассматривают святых как всесильных царедворцев, как могущественных ходатаев перед верховным существом; это последнее представляется им как существо, окруженное непроницаемыми для них облаками, как монарх, недоступный для своих земных подданных.

     Чувствуя себя неспособным составить себе ясное представление о боге, человек охотно обращается к существам, более близким по природе к нему самому, рассчитывая найти в них покровителей, посредников, утешителей, друзей.
         Вот почему толпа предпочитает обращать свои молитвы к святым, которые, как ей известно, были когда-то людьми, чем иметь дело непосредственно с богом, которого она не может постичь и которого ей всегда рисуют как грозного владыку.
      Наши вероучители изображают бога столь капризным, суровым, гневным, жестоким, недоступным тираном, что несчастные создания не смеют обращаться к нему самому или поднять к нему свой робкий взор.

         Святой считается любимцем бога.
     Но, чтобы удостовериться в святости тех лиц, которых христиане почитают, надо прежде всего уяснить себе то представление, которое религия дает нам о боге.
         И вот если религия иногда нам его изображает как безумного деспота, то чаще она рисует его бесконечно мудрым, бесконечно справедливым, бесконечно могущественным владыкой, отцом, преисполненным нежности и доброты, существом, обладающим в высшей степени всеми мыслимыми совершенствами, без всякой примеси недостатков.
        Это существо любит свои создания, огорчается за зло, причиняемое им, и поэтому ненавидит насилие, несправедливость, грабеж, убийство, раздоры и преступления.
         Будучи преисполнен нежности к людям и доставляя им в изобилии радости жизни, этот отец как будто возвещает свою волю, чтобы человек трудился ради собственного благосостояния, заботился о самосохранении и приобретал возможно больше благ, которые его создатель заботливо рассеял в природе на пользу своим детям.
          Вот применительно к этой нравственной характеристике, которую чаще всего дают божеству, мы и должны расценивать и тех лиц, которых нам представляют как его любимцев.
            Поэтому нам надлежит, в первую очередь, разобрать, действительно ли соответствует поведение тех, кого церковь называет святыми и ставит нам в пример, божественным совершенствам и благодетельным целям провидения; другими словами, является ли их поведение мудрым, справедливым, выгодным для общества. Во-вторых, надо посмотреть, было ли это поведение выгодно для самих святых, то есть соответствовало ли их поведение видам провидения, озабоченного благосостоянием и сохранением своих творений.

           Таковы правила, руководствуясь коими мы должны судить о лицах, которым христианская религия велит нам подражать, которых она предписывает почитать, чьи слова и дела должны служить нам примером.
......................
Однако, даже когда христианство окончательно отделилось от иудаизма, христиане продолжали почитать "священные" книги евреев и считать их патриархов, их пророков, их героев святыми угодниками божьими, непогрешимым орудием всевышнего, достойными подражания образцами. Правда, эти великие святые, даже согласно священной истории, сообщающей нам об их деяниях, обнаруживают часто, как мы это впоследствии покажем, поведение далеко не безупречное.

В самом деле, очевидно, что многие из них представляются беспристрастному взору скорее образцами преступности и гнусности, чем добродетели.
    Но христиане, предрасположенные под влиянием религии к этим знаменитым особам, благочестиво закрывают глаза на их преступления. Следуя урокам изощренных толкователей писания, они видят только достойное в самых возмутительных поступках святых Ветхого завета.

Христиан убеждают, что угодников божьих нельзя судить с точки зрения рассудка и правил обычной морали.
      Им говорят, что действия этих почитаемых людей основаны на особых распоряжениях и внушениях бога, чьи неисповедимые решения не подлежат обсуждению.
      Уверяют, что бог справедливости и доброты властен нарушать, когда ему угодно, несокрушимые правила справедливости, может для своего удовольствия превращать добродетель в преступление и преступление в добродетель.
      Утверждают, что владыка мира может, когда ему угодно, уничтожать законы нравственности, автором которых его тем не менее считают. Думают, что для его оправдания достаточно заявить, что ведь "он создает справедливость и несправедливость", что он держит в своих руках судьбы смертных, что он может располагать ими по своему усмотрению и его слишком слабые творения не имеют права критиковать его волю и входить в обсуждение распоряжений, которые он отдает своим слугам.

