Осенняя скука Из дневника йога

  Осень… Октябрь.
 
  Я сижу у окна своей квартиры, находящейся на пятом этаже, и рассматриваю пейзаж и предметы, находящиеся за стеклом. Там тоже, что и вчера: серый день, тусклое небо, напротив стоит однообразное, пятиэтажное из белого кирпича здание, построенное ещё при советской власти (я живу в таком же), вдалеке видны верхушки сосен парка, и ещё что то там…

  Но душа ещё живёт летними мотивами. Она ещё не верит, что златоглавое  лето ушло, и улетевшее тепло не вернётся, она ещё живёт недавними яркими,  воспоминаниями, и пытается в этом тусклом однообразии найти хоть что то напоминающее прежнюю красоту и очарование. Но жёлтая берёза, склонившаяся под окном, раскачивая своими мокрыми от слёз ветками, касается стёкол, прося прощения за природу, которая больше не в силах веселить.
   
  Октябрь для меня всегда — трудный месяц. Астрологи говорят: “В это время солнце находится в изгнании!” Подразумевая под этим,  то ли солнце находится в созвездии, которое гасит его энергию, то ли ещё что то, но я точно чувствую себя в этот период тяжело, и тоже чувствую себя “в изгнании”. Поэтому как могу, стараюсь беречь себя. Но нынче, как  не старался, не уберёг, простудился, и теперь один, больной, сижу у окна квартиры.
 
  Три часа дня. Я только что встал с кровати, поел, но общее недомогание, кашель и насморк делают своё дело и практическими делами заниматься невозможно. И не надо! Продолжаю тупо смотреть перед собой. За стеклом по-прежнему: тусклый пейзаж! Понимая, пройдёт ещё немного времени, день потухнет, и время будет бездарно упущено, я, наконец, решился на отчаянную попытку, взял себя в руки и решил сходить  прогуляться. “Хоть кости промну, а то просижу целый день в душной квартире и ничего интересного не сделаю”, — думал я. Взглянул на термометр, висевший за окном. “Четыре градуса тепла,  утром было два, теплее в два раза, уже лучше”. Оделся потеплей, спустился по лестнице и вышел на улицу.

  Природа! Она всегда магически воздействует на меня, её животворные касания исцеляют и вдохновляют. Оказавшись на свежем воздухе, пройдя мимо домов и перейдя шумную улицу, я оказался в городском парке, и тут же почувствовал себя намного лучше. Передо мной и с обеих сторон стояли мокрые деревья, они ещё сохранили свою листву, и их одеяние по прежнему впечатлили своими разноцветными красками. Увидел птиц, парящих, пускай и в тусклом небе, удивился их полёту. Дятел Илзе приветствовал меня дробным стучанием. Всё — хорошо! Затем прошёлся по любимым тропкам, стараясь не попадаться на глаза людям. Только когда ты находишься один, только когда тебе никто не мешает, только тогда ты можешь по настоящему чувствовать природу, и только тогда она, благодарная,  открывает тебе самые сокровенные тайны. И в самом добродушном настроении я отправился домой, заедать свою скуку избыточным просмотром телепередач и сидением в интернете (ведь, я был больным.
 
  По моим прикидкам гулял не больше двадцати минут.
 
  Подошёл к стальной двери квартиры, достал ключ и начал вставлять его в замок. Но что это? Личинка замка, того самого куда вставляют ключ, выдвинута на несколько сантиметров (в обычном положении она задвинута, закреплена и её не видно совсем). Не понимая, что происходит, я задвинул её обратно и начал поворачивать. Личинка проворачивается, и замок не открывается. Бесполезно покрутив несколько минут ключ туда и обратно, до меня начало доходить: “В то время пока я гулял, квартиру вскрыли, обокрали, и, возможно (ведь, прошло всего лишь двадцать минут), вор до сих пор находиться в ней!”  Эта мысль, острая, как лезвие бритвы, обожгла моё сознание. Тихо, стараясь не выдать своего присутствия, отошёл от двери.

 Такого в моей жизни ещё не было! Не веря, что кто то сейчас находится в моей квартире, незнакомый ходит в ней, заглядывает в разные углы, что то ищет, и хотя я знаю, что  в ней нет никаких драгоценностей,  — бриллианты и большие деньги я здесь не храню, — было неприятно, обидно и непривычно.

  Отойдя от двери, я прислонился к стенке и старался обдумать создавшееся положение.

  В коридоре, соединяющем шесть квартир расположенных в нашем блоке, темно. Две лампочки, повешенные для его освещения, как и полагается на Руси, сгорели, и никто не собирался их менять.

