Свято место. Глава 13

Медленно сменяемые пейзажи уже настолько примелькались, что смотреть вокруг стало просто невыносимо. Становилось жарко, в неподвижном воздухе как летом зажужжали недоевшие и, наверное, от этого злые, огромные слепни.

Семен пытался спать, не получалось, ноги затекли от неудобства положения, заныла постоянно напряженная спина. Чтобы отвлечься он начал молчаливую охоту на смачно хрустевших под его ладонью кровососов. Придумывал разные хитрости, поджидая удачного момента, затем наносил, правда, не всегда точный, удар.
– Я уже штук пятнадцать прихлопнул, – похвастался он Ане.
– Молодец, – вяло похвалила, с ногами забравшаяся на телегу и севшая «по-турецки», Аня.

Перминов страдал молча. Замолчал и Сабанов. Лошадь шла, казалось, все так же неторопливо и размеренно переставляя сильные ноги.

– Далеко, еще? – наконец, спросил Сашка.
– Сейчас уж не далеко, еще с полчаса помаемся и приедем, – пояснил Сабанов.

Помаялись минут сорок. Сабанов остановил повозку на краю не густого березового леса. Деревья стояли аккуратные, прямые, как на картинке. К одной из берез Сабанов и привязал выпряженную лошадь.
– Тут покос был, чуть не самое большое плесо. А нынче, за десяток-то лет, вон какие березы выдурели, – Сабанов помогая разгружать телегу, оглядывал заключенное меж деревьев широкое пространство.

У леса деревья были повыше и помощнее, к центру постепенно сходили на нет, отображая, как бы разные древесные поколения, отвоевывающие землю у заброшенного, погибающего сенокосного луга.

– Не передумали, ночевать-то? – обратился к Перминову Сабанов.
– Да нет, заночуем, только место для лагеря надо удобное найти, – Сашка бродил вокруг, критически разглядывая пейзажи.
– Так вон, на кромке и ставьте, – Сабанов кивком головы показал направление.
– Нет, там слишком открыто, – не согласился Перминов.
– А тут никто не бывает. Сами видели, не единого следочка нет, трава не измята. Так что ставьте где понравится, лишь бы удобно было.

Семен, вытащив из рюкзака топор, направился в лес за дровами. Аня ходила вокруг лошади, срывала траву посочнее и предлагала ей.

Перминов определился с расположением и начал переносить на выбранное место пожитки. Аня кинулась ему помогать. Стали разворачивать палатку. И тут, вдруг выяснилось, что столь тесно работать с Аней Перминов ну никак не может. Он, молча, отошел от развернутого полотна и как будто занялся переноской спальников и ковриков. Палатку Аня ставила с Сабановым. Вскоре появился и Семен с первой валежиной.

Через час, на дикой плоскости бывшего покоса возвышалось человеческое обиталище со всеми его атрибутами. Облаком стлался дым костра, колыхался на ожившем ветру полог палатки, неподалеку, как и положено отчужденно, чернела куча топлива.

– Так, времечка-то уже многовато. Поздно выехали, да тут еще сколько прошарашились. Может, с утра и пойдем? – обратился Сабанов, на этот раз, к Семену.
– Василий Григорьевич, давайте сейчас сходим, а утром займемся разведкой уже как положено, по всем правилам, и так вчерашний день впустую прошел. Ну, если только, картошку не считать, да баню, – оговорился он, почувствовав напряженность Сабанова.
– Не надо бы к ночи-то… – нерешительно мялся Сабанов.
– Тогда, что еще тянуть? Пошлите, – Семен отложил топор, которым рубил принесенный сушняк.
– А тут кто останется? Аня-то пусть ужин варганит, – Сабанов никак не мог выбрать, с кем из двух аспирантов говорить. То лидерство брал Семен, то Перминов выглядел начальственнее и категоричней.
– Сашка, пусть остается Аньку сторожить, а мы пойдем, – распорядился Семен.
– А, чо это я останусь? – замямлил Перминов.
– Сашка, открытый лист на кого берем? – вопросом напомнил Семен.

Недовольный Перминов взяв топор, принялся рубить, неумело и опасно замахиваясь, недорубленные Семеном сушины.
– Ты не покалечься только, – негромко сказал Семен, – да Аньку не обижай, – добавил он уже громче, чем вызвал злой взгляд Перминова и первую после дороги Анину улыбку.
– Ну, идем? – обратился Семен уже к Сабанову.
– Фонарь возьми, а то точно отемняем, – вспомнил вдруг Василий Григорьевич.
– Так нет фонаря-то, мы его и не берем никогда. Ну, разве что на Аниной мобиле, – вспомнил Семен.
– Аня телефон дай, – крикнул он.
– Зачем, я смотрела, тут связи нет? – отозвалась издалека Аня.
– Фонарик твой нужен.
– Зачем фонарик-то?
– Там метки, обратно по-темну пойдем, можем просмотреть, – объяснил Сабанов.
Аня молча передала телефон, задержав на какой-то миг руку Семена.
– Давайте как нибудь недолго…
– Ну, уж как получится, – Семен, как потом ему показалось, грубовато отстранил ее.

