Наталье Кетнере реферативное инфо о кн. За счастье

         
         Здравствуйте, уважаемая Наталья
Поразмыслив, я пришел к выводу, что Вам нужна реферативная инфо по моей книге. Я просмотрел ее текст еще раз в этом ключе и в соответствии с этим набросал следующее. Привожу вначале оглавление (содержание) этого максимально возможного и полезного для Вас реферативного инфо с соответствующими ниже пояснениями и ссылками на попутные материалы.

Содержание

1. Обложка.
2. Эпиграф
3. Предисловие.
4. Причины переселения.
5. 6-ая цивилизованная волна переселения латышей под Новгород.
6. Покупка переселенцами собственной земли.
7. Быт и обычаи латышских переселенцев Новгородской колонии.
8. Вероисповедание переселенцев.
9. Жизнь колонистов после сталинской коллективизации.
10. Немецкая оккупация и судьба латышских колонистов и их потомков.


1. Обложка.
Яркая, с немного зябким, неуютным и колючим пейзажем земли латышских переселенцев под Новгородом. На переднем плане кажется бесконечное заснеженное поле, в конце которого виден одинокий хутор с высоко задранным колодезным журавлем и ветряком перед ним на фоне деревьев и маковок куполов многочисленных православных храмов близлежащего Великого Новгорода. Большие красные буквы названия книги посредине символизируют счастье и радость от приобретенной в неограниченное временем пользование своей собственной земли и страстное желание свободно трудиться на себя на Новгородчине, а также кровь и страдания колонистов с приходом к власти большевиков после Октябрьского переворота и особенно в период принудительной сталинской коллективизации и массовых репрессий 1930-1938 годов. На самом верху обложку обрамляет латышский национальный орнамент, выполненный  в виде горизонтальной ленточки–приевите. На задней стороне обложки приведена на русском и латышском языках краткая аннотация содержания книги.

2. Эпиграф
В эпиграфе звучит неукротимая тоска латышских переселенцев в России по добровольно покинутой исторической Родине, именно, ею пронизана сполна первая строчка народной песни “P;t veji;i” (“Вей ветерок”).

3. Предисловие.
Начав поиски своих предков с составлением родословной, благодаря архивным материалам я неожиданно обнаружил много латышских семей, родственных фамилии Эглескалн, и их новых знакомых переселенцев из Латвии, живших отдельной латышской диаспорой или колонией под Новгородом вокруг сельского поселения Ермолино.

4. Причины переселения.
Многовековая рабская, безжалостная эксплуатация латышских крестьян немецкими баронами и бесправное, нищенское существование на выживание без права иметь собственную землю, стали основным поводом для переселения их в Россию на свободные и дешевые земли. Х. Стродс в своей статье отмечает 5 волн стихийных переселений из Латвии в Россию с 1830 по 1865 годы, которые пугали местную власть и жестоко подавлялись, особенно в начальный период.