  “Что делать?  — метались мысли. — Стучать соседям,… но в такое время все находятся на работе?!… Звать полицию?… Но у меня даже мобильника с собой нет, чтоб вызвать правоохранителей,  выходил из дома ненадолго и… Да, и есть ли вор в квартире на самом деле, пока это всего лишь мои домыслы?… А если это всего лишь какой то хулиган прошёл рядом с дверью, воткнул отвёртку в замок, провернул силой личинку, сломал её, и пошёл довольный дальше,… Но у нас пятый, последний этаж, — неслась вдогонку следующая мысль, — незнакомых людей не бывает, и все друг друга знают.… И  даже если в квартире находиться какой то домушник, какой нибудь хилый пацан, зачем звать полицию? неужели я сам с ним не справлюсь?! Лишь бы он открыл дверь! В противном случае её придётся вскрывать, пилить, а для этого нужен соответствующий инструмент, нужно откуда то  подвести электричество.… Всё выливается в огромное дело!” Подобные мысли роем носились в голове, и я не знал, на что решиться.
 
  “Стоп! — сказал я себе. — Владимир (меня зовут Владимир), нужно прежде всего успокоиться! Вспомни себя, ты же — йог! Твоё “Высшее Я”, огромное и вездесущее, знает всё, что случилось, обратись к нему и получи правильный ответ!”  Счастливая мысль! но в данную минуту не пригодная. Когда всё внутри кипит, когда хочется дела и правоты, не до спокойствия и тишины. Так я рассуждал. И тут же вспомнил: случалось, что это, по мнению многих людей, абстрактное и не существующее “Высшее Я” помогало мне и ранее в критических ситуациях. Поэтому и в данный момент я решил воспользоваться им и насколько мог, прикладывая усилия над собой, постарался успокоиться, посмотреть на ситуацию со стороны, а лучше, вообще, никак не смотреть, и из Великой Пустоты, должен, как я полагал,  прийти ответ. Старался, как мог. Но мысли бесконечной чередой бежали друг за другом, потом в разные стороны, образы, сдобренные изрядной порцией эмоций, яркими факелами горели  во всех частях моего сознания.  И, спасибо, бесконечным занятиям йоги, спасибо, Гуру, так долго и терпеливо учившему меня, в конечном счёте, удалось успокоить этот бурлящий хаос, и бесконечная пелена, которая, казалось, никогда не откроется, растворилась.

 И ответ пришёл, и он был неожиданный!

 Такое впечатление, словно кто то тихо и незаметно, ласково шепнул мне: “Жди!” Чтоб не ошибиться я повторил вопрос: “Что делать?” И Великая Пустота опять ответила: “Жди!” Сомнений не было — это и был ответ. “Но что жди? Кого жди?” — не понимал я.

  В коридоре по прежнему темно и ничего не изменилось. “Наверное, мне подсказывают, что вор находится в квартире, и нужно ждать, когда он оттуда выйдет”. Я тихо подошёл к двери, прислонил ухо. За дверью тишина. Снова отошёл. “Самое главное не спугнуть, пусть он думает, что здесь никого нет, и тогда…”

  Так прошло полчаса. Никаких подвижек. Осторожно, стараясь не стучать ногами по гулкому, деревянному полу, вышел на лестничную площадку. Там — за окном белый свет сменился на фиолетовый, зажглись огни, и день подходил к концу. По моим подсчётам время — четыре часа дня. Понимаю, ещё немного и рабочий день закончиться, значит полицию, когда вызову,  могу не дождаться, и инструмент для вскрытия двери через некоторое время  тоже будет достать сложно. “Но что делать?” — недоумевал я. Снова концентрируюсь и снова обращаюсь к своему  “Высшему” в надежде услышать другой ответ, и снова, как и в прошлый раз, приходит: “Жди!”  “Но что жди? Кого жди?”

  Я люблю Бога, верю в его Всезнание, и знаю, что Он  говорит, так оно и есть. Пришлось вновь набраться терпения, и я вновь отправился в тёмный коридор.
Прошло ещё полчаса.

  В это время, со стороны лестничной площадки послышались громкие шаги, дверь  коридора распахнулась, и в проёме показался мужской силуэт. Сначала я его не узнал, но это оказался сосед.
 