      Вот так религия всегда, в противоречии с самой собой, опрокидывает устои морали, а между тем выдает себя за самую прочную опору ее.
      Она выводит из бога все обязанности человека, объявляет, что бог включает в себя все мыслимые совершенства. Утверждают, что этот бог гневается за зло, причиняемое его творениям. Считают этого бога неизменным.

         А между тем вскоре эта самая религия превращает этого столь совершенного бога в тирана, который не знает других законов, кроме своей прихоти, который не пользуется им самим установленными правилами, который приказывает совершать убийства, кражи, насилия, несправедливость, жестокость, смуту, вероломство, обман и любит людей, запятнанных самыми ужасными пороками и преступлениями.

      Мы видим, таким образом, что для оправдания святых, которые должны служить образцом, христианство клевещет на своего бога. Оно имеет наглость превратить его в подстрекателя преступления.

     Оно допускает, что это столь совершенное существо разжигает и одобряет самые ярые страсти, приветствует совершаемые его любимцами убийства и жестокости, освящает гнев, ненависть, узурпацию.
        Под покровом имени бога все это превращается в добродетель.
        Благодаря этому грозному имени честолюбие, жестокость, самая бесчеловечная ярость превращаются в святое рвение; слепой фанатизм, видения, безумие - в божественное внушение или высокую мудрость; шарлатанство, обман и мошенничество сходят за чудеса или за несомненные проявления всемогущества всевышнего; человеконенавистничество, жестокость по отношению к самому себе, бесполезность рассматриваются как совершенство; упрямство, бунт, мятеж получают название героизма, стойкости и пылкой веры.
        Одним словом, все самым причудливым образом перевернуто: безумие становится похвальным, бесплодность - достойной награды, бешенство превращается в добродетель.

      Ведь именно такого сорта те добродетели, какие мы встретим у большинства святых Ветхого и Нового заветов.
      Разбирая жизнь наиболее выдающихся героев иудаизма, мы найдем там честолюбивых плутов, обольщающих глупый народ своими сказками и фокусами;
       честолюбцев, тиранящих самым жестоким образом невежественных дикарей, совершенно ослепленных суеверием; пророков, гадателей, жрецов, бесстыдно пользующихся именем бога, чтобы прикрыть свои мрачные дела.

           Эти святые обманщики на протяжении всей истории еврейского народа являются бичом своей нации и соседних народов.
          Мы увидим, как вожди Израиля вместо того, чтобы сделать евреев более гуманными, более справедливыми, более общительными, более мирными, более покорными своим господам, постоянно заняты тем, что делают своих последователей более дикими, несправедливыми, нетерпимыми, строптивыми.

          Одним словом, среди самых знаменитых святых и вдохновенных героев Ветхого завета мы встретим только чудовищ, рожденных на горе своему несчастному отечеству, которое они в конце концов довели до гибели.

          Святые Нового завета не дадут нам более веселой картины и тоже не окажутся образцами, достойными подражания.

        Святцы христианской церкви покажут нам только беспросветно невежественных обманщиков, выдумывающих неправдоподобные сказки и сбывающих их тупоумному населению, жадному до новых чудес и предубежденному против разума.

          Мы увидим грубых шарлатанов, упорно желающих жить за счет безграничного легковерия своих набожных последователей. Летописи христианства показывают нам на каждой странице лишь фанатизм, разжигаемый руками плутов.

       Мы увидим там, как мученики, эти жертвы, соблазненные корыстными обманщиками, презрев пытки и смерть, защищают мнимую правоту дела, которым их дурачат.

      Эти жалкие энтузиасты убеждены, что богу, которому они поклоняются, нравится зрелище ручьев крови его наиболее верных почитателей.
          Мы увидим, как пустыни населяются отшельниками, воображающими, что они станут угодны благому богу, если удалятся от общения с людьми и будут добровольно причинять себе длительные и жестокие мучения.

         Но больше всего мы увидим, как множество спесивых богословов и неукротимых спорщиков раздувают повсюду огонь раздора, вносят разлад в народ спорами и бессмысленными тонкостями, возбуждают среди христиан гонения и гражданские войны, увековечивают богословскую ненависть, потрясают империи постоянными возмущениями - одним словом, именем бога мира покрывают землю кровью и трупами.
 