5. 6-ая цивилизованная волна переселения латышей под Новгород.
Именно так я называю это последнее массовое переселение латышских крестьян под Новгород со второй половины 1884 года до Гражданской войны в Россию. Оно стало возможным благодаря переосмыслению своего отношения и понимания Царским Правительством пользы для страны освоения пустующих заболоченных и неплодородных земель северо-западных территорий России и процветания отечества. На государственном уровне Министерством финансов были изданы 2 основополагающих и директивных документа: «Положение Комитета Министров высочайше утвержденного 10-го июля 1881 года о переселении крестьян на свободные казенные земли» и дополнения к нему «высочайше утвержденного 17-го февраля 1884 года положения Комитета Министров о переселении крестьян на свободные казенные земли, распространить на лиц, хотя и не принадлежащих к крестьянскому сословию, но издавна занимающихся хлебопашеством, как главным источником средств к пропитанию себя и своих семейств и по быту своему не отличающихся от крестьян». Эти документы были официально разосланы Департаментом Окладных сборов (Отд. ;;;, стол 1 Министерства финансов) Казенным палатам Российских губерний циркулярно 31 августа 1881 года и 8 марта 1884 года соответственно за № 4589 и №1091.
Известно, что (по определению Х. Стродса) организатором пятой волны переселения латышей 1863–1865 годов в Чудовский район Новгородской губернии был реформатор младолатышей Кришьян Валдемарс. С этой целью он купил в поместье Дерево Новгородской губернии 2000 пурвиетас, предположив поселить на этой земле 400 крестьянских семей, продавая каждой из них по 50 пурвиетас. Земля на заброшенных, заболоченных и непригодных участках площадью одна пурвиетас (;0,4 га) стоила под Новгородом около 5 рублей, а в Курляндии — 20–40 рублей. Конечно, не каждая семья переселенцев могла найти деньги на переезд и приобретение в собственность земли. Например, переселение и устройство в Самарской губернии для одного человека стоило 400 рублей, семье из трех человек — 800, а семье из пяти человек — 1000 рублей. Поэтому в своем подвижническом шаге при организации переселения латышей из Латвии в Россию Валдемарс рассчитывал на более или менее состоятельных крестьян, у которых могло быть в наличии от 1000 до 1500 рублей. Желающих покинуть свою историческую Родину и переехать на новые земли, как показал Стродс, было немало. Он отмечает, что “за период с 1850 года до начала ХХ в. из Латвии в Россию переселилось около 300 тысяч человек (15,5%)» и что «переселение жителей Латвии в Россию, как выражение несчастья, затруднений и бед сотен тысяч людей, происходило главным образом из-за тяжелой социальной и экономической ситуации в сельской местности”.
Отличие 6-ой волны переселения в Россию под Новгород от 5-й состояло кроме всего прочего и в том, что среди латышских крестьян были как богатые, так и бедные. Последние, работая сначала наемными, скапливали деньги и в последующем тоже покупали себе землю, становясь полноценными домохозяевами.

6. Покупка переселенцами собственной земли.
Латышские крестьяне поехали в Россию осознанно, предполагая, что под Новгородом они купят дешевые земли и, расставшись со своей исторической Родиной, приобретут на новом месте счастливую жизнь. Лейтмотивом принятого решения у каждого переселенца был девиз: «За счастьем в Россию!».
Согласно фрагменту из книги:
“Отец Эрнеста Эглескална Яков Ансисович, его два родных дяди Андрей и Эрнест, а также их многочисленные будущие родственники и соседи по латышской колонии (Закрепские, Спруде, Зомберги, Русини, Дамберги, Озолс, Медусон, Преде, Лаупе (Лаубе), Арайс, Эсте, Трусе и мн. др.) оказались состоятельными и смогли купить разные по размеру участки заброшенных земель, площадью от 5 до 40 десятин (гектаров) вокруг деревень Березовка, Ермолино, Николаевка, Дмитровка, Люболяды, Горынево, Нащи под Новгородом. Их устраивало при этом многое.
На новом месте жительства им были близки идентичные природно-климатические и почвенно-геологические условия. Новгородская земля, изобиловавшая смешанными лесами и перелесками, низинами и озерами, была такой же, как и в Латвии, требовала тех же усилий по ее обработке, мелиорации и устройству водоотводных канав с защитными лесными полосами. Латышским хуторянам все эти сельхозработы были привычными, а молодежь эти навыки перенимала от своих предков из поколения в поколение. Новая земля находилась не слишком далеко, всего на расстоянии не более 500 км, от их родного дома в Латвии. Их подкупало и то, что совсем близко были расположены довольно крупные места сбыта производимой ими сельхозпродукции, так как до Новгорода езды было 12 км, а до столицы России Санкт-Петербурга — 150 км. Позитивное мнение на переезд исходило от вернувшихся ходоков, возвестивших при возвращении из ознакомительной поездки в Россию о том, что «растут на той земле дубы, а значит, по преданию латышей, на выращенные хлеба урожаи будут».

Факт того, что переехавшие латыши покупали заброшенные земли под Новгородом, находит подтверждение в частично сохранившихся документах, хранящихся в фондах Государственного исторического архива Новгородской области. В частности, в присланной мне архивной справке № 596/02 от 6 августа 2013 года сообщалось, что «при просмотре документов фонда № 102 “Новгородская уездная земская управа Новгородской губернии” в поземельной книге за 1916 г.» значатся крестьяне из Курляндской губернии, купившие земли и ставшие частными владельцами наделов в Троицкой волости Новгородского уезда. Среди них упоминаются мой прадед Эглескалн Андрей Ансисович, его сын Эглескалн Ермолай (Эрнест) Андреев и их соседи по хутору Лаупе Эрнест и Спруде Антон.

