Между ними

между ними (начало, есть более полная версия)

вступление

  Откуда взялась жизнь? Не в масштабе вселенной, а так, простенько, на Земле.
Взялась и спрашивает: "Будешь компромиссным, осмотрительным, осторожным, снисходительным..., продажным, хитрым?"
"А может, будешь правдивым? Будешь рубить правду-матку в глаза, будешь открытым, честным, не давать никому спуска за несправедливость, заставлять, нет, требовать себя уважать, поступать так, как велит тебе совесть?" Что ответишь? Хочешь выбрать?
Но!!!
Для выбора, необходимо выбрать какой ты.
Чтобы быть компромиссным, осмотрительным, осторожным, снисходительным, продажным, хитрым, нужно быть умным.
Чтобы быть правдивым, рубить  правду-матку в глаза, быть открытым, честным, не давать никому спуска за несправедливость, заставлять, нет, требовать себя уважать, поступать так, как велит тебе совесть, тоже надо быть умным.
Назовём вопросы, для сокращения текста, вторым и третьим. Потому что есть первый!
Жизнь спрашивает: "А хочешь быть счастливым, любимым, богатым, свободным? Хочешь делать только то, что хочешь?"
А кто она такая, чтобы спрашивать? Каким хочу, таким и буду.
Но!!!
Хотеть не значит быть. Чтобы хотеть, необходимо каким то быть. А как становятся, какими то?
Ну родился. И что дальше? Аааа, значит, изначально нас кто-то делает какими то!
Так. Предстоит очень сложный пункт перечисления, какими мы бываем. Не в планетарном масштабе, а так, простенько, на бытовом уровне.
Начнём. Простой, непонятный, нервный, смешной, весёлый, импульсивный, вялый, задумчивый, толстый, худой, стройный. Нет, при рождении не бывают стройными, ими становятся. От рождения, или прилагая к этому усилия, но это уже не быть, а хотеть таковым быть. Причём, иногда, без успеха, даже очень желая этого.
Продолжим. Обычный, интересный, красивый, неприятный, симпатичный, миленький, молчаливый, крикливый, плаксивый, пугливый, любопытный, страшненький, болезненный, приятный, необычный, ну и достаточно.
Далее жизнь спрашивает у родителей, какими они хотят воспитать их дитя, какой задать импульс, ведь дитя начинает формировать понятие о том, как к нему относятся и как ему относится ко всему, в том числе к себе, со слов и действий окружающих.
Но!!!
Они, родители, уже какие-то есть. И все, кто подходят к чаду с писклянием «у-ти, у-ти» тоже какие-то. Вот тут начинаются сложности перенесения своего воспитания, своего убеждения какие они уже есть, на дитя. Перенесения, зачастую, непоправимые. Да, положительная база есть. Но лишь база, а не выясненный полностью вопрос, что такое «плохорошо».
Следует период зависимости от воспитания и среды обитания, и от которого никуда не деться.
А после данного периода появляются те, которым жизнь задаёт вопросы: "Каким ты хочешь быть?"
Тут к врождённым характеристикам добавляются впечатлительные, романтичные, слабохарактерные, легковерные, ленивые, равнодушные, любознательные, трудолюбивые, косноязычные, красноречивые, лживые, целеустремлённые, вдумчивые, сомневающиеся, смелые, гордые, бесстрашные, трусливые, упрямые, упёртые, добрые, злые, язвительные, бессердечные, грубые, ласковые, слезливые, противные, притягательные, отвратительные, любящие, сексуальные, простодушные, больные, слабые, сильные и так да-лее.
Каждая характеристика будет хотеть второго или третьего вопроса, помните? Скорее всего их синтеза. Но каждая из них, а перечислены далеко не все,  будет требовать, хотя бы в душе - пер-во-го! Помните первый вопрос? То-то.
Возможно ли такое? Затрудняюсь ответить.
Бесстрашный, приложивший усилия к своей стройности, делающий только то, что он пожелает, вряд ли будет всеми любим, а соответственно, несчастлив. Хотя, если он грубый, бессердечный и равнодушный, то вполне счастлив. Только почему, если он счастлив, такой грубый, чем то недоволен? Вот так и смешались все три вопроса, после родительски-школьного периода в наших характеристиках, что и создатель не поймёт, кто есть кто.
Спрашивается: "Зачем мы живём?" Чтобы хотеть каким то быть? Ведь жизнь это сложный биологический комплекс, называемый организмом, который легко научить летать, будучи счастливым, и легко убить психологически или физически.
Все вокруг что-то пытаются, от просто поесть до совершенствования, а на детский вопрос "что такое хорошо, и что такое плохо" (плохорошо), никто полного ответа ещё не дал. И есть подозрение, что задал его не ребёнок, а тот, откуда жизнь.
Сначала, незаметно для нас пристроил в верхнюю палату серое вещество, заставил думать и задал вопрос. И теперь принимает экзамены. Кто неправильно подумал, тому и пересдача. Или отчисление из жизни. Надо сказать характеристики помогают. А ещё где-то здесь присутствует хвостатый одновселенчанин, который с задней парты подсказывает ответ, что такое ОЧЕНЬ хорошо.
Когда его, хвостатого, стали слушать не все характеристики, он задействовал деньги. И вот тут очень непонятно. В истории с деньгами именно религия играла дааалеко не второстепенную роль. Хвостатый идею не придумал, он её просто использовал как надо. Значит он с тех же берегов? Так откуда взялась жизнь? Хвостатого например.