Солнце обозначило время заметно удлинившимися тенями, на траве и березовых ветках блестели невесомые паутинки, только глухой стук все удаляющегося перминовского топора, да шуршание трав под ногами Семена и Сабанова нарушали вплотную подступившее, тягостное безмолвие.

Они молча шли, вначале краем все того же зарастающего покоса, потом Сабанов свернул в лес. Под ногами оказалась совершенно заросшая дорога, кое где на ней, более тонкие, чем в окружающем лесу, поднялись березы и осины. Иногда нога попадала в скрытую много лет некошеными травами подлую колею, на что Сабанов еле слышно матерился.

Неожиданно, Семен так и не понял когда, под ногами стало сыро, засопела вода, отзываясь на каждый шаг влажным чавкающим неприятным звуком, просачиваясь меж корешков и стеблей и затем, когда убирали ногу, вновь впитываясь.

– Вот оно, Проклято болото, – наконец остановился, тяжело дыша Сабанов, – давай сейчас передохнем, да и дальше пойдем, – он уселся на лежащий неподалеку осиновый ствол.
– Летом надо было, видишь короткий день-то уж. Да и воды много… – опять сокрушался Василий Григорьевич.
– А почему болото Проклято? – спросил Семен, садясь рядом.
– Ну, вот так вот, Проклято. Раньше, мир-то у деревенской бабы не большой был. Ни телевизора тебе, ни радио, ни газет. Поэтому и значение объектов в этом мире было большим. Сюда, на поля, или за дровами, видишь, как долго добираться надо было. Потом по нескольку дней обратно не вернуться, работать надо. Ну, молодежь, та на вечерки, понятно, убегала, дак потом несыпавши-то, кого наробишь? А оправдешны-то мужики, так тут и жили, от зари до зари работали, не то, что нынче в три часа, все, отстрадовался, да и гонит в деревню, чтобы к пяти успеть, а в пять часиков уж домой катит, как на производстве, а хлебушко-то хоть весь обвались… – Сабанов вдруг замолчал, видимо, припоминая.
– Так вот, – вспомнил он, недоговоренное, – провожали сюда надолго, бабам казалось, как на войну. В деревне проводы устраивали, ревели, по старикам за благословением ходили. Так и стало Проклято. А уж как возвращались, гулянка не один день была, и так каждый год. Дальше этих полей в сарайкинских угодьях ничего уж и нет. А старухи еще и всякие небылицы про него рассказывали… Вот, например, когда пойдем туда, оглядываться нельзя, как бы не хотелось. Ну и так, всякое…
– А если оглянуться?
– Я когда первый раз ходил, тоже так подумал, терпел, терпел, да и оглянулся. И все, дорогу начисто потерял. Шел за старичком одним, его нету уже, слышу его, а куда идти не пойму, он как-то понял, что неладно со мной, вернулся, так и нашлись, а то не знаю, что бы из меня получилось… Ну все, пошли...

Сабанов выбирал сухой путь, петлял, вертел головой, Семен шел следом за ним. Василий Григорьевич что-то находил, устремлялся дальше, вновь останавливался, опять искал какие-то ориентиры, снова шел. Семен тоже пытался разглядеть увиденное Сабановым, но кроме ивовых дебрей ничего разобрать не мог.
– Тут и волки не живут, и вообще охотники стороной эти места обходят. Ну, у них всегда было полно суеверий-то. Вот, говорят, если зверь: лось, или там косуля, к Проклятому болоту пошли, все больше не гонят. Вот так! А нынче их, охотников-то уж мало осталось. А которы остались, у деревни прямо и браконьерят, сам видел, все поля заросли, воля зверью-то, – по-ходу объяснял Сабанов.
– А, что, нам обойти это болото никак нельзя было? – спросил порядком запыхавшийся Семен.
– Да вот в том и дело-то, что Свято место в Проклятом болоте, как остров, что ли…

В глубине кустарников потемнело, тени поползли по чахлым осинникам. Семен, совсем взмок, уже в который раз захотелось остановиться и отдышаться, но Сабанов все шел, выбрав направление и размеренно шагая. Иногда ненадолго останавливался, Семену таких остановок, хватало лишь, чтобы перевести дыхание...
– Василий Григорьевич, может, передохнем? – не выдержал Семен.
– Нет, Семен Александрович, лучше давай еще шагу прибавим. Сейчас уж не далеко, а как дойдем там и отдохнем.

