Мечта

Фантастический идиотизм



«…я мог бы быть Гитлером...»
Захар Май – Маньяки




Короче, живем мы с братом в однушке на первом этаже древней панельки. Все остальные восемьдесят квартир населяют преимущественно синяки и престарелые сумасшедшие – ничем особенным наш дом не выделяется. Ленивая поножовщина из преданности традиции загонит в скуку даже мертвого. Хотя, мы с братом довольно нервные. Думаю, в том числе из-за этого.

Дома у нас два богатства – компьютер и книги. Книги – мои и их не много, брат же читать не особо любит. И в труде его предпочтения уверенно направлены от интеллектуальных к физическим – в тех редких случаях, когда предполагаются вообще хоть какие-то направления. Однако, несмотря на кажущееся всеобъемлющее безразличие, Андрей, как и я, промолчать в ответ не умеет. В результате сочетания этих незатейливых черт его выперли из меда, а меня из гума. Но в целом – лень, вот что нас объединяет больше всего остального. И обязанности по квартплате.

Еще у нас есть сорок первый «москвич» цвета «гольфстрим» с благородным ржавым оттенком, доставшийся нам от деда. Тот, кто знает, что такое доставшийся от деда сорок первый «москвич» – поймет, почему я не отнес его к категории богатств.

Единственное преимущество обсуждаемой машины – дед на ней почти не ездил. Но эту фору мы давно наверстали частотой использования.

Честно говоря, я с трудом могу определить причину, по которой наш ледокол еще в строю. Думаю, здесь не обошлось без происков чудотворцев.

Дело в том, что мы оба работаем курьерами. Я – днем. Андрей – ночью, поскольку убежден в безусловной принадлежности дневного сна к основным механизмам возвышения личности.

Когда кому-то из нас становится чрезмерно тяжело сохранять изящную напряженность осанки под давлением бремени людского существования, второй сразу приходит на помощь, чтобы не дать подбитому пасть в ту пропасть, где его ждут упадок и деструктив – короче, в таких случаях мы работаем вдвоем.

Вообще, если подойти к проблеме работы – бича человечества – без излишней эмоциональности – то есть, как бы смотря сквозь пальцы, – служба курьером воистину одно из наименьших зол. Катаешься себе, слушаешь музыку, лекции, книжки. Созерцаешь. И, даже если выполнять все сугубо по минимуму – и с учетом расходников  получается весьма неплохо. Поэтому мы, уж поверьте, особо не усердствуем.

Бывают, конечно, сложные случаи – бесоватые или охуевшие. Мне с такими приходится тяжело в силу чрезмерной продолжительности переговоров. Андрей же, из-за своего импульсивного характера и нелюбви к трате времени даром – раньше всегда использовал в таких случаях «осу». Теперь, по причине неудобства последней – предпочитает выкидную дубинку или как там она называется. «еб*нутый ниндзя», если угодно.

Андрей, кстати, младший. Да, он не любит пустозвонства, но зато уважает секонды, шаурму и гитарную музыку семидесятых.

Обычно мы работаем сразу в нескольких конторах – пицца, суши, интернет-магазины. На минимальных ставках. Если горбатиться в одном месте и так же часто брать отгулы, как это делаем мы – выпрут, низвергнув тем самым на финансовое и социальное дно. А когда вместо четырех работ ты остался с тремя – все не так плохо. Ну и разнообразие – тоже не последнее, на что стоит обращать внимание.

Вообще, мы неслабо охуеваем от езды по четырнадцать часов в день, однако не больше, чем от жизни, правила игры в которую вынуждают нас так поступать.
А во всем другом мы, как прочие нормальные люди, стремимся к постоянству. Брат, например, если у него рвутся кеды – заклеивает их армированным скотчем.

***

Я возвращался домой со смены. На подоконнике третьего этажа сидела, свесив ноги на улицу, баба Капа. Ветер раздувал ее грязную ночнушку и сальные остатки волос. Она довольно часто так сидит – два-три раза в неделю. Я улыбнулся ей и кивнул. Баба Капа стала радостно махать мне в ответ и делала это до тех пор, пока я не исчез в подъезде.

Брат только проснулся. В ответ на мое приветствие он показал мне средний палец.

На кухне я поставил на конфорку чайник, крутанул включатель и, молясь, чиркнул спичкой. Никто не умер, а газ стал приближать воду к состоянию кипения. В ожидании я сонно оглядывался и случайно обнаружил в углу у печки какую-то хренотень, похожую на почерневшую горошину. Я безучастно покатал ее в пальцах и вернул на место, не придав значения.