  Николай Михайлович Васильков (красивая фамилия)  являлся типичным представителем советского народа. В своё время видный мужчина, инженер, но теперь  это уменьшившийся в росте, — ему семьдесят два года,— задавленный жизнью, критикующий и не верящий ни во что человек. Но советская жилка, советское воспитание в нём по прежнему проявлялись. И хотя здоровья в него осталось мало, он по прежнему был бодр, интенсивно занимался материальными делами, и не давал себе “спуска”. Я тоже человек не юный, — мне пятьдесят шесть лет, — но как человек, занимающийся духовными практиками, верящий, что знаю о мире больше, чем он, мне так и хотелось подойти к нему, остановить и сказать: “Михалыч, ну, что ты всё суетишься, о Боге бы подумал, о душе, — пора! — жить то осталось мало! Сходил бы в церковь, свечку поставил! Хочешь, дам интересную книжку, почитать, просветись!” Но  знаю, бесполезно. Сложно человеку меняться в старости. Если он сам не захочет, даже если перед ним появиться в сиянии сама Дева Мария с Младенцем, не поверит глазам, скажет: “Мираж!” Но я его все равно люблю, он хороший человек, и  многое может делать своими руками, а в моей критической ситуации, это как нельзя кстати.

  Мы поздоровались.

 Он давно не живёт здесь, у него есть ещё одна квартира в другом районе города, а эту сдаёт, поэтому мы не виделись  несколько лет.

  Смысла ждать больше не было: за час моего стояния у дверей из квартиры можно было вытащить даже слона. “Вот, кто мне поможет!” — обрадовался я и рассказал соседу свою беду. Он внимательно выслушал.

  — Зачем вскрывать болгаркой дверь? — понимающе говорил Михалыч (болгарка — инструмент для распиливание стали).
  — А чем? — спросил я.
  — Ничего пилить не надо, надо вытащить личинку, — степенно произносил слова он, — и попробовать из её гнезда зацепить задвижку и отодвинуть её.
  — Конечно…  лучше так, — сказал я, думая как сразу намного уменьшаться проблемы, — это даже был бы идеальный вариант… Но удастся ли?
  — Давай попробуем! — и он нагнулся над замком.

  У него, как и полагается профессионалу до мозга костей, оказался с собой маленький фонарик, он начал им светить.
  — Михалыч, — обратился я к нему, — а инструмент у тебя в квартире есть? — подразумевая, хотя он здесь и не живёт, какой никакой инструмент все равно у него найдётся.

  В это время дверь коридора открывается и появляется сантехник Василий, обслуживающий наши дома. И не верю своим глазам: на плече у него висит большая сумка с инструментами! Только заговорили об инструментах, а инструменты уже прибыли.
  — Это ко мне, — степенно говорит Васильков, — я вызвал его, чтоб опечатать счётчики воды. Ты подожди нас, мы сделаем своё дело и вернёмся к тебе.

  И, он с Василием, ушли.

  Я остался один. Всё во мне ликовало: вот вот всё должно было разрешиться!  Не верилось: ситуация из неподъёмной, чуть ли не из катастрофической, с вызовом полиции, с раскурочиванием  двери, с “подъёмом на уши соседей”, сама собой уменьшалась, превращалась чуть ли в небольшое недоразумение.  Но я заставил себя успокоиться — дверь, ведь,  до сих пор не была открыта. И, боясь спугнуть удачу, снова нагнулся над замком, вставил ключ в личинку, покрутил её, подёргал её в разные стороны, и личинка выскочила из своего гнезда. Ещё одна удача! Путь к задвижке открылся.

  Через некоторое время вернулся Василий, Николай Михайлович Васильков задержался в своей квартире.

  С сантехником я не знаком. На вид ему лет сорок сорок пять. Обычный рабочий. Небольшой, некрасивый, с длинными, грязными, чёрными волосами, и в не очень чистой спецодежде. Его не интересовали знакомства.  Вскрытие двери он сразу взял в свои руки. Он поставил сумку с инструментами на пол, открыл её (при нём тоже находился фонарик), молча поискал что то внутри, достал маленькую отвёртку, и начал крутить ею в гнезде личинки. Замок не поддавался. Затем он взял небольшой медицинский пинцет (непонятно, как он у него оказался, и зачем он ему), начал пробовать им. Эффект тот же самый.
 
  Опять взгрустнулось. Подумалось: “Наверное, всё таки дверь придётся пилить!”
 
 — Дай попробую! — попросил я Василия, и, взяв у него фонарик, посмотрел в гнездо. Там виднелись едва заметные миллиметровые зубчики задвижки, которые действительно сложно зацепить. Попробовал, и у меня тоже не получилось.
Мы стояли и не знали, что делать?
  — Послушай, — осенило меня, — ведь, мы же крутим не в ту сторону. Давай  ты крути зубчики обратно, а я буду отжимать дверь.
  Василий согласился. Он нагнулся, и вставил пинцет в замок.
  — Жми! — крикнул он снизу.
  Я, что есть силы, нажал на ручку двери и потянул на себя. Не верилось, что дверь когда нибудь откроется, и когда она подалась, это было сродни чуду. И чудо произошло — путь в квартиру был открыт!
  — Вор, наверное, ещё там! — произнёс я, и быстро открыл ключом вторую — деревянную дверь, вошёл в прихожую.