Семену, вдруг стало казаться, что в кустарниках кто-то еще есть, кто-то смотрит из темных зарослей, идет вслед за ними, останавливаясь на мгновение позднее. Он начал озираться, прислушиваться. Но кусты вокруг были совершенно непроницаемы, а шаги нестерпимо громкими от хлюпающей воды и шуршащей высокой, почти до пояса, травы. Оглянуться, хотелось все больше, он упорно держался, поверив старому краеведу, но и червячок неверия, что всегда движет исследователем, шевелился. Сдерживать его Семен не привык. Старшие коллеги, часто хвалили и всячески подпитывали этого червячка. Семен рассчитывал на него, надеялся, что именно он выведет к какой-то далекой большой цели, генеральной мечте, которую он еще не достаточно оформил. Контур, этой мечты, пусть пока не совсем ясный, уже вырисовывался, где-то там, в Прекрасном Далеке его Великой и Необыкновенной Судьбы.

И, конечно, он оглянулся. Оглянулся быстро. Что-то, показалось, мелькнуло в ближайших кустах. Семен оглянулся еще, ощущение присутствия только усилилось. Обернувшись, он уже откровенно всматривался в темнеющую чащу, даже остановился. Где-то, совсем недалеко, негромко всплеснула вода, с другой стороны еле слышно треснула сухая ветка…

Двигаться дальше, не выяснив, что это, было уже совершенно невозможно, и Семен стоял, вглядываясь и вслушиваясь в пространство будто бы все дальше прощупывая его. Где-то далеко-далеко слышалось шуршание травы от шагов Сабанова, его не громкий голос, он все еще, что-то рассказывал Семену. Кусты же вокруг будто придвинулись ближе, обступили, глядя в упор, зашептали что-то на непонятом своем наречье. Семен, озираясь, пошел за невидимым Сабановым. Делая несколько больших и быстрых шагов, останавливался, прислушивался и, выбрав направление, шагал снова. Совсем скоро он понял, что направление для следующего шага выбрать не может. Показалось, шаги Сабанова слышатся сразу с трех сторон, Семен стоял, в нерешительности, выбирая.

Надо было определить направление, хотя бы, вон, по солнцу. Однако и солнца уже не было. За кустами справа полыхал широкой полосой закат.
За спиной опять послышался всплеск, потом шуршание шагов в траве. Семен стоял, не шелохнувшись, прислушиваясь и озираясь.
– Э-э-эй, Семен Александрович, – кричал Сабанов. И кричал, где-то не далеко.
– Я здесь, – коротко крикнул в ответ Семен, и пошел на крик.
– Где стоишь, там и стой, – опять долетел крик Сабанова.

Семен стоял, время от времени, покрикивая банальное «Ау-у-у», на этот раз, покорно не двигаясь с места.

Опять послышались шаги, плеск воды, хруст веток. Появился хмурый Сабанов.
– Что, оглянулся?
– Оглянулся, Василий Григорьевич.
– Вот, почто сразу-то не слушаете? Нету веры-то в вас, молодежь… Все думаете, самы умны. И опять на том же месте шишку набиваете. Ну, неуж, если бы я не знал, стал бы всякую херню говорить, а? Ладно, хоть недалеко я ушел, а то бы и до завтрашнего вечера не нашлися... Да и вообще бы мог не выйти, были уж такие случаи. Лешаки бы ухайдакали, замаяли. Что, опять, скажешь, Сабанов, сказки говорит… Ладно, дальше пошли. Или, может, на выход, а?
– Пошли дальше, Василий Григорьевич, – не совсем уверенно произнес Семен.
– Сейчас уж, точно, по-темну доберемся, а еще обратно топать. Может, все-таки, до завтра отложим поход-то?
– Нет, пошли…
– Вот, поперешный, – Сабанов все же пошел первым, и совсем не в ту сторону, куда нацеливался Семен.
Выбрались они уже заполночь. Анин телефон, конечно, разрядили. Несколько раз Сабанов надолго останавливался, разглядывал и ощупывал кусты, наконец, определялся и они шли дальше. Дважды возвращались на сотню шагов назад, определялись снова.

Измученный Сабанов почти всю обратную дорогу молчал. Молчал, чувствуя себя виноватым, и Семен.

У ровно горящего, казалось, тоже очень уставшего, костра на валежине сидела в одиночестве Аня. С их приближением, долго и тревожно вглядывалась в темноту, хорошо видимая в свете пламени.
– Анька, это мы, не бойся, – окликнул ее Семен.
– Ну, наконец-то, – она кинулась на встречу, – я уже не знаю, что и думать.
– Ты, добра-то молодца, сперва, накорми, напои, как тетя Лена учила… – вяло пошутил Семен, – А Сашка, где? – без особого интереса спросил он.
– Спать пошел…
– А ты, что не пошла?..
– Куда? – в голосе Ани послышалась искренняя обида.

Семен с каким-то победным торжеством, заключил Аню в крепкие объятия.
Сабанов уже сидел у огня и разматывал портянки. Потом он пристроил парящие портянки у костра на чащинах, и долго сидел молча, подставив широкие босые белые ступни огню, глядя на пламя. Аня принесла котел, вдвоем с Семеном повесили его на перекладине.
– Повезло нам сегодня, – еле слышно почти прошептал Сабанов.