В комнате зашумели новости. Потом еще, еще, еще – Андрей смотрел несколько онлайн трансляций одновременно. Первый раз я обратил внимание на этот любопытный стиль поглощения информации пару недель назад. До тех пор мне даже не было известно, что брат смотрит новости.

Я вошел в комнату и сказал:

– Ты как тот хрен из Линклейтера.

– Который? – спросил Андрей, жуя вчерашние чипсы и запивая их початым тархуном.

– Ну, из «Бездельника» который.

– А-а-а… – ответил он и, прожевав, добавил:

– Пошел в жопу. – и улыбнулся.

Благо хватало его ненадолго. Через несколько минут рты ведущих смолкли, Андрей стал собираться, а я – пить чай и готовиться ко сну, содрогаясь в предвкушении выходного.

***

Утро выдалось ранним. Я возопил и заскрежетал зубами, а брат тем временем орал сквозь это, что забыл сказать о предстоящей сегодня картошке. Не могу сказать, что весть оказалась радостной.

Я что-то съел, оделся, и мы пошли в машину.

– Ты же уснешь, болезный. – сказал я.

– У меня второе дыхание. – невозмутимо ответил Андрей, снимая джинсовку, и завел еще не успевший остыть двигатель.

На выезде с бульвара мы заправились. Потом, едва не влетев в автобус – миновали кольцо. Вообще, брат водит гораздо лучше, чем я. Просто по его пьяной манере этого не видно.

Склады сменились новостройками, те – полями, и вскоре мы уверенно бороздили трассу, не давая «москвичу» продыху. Я с ужасом представляю тот день, когда он, вконец загнанный, умрет окончательно. Кредит нам никто не даст, а больше денег взять неоткуда. Что ж, тогда придется менять работу. Хрен нам в таком случае, а не вольтеровский рай.

Андрей все тарабанил ладонями по рулю в такт музыке. Мы свернули в пролесок, хлопнулись на гравийку. Волоча за собой столб пыли – сокращали завершающую дистанцию. И вот стали появляться домики, и через какое-то время мы прибыли. Я открыл ворота, брат зарулил и, дернув ручник, заглушил мотор. Машина жарила теплом, оплавляя вокруг себя пространство. Под капотом что-то пощелкивало. В голову ударил воздух, пробуждая зевоту.

Родители уже давно приехали. Моя мама – фармацевт, папа – хирург. Андреевы, соответственно – тоже.

Переодевшись, мы присоединились к копанию. Было свежо, но солнечно. Откуда-то приятно тянуло жжеными листьями. Миролюбиво постукивал восседающий на березе дятел. Одно время мы с братом подумывали поселиться здесь, но быстро поняли, что родителям мы тут на хер не нужны, а зимой в нашем домике можно жить только имея огромное количество дров, денег на кои у нас нет. И, как говорит папа – без крепостных нам – лоботрясам – не справиться.

А! – и так хорошо.

К обеду картошка кончилась. А около четырех пошел дождь. Поэтому мы пошли есть приготовленное мамой из свежевыкопанного овощное рагу.

Глава семейства читал «Спорт». Зам.главы – все смотрела на нас. в ее взгляде я видел смесь обиды, жалости и негодования. Потом она сказала:

– Вы – маргиналы.

Андрей крякнул. Я же посчитал нужным объясниться.

– Ну, почему же. Сегодняшняя экономическая модель… эм… заключается, к примеру, в том… эм… точнее, одна из ее основных черт состоит, к примеру, в том… эм… что зарплата обеспечивает только лишь сугубо выживание трудящегося… эм… если понизить ее еще немного – этот самый трудящийся умрет от голодухи… эм… то есть утратит свою ценность как рабочая единица… эм… если зарплата станет выше – всегда найдется тот, кто будет делать ту же работу за меньшие деньги… эм… то есть высокие зарплаты бессмысленны… Короче, что я хочу сказать… эм… мы в эту модель, вроде как, укладываемся целиком и полностью, а это означает, что я и Андрей – никакие не маргиналы…

– Все философствуешь? – с огорчением спросила мама.

– Это не я, это, кажется, Рикардо… – промямлил я, слишком поздно поняв неуместность этого уточнения.

Вскоре родители уехали. А мы поплыли до магазина. «Томское фирменное» шло в тот вечер особенно хорошо.