                Часть 1

  Весна. Ник уже был на пороге из родительски-школьного периода. Характеристик была масса. Как у всех.
Но каким быть, пухла очень маленькая часть серого вещества. Иногда во сне, она начинала преобладать над другими мыслями и разрасталась до вожделенной мечты. А по возвращении в явь, забивалась в угол от обиды на количество мешающих ей характеристик.
Был выходной, но мама работала. Проснувшись, Ник почувствовал облегчение от домашнего одиночества. Ведь никто не начнёт с утра перечислять недостатки и направлять на путь истинный. Разве что мама позвонит. Или папа. Поставил телефон на беззвучный и пошёл в туалет. Вернувшись в комнату, обнаружил, что телефон уже имеет посетителя. Вздохнул, побрёл на кухню, "скажу что спал". Завтрак был готов, но надо греть и заваривать чай, а это канитель. Налил сока, на что упал взгляд подогрел в микроволновке и позавтракал.
Скукотища. Мама забрала шнур от компа: "Это уже невыносимо, сколько можно, как ты ко мне, так и я буду, обижайся, кричи. Всё я сказала!" Сейчас бы засел на пару пар часиков, и то дело.
Душновато. Приоткрыл окно. Оттуда ломанулся, надув парус занавески, ветерок в компании шума улицы. Солнце уже потеплело. Пойти поиграть с пацанами в футбик? Что-то не кайф. Пошарахавшись из угла в угол и повалявшись на не заправленной кровати, сел на диван. Взял пульт, включил телик и  начал листать каналы. Ничего путного. Мода. Ремонт. Президент. Война. Стоп, назад. Что это.
Президент смотрел ему прямо в глаза и молчал. Ник тоже смотрел и не врубался, что с теликом. Завис? Нет, у президента двигались мышцы лица и шевелились пальцы рук. Ник невольно сдвинул голые ноги, выпрямил спину и поправил трусы. Президент взял стакан, отпил воды, поставил стакан и, слегка подавшись вперёд, сцепил пальцы рук в замок перед собой.
— Сидишь, - вдруг утвердительно, твёрдым голосом сказал он. Ник опешил. Через паузу, едва заметно кивнул, почувствовав, как начала неметь шея и забегал глазами то на президента, то на свои колени, не зная, куда деть руки. Одну засунул под зад, а второй теребил край трусов.
— Что испугался то? Кстати страх убивается количеством подходов к нему. Знаешь? — Ник попытался мотнуть головой. — А ты понимаешь хотя бы, что такие, как ты тормозят наше развитие? — помолчал, сверля Ника глазами.   — Или нужно разъяснять? — отвернув в пол-оборота голову, вздохнул. Помолчал, смотря в сторону, затем повернулся снова к Нику спросил потише: 
— Ты хоть представляешь, сколько по стране таких, как ты, сидят и ковыряют в носу? Нет? Мне где столько времени взять к каждому обращаться лично? А к тебе лично не обратись, не пошевелишься. Зачем. Для России же, обойдётся!
Президент расцепил руки, хлопнул ладонями по столу и встал. Ник поднял на него глаза, начинающие наполняться влагой, и подал спину назад.
— Почему тебя? — с удивлённой интонацией спросил кого-то невидимого президент. Какое-то время он внимательно смотрел на Ника и с грустью произнёс:
— Лентяи! — помолчал, затем повернулся и ушёл с экрана. Ник смотрел на пустое кресло и туго соображал, что это было, неужели глюк? Как вдруг в кадр рывком вошёл президент, наклонившись вперёд, опёрся прямыми руками на стол, Ник ещё больше отклонился назад и рефлекторно поднял правую руку перед собой.
— Завтра в шестнадцать часов получишь задание. И помни, шутки кончились. Соплями  хоть залейся, а задачу выполнить. Экран покрылся помехами, мелькнул пару раз и на фоне заснеженного леса голос Губерниева сказал:   
— Ну, надо родные, надо, изо всех сил, вперёд Россия!
В окно гуднул автомобиль. Ник вздрогнул и смахнул застывшей рукой пот со лба. Что. Это. Было.


***

Время замедлило ход. Он не знал куда себя деть. Долго думал кому и как рассказать о случившемся. И надо ли, ещё примут за психа. Ник, по какому то внутреннему чутью, мало с кем раскрывался душой и сердцем, видимо не редко отвечали заносчивостью и перетягиванием жёлтой майки лидера на себя. А настоять на своём, как-то преподнести себя в более выгодном свете, ну на край просто послать, не позволяла природная робость. Нет, он конечно пробовал в начальных классах разозлиться и пойти буром на врага. Состояние тумана ограничивало видимость, страх за то, что может получить удар, взрывала мозг. Но заканчивалось всё как-то неопределённо, без фиксированной победы или поражения, следовательно страх за себя не отступил, а стал ещё непонятнее. Отсутствие друзей, которые поддержали бы в горе и радости, всё больше замыкало в себе.  Приобретённая, благодаря любящим маме с бабулей и не способному отстоять от них сына отцу, робость становилась крепче и заканчивалась мокрыми глазами.
Поэтому каждодневная необходимость принимать решение уводила Ника в тёмные углы спокойных мест и дел, где не нужно себя напрягать. Это стало стабильным. Комп, одиночество и отсутствие каких-либо целей. До окончание школы остался год с небольшим, но отсутствие только стабилизировалось.
Наконец набрал Ромку. С ним с детства общался по теме футбола, правда в разных командах, а теперь в компе рубились в Дроту, да и так просто, для поржать, на большее развитие не позволяли некоторые характеристики.