  Воображение рисовало разбросанные вещи, перевёрнутую мебель. Но всё стояло на месте, и лишних людей не было. Прошёл в комнату (у меня однокомнатная квартира), там тоже всё находилось на месте и опять никого не было, прошёл в кухню — тоже самое, и в ванную — тоже. “Значит, я ошибся, — пролетела мысль, — воровства не было, произошло обычное хулиганство: кто то проходил рядом, воткнул в замок отвёртку, сломал личинку и довольный пошёл дальше”. Василий в это время стоял в дверях, он своим телом закрывал вход на случай, если вор всё таки окажется в квартире, и в случае если он попытается бежать. “Молодец, боевой мужик!” — подумалось о нём. Затем подошёл к сантехнику.

  — Никого, — произнёс я.

  Василий  тут же засобирался домой. Он делал это таким будничным способом, словно сейчас ничего не произошло, словно он каждый день вскрывает дверь и вызволяет людей из критической ситуации. Он сложил инструмент в сумку, повесил её на плечо и вышел на лестничную клетку. Я за ним.
 
 — Вот, что делает медицинский пинцет, — со смехом произнёс он и начал спускаться по лестнице.
  Такое дело не должно было окончиться так просто, это было не по человечески, и обидно буднично.
 — Стой, — громко произнёс я и спустился к нему.
 
  Я испытывал к этому малознакомому человеку,  огромную любовь и уважение. По моему пониманию, он только что совершил чудо! Он совершенно не был обязан помогать мне: ведь, вскрытие двери не входило в его служебные обязанности, это не его профиль, он, ведь, сантехник. Тем не менее, он не прошёл мимо, не отказал, и, похоже,  помощь другим, считал естественным для себя делом, чего мало в наш сухой и прагматичный век. Мне хотелось сказать ему добрые слова, и  хоть как то отблагодарить.

  —  Пойдём ко мне, — предложил я,  — дам тебе яблоки (я знал, что денег он не возьмёт).
  — Не… — тягуче  ответил тот. — Яблок полно, нынче мешками собирали.
  — Ну, хоть чем то я должен тебя отблагодарить, — поставил он меня в тупик.
  — Не… ничего не надо, — сказал опять тягуче сантехник и продолжил спускаться по лестнице.
  — Василий, — вновь остановил я его и вновь подошёл к нему. — Спасибо! — и энергично пожал ему руку.
  Мы посмотрели друг другу в глаза, и в наших глазах отразилось нечто большее, чем взгляды, в наших глазах встретились души.

  Мы расстались.

  Из своей квартиры вышел задержавшийся Николай Михайлович Васильков. Увидев открытую дверь и меня по прежнему стоящим на лестничном пролёте, удивился:
  — Что, уже открыли? — спросил он.
   Я поднялся к нему.
  — Да. Спасибо, Василию, помог! Он настоящий профессионал.
  — Всё в порядке?
  — Всё хорошо!
  — Тогда я тоже пошёл, — и Николай Михайлович начал спускаться.
  Я смотрел ему вслед.
 
  “Мы не виделись несколько лет. Он появился в ту самую минуту, когда был нужен больше всего. Не приди он сегодня, что было бы тогда?!” — об этом не хотелось и думать.
 
  — До свидания! — крикнул я ему.

  Он приветливо помахал рукой.

  Различные чувства переполняли меня, и одно из них, самое главное — любовь. Глядя вслед удаляющемуся Николаю Михайловичу, благая мысль посетила меня: “Пенсионеры, сантехники, йоги — мы все друг другу нужны!”
День потух. Шторы моего большого окна, у которого я сидел утром, плотно задёрнуты. И расслабившись после произошедших событий, я лежал в своей квартире, на своём любимом зелёном диване и продолжал анализировать произошедшие события. Я понял — я ошибался: моё “Высшее Я” подсказывало мне ждать появление Василькова, а не тогда, когда вор выйдет из квартиры. И хорошо, что послушался, хорошо, что дотерпел. Если бы засуетился, если бы запаниковал, что было бы тогда,… об этом можно было только догадываться.  А так нужно только сменить личинку — очень просто!

 Я оглянулся — кругом стояли любимые предметы. “Как хорошо, что я Его послушался! — вновь произнёс внутри себя, лёжа на диване. — И как хорошо дома!”
Тут вспомнил: я — больной. Потянулся до хруста в суставах, и с улыбкой на устах начал заедать свою скуку обильной порцией телепередач.