Андрея быстро подкосил сорванный режим. Я сел во дворе под ветер на мокрую скамейку и стал смеяться звездам. Рядом в редкие минуты отдыха устало спал «москвич». Во мне вдруг заскреблась нестерпимая жалость к нему, из которой вскоре произросла нежность. Вот он стоит – пошарканный, чуть ржавый, с дурацким багажником на крыше. Ему бы на пенсию, в запас, а он все пашет, а мы все ворчим на него, а он все терпит, а мы все ворчим… «Не ругай коня, волочась за плугом». Мне вдруг стало жаль всех нас – всех людей, которых я большую часть времени практически ненавижу – стало так жаль, что я едва не расплакался. Однако вовремя спохватился, испугавшись сам не зная чего, допил бутылку и стал вновь смеяться звездам, коих было не счесть. Но это выходило у меня теперь как-то уж слишком тоскливо.

Ветер все шептал усердно деревьями, и воздух был невероятно вкусен. И все же я ушел в дом.

***

На заре мы еле как проснулись. Мне надо было ехать на работу. Брат сел за руль, дернул подсос и стал крутить стартер. На этом все кончилось. Хотя, в сущности, ничего и не успело начаться.

Матерясь, мы открыли капот и принялись в него смотреть. Рассветная холодрыга ласкала нам спины своими ледяными пальцами.

– Может, аккум? – спросил я не понять кого.

– Ты еблан? – потребовал уточнений брат, приняв мой вопрос на свой счет. Я злобно посмотрел в его сторону и достал из багажника здоровый чемодан с автодерьмом. Мозги функционировали плохо. КПД был равен среднему КПД составляющих автомобиля «ВАЗ 2106».

Мы еще немного постояли с умным видом у раскрытого капота. Лично мой взгляд был устремлен в область двигателя – УЗАМ-3317, тысяча шестьсот девяносто девять кубов при восьмидесяти шести кобылах равно шестьдесят три киловатта чистого удовольствия.

Глаза остановились на головке блока. Я выкрутил одну из свечей и крутанул стартер. Из опустевшего отверстия вылетела туча серого говна. Андрей хитро прищурился. Я проделал ту же манипуляцию с оставшимися свечами. Результат не изменился.
 
– Бенза качнуть – не? – агрессивно умничал брат. Я снова посмотрел на него исподлобья.

– Только не залей. – добавил он.

Я сделал так, как он сказал. Все осталось прежним.

– Может, топливный шланг завоздушился? – продолжал Андрей.

– Может, бл*дь, сам посмотришь?!

Закатив глаза, он брезгливо полез под капот. Нашарил шланг и когда выдернул его – отломал к х*ям локтем какой-то патрубок, ведущий от радиатора.

– Ты че наделал, тупорылый?! Скотина! Идиот! – орал я, а он только исступленно ржал, зажмурившись. Потом, наконец, выдохнул и проговорил, широко улыбаясь:

– Зато у тебя сегодня снова выходной.



Электрон мчал нас в город вместе с зевающими дачниками и угрюмо-перегарными работягами. В социальном плане мы были где-то посередине. За окном мелькали сонные мокрые домики, напоминавшие о чае, бане и запахе печи. Или о затертом дождевике поверх свитера, спасающем грибника от лесной сырости. И то и другое было уютно.

Город встретил нас моросящим дождем и грязью. Брат, поеживаясь, натянул кепку и спрятал под джинсовку патлы. Я – просто вздохнул. Благо идти было не далеко.

Владельцы продукции «АЗЛК» не могут похвастаться наличием в своих городах салонов официального дилера или авторизованных сервисов техобслуживания. Однако нашей помойке повезло чуть больше остальных – у нас имелось что-то вроде.

На Маерчака уже лет двадцать на первом этаже хрущевки один мужик торгует запчастями для «оки» и «москвичей». Достать у него можно все, а что нельзя – не существует в нашем пространственно-временном континууме. А еще он продает рыболовные снасти.

Мы купили новый радиатор, после чего ждали обратную электричку, поев перед этим шаурмы в закусочной «Красный дракон». Запчасть была даже в заводской коробке. Там же присутствовал гарантийный талон, написанный, кажется, на языке этих самых драконов.

Похерив невероятное количество времени, мы, наконец, вернулись в деревню. Далее – потратили несколько часов – Андрей даже успел поспать –  на то, чтобы, валяясь в грязи, оживить «мосян», безбожно при этом замерзнув. Если вы когда-нибудь занимались тем же, то понимаете, о чем я.

Вечером мы, к счастью, выехали домой. В этот раз вел я, что, кстати, не очень удобно – при моем росте на педаль приходится нажимать ребром ступни. В салоне грохотала «Машина ненависти». Новый радиатор хоть и был китайским говном, но пахал, как надо.

Мы уходили в закат, как в гребанных вестернах, и дорога стонала под нами, мучимая ревом глушителя.