                Таковы прекрасные образцы, которые христианская религия преподносит своим набожным последователям! Этим-то великим святым надо подражать, чтобы надеяться получить в будущем место в небесных обителях, уготованных богом для своих любимцев!
           В результате все те, которые хотели играть выдающуюся роль в христианской религии, старались выделиться своим буйством, упорством, мятежностью.

           Они бешено преследовали, когда им представлялась возможность, всех, кто отказывался подписаться под их богословскими измышлениями, обычно непостижимыми и ни в какой мере не интересными для общества.
           Чванство этих молодцов заставляло их всегда рассматривать бред своего мозга как нечто важное для спасения, как внушение свыше, как непогрешимые догмы, как дело всевышнего.
           Преисполненные таких предвзятых идей, гордые своей мнимой ролью защитников божества, эти герои в одинаковой мере готовы были мучить других и сами страдать и умирать за столь прекрасное дело.
         Милосердие, любовь к ближнему, снисходительность и мир, столь часто рекомендуемые в евангелии, должны были уступить место пылкому рвению, которое всегда приносит в общество смуту, гонения и смерть.
 
         А те, у кого не хватало характера на такие крайности, считали себя обязанными бежать от мира и удалиться от света под предлогом, что они в этом находят наиболее верный путь к спасению и созерцают вечные истины. Они уходили в ужасные пустыни или под мрачные своды монастырей, рассчитывая, что заслужат милость неба, став совершенно бесполезными на земле.
           Проникнутые мыслью о том, что они служат жестокому богу, которому нравятся мучения его слабых созданий, многие из этих суровых святош причиняли себе постоянные мучения, отказывались от всех удовольствий жизни, проводили свои печальные дни в тоске и слезах и, чтобы обезоружить гнев божества, жили и умирали жертвами самого варварского безумства. Так фанатизм в тех случаях, когда он не делает нас врагами других, делает нас врагами самих себя и ставит нам в заслугу, что мы делаем себя несчастными.

          Что касается массы христиан, то большинство из них не считали себя призванными для этих высших совершенств.

         Верующие довольствовались тем, что слепо следовали правилам поведения, религиозным действиям, формулам, церемониям и особенно мнениям, предписываемым их духовными вождями.
            Последние не только не преподают им истинной нравственности, требующей, чтобы человек был полезен обществу, но пичкают их лишь непостижимыми тайнами, священными сказками, невероятными легендами, которые они преподносят им как единственные предметы, достойные размышлений.
            Эти вожди фанатики или плуты - занимают слабые умы своих учеников смешными вопросами, нелепыми догмами, вздорными химерами и особенно внушают им страсти, необходимые для поддержания партии или секты, к которой они сами принадлежат.
            Отсюда та злоба, ненависть, злословие, обман, клевета, которыми обычно пользуются верующие с таким успехом, чтобы растерзать и уничтожить противников своего духовенства, на которых смотрят всегда как на врагов бога, как на опасных граждан, подлежащих истреблению.

           Эти руководители, снисходительные к порокам, затрагивающим общество, нисколько не заботятся о подавлении действительно вредных страстей в сердцах своих пасомых.
            Они устилают путь к небу для вельмож; в награду за набожность они прощают им все их обычные недостатки и даже пороки, за которые они всегда назначают им легкие епитимьи.
             В своем поведении, столь противоречащем здравой морали и интересам общества, набожные царедворцы сочетают набожность с гордостью, грабительством, несправедливостью, жестокостью, угнетением, вероломством, ложью, самыми бесчестными интригами.

                ( А вот это уже как бы относится прямо к св. Тарасию!)

              А служители религии не только не призывают тиранов именем неба к их долгу, но, если те набожны, они им льстят и остерегаются стыдить их за постоянные многочисленные преступления, от которых стонут народы, находящиеся под гнетом деспотизма.
               Церковь закрывает глаза на самый вопиющий разврат деспотов, если только они покорны ей. Мало того, она объявляет их святыми, если только они щедры к ней и послушны ее служителям.
             Государи, больше всего запятнанные преступлениями, иногда выставляются как образцы святости.
              Не будем этому удивляться: религия, почитающая как святого гнусного Давида, предлагающая его как образец царям, уверяющая, что пустое раскаяние могло примирить это чудовище с его богом,- такая религия, повторяю, может только развратить всех государей.