Российская Федерация Новгородская область       
Департаент культуры и туризма Новгородской области
Государственное областное казенное учреждение
Государственныйархив Новгородской области               
       (ГОУ ГАНО)                Эглескалн Ю.               
               
173003, Великий Новгород                125367, Москва,               
ул. М. Джалиля-Духовская, д. 31                Волоколамское ш.,  д. 43, корп. 1,               
тел/факс (816 2) 77 36 81   
e-mail: gougano@yandex.ru
06.О8.13  № 596/02
на № ____ от  ____
                Архивная справка
На Ваш запрос входящий № 596/02 от 05.02.2013 г. государственное областное казенное учреждение «Государственный архив Новгородской области» (ГАНО) сообщает, что при про смотре документов фонда № 102 «Новгородская уездная земская управа Новгородской губернии» в поземельной книге частных владельцев Новгородского уезда за 1916 г. по Троицкой волости значатся:
«Пустопорожний казенный лес (Николаевская дача).
Владелец: наделы крестьян из Курляндской губернии, 1 и 2 Ново-Николаевского общества в числе 86 душ подворного владения:
Лаупе Эрнест — 28,4 дес.;
Пожня без названия (Клин)
Владелец: Спруде Антон, новгородский мещанин — 9,5 дес.;
Сельцо Горынево с пустошами Крестьяне Николаевского общества:
Эглескалн Андрей Анс. — 20,0 дес.;
Спруде Андрей Иванов, новгородский мещанин — 17,0 дес.;
Эглискал Ермолай Андреев, крестьянин Березовского общества — 15,0 дес.
Пустошь Наумцево Крестьяне Николаевского общества:
Эглескалн Андрей Анс. — 12,0 дес.
Основание: Ф. 102. Оп. 1. Д. 10. Л. 38 об., 72 об., 73 об., 74 об., 75 об.

Я думаю, наши  латышские переселенцы радовались, как дети, так как смогли купить там до 15-30 га пустовавшей, заболоченной земли. Привычные к тяжелому крестьянскому труду, они быстро освоили эти земли, обзавелись хозяйством, с/х инвентарем, нарожали детей, помогая друг другу в севе и на уборке урожая. Так под Новгородом образовалась в 300-400 хуторов латышская колония. У них была своя латышская школа, лютеранско-евангелическая церковь и кладбище. Сельхозпродуктами они обеспечивали Новгород и Ленинград, в 1917 г. спокойно приняли соцреволюцию

7. Жизнь и быт латышских переселенцев Новгородской колонии.
При переезде в Россию будущие латышские колонисты везли с собой не только своих коров и орудия труда, но и свои традиции, обычаи, латышский язык и свою культуру жизни и хозяйствования. Латышские переселенцы знали не по наслышке, какой ценой доставалась их потомкам возможность работать в качестве батраков не на своей, а на арендуемой у помещиков земле. Поэтому, став домохозяевами своей земли, они вкладывали в нее душу, любовь и приобретенные предками навыки. Колонисты на первых порах окультуривали наделы своей земли, они произвели корчевание, уборку камней и валунов, мелиорацию, вспашку, засевали поля пшеницей, рожью, овсом, также сеяли горох, клевер, тимофеевку; выращивали картофель, держали скот: коров, свиней, овец, лошадей; разводили сады, пчел; занимались продажей сельскохозяйственных продуктов и ремесленных изделий. Обстоятельность и трудолюбие латышей проявлялись не только в религиозных вопросах, но и в практической повседневной жизни. Эти черты латышских хуторян Новгородской колонии подтверждают строки из газеты “Звезда” за 1927, № 193, с. 6. в рубрике “Новгородская деревня”:
“русским крестьянам нужно учиться у латышей вести сельское хозяйство. В избах латышей - чистота и опрятность. Около избы увидишь небольшой цветник, во дворе соблюдается чистота, скот содержится в хороших, просторных хлевах - навоз не накапливается в хлеву, а почти каждый день вывозится за хутор - на поле..… Латыши стараются использовать каждый кусок земли, старательно обрабатывают землю, большое внимание обращают на развитие крупного рогатого скота, который дает им масло, творог, сыр в большем количестве, чем у русских. Любовь к хозяйству дает латышу хороший доход, который идет на улучшение своего хозяйства, на приобретение машин и орудий”.
По-существу, латышские крестьяне Новгородской колонии вели натуральное хозяйство, все члены хутора, включая едоков с домохозяином, вписывались в семейный размеренный крестьянский быт. Зимой мужчины скорняжничили, гнали деготь из березы и строгали из нее дранку для покрытия крыш, гнули дуги, делали бочки, колеса и прочее, а женщины, вязали рукавицы, носки и кофты, ткали полотна, шили одежду. Летом взрослые заняты посевами, сенокосом, уборкой урожая. Подрастающие дети учились, с малых лет пасли скот, помогали на сенокосе, пахоте и уборке урожая.
Мое знакомство с латышским хутором приведены во фрагменте из книги “За счастьем в Россию”, глава 2. "Латышские хуторяне", где я делюсь своими впечатлениями от посещения хутора своих родственников, поскольку уклад, работа и быт их ничем не отличался от тех, которыми были заняты их родители и они сами в латышской колонии под Новгородом.