— Во что рубимся, — с ходу, без приветов,  спросил Ромка. — Приколись, я…, это… — начал было Ник, но телефон пару раз хрюкнул, засвистел помехами и прервал звонок. Ник сглотнул, чувствуя сухость во рту.
— Ну что, — перезвонил Ромка.
— Да мама забрала шнур от компа, вечером, если что, перезвоню — дал от-бой Ник.
Он оделся и вышел на улицу. Солнышко реально начинало греть, казалось только свежий ветер не позволял наступить в апреле июльской жаре. Ник исподлобья, бросками оглядывал людей, искал что-нибудь необычное, взгляд, поведение, но всё было обычным. Странной была только разность одежды. Вот молодая женщина шла в короткой куртке с меховым капюшоном и в джинсах. А вот девчонка в модной кофточке, короткой юбчонке и белых голых ножках, заканчивающихся яркими полуботинками. Ощущение, что гуси шарахались от прохлады по её коленкам, но – модно и, как она думает, пора. Парни и дядьки тоже грешили от курток под нос до маек без рукав и даже в шортах. Тут тоже гуси, но не без тараканов. Сделав пару кругов по центру района, Ник двинулся домой. Идти не хотелось от ощущения, что там его ждут. Невольно тряхнул головой, что за бред, может приснул на диване? А телефон? Роме тоже во сне звонил? Автоматически вытащил телефон, глянул время. Ничего себе, семь! И только сейчас заметил, включились фонари и начинало сереть  небо. Почти три часа бродил, рассказать маме, не поверит. Блин! Крутнул экран, пять пропущенных. Всё. Теперь слушать нравоучения. Захотелось есть.
Лифт полз наверх. Именно полз, причём, как алкаш с наполненными жизнедеятельностью штанами.  Вздохнув, остановился, ещё несколько секунд подумав, заскрипел открывающимися дверями. От неожиданности Ник вздрогнул. У дверей лифта стоял мужик и через закрытый рот, женским голосом говорил:
— Восьмой этаж.
Опустив глаза, Ник вышел из лифта, достал ключи, ощущая взгляд на затылке. Услышав закрывание лифта, метнул боковой взгляд в пустой коридор. Мужик уехал. Ник открыл дверь и застыл в ужасе. Дома кто-то был. Как молния среди тумана раздался голос:
— Ты почему опять ничего не ел? — мама вышла из кухни, глянув на Ника, продолжила, — Не нашёл больше ничего, что одеть, совсем уже? Зачем ты одел новые кроссовки, ты что, играл в них? Иди руки мой. Портфель собрал? — закончила монолог мама.  Прикольно, никогда не носил портфель в школу, ни разу.
— Щас соберу — буркнул Ник.
— Господи, когда ты уже научишься что-нибудь делать, здоровый лоб, а всё, как за ребёнком надо ходить.
— Что она пристала к Господу, — говорил про себя Ник. — Интересно, как он выглядит? Маленький, с здоровым лбом и за ним что-то надо убирать. Представляю, как он занят. Чем интересно? Вот кому уж не скучно, стопудово. Реально интересно, чем?
— Иди ешь, — прекратило его витания. Дальше последовала перепалка, которая стандартно перешла в ругань. В конечном итоге мама к ругани приплюсовала дополнительную опцию – обиделась и Ник был послан. Она прекратила с ним разговаривать и ушла в ванну.
Предстоящий сон не обещал ничего доброго. Так и случилось. Президент в майке, тапках и трениках, опершись одной рукой о стол, другой тыча пальцем в учебник, бабушкиным голосом заставлял его учить уроки. В школу его поднимал кто-то в форме то ли судебного пристава,то ли мушкетёра, с голосом мамы.
***

Школа – это пожалуй, единственное место, где что-то, кому-то надо доказывать. Своим умом, видом, поведением. Как ни странно, умом реже всего и кому-то намного чаще, чем самому себе. И речь идёт не о предметах обучения. Учителя средней школы, в своём большинстве, даже не помышляют, а некоторые и не способны привить школьнику тягу к самообразованию. Они вряд ли чувствуют себя учителями с большой буквы. Непонятное ежегодное шараханье учебной программы, подсчёт часов, консультаций, допов, графиков и отчётов, от которых зависит их зарплата и моральная бытовая завеса вытравили из них потрясающее ощущение быть учителем. И, может быть на этом прискорбном фоне так ярко выглядят исключения, подобны  которым должны быть все учителя, ну хотя бы с небольшой разницей.
Как я хочу быть не правым, поверьте. Это им что-то надо доказывать ученикам? А последние, при необходимости что-то доказывать, очень сильно не напрягаются. Потому что есть волшебные позы «мне по барабану» или «я обиделся, ко мне не подходи».
Ник вошёл в вестибюль школы, стрельнув в разных направлениях взором, в первой волшебной позе с оттенком личного достоинства. Переодевшись, направился в класс. На лестнице его встретила, заметно нервная, классная.
— Здравствуй, пойдем со мной. — Периодически стреляя в него беспокойными глазами, выдержав паузу, коротко спросила:
— Что-нибудь случилось? У тебя всё в порядке?
— Да, — утвердительно сказал Ник, вопросительно пожав плечами.
— Зачем тебя вызывает Элла Георгиевна?
— Не знаю, — ответил Ник, почувствовав знакомую безвлагость во рту. Классная приотворила дверь директора школы, кивнула в неё и подтолкнула туда Ника. Ник вошёл в кабинет, чувствуя себя подбегающим к воротам противника с вопросом, что вас здесь так много и  куда бить.