      Если мы беспристрастно проанализируем историю большинства государей, которых церковь выдает за святых, мы обнаружим, что она возвела в этот ранг лишь людей, не обладающих ни талантами, ни просвещением, ни добродетелями, людей, которых набожность делала достойными скорее монастыря, чем трона, людей, не созданных для управления империями, людей, вся заслуга которых состояла в глупой преданности воле жрецов, в том, что они всегда были готовы обнажить меч, чтобы удовлетворить свою гордость, жажду лести, алчность, несправедливость, тиранию.
          Среди святых королей мы видим варварских гонителей, кровавых палачей, чудовищ жестокости или же основателей монастырей, расточителей, занятых увеличением богатств церкви, расширением ее привилегий, награждением лени и плутовства.
           При ближайшем рассмотрении их мнимых добродетелей мы не найдем у них ни бдительности, ни преданности общественному благу, ни любви к подданным, ни стараний улучшить судьбу тех, кого судьба им подчинила. У большинства этих святых королей мы не видим ни широты кругозора, ни благородных проектов, ни полезных мероприятий, ни королевских достоинств.
         Напротив, мы видим в них лишь жалкую мелочность, монашеские добродетели, узкие взгляды, а над всем этим губительное рвение, являющееся истинным бичом для государств.
         Одним словом, страны, управляемые святыми, не были и не могут быть ни цветущими, ни сильными, ни счастливыми.

          Если хоть немного знать языческую древность, то можно, на основании нашего очерка, сравнить заслуги большинства христианских святых и героев с заслугами великих людей - язычников, в которых церковь тем не менее приказывает нам видеть людей без добродетели и которых, по учению церкви, бог осудил на вечный огонь за то, что они не познали таинств и догм, которые он сделал необходимыми для спасения.
          Согласно жестоким правилам христианского богословия наиболее почтенные, наиболее полезные, мудрые, святые представители античности, которые всю жизнь посвятили счастью себе подобных, были в глазах святош существами презренными, обладали только "ложными добродетелями", заслужили лишь неумолимый гнев справедливого и всеблагого бога. Могли ли, скажем, Тит, Траян, Антонин, Марк Аврелий обрести милость перед лицом бога, который сумел одобрить поведение таких личностей, как Иисус Навин, Давид, Константин, Феодосий и множество других гнусных тиранов, восхваляемых церковью?
           Люди вроде Солона, Ликурга, Сократа, Аристида, Катона навеки будут лишены неизреченных милостей, которые бог дарует свирепому Моисею, изменнику Самуилу, буяну Афанасию, презренному Франциску, кровавому Доминику и отвратительной толпе праздных фанатичных монахов, которыми римский первосвященник хочет населить рай!

             Вот до чего суеверие перевернуло в умах людей все представления о разуме, морали, добродетели.
       Христианство отрицает все добродетели человека, не обладающего теми мнимыми добродетелями, которые оно всегда старалось подсунуть взамен истинных добродетелей, могущих приносить пользу обществу.
       По мнению учителей церкви, первая из добродетелей - вера. Без нее самый честный человек является гнусным чудовищем, достойным наказания, уготованного для преступников.

          Но что же представляет собой эта вера, столь необходимая для спасения?

       Что это за добродетель, которой не знали мудрецы, герои, святые древности?
         Это - благочестивое недомыслие, заставляющее принять на веру, без проверки, детские сказки, смешные таинства, тайные догмы, безумные мнения и бессмысленные действия, придуманные корыстными вождями для того, чтобы поработить человеческий разум; это - идиотское ослепление, делающее человека рабом страстей и прихотей церкви.
      Не удивительно поэтому, что христианское духовенство возвышает веру над всеми человеческими добродетелями и возводит ей трон на развалинах разума.
          А между тем этот разум - единственное преимущество, отличающее человека от животного.
         Даже по учению христианства разум - луч божества. По какой странной прихоти верховный бог мог бы требовать принесения в жертву того самого разума, который он создал?
       Неужели самому мудрому из существ было бы приятно, чтоб ему служили лишь дураки или автоматы, не способные на самостоятельное мышление?

      Между тем христианство учит, что бог уделяет свои милости лишь тому, кто в угоду жрецам, ни в чем никогда не согласным между собой, старается не обращаться к советам своего разума и не пользоваться этим единственным светочем, который бог ему дал для руководства здесь, на земле.
         Но если заглушить голос рассудка, то как же отличать истину от лжи, полезное от вредного, похвальное от достойного презрения?