8. Вероисповедание переселенцев.
Латыши Новгородской колонии до переезда в Россию были в основном прихожанами евангилическо-лютеранской церкви, и они оставались верными ей до конца и после переезда, несмотря на последовавшие в 1930-х годах репрессии по отношению к священнослужителям и прихожанам. Это следует из фрагмента из гл. 2 моей книги о моем двоюродном дяде Эрнесте Яковлевиче:
“Эрнест Яковлевич Эглескалн был истинно верующим человеком. Его вера (в отличие от бывших функционеров коммунистической партии России, зачастивших после произошедшей в 1991 году перестройки публично «засветиться» перед телекамерами на церковных службах) исходила из многовекового уклада крестьянской жизни в Латвии и жизни его предков, не отделимой от веры в Бога. Как указано в архивной справке № 3-Э-160 от 23.05.2012 г из Latvijas valsts vesturis arhivs, «члены семьи предков Эглескалнс являлись прихожанами Дурбенского Северного латышского евангилическо-лютеранского прихода» с конца XVIII века.
Его вера и его жизнь — это для него, органиста лютеранской церкви, одно целое, неразделимое, и Эрнест Яковлевич не скрывает феномен своего существа на допросе, не понятный садисту-следователю:
Вопрос: Уточните вопрос о Вашем выселении?
Ответ: До выселения я был в лютеранской церкви органистом и принимал участие в распространении лютеранской веры за что и был выслан.
Вопрос: Вы лишались избирательных прав?
Ответ: Да, в 1928 году я был лишен избирательных прав как служитель культа лютеранской церкви.
Вопрос: Вы будучи в ссылке оставались лютеранцом?
Ответ: Да, я до самого ареста оставался убежденным лютеранцем.
Вопрос: Вы, будучи в ссылке вели разговоры о лютеранской церкви?
Ответ: Да, такие разговоры я вел с фельдшером Лейтлаундом и другими. Лейтлаунд старался меня в этом переубедить, но я все же оставался в своем убеждении.
Вопрос: Вы жене Лейтлаунда в 1927 году давали молитвенник?
Ответ: Да, такой случай был. Я имел много книг священного писания и решил можно отдать, кому они были необходимы.

Вера в Бога у Эрнеста Яковлевича — это не простое поклонение Богу, она у него, как у органиста, по-моему, имеет наиболее разительное духовное развитие и начало, характеризующее его как одаренную личность”.
В то же время многие латышские переселенцы по некоторым соображениям стали прихожанами баптистской церкви (м.б., из-за близости расположения молельных домов или активности священнослужителей - евангельских христиан-баптистов в то время на Новгородчине).
Однако в начале 30-х гг. “богоборческой властью” Советов все общины Новгородчины были ликвидированы, молитвенные дома отобраны, а затем большая часть верующих, как латышей, так и русских, была репрессирована. Подобным образом, “фактически стопроцентно, репрессиям всех видов подверглись новгородские служители религиозного культа всех конфессий”.