Директриса, обычно с лицом Ивана Грозного, нимбом школьного устава над головой и улыбкой бабушки, давно не видевшей внучка, тоже выказывала нерв в виде съезжавших вниз уголков улыбки.
— Пройди, сядь — позволила она подбородком. — Что-нибудь случилось? У тебя всё в порядке?
— Да, — утвердительно сказал Ник, вопросительно пожав плечами.
— Зачем тебя вызывают в Облоно?
— Подозреваю, — подумал Ник, но ответил: — Не знаю.
— Хорошо. В пятнадцать часов тебе нужно быть там. Сейчас можешь идти домой, приведи себя в порядок и, пожалуйста, не опоздай, ты представляешь коллектив нашей школы. Понятно? — включив нимб, наклонилась ко мне.
— Понятно, — кивнул Ник.
— Иди, — вручив листок с адресом и номером кабинета, по-бабушески напутствовала директриса. Ник приобнял себя за плечо и повёл в порядок.
Дома, не переодеваясь, перекусил соком. Сел на диван, взял пульт и долго смотрел в не включенный телевизор. В дверях прозвучал оборотами ключ и вошла мама.
— Ты почему дома, что опять случилось? Живот, голова, что опять? — начала она нападение с предположениями.
— Да ничего не случилось, что ты начинаешь. Меня директриса направила в облоно, — отбил нападение Ник.
— За что? — ступорнула мама.
— Откуда я знаю, наверное медаль будут вручать, видала, какой у тебя сын, герой учёбы. Может,  даже в космос пошлют.
— Ага, — поставила сумку и начала разуваться, — иллюминаторы и задницы подопытным мышам протирать. Во сколько?.
—В три.
— Так иди ешь, выходить уже надо.
Там уже ждали. Здравствуйте, пройдите направо, сюда пожалуйста, проходите, в эту дверь, присядьте. Увидев начальника всего образования области, Ник подумал про себя: — Их отбирают на кастинге. —  За столом сидела копия Эллы Георгиевны.
— В семнадцать часов Вы должны быть в поезде, Вас проводят. Едете на олимпиаду по географии. Все документы и вещи Вам привезут к поезду, — наверное, обратив внимание на мои выпученные глаза и хруст стиснутых подлокотников кресла, она слегка смягчила интонацию, — не волнуйтесь, всё в порядке. Если Вы не согласны, прямо сейчас можете вернуться домой. —  на всю длину последнего предложения расширяя и приближая к Нику тёмные зрачки. И сказала она это с такой интонацией, умеют же некоторые, что Ник представил, будто старшие пацаны попросили его слезть с карусели, если он ссыт. Какой-то запрещённый прием для училки. Прочитав достигнутое ей в его глазах, она продолжила: — Ни с кем ничего не надо обсуждать, сдайте телефон, получите его позже. Всё согласовано на всех уровнях, все права соблюдены. Родителей и школу  уже предупредили, так надо, чтобы Вы не отвлекались от географии. Вас встретят по прибытии и проводят дальше. В мутной от информации и непоняток голове промелькнуло, хоть узнаю, где на карте Россия. Давно мечтал крепче обняться с географией.
***

В поезд заходил с ощущением этапирования. Откуда оно, что-то, где-то слышал? Сзади грусть и тепло, впереди прохладная жуть, космос отдыхает.
Длинный коридор вагона был пустой, Ник остановился в замешательстве, но открылась дверь третьего купе и молодая девушка в странном одеянии, что-то среднее между кимоно и спортивным костюмом, пригласила его внутрь.  Купе было необычным. Столик, два стула, ковёр, окно, две боковые двери напротив друг друга и никого не было. На столике был чай и что-то вроде армейского сухого пайка. Представление о нём осталось из детства, когда отец ещё служил в армии.
— Я Виктория. Зайди к себе, — кивнула она на одну дверь, — освежись, переоденься и садись к столу.
Ник отворил дверь и зашёл туда. Это была комната без окон с кроватью и ещё одной дверью. На стене, где должно быть окно, была ещё дверка, но не до пола. Ник подошёл к малой дверке, протянул руку и, не успев коснуться, отдёрнул руку. Дверка открылась и закрылась, но он успел разглядеть какие-то вещи. Ник ещё раз протянул руку к дверке и коснулся её, она открылась. На вешалке висел такой же костюм, как у Виктории, а на полке лежали носки. Подойдя к большой двери, аккуратно коснулся её, она открылась и за ней оказался туалет и душ, но закрылась дверка шкафа. Ник разделся до трусов, кинув вещи на кровать. Оглянулся на входную дверь, снял трусы и кинув их туда же, вошёл в душ. Круглые дверки душа закрылись и вода включилась сама. Ник, от неожиданности, прижался к стенке, но, убедившись, что вода тёплая, встал под неё. На полочке было всё необходимое для мытья, но Ник стоял потирая себя, «само отвалится», наслаждался теплом. Сновидения лентяев в действии, подумал  он, издал дикое «ааа» и другие неприличные звуки, когда вода внезапно пошла холодная, усилился напор, затем короткими порциями начала его хлестать то горячей, то ледяной температурой, деться было некуда, «всё продумали, гады». Закончилась процедура также внезапно, открылись дверки душа и перед ним, откуда-то сверху, повисло большое пушистое полотенце. Ник начал активно вытираться, чувствуя, как постепенно дыхание, тело и мозг приходят назад. Он вышел из душа в комнату с кроватью, полотенце сквозануло назад, «на резинке, или скатерть-самозванка» проводил его взглядом Ник. Дверь душа-туалета закрылась и он остался стоять перед кроватью в одной причёске. Вещи испарились. Все! Блин, в чём теперь ходить в школу? А, да! Повернулся к шкафу, потрогал дверку и достал костюм-кимоно и носки. В последние, нога вошла легко, словно в жидкую глину, но они не болтались и не жали. Надо же, размер угадали. Или знали. Штаны от костюма были свободные, но пояс тоже в нужное место сел сам, как влитой. Верх костюма вообще удивил. Когда Ник вдел вторую руку, он соединился на груди сам и лёг по телу, как-будто его кто поправил везде, где нужно. Провёл рукой вверх-вниз по груди. «Охренеть!» - молнии  и пуговиц не обнаружено. Он задрал руки, покрутил ими в разные стороны, нагнулся, достал руками носки и выпрямился. Все движения дались странно легко, но без расслабленности в мышцах. Костюмчик реально делал движения вместе с ним! Повертел головой, заглянул под кровать, его обуви, тапочек или какой-либо другой  обуви не было. Странный поезд, очень странный. И кстати, когда отправление, или он его не заметил за гидро-экзекуцией? Оделся и вышел из комнаты с кроватью в комнату со столом и окном, за которым, кстати,  ничего не было видно. Наверное, бронированно-тонированное, подумал про себя Ник и сел за стол.