       Несомненно, здесь мы имеем умысел со стороны этих вождей-обманщиков: они заинтересованы в том, чтобы внести путаницу в умы, запутать способность суждения, опорочить разум, свет которого был бы для них опасен.
         Подобно скифам, которые выкалывали глаза своим рабам, чтобы лишить их возможности избавиться от своего несчастья, священники стараются всеми мерами ослеплять народы, чтобы утвердить над ними свою власть и спокойно наслаждаться плодами своих рук.

         Таков истинный мотив, по которому христианские учители придают величайшее значение вере, то есть слепой и неразумной приверженности ко всем мнениям, из которых священники могут извлечь какую-либо выгоду для себя.
        Не удивительно поэтому, что они в течение стольких веков позорят, преследуют и истребляют всех тех, кто не придерживается этой покорной веры. Такого рода люди, по их мнению, гордецы, подлежащие наказанию, бунтовщики, осмеливающиеся восстать против самого божества, ведь жрецы и боги всегда одна компания.
         Небо хочет, чтобы безжалостно наказывали тех, кому оно не дало в удел веры, столь полезной для целей наших достопочтенных пастырей.
       С другой стороны, наши богословы возвеличили и возвели в святые всех обладателей этой высшей добродетели.
        Ее достаточно для них, чтобы покрыть все пороки и даже оправдать величайшие преступления.
        Мало того, вера делает тех лиц, кому бог отпустил ее в изобилии, столь приятными богу, что в награду за этот дар он им дает еще и дар творить чудеса, останавливать закономерный ход вещей, "передвигать горы" - одним словом, совершать чудеса, делающие человека участником всемогущества божьего.
         По этим подвигам преимущественно и узнают святых: чтобы поместить христианина в сонме святых и установить для него культ, требуются чудеса.

      На основании чудес, засвидетельствованных через сто лет после смерти героев, папа непогрешимо декретирует, что они видят бога лицом к лицу и что христиане могут со спокойной совестью воздавать им почитание и молить их о помощи.
           Впрочем, если эти удивительные люди и не всегда "передвигали горы" при помощи веры, то нельзя отрицать, что многие из них при помощи веры потрясали государства, навлекали гибель на народы и приводили в смятение весь земной шар. Такого рода чудеса святые христианской религии совершали часто.
           Итак, одной веры достаточно, чтобы стать святым.
           Только слепым подчинением интересам церкви можно заслужить ее одобрение и свое обожествление.
             В самом деле, даже при поверхностном рассмотрении деяний лиц, почитаемых христианством, мы увидим, что то были либо фанатики, которые имели глупость пролить свою кровь для доказательства того, что их духовные вожди не могли их обмануть; либо буйные учители, которые сумели распространить догмы, выгодные для служителей церкви; либо государи и святоши, щедро одарившие церковь и уничтожившие ее врагов; либо благочестивые безумцы, которые поразили толпу сумасбродными актами покаяния, оказав этим честь церкви, из недр которой вышли такие чудовища.

          Среди множества святых, украшающих христианские святцы, чрезвычайно трудно выделить хотя бы одного человека, который был бы действительно мудрым, просвещенным, разумным - словом, действительно полезным членом общества.
             Мы увидим, что в христианской религии очень легко быть святым, не будучи человеком добродетельным; что можно обладать всеми евангельскими добродетелями, не имея ни одной из добродетелей социальных.
             Одним словом, деяния людей, которых религия рассматривает как угодников божьих, покажут нам, что можно быть очень набожным и вместе с тем очень зловредным, очень благочестивым и очень злым, что можно быть угодным божеству, причиняя много зла его слабым созданиям.
             Христиане в своем блаженном ослеплении верой не видят ничего дурного в поведении святых, которое в глазах профана часто представляется весьма возмутительным.