9.Жизнь колонистов после сталинской коллективизации.
Для иллюстрации этого пункта содержания привожу фрагмент из гл. 3 о жене моего двоюродного дяди Эрнеста Яковлевича Марии Яновны Закрепской, оставшейся одной в д. Березовка с 6-ти летним внуком Бруно (Борисом) на руках:
“Мария Яновна после организации колхоза “Безбожник”, созданного в 1931 году на базе отобранных коммунистами земель, домашнего скота и сельскохозяйственного инвентаря у латышских переселенцев, осталась жить там же, на Новгородской земле. Она стала работать в колхозе простой дояркой и в выделенном ей советской властью своем, небольшом подворье. Все мысли и заботы ее были связаны с тем, чтобы вырастить и «поставить своих детей на ноги». Ей это вполне удалось, несмотря на все перипетии и трудности 20–30-х годов. Дети уехали в Ленинград, получили высшее образование, начали работать.
Вслед за проведенной принудительной коллективизацией среди «новоиспеченных» колхозников начался голод. Ей, привыкшей ранее быть хозяйкой и жить в достатке, было трудно прожить с внуком на скудные трудодни. Как вспоминает Сподра, будущая жена Бориса и невестка ее дочери Эльфриды, в записках, написанных по моей просьбе, голод и нищета были настолько велики, что Марии Яновне приходилось давать Боре с собой в школу на обед немного сваренной картошки. Если с одеждой у внука было сравнительно неплохо, то с обувью возникли проблемы. Единственные ботинки были рваными, и Боря целый день ходил с мокрыми ногами, так как новую обувь не на что было купить. Сама Мария Яновна вставала чуть свет, уходила на колхозную ферму и возвращалась затемно.
Из разговоров на ферме она узнала, что в осенние дни 1931 года ОГПУ арестовало ее теперь уже бывшего мужа Эрнеста: его сослали на 10 лет в Сибирь. Он хоть и женился на молоденькой Эльвире в 1928 году, но Мария первое время не могла этому поверить, в ее мыслях Эрнест был все еще с ней. Но позже, все-таки осознав, что это, действительно, не так, в душе у нее осталась обида на него. Ей было совсем не просто справляться одной с хозяйством. Она сильно уставала от бесконечной и беспросветной тяжелой сельскохозяйственной работы, хотя и была к ней привычна с детства. Да и обстановка в России в это время стала неспокойной. С 1926 года многих односельчан под всякими предлогами стали лишать избирательных прав. Начались гонения и травля молодых латышей, поверивших в советскую власть и добровольно вступивших в ряды непонятной ей организации Ленинский комсомол. Ее младшие сыновья все время были заняты на собраниях, митингах и прочих комсомольских мероприятиях. И вот неожиданно во второй половине 20-х годов началась, по рассказам сыновей, их травля через Новгородскую газету “Звезда”, обвинения в том, что они дети кулаков и мешают проводить линию партии по всеобщей и сплошной добровольной коллективизации в стране. Закрыли латышское отделение ВЛКСМ. Хорошо, что младший Жан, а потом и средний сын Фриц уехали в Ленинград. Однако хозяйство свалилось на одинокую женщину с малолетним внуком на руках. А тут еще в 30-х годах прошли первые показательные аресты на хуторах латышей, превратившихся в одночасье из тружеников села в кулаков. Наконец, разразилась сплошная коллективизация с угрозами и запугиванием неминуемыми арестом и высылкой в случае отказа от этой коллективизации.
В минуты раздумий о своей судьбе вдруг появлявшиеся малодушие и отчаяние как рукой снимало, когда Мария Яновна видела перед собой своих детей, ради которых она могла, как ей казалось, терпеть свою одинокую жизнь брошенной жены, без мужской близости и поддержки, целую вечность. Но пришла к ним коллективизация, власти отобрали все, нажитое долгим и упорным трудом. Чтобы прокормиться, Мария вступила в этот новообразованный колхоз, названный, как надругательство над верующими переселенцами латышской колонии, “Безбожник”. Она стала работать на колхозной ферме дояркой, доила своих и чужих коров, получая один трудодень за день, оставаясь голодной и нищей. Как больно ей было смотреть на своего всегда голодного, в рваных ботинках шестилетнего внука. На свой несчастный трудодень она не могла его досыта накормить и одеть. Мария была в полном отчаянии, а положение ее, казалось, было безвыходным. Она все чаще подумывала, а не найти ли ей порядочного и работящего мужика в дом, чтобы облегчить свою жизнь одинокой женщины. И вот, когда ее бывшего мужа Эрнеста арестовали и увезли в далекую Сибирь на 10 лет, она решилась, ради спасения, как ей казалось, в первую очередь внука, выйти замуж за латыша Озолса, проживавшего в том же Березовском обществе…..”