Виктория помогла ему разобраться с тюбиками, пакетиками и прочим, наливая чай. Пока он откусывал, слизывал и пережёвывал, она смотрела на него, как бы безучастно, но Ник, периодически бросая на неё взгляд, понял, что изучает. Ей на вид было около двадцати пяти. Она была симпатичная. С не длинными, тёмно-шоколадными, густыми волосами, с широкими, но ухоженными бровями, с правильными , во всяком случае очень шедшими ей, чертами лица. Следов макияжа Ник не заметил. Эта красивая голова сидела на шее с приятной кожей и ощущением силы, потому, как она держит голову. Дальше шёл костюм, только сейчас Ник заметил, что он отличается от его костюма, каким-то поблёскиванием, даже окинул взглядом свой для сравнения. У него почти чёрный, у неё глубокий тёмно серый. И у неё складки костюма на груди были заметно приподняты развёрнутой осанкой и каким-то размером. Руки, опушенные под стол, видимо лежали на бёдрах. Постепенно насытившись, дожёвывая, Ник допил остатки чая. Да, не дома. Вкус еды резко отличался от привычного, маминого, но Ник почувствовал именно насыщение. Прям «он елл клювом», ну вы поняли. Нет? Ну всё подключено.
Дождавшись, когда Ник выдаст признаки того, что он закончил, Виктория встала, слегка увеличив размер под складками и сказала:
— Хорошо. Теперь всё убрать в шкаф под окном, помыть кружку, почистить зубы. Предупреждаю, всё качественно, иначе будем повторять. Теперь мы всё будем повторять — голос был ровный, уверенный, но не жёсткий, без тени истерии и не довольствия происходящим, как это часто бывает в обыденности. — Затем прогулка, — она кивнула на противоположную двери Ника, вторую дверь, — там и поговорим о планах. У тебя четыре минуты, я жду —  повернулась, подтвердив силу фигуры гибким движением,  вышла за указанную дверь. Ник всё сделал с преумноженной аккуратностью, как он делал всегда, желая показать, что он умеет. Убрал всё в шкафчик-холодильник. Посмотрел вокруг, и по-прежнему не обнаружив признаков обуви, с вопросом где тапки, открыл дверь, в которую вышла Виктория.
***

Ник не сразу шагнул за порог. Во-вторых, потому, что он был в носках, а во-первых, потому, что мешала отвалившаяся на грудь челюсть. Перед ним жила улица. Обычная улица, каких много в городах. Может не города, а какого-то посёлка, так, как дома были большие, но все одноэтажные. Вдоль домов росли ровненькие, со свежей листвой, деревца. Ник вышел на шаг вперёд, повертел головой, Виктории нигде не было видно. Справа, в лицо и шею, ощущалось едва заметное касание обычного, уличного воздуха. Ник поднял наверх взгляд и с полминуты разглядывал небо. Странный какой-то цвет. Или это не небо. Солнца он не увидел, но было светло. Как-то обычно светло, как днём. И теней, нет теней от домов и деревьев. Тихо. Кроме лёгкого шороха листвы ближних деревьев не звучало ничего. Ни гомона голосов, ни рычание моторов. И улица была какой-то очень гладкой, прямо серый лёд, тротуаров не было, сразу шли газоны. Ник оглянулся назад, дверь была закрыта. Повернувшись назад полностью и сделав ещё шаг назад, он увидел перед собой такой же, как и вокруг, дом. В голове очень скомкано крутились, сталкиваясь друг с другом,  масса различных выражений, «что за блин», «что за маза фака» и тому подобное.