***

Когда мы вернулись, оказалось, что та горошина, которую я нашел на кухне, позеленела и увеличилась до размера яблока – «Московского», «Юнги» или «Гренни Смит» – как вам угодно. Мне это без разницы. Откровенно говоря – насрать. А вот что за дерьмо лежит у нас на кухне в углу у печки – об этом я бы хотел иметь представление.

– Что за дерьмо лежит у нас на кухне в углу у печки? – настойчиво спросил я у брата. В ответ он лишь загадочно улыбнулся.

– Говори, лихоимец! – потребовал я.

– Это помет инопланетян. – негромко сказал брат, подумав.

– Что ты несешь?! Какой помет?!

– Инопланетянский. Знаешь, почему он зеленого цвета?

– Будь так добр, просвети меня.

– Это цвет денег. – довольно пояснил брат.

– Ты че, за идиота меня держишь? – уточнил я.

– Поехали со мной, все сам увидишь.

Кинематографичность избитой фразы вынудила меня поддаться. Андрей достал из бачка пакет-зиппер, набитый черными горошинами. Я злился все больше.

Мы пошли в машину.

***

Брат сел за руль и, перед тем как тронуться, вытащил из-под сиденья какую-то металлическую коробку.

– Что это? – спросил я.

– Дешифрующий передатчик.

– Нафига?

– Мне собрал его Леша Вагон. Хреновина дешифрует сигналы переговоров барыжущих этим дерьмом. – он вставил наушник в соответствующее гнездо и щелкнул кнопкой питания, коробка работала от прикуривателя. – Я слушаю их, узнаю адреса и толкаю дешевле.

– Откуда ты знаешь, что адрес не палевный?

– Сейчас увидишь.

Он воткнул первую, и мы рванули.

Ехать было не далеко – через десять минут мы оказались напротив большого коттеджа. Ворота были не заперты. Мы оставили машину и вошли внутрь. Домофон не работал. Андрей начал тарабанить в дверь и не стесняясь орать:

– Хозяин!.. У нас есть кое-что для вас!..

По ту сторону глазка послышались нервные неуверенные шаги, потом дверь аккуратно приоткрылась. На пороге стояла девушка. Под ее глазами сверкали синяки, платком она зажимала кровоточащий нос. Ногти на некоторых пальцах отсутствовали, да и вообще – вид у нее был не особо здоровый. Отвращение во мне сменила жалость.

– Сколько? – спросила она, хлюпая носом. Брат назвал цену.

– Возьми хоть что-то! – донесся голос из глубины дома. Приглядевшись, я заметил за исхудалой спиной девушки лежащего на полу мужика. Он был в еще худшем состоянии, что трудно представить. И, кажется, я неоднократно видел его по телевизору.

А брат тем временем назвал цену. Собеседница дала вдвое меньше. Андрей сыпанул ей небольшую горсть этой гадости, после чего она стремительно заковыляла прочь, забыв про незапертую дверь. На грязном паркете после нее осталось несколько капелек крови.

Мы вернулись в машину.

– В итоге я продал в четыре раза дешевле розничной цены. И все равно получилось мощно.

– Это типа такая дурь, да? – не зная зачем, уточнил я. Все и так было ясно.

– Дичайшая, какой свет не видывал.

– Зачем тебе это? – спросил я чуть позже.

– Тачку вторую возьмем… – ответил брат, стесняясь, что ли.

– Если не закроют.

– Не, не закроют. – возбудился Андрей. – Максимум – грохнут, но не закроют.

– Утешительно.

– Ты понял, кто был тот типус?

– Кажется, да.

– Не «кажется», а «точно». Так он – не единичный случай. Простые торчки это дерьмо не жрут – не по карману и не доберутся. Оно появилось на рынке пару месяцев назад, а ты посмотри – что творится. На нем свихнулись ВСЕ эти высоко сидящие кренделя. Все те, кого так почитают и ненавидят. Президенты мрут один за другим ты думаешь почему? Президенты мрут! ПРЕЗИДЕНТЫ! У меня в пакете – регулятор хода истории…

– И личное обогащение.

– Не без этого. – улыбнулся брат.

Мы погнали на следующий адрес. Было уже совсем темно. Многое оставалось непонятным и, мягко говоря, сомнительным, но мне было все равно и тупо хотелось спать. «Москвич» привез нас к престижной «свечке» в центр. Мы вылезли, Андрей набрал домофон. Дверь взвизгнула, лифт повез нас в небо.

– А зачем встречаться лично? Почему не делать закладки?

– Ты че, мы же не с гопотой имеем дело. Тут серьезные люди. И товар.