10.Немецкая оккупация и судьба латышских колонистов и их потомков.
Для иллюстрации этого пункта содержания привожу фрагмент из гл. 3 о Марии Яновне Закрепской:
“О дальнейшей печальной судьбе своего 2-го мужа Фридриха Яновича Озолса после его ареста ни Мария Закрепская, ни ее внук Боря никогда не узнали, так как органы НКВД в то время им об этом не сообщили. А у самой Марии Яновны только за год до этого было свое безутешное горе, так как она узнала от своей невестки Александры Васильевны Курешовой, что 5 ноября 1937 года в Ленинграде арестовали ее старшего сына Августа, ст. лейтенанта РККА, начальника кабельно-монтажно-восстановительного отделения 2-го полка связи, который окончил экономический факультет Ленинградского политехнического университета, работал затем заместителем Управляющего государственным банком Ленинграда, и был главной опорой и надеждой их семьи. А сама невестка осталась в Ленинграде с двумя малютками: старшим годовалым сыном Арнольдом и трехмесячной дочкой Ларисой, о рождении которой Августу Эрнестовичу даже не было известно. Его дочь родилась 19 декабря 1937 года, а в это время, как теперь стало известно из следственного дела, в Ленинградском централе органы НКВД 30 декабря 1937 года закончили свои допросы с пристрастием, получили подписанные протоколы с признательными показаниями и приговорили Августа к расстрелу. Жене Августа Алечке выдали предписание в течение трех месяцев с детьми покинуть Ленинград, как жене репрессированного.
Мне трудно себе представить, как это только Марии Яновне удалось перенести и выдержать все эти свалившиеся друг за другом несчастья и переживания. Думаю, что у нее была одна единственная спасительная, пронизывающая все ее истерзанное существо, мысль о внуке: ”Я должна выстоять и жить ради спасения своего внука Бори, который, так распорядилась судьба, остался крохотным на моих руках. Никто на свете не может помочь ему сейчас, кроме меня”.
                1940-е годы. Немецкая оккупация
После ареста в 1938 году второго мужа Мария Яновна опять осталась жить с внуком одна, продолжая по-прежнему работать дояркой в колхозе. Нервно-психическое состояние ее в связи с исчезновением Озолса выровнялось, но житейские трудности оставались такими же. Вот, как пишет об этом времени будущая жена внука Бори Сподра. В переводе на русский язык почти дословно это читается так:
“Бабушке было очень трудно работать в колхозе дояркой. С раннего утра до позднего вечера она была на ферме. Хлебушка постоянно не хватало. Обычно бабушка утром оставляла немного приготовленной картошки, чтобы Боря забрал ее с собой в школу на обед. Школа была далеко. С одеждой было лучше, но вот с обувью очень плохо. Сам старался кое-как починить износившуюся обувь. Однако ноги были всегда мокрые и замерзшие”.
В 1939 году, через год после ареста Озолса, Боря окончил 7 классов сельской школы, но не так, как хотела его мама Эльфрида Эрнестовна (ранее она обещала Боре забрать его к себе в Ленинград, если оценки в табеле будут хорошими и отличными). Однако Эльфрида в это время (с мая 1935 года) была выслана в Саратовской ссылку, откуда ей органы МВД и НКВД не разрешили приехать в деревню Березовскую на помощь к своему сыну и матери. Вероятно, из ссылки она писала своей маме письма и передавала свои указания через нее Боре. Узнав, что оценки у Бори оказались далеки от желаемых, она настояла на том, чтобы Боря пошел учиться в 7-й класс повторно затем, чтобы добиться хороших знаний. Она обещала, что после этого непременно возьмет его к себе в Ленинград, где он сможет продолжить свою учебу дальше. Это были ее радужные надежды. А может быть, она, зная тяжелую обстановку в стране и в деревне, не хотела, чтобы ее сын просто так болтался неприкаянным. Она, вероятно, надеялась, что в школе сыну будет лучше. На самом деле все оказалось наоборот. Благое ее пожелание Боря воспринял как оскорбление его юношеского самолюбия, это решение мамы его очень обидело. Он пошел в школу и стал учиться повторно в 7-м классе. При этом он чувствовал себя второгодником, это мучило его и унижало. Вместо того, чтобы стараться в учебе, как хотела того Эльфрида, он перестал готовить домашние задания и зачастую прогуливал уроки. Естественно, после повторной такой учебы в 7-м классе и окончания школы весной 1940 года табель успеваемости оказался намного хуже предыдущего. Делать нечего, пришлось идти работать учеником и подсобным рабочим в колхоз на ферму к бабушке.