— Э, Валера, есть курить? — хрипловатый голос заставил Ника вздрогнуть и одновременно, на энергии вздрога, обернуться. Шагах в семи, перед домом, стояла троица. По видимости далеко не святая. Два парня, чуть постарше Ника, в почти одинаковых спортивных костюмах, с накинутыми на головы капюшонах, в не очень свежих кроссовках, держали руки в карманах. Третьей была девушка в ярких лаковых туфлях с высокими толстыми каблуками на стройных голых ногах, вырастающих из очень коротких джинсовых шорт с выглядывающими из-под них карманами. На ней была очень свободная, размеров на пять, майка, поверх бюстгальтера, который из-за размеров майки, был самым видным аксессуаром. Через плечо на длинной тонкой цепочке висела малюсенькая то ли сумочка, то ли кошелёк. Крашенные фиолетовые волосы, хоть и собраны сбоку в хвост, были растрёпаны, и чёлка почти закрывала большие солнечные очки. Ярко накрашенные губы медленно раскрывались в такт жевания. Парни так же, с выпендрёжем, жевали. Ник, то поднимая, то опуская глаза, отрицательно и неуверенно покачал головой. Он почувствовал, как в голове накапливается какой-то звон, желающий вырваться через чердак. Из живота медленно вверх поднималось жжение, сердце обнаружило себя в ушах и начинало обгонять дыхание.  Сквозь звон прорывался вопрос, почему они такие заторможенные, под «кайфом» что ли.
— Чё замер, глухонемой? Иди сюда — прогундел один из парней и махнул рукой, подзывая к себе. Ник сглатывая безвлагость, медленно кивнул на свои ноги, чтобы троица догадалась про носки. Говоривший парень подошёл сам и остановился перед Ником в полушаге, второй вытащил руки из карманов, а девушка приоткрыла рот, перестав жевать. Всё это Ник наблюдал как в кино, находясь в состоянии скованной льдом белки из «Ледникового периода». Подошедший парень  смотрел как-то странно, будто сквозь Ника, может он слепой, но подошёл же как-то. — Чё не слышишь, я тебя спрашиваю — переходящим в истерические интонации голосом повторил парень и сделал движение головой вперёд, а правой рукой замах назад. Из-за замедленной съёмки Ник, закрывая глаза, успел начать скручивание корпуса вправо, приседая на правую ногу.
— Стоп, — раздался знакомый голос и парень отскочил на своё место. Ник раскрыл глаза и посмотрел перед собой, всё ещё оставаясь скрюченным. Все трое стояли в одну линию, повернув головы в сторону подходящей Виктории. Единственно, как показалось Нику, девушка метнула в его сторону взгляд и быстро повернула голову назад. Он выпрямился, насколько позволяла державшая изнутри скованность, и опустил глаза. Стыдно было только перед девушкой и глаза начали размывать действительность, подлые уши уже различали пошмыгивание жидкостью в носу, а на парней уже закипала, требующая мести злость. Он быстро одной рукой смахнул набегающие слёзы, а второй выдавил на скорость из-под носа, ведь когда глаза опущены вниз, никто ничего не видит. Руки сцепил за задницей, перенёс тяжесть тела на одну ногу, а вторую слегка отставил в сторону, добавив тем самым в позу волшебности. Как в школе.
— Вы, по местам, переодеться и по плану. Вперёд, — бросила на ходу Виктория, — А ты, — она остановилась и повернулась ко мне,  – даю две минуты, зайти в дом и ко мне. Жду. — допечатала её красивая голосовая машинка.
Ник стоял перед раковиной, упёршись в неё руками, и разглядывал покрасневшие глаза.
— Зачем? — досадовал он, — Для чего он меня сюда отправил, чтобы показать мне кто я и чего заслуживаю? Как хочется домой. Может выйти и сказать? Всё! Хочу домой! Или не выходить, пусть сама придёт, здесь скажу. — Вода с лица стекала вниз мимо раковины, он посмотрел вслед воде, она по-падала на носки, но ноги не чувствовали её. — Блин, мерзко, противно, я устал. Сколько времени прошло? Две минуты, две минуты. А как я должен узнать, что они прошли?
Выдохнув перед дверью, он вышел из дома.  Виктория стояла к дому боком, скрестив руки на груди.
— Ну вот, уже кое-что, начинаешь чувствовать время, — повернувшись к нему одной головой, улыбнулась, — пойдём.
Ник развёл руки и направив глаза на свои ноги, но взгляд остановился на полпути, вернее на её ногах. Она была в носках.
— Идём, я всё объясню, — голос вернулся к интонации машинописи.
 Неторопливым шагом они шли по улице, проходя дом за домом, каждый из них был копией самого себя. «Сколько же Вы нас здесь собрали, господин президент?» - подумал Ник.
— Таких, как ты не много, остальные – люди охраны и обеспечения базы, — ответила вслух Виктория. Ник замер и через паузу вскинул на неё глаза. Она остановилась и медленно повернулась к нему.
— Вв.. ввы, — засвистел губами Ник, но она его прервала.
— Успокоимся, всё узнаешь в своё время, не ломай эмоциями голову, просто тщательно впитывай. Только не как в последних классах, активнее. Уверяю, здесь – не прокатит. Давай я расскажу тебе про такую часть спец обмундирования, как носки.
— Носки, к-как-кие носки, — всё ещё тормозил Ник.
— Всё? — повысив голос, твёрдо спросила она, — Или конфетку дать, чтоб не заплакал? — Виктория сердито воткнулась в него своим тёмным взглядом. Ник потух глазами, невольно потянув уголки губ в улыбку. — Вот правильно, обиду надо начинать с улыбки. Это смущает и нервирует противника. Пойдём, нельзя выходить из графика.
Пока они шли, Виктория задала ему несколько странных вопросов о происшествии с троицей. Например, всё ли он осознавал в этот момент, был ли звон в голове, постоянный или пропадал и тому подобное. Также Ник узнал об универсальности своего костюма и попробовал управлять им. «Неожиданно» оказалось, что для этого необходимы прочные навыки.