          Религия имеет две морали и два мерила для суждения о поступках людей. Посредством этих двух моралей ей удается оправдывать самые противоречивые вещи. Первая из этих моралей касается только бога и религии.
          Вторая несколько интересуется общественным благом и запрещает вредить ему. Но легко понять, что эта чисто человеческая и естественная нравственность у святоши отступает перед моралью божественной, сверхъестественной, которую священник объявляют бесконечно более важной. Они без труда убеждают верующего, что его самый большой интерес ~ в том, чтобы угодить богу, и указывают ему средства, необходимые для достижения этого.
         Как бы отвратительны, опасны и преступны ни казались вначале верующему эти средства, живая и покорная вера заставляет его ухватиться за них.
           Он знает, что рассуждать - не дело доброго христианина, что он должен повиноваться своим руководителям, блюстителям воли божьей, толкователям "священных" книг; что он должен следовать примеру святых. Если он видит в Библии преступления, совершенные по велению самого неба, он отсюда заключает, что и он должен совершать подобные преступления без зазрения совести.
           Он с гордостью будет подражать героям религии, он признает, что все приказания божества могут быть лишь весьма справедливыми и весьма почтенными.
            А если они ему покажутся пагубными, он будет умиляться перед глубиною мудрости решений всевышнего, покорно подчинится им и отплатит безоговорочным послушанием за счастье быть исполнителем неисповедимых приговоров правосудия, не имеющего ничего общего с людским правосудием.

          В результате наш фанатик под влиянием собственных видений или под внушением непогрешимых священников начнет считать себя вдохновленным самим божеством.
            Он будет убежден, что ему все дозволено в интересах церкви. Он будет обманывать, ненавидеть, убивать, бунтовать, вносить смуту в общество.
            При этом он не только не будет краснеть за эти бесчинства, но даже будет восторгаться своим рвением.
           Гордясь тем, что подражает восхваляемым религией великим людям, он будет надеяться угодить богу теми же средствами, которые применяли святые, чтобы добиться вечной славы.
            Жестокий святоша будет кичиться тем, что подражает Моисею или Иисусу Навину. Благочестивый убийца будет ссылаться на пример Яили или Юдифи. Выступающий против государей крикун будет считать себя подражателем Самуила, Ильи и еврейских пророков. Мятежники и кровавый тиран будут оправдывать себя примером Давида. Буйный и упорный богослов будет считать себя вторым Афанасием, Кириллом или Златоустом.

         Цареубийца найдет оправдание своему преступлению в подвиге Аода. Наконец, если наш святоша потерпит неудачу в своих начинаниях и станет жертвой своего усердия, он увидит отверстые небеса, готовые принять его, и самого бога на троне, подносящего ему венец и пальму мученика.

По логической последовательности принципов христианской религии служители и учители церкви - единственные судьи нравов. В качестве прирожденных толкователей "священного" писания, то есть боговдохновенных творений, они имеют право регулировать поведение народов, которых они постарались ослепить верой.

     При помощи двойной морали, возвещаемой людям, они могут, смотря по надобности, проповедовать раздоры и мир, покорность и бунт, призывать то к терпимости и снисходительности, то к яростным преследованиям. "Священное" писание, будто бы продиктованное самим божеством, содержит самые противоположные правила.

      Если оно иногда предлагает честные и благодетельные поступки, хотя в очень маленьком количестве, то чаще всего оно восхваляет плутни, разбой, отвратительные в глазах разума поступки.

        Поскольку, однако, эти противоречия не могут не поразить всякого читателя Библии, служители церкви мудро рассудили, что было бы хорошо не дать слишком любопытным верующим рыться в книге, заключающей вещи, способные ввести в соблазн и возмутить всех тех, кого вера не успела достаточно ослепить.
           Они поэтому разрешили читать эту книгу только священникам, заинтересованным в том, чтобы ничего в ней не видеть, кроме возвышенного и достойного, или же христианам, утвердившимся в своей вере и давно уже предрасположенным видеть в Библии только поучительное.

       Таким образом, рядовых верующих, вера коих недостаточно крепка, чтобы переварить излагаемые в "священных" книгах преступления, римская церковь благоразумно лишила права читать книгу, хоть и боговдохновенную, но способную повредить вере. Таким образом, наши богословы возводят на бога обвинение, что он открылся людям лишь для того, чтобы поставить им ловушку, чтобы большинство верующих сами не познали тех вещей, которым он хотел их научить.

           Сколь ни нелепым должен казаться такой образ действий, он, очевидно, является результатом весьма тонкой политики. Вожди христиан поняли, что проверка их документов может бесконечно повредить тому божественному учению, на котором основано их могущество. Они боялись, чтобы разум не восстал и не возмутился против их откровений. Они боялись пробуждения здравого смысла, который вере не всегда удается изгнать совершенно из умов людей.
             Они боялись, чтобы человеческое сердце не ужаснулось порою перед догмами, сказками, противоречиями и особенно перед образцами святости, какие показывает Библия.