Не затихла еще неизлечимая боль от коллективизации с последовавшими репрессиями и грубой конфискацией имущества у латышских хуторян, с нищенской и трудной жизнью в колхозе, как неожиданно нагрянуло новое трагическое испытание не только для бабушки Марии и ее внука Бориса, но и для всей необъятной России — 22 июня 1941 года Германия напала на Советский Союз.
Немцы наступали стремительно в сторону Новгорода с целью захвата Ленинграда, и к концу августа 1941 года их передовые части неожиданно появились на окраинах города. В панике шла эвакуация из деревень латышской колонии. По рассказу найденной мной в Москве внучки Ларисы Августовны Эглескалн-Друиной события развивались трагические: «Колхозных коров с доярками и другим крестьянским людом отправили к Новгороду. Для переправы через реку Волхов всех погрузили на баржу. Когда баржа отплыла по тихой воде Волхова на середину реки, неожиданно налетели немецкие самолеты. Они подожгли баржу, расстреляли скот и практически всех сопровождающих. Оказавшись в воде и испугавшись, что может утонуть, Мария Яновна кричала своим землякам: “Помогите Алечке и ее детям”, – так ласково называл свою жену Август Эрнестович Эглескалн».
Родные после тех страшных событий много лет думали, что Мария Яновна Закрепская в том эпизоде начала войны была на барже с другими колхозниками родной деревни, а поскольку не умела плавать, то утонула во время налета немецких самолетов. К счастью, как я выяснил при проведении своих поисков родных и близких, Марии Яновны там на этой барже не было. Она осталась в своем доме в Березовке с внуком Борей до прихода и оккупации немцами Новгородской земелт……

В марте 1942 года немцы объявили латышам об отправке их в Латвию. По воспоминаниям внука Марии Яновны Бориса (Бруно) Медусон, переданных мне его женой Сподрой, которую я отыскал в латышском городке Айзкраукле, все происходило тогда следующим образом: «Все очень обрадовались, плакали и обнимались, поскольку они решили, что смогут встретиться там со своими милыми родственниками, и начнут новую жизнь после их ограбления советской властью и неожиданно негаданно наступившей нищеты и голода  в колхозах. Но латыши тогда еще не знали, что немцы везут их в рабство, батрачить на остзейских помещиков, прибывших вслед за немецкими передовыми военными подразделениями и частями. Въехав в Латвию, поезд в Резекне повернул в другую сторону — в сторону Германии, и все латыши снова почувствовали себя несчастными и обманутыми».
В Латвии немцы оставили женщин и детей, а остальных, кто покрепче и моложе, повезли дальше, в Восточную Пруссию и в Германию. В течение следующих 4 месяцев, с марта по июнь 1942 года, Мария Закрепская с внуком Борисом (Бруно) были заключенными в концлагере города Найденбург Восточной Пруссии. Затем их с некоторыми земляками из их эшелона повезли еще дальше — в захваченную Польшу и  Германию, где они побывали в концлагерях городов Штеттцин и Гюстров. Между прочим, в одном поезде с Марией Закрепской ехали жена ее брата Августа Яновича Лина, две их дочери — Эльза и Эльфрида с сыновьями Борисом, Виктором и Адольфом. Последний был с молодой беременной женой Феней. Их оставили в лагере города Найденбург, где Феня в апреле 1943 года родила сына Эрика Адольфовича Закрепского.