— Поэтому первое время будешь в нём жить, пока не привыкнешь, — объявила она. Тем временем они по прямоугольному кругу вернулись к своему «вагону». — Всё необходимое внутри. Где, что найти подскажет голова. Во-обще, с этой минуты, это твой главный орган. Так, что дай ему отдохнуть, поспи. Завтра начинаем интенсивную ознакомительную работу и подписание документов. — Она положила руку ему на плечо и некоторое время при-стально, даже как то тепло, смотрела в глаза. — Прокрути перед сном своё я, завтра важный день, —  как-то резковато убрала руку, её лицо вернулось в стандартное состояние, — в восемь начинаем, успей всё. Вперёд.
                ***
Ник сидел за столом в пустой комнате. Ничего не делал, а устал, как землекоп. Завтра решение. Какое решение, о чём решение. Блин, как муторно без компа. Хоть бы телик был. Ещё решёточку на окно и камера, конкретно. Он резко встал и шагнул к окну, уткнулся в него лбом и попытался что-нибудь увидеть. «Земля в иллюминаторе видна!» Кроме отражения света ничего. Обернулся и посмотрел на дверь. На ту, в которую он здесь появился. Что-то в груди так потеплело, подошёл к ней, взялся за дверную ручку, медленно опустил её и потянул к себе. Закрыта. Может вбок? Нет, закрыта. Ну точно камера. Приложил к дверной щели  ухо и прислушался.  «Стучат колёса так-так-так, с тобой не встречусь я никак…». Там была тишина. Ник вздохнул и пошёл к кровати. Как снимать то? Взялся двумя руками за воротник, потянул в стороны и материал разошёлся ровно посередине.  На вытянутых руках покрутил, повертел костюм перед собой, ткань и ткань, более ничего. Но Виктория обещала подробнее показать его в действии. Коснулся дверки, повесил в открывшийся шкафчик костюм, снял штаны и затолкал их на полку. Ну носки-скороходы конечно бомба. Нажал большим пальцем правой ноги на выпирающую костяшку левой ноги и почувствовал, что он опять в носках. Виктория показала несколько вариантов обуви, в которые они могут превращаться. Джинн отдыхает вместе с ковром-самолётом. В них, как она говорит, можно даже стоять на углях, мясо остаётся свежим. И в них исключено получить вывих голеностопа, завидуйте мне Лёва Месси и Гриша Пиналду. Закинув их к штанам, Ник двинул к кровати. По пути сказал двери душа «я очень устал», откинул на кровати то ли толстую простынь, то ли тоненькое одеяльце и сел. Покачался, проверил задом мягкость, завалился на бок, завернулся и провалился сначала в подушку, а затем моментально в сон, забыв прокрутить своё я.
— Что ж ты не вырастешь то никак? Когда ты уже научишься вещи складывать? Опять ничего не ел, а как я дома – хомячит и хомячит, — шумела мама. — Ты же уже взрослый парень, — вставила Вика.
— Ну да, — ответил Ник.
— Что ну да, мыться надо, воняешь, — с длинным ударением на я сказала Вика.
Со звуком «чпок» открылись глаза. Почмякав губами и повертев глазами «где я», Ник проснулся. Резко вскочил, блин, сколько время. Зашёл в туалет. А я виноват? Отдайте телефон, ну или будильник подгоните. Повернулся к душу «как не хочется, изверги, буду жаловаться». Из душа тёмными глазами смотрит Вика - «а воняешь». Ник зажмурил глаза, встряхнул сон. Вики не было. Залез в душ, взял шампунь, наскоро потёрся с головы до ниже пупка, смыл всё и с участившимся дыханием стал ждать. Но ждать не заставили. Он поорал и стал нагреваться свежим полотенцем. Быстро одевшись, вышел к столу. Никого. Неужели рано. Начал шарить в шкафчике-холодильнике, готовя на стол. Мама, где мой завтрак, жуя всё подряд, думал Ник. Хоть бы телик, вздыхал он носом и допивал сок, глядя в одну точку. Он уже убрал со стола, когда одновременно с коротким звонком в голове, раздался щелчок дверного замка, заставившие его вздрогнуть.
— Доброе утро, — сказал Ник пошедшей к столу Виктории.
— Доброе, – и через пару секунд, — надо чистить зубы.
— А я чистил, — пробубнил Ник.
— У тебя печенье между зубов. И запомни, врать здесь будет очень трудно. Отвыкай, в команде это не спрячется. Жду две минуты. — села за стол и начала раскладывать бумаги.
Когда Ник сел напротив неё, она подалась вперёд, положила на стол руки, сцепив кисти, сказала:
— Вставать привыкнешь без будильника, о телефоне попозже. Теперь слушай внимательно. Какие у неё глаза, удав отдыхает. Ник старался не смотреть в них.
                ***

— Мир делится минимум на два мнения и два решения. Больше минимума, это уже шараханье, неуверенность в своём мнении. И, соответственно, уверенное решение принято не будет. Когда человек безальтернативно убеждается в приверженности к одному мнению, тем более принимает решение, он примыкает к одному лагерю единомышленников. Вся дальнейшая жизнь, это, как правило, служение своей идеологии. Чем индивидуальнее, скажем, уникальнее этот человек, тем больше от него требуется участия, сил. Но и поднимается этот человек до нечеловеческих высот, —  она замолчала. Ник поднял на неё глаза, понял, что она проверяет, слушает ли. — Их двое, — продолжила она и опять сделала паузу.
— Кого? – спросил Ник.