             Благодаря этой мудрой политике служители христианской религии остались исключительными обладателями и единственными хранителями божественных законов. Они объясняли их по-своему, сумели сами создать себе права, стали распорядителями страстей человеческих, получили исключительную привилегию просвещать невежественные и легковерные в своей простоте народы, которые они заблаговременно приучили верить, что церковь, то есть сословие духовенства, непогрешима, получает постоянно внушения от бога и не способна обмануть доверяющихся ей.

            Нравственность в христианстве, поскольку она основана единственно на писании, толкователем которого является церковь, целиком отдана на волю священников, святых, вдохновенных. В этой нравственности нет ничего устойчивого.

         Если иногда она предписывает добро и якобы ведет людей к добродетели, то чаще всего она делает их слепыми и злыми. Под видом защиты дела всемогущего она непрестанно твердит верующим, что "лучше повиноваться богу, чем людям".
            Эти благочестивые безумцы не видят, что, согласно их же правилам, божество не может предписывать преступления, что истинной морали не свойственно меняться, что священники, открывшие способ отожествить себя с богом, обладают изменчивой нравственностью, приспособленной к их собственным интересам.
            В своем ослеплении христиане не замечают, что поступки, о которых сообщают их "священные" книги, деяния, совершенные святыми, одобренные служителями религии, предложенные христианам в качестве образцов, обычно оскорбительны для бога, недостойны совершенного существа и либо губительны, либо бесполезны для всего рода человеческого.

         Поэтому, когда мы захотим найти норму для нашего поведения, не станем искать ее в мнимых откровениях, содержащихся в писаниях, которые христианство почитает как божественные, не будем искать ее ни в Библии, ни в легендах о святых; не будем искать в христианской морали, меняющейся сообразно с интересами священников, каких-либо предписаний, способных регулировать наше поведение по отношению к самим себе и к себе подобным.

          Будем черпать свою мораль в природе, в разуме. Они покажут нам отношения, необходимо существующие между чувствующими, рассуждающими, разумными существами. Они нам покажут, в чем состоят наши обязанности по отношению к другим и к самим себе.
           Они нам докажут, что, какова бы ни была наша будущая судьба, но если мы хотим быть приятны божеству и жить в соответствии с приписываемыми ему целями, мы должны по мере сил наших трудиться для блага нашего рода, а также и для своего собственного счастья и самосохранения.
         Не желая проникнуть мыслью в неведомое будущее, будем справедливы, человечны, благодетельны; будем снисходительны к недостаткам и заблуждениям себе подобных; постараемся просветить себя самих, чтобы стать лучше; будем подавлять страсти, увлечение коими могло бы нам повредить; будем искать законных наслаждений и откажемся от тех, которые даются ценою ущерба для общества и для нас самих.

        Следуя этой морали, мы будем счастливы и довольны в этом мире, приятны своим согражданам и никогда не будем неугодны богу, который, если считать его источником справедливости и доброты, не способен наказать в ином мире тех, кто старался подражать приписываемым ему совершенствам.

         Предоставим поэтому святошам их неразумную веру и их опасную покорность воле священников. Оставим благочестивым сумасшедшим их покаяния, их добровольные мучения, их бесплодные размышления, их мрачную меланхолию. Оставим пылким ревнителям религии их злобу, ненависть, дух угнетения, бешеный фанатизм.
       Оставим святым и кичливым богословам их бессмысленные споры, диспуты, упрямство, непокорство.
          Будем следовать только разуму и добродетели.
           Они покажут нам, что ни боги, ни люди не вправе заставить нас нарушать неизменные правила человечности, справедливости и мира, рвать под каким бы то ни было предлогом нерасторжимые узы, соединяющие на земле людей друг с другом.
           Богословам, восхваляющим заслуги своих святых или старающимся при помощи разрушающих всякую нравственность софизмов оправдать своих героев за их явные преступления, скажем словами пророка: "Горе вам, которые называют зло добром и добро злом". Исаия. 5, 20. Горе тем, кто имеет слабость верить вам, прибавим мы. "........
     Но уважаемый читатель это толко отрывок из книги, а я настоятельно рекомендую всем вам ее бесплатно скачать      и прочесть !
 И тогда многие непонятные  вопросы для вас станут ясными....
                ( конец ч.24-2)