Мария Яновна Закрепская была все время рядом с внуком Бруно Медусоном. Она не бросила его одного, хотя для работ в Германию немцы отбирали в основном молодых и крепких. Вместе с внуком Марию Яновну в июне 1942 года привезли в город Гюстров. Оттуда их направили на работы в большое садово-огородническое хозяйство, расположенное в местечке с одноименным названием. Здесь они проработали два года, а в середине июня 1944 года бабушка заболела и умерла от рака. Так трагически оборвалась тернистая и тяжелая жизнь Марии Яновны Закрепской, матери Августа Эрнестовича Эглескална”.

C началом войны и немецкой оккупации латышская колония под Новгородом в принципе перестала существовать. Время разбросало бывших колонистов, одни были расстреляны или умерли в ссылках, другие вернулись в Латвию, а третьи остались жить на прежнем месте там, где когда-то образовалась, выросла и процветала многочисленная колония латышских переселенцев под Новгородом. Среди возвратившихся в Латвию я нашел потомков из нескольких родственных нам семей бывших колонистов. В пятой главе книги со своими  комментариями я поместил списки репрессированных колонистов, составленные на основании полученных в Управлениях ФСБ РФ 7 следственных дел в отношении арестованных и репрессированных Новгородских колонистов, и электронной книги “Жертвы политических репрессий в СССР”. Что касается оставшихся жить после войны на прежнем месте колонистов, то весной 2010 года глава администрации Ермолинского поселения Валентина Тойвовна Медунен своей рукой написала список из 15 латышей из семей переселенцев, жителей этого поселения. В нем, как видно ниже, записаны пожилые по возрасту латыши, девять из них – одинокие вдовы, а четверо - мужчины. В настоящее время в основном их уже нет в живых, а самая молодая из них Альпина Эльза Эдвартовна, 1936 г.р., вероятно, уехала на другое местожительство.

Список из 15 латышей переселенцев Новгородской колонии, оставшихся жить на прежнем месте в России после окончания Отечественной войны

1. Цельпин Евгения Федоровна,      …………., д. Березовка
2. Лаубе Эмилия Ермолаевна,       ……………., д. Березовка
3. Лаубе Мардента Яковлевна,      ……………., д. Березовка
4. Буман Андрей Иванович,       ……………… ., д. Кожевница
5. Мемберг Александра Петровна,1915 г.р., д. Горынево
6. Мемберг Эрнест ………………………………………….
7. Юрмальне Мада       ………………, 1865 г.р., д. Николаевская
8. Прыга Мада         ………… ……, 1897 г.р., д. Николаевская
9. Якобсон Анлиза Адамовна,…...1908 г.р., д. Николаевская
10. Якобсон Анна       …………….,  1881 г.р., д. Николаевская
11. Медусон Федор Иванович,  ……1813 г.р.,  д. Николаевская
12. Альпина Валентина Яковлевна,1911 г.р., д. Николаевская
13. Альпина Эльза Эдвартовна, ….1936 г.р., д. Николаевская
14. Копштал Рейнольд Карлович,..1912 г.р., д. Дмитровская
15. Клаупик Эмилия Владим,  ……..1910 г.р., д. Дмитровская
 
Есть еще 4-ая группа – это молодые потомки колонистов, уехавшие из Новгородской колонии во время проведения коллективизации на учебу или работу в другие города и оставшиеся жить после войны в России. Их судьба разбросала по тем или иным причинам по всем уголкам страны, у них свои семьи, внуки и правнуки. Большинство из них связало свою судьбу с Россией до конца своей жизни и считают ее свой Родиной.

В приложенных файлах приведены дополнительно:
1. Обложка книги “За счастьем в Россию”.
2. Аннотация к книге.
3. Фрагмент из гл. 2 книги – “Латышские хуторяне”.

Юрий Эглескалн
Москва, 05.11.2016