Наш этаж. Находим нужную квартиру и жмем на звонок. Когда дверь открывается, перед нами возникает огромный и абсолютно синий хрен, синий, как сраный аватар, синий, как лобелия, как Mors ontologica. Не в смысле пьяный, а в смысле цвета. Я едва не обосрался. На его плечах сверкали звезды, лысину кокетливо прикрывала фуражка. И тут он, кроме всего прочего, достает табельное и, направив его на нас, говорит:
 
– Сдаем дерьмо, пацаны-пацаньё! – и улыбается. Брат, охуевая, мнется, все еще надеясь смыться.

– Говно на выдачу, я сказал! – орет мужик, табельное в его руках пританцовывает. – И карманы вывернуть!

Андрей бросил ему в ноги пакет. Потом мы отдали синему все деньги – в том числе, естественно, и той девахи – и даже телефоны. Даже в школе меня так не разводили – я всегда убегал.

– Вольно! разойтись! – скомандовал Аватар и закрыл дверь.

Когда мы вышли из подъезда, брат сказал:

– Давай хоть дыню разобьем?

Мы достали из багажника «торпеду» и уронили ее на бордюр. Она лопнула, извергнув из себя кислую массу. Получилось довольно вяло. 

– Ниче, нормально, – говорил Андрей, когда вез меня домой, – знаешь, как его производят?

– Кормят инопланетян сливой?

– У тебя шутки престарелые, мой дорогой друг. Иногда встречаются такие говехи, которые не прут, но зато прорастают, типа, как картошка – увеличиваются в размерах, тогда их рубят на несколько и те, что не высохнут – разваливаются на горошины. Типа, как гранат. Из их числа тоже найдутся те, что годятся только для разведения…

Все это казалось каким-то бредом. Мой брат стал агрономом и собрался озолотиться за счет пороков сильных.

– Я, когда фасовал дома – просыпал. Надо поискать, может – повезет… – Андрей всегда был оптимистом. Я – нет.

Он завез меня домой и поехал работать, забыв, видимо, о найденном мной сегодня сюрпризе. В этот раз Андрей развозил суши.

Я нашел на кухне проросшую инопланетянскую говеху – это было не трудно, потому как в своих размерах она приблизилась к футбольному мячу. Я выбросил ее в урну.

Ах да – вечером, когда мы вернулись с дачи, у подъезда обнаружилась баба Капа – она таки хлопнулась из окна. Ее распластавшееся тело чем-то напоминало разбитую нами дыню.

***

Утром Андрей попросил меня съездить к Леше Вагону, чтобы тот глянул его передатчик. Я плюнул и согласился, сам не зная зачем.

Леша Вагон – гений электроники. Долгое время он работал на железной дороге. Сначала – оценщиком износа оборудования. На этой должности он заработал ожирение и тяжелый остеохондроз шейного отдела. Потом Леша прошел курсы и его повысили до составителя подвижных составов или как там это называется. Однако Вагон почти сразу стал слишком часто брать без содержания и больничные, поэтому теперь снова разносторонне занимается электроникой, только не на ж/д. Его талант очень даже ценят, а личный интерес Леши к работе – вернулся.
 
Живет он, что символично, на Железнодорожников. Занимаемая им квартира вся завалена раскуроченной аппаратурой. На полу змеями ебутся провода. Когда я приехал, Вагон, согнув на одну сторону свою бедную шею, горбато переваливался из кухни в комнату и обратно. И без умолку говорил:

– Развелось этих идиотов, каждой прачке – по передатчику, эксгуматору – по дешифратору, сколько можно, не понимают, что гиблое дело, хер вам, а не золото, Мансы Мусы бл*дские, эй, эй, ты знаешь – быть может, их это говно жрет изнутри?

– А?

– Говно жрет изнутри. У меня большая часть лабораторий, что за Уралом, аппарат берут, а в последнее время они подевались все куда-то почти все, ох, не к добру это, они же не знают – как себя вести с этой хренью, может, она радиоактивна, или выделяет споры, которые вдыхать нельзя, или еще чего, или, может, ее даже жрать не обязательно, а просто когда жрешь, все происходит быстрее?..

– А откуда вообще это дерьмо взялось?

– Щелкнули правительственные склады, думали, обернуть против них, а все в итоге обернулось против всех, ох, божечки святы…

Он еще что-то говорил – я не слушал. И через двадцать минут уехал домой.



Я торопливо взбежал по лестнице, взяв с собой разводник. Открыл дверь. В квартире было тихо, и никто не откликался. Я медленно вошел в кухню. Дерьма в урне не оказалось.

Так же осторожно я пробрался в комнату. За диваном лежал мой брат. Из его разверзлой груди выбиралось что-то невообразимое.

22:21
02.10.16