— Два лагеря, и их двое. Когда то были в одном. Сегодня - день и ночь, плюс и минус. Банально, но добро и зло. — Она вышла из-за стола, сцепила сзади руки и остановилась к Нику спиной, глядя в пол. — Но приверженцы есть и здесь и там, — выдохнула она и вернулась за стол. — Когда ты рождался, каким-то образом один тебя лишь коснулся. Твой шрам на левом виске. Но другой успел закрыть. Именно так у тебя появилась эта уникальность, о которой ты не знаешь и которой не умеешь пользоваться. Вот за этим ты здесь. Узнать чем владеешь, зачем тебе и нам это нужно. Сейчас я попробую тебе тебя показать.
— Когда тебе угрожает опасность, ты испытываешь страх. Что такое страх? Это когда организм выражает своё отношение к опасности и предупреждает своего владельца. У каждого человека реакция на страх разная.  Надо сказать, что когда опасность или что-то непонятное внезапны, это будет испуг, и вот он практически у всех, относительно одинаков. Следствие сильного испуга – предвидящий ситуацию страх, а реакция на него, я подчёркиваю, у всех разная. И ещё. Бесстрашных людей не бывает. Потому что это вошло в нашу речь, как просто характеристика очень смелых людей. А биологически это или ненормальный человек, с каким-то умственным изъяном, или ребёнок, пока ещё не умеющий бояться в силу отсутствия жизненного опыта. Возвращаемся к тебе. Как ты чувствуешь страх?
— Ну, не знаю.
— Правильно. Это симптом страха. Ты не вполне контролируешь себя, свои мысли, действия. Поэтому, первое. Нам необходимо, чтобы ты немедленно начал менять понятие страх на опасность. Но, что ты чувствуешь сейчас в страхе, ты должен запомнить. Это твой будущий инструмент. Итак. Опасность. Страх. В голове звон, зрение расплывчато, в теле дрожь. Далее мозг даёт варианты выхода из ситуации. Звон достигает предела и лопается, наступает тишина, слух выхватывает малейший шорох, а зрение становится просто многократным биноклем. Твоя уникальность в том, что ты в этот момент входишь в состояние ареометизма. Ты обладаешь почти безграничным мощнейшим защитным полем. Самое невероятное, что не только для себя. На пике состояния ареометизма ты чувствуешь опасность для других людей. А главное, ты можешь им помочь.
— Что, как это? Не очень понимаю.
— Я знаю. Вот и начнём вместе решать, как это понять. Но для начала давай выполним некоторые формальности. Это важно. Ознакомься и подпиши.
Она подвинула к Нику несколько печатных листов. Пробежав по ним взглядом, Ник понял только то, что он со всем согласен и поднял глаза с вопросом на Викторию.
— Я же сказала, начинай становиться внимательным. Формально ты соглашаешься быть принятым в учебное заведение на факультет географии с возможными выездами в экспедиции. Родители тоже убеждены в рациональности данной учёбы, вот их подписи. Также ты подписываешься под не разглашением твоего участия в специальных заданиях и того, чем ты владеешь. После подписания контракта ты не имеешь права применять специальные навыки без уведомления меня. Всё.
Пауза. Ник начал ступорить и выбрал звонок другу.
— Мне надо переговорить с родителями.
— Пожалуйста, — она достала телефон, что-то набрала и приложила к уху. — Здравствуйте. Да, это я. — протянула Нику телефон, — У вас ровно минута.
— Алло, мам, — сказал Ник и начал слушать, как он доехал, тепло ли, не продуло ли в поезде, что кушает, как же он без запасных носков, почему не взял бельё и тапочки, чтоб смотри у неё, учился, как следует. — Да всё нормально, мам, пока.
Ник взял ручку и подписал листы в местах, которые указывала Виктория. Она убрала листы в папку, откуда-то достала картонную коробку и поставила её на стол.
— Встань спиной в угол, поставь эту коробку перед собой на пол и аккуратно открой. — Ник взял довольно тяжёлую коробку и зашёл в угол комнаты. По-вернулся к нему спиной, наклонился и, поставив коробку на пол, начал её открывать.
— Подожди, — остановила его Виктория, — я тебя предупреждаю, в коробке опасность. Открывай.
— Не понял, что значит опасность, — напрягся Ник.
— Открывай.
Ник медленно, чувствуя, как появившийся из ниоткуда звон, начинает подниматься к макушке, приподнял крышку коробки. Послышалось лёгкое шипение. От неожиданности он отдёрнул руки, и крышка коробки отлетела в сторону. Из коробки высунула голову крупная змея и начала подниматься в рост. Ник попятился назад, упёрся в угол и, отталкиваясь ногами от пола начал закрываться руками. Змея поднялась на уровень его головы и дёргалась в ответ на каждое движение Ника, ища момента для атаки.
— Смотри только на неё, не опускай глаза, — громко сказала Виктория, — поверни к ней ладони, — продолжала шуметь она, — да не сгибай ты пальцы, ладони, прямые ладони, упрись в стену перед собой.
Ник пытался её слушать и вдруг звон лопнул. Или, лучше сказать, исчез, как резко всосанная в сливное отверстие вода из ванны. Он увидел зрачки змеи настолько близко, что казалось её язык, касается носа Ника. В наступившей тишине он чётко услышал, как трётся чешуя змеи об коробку. Ища в ставшими громогласными словах Виктории защиты, он с трудом выпрямил ладони в сторону коробки. Упираясь ими, Ник опять прижался спиной к углу и остался один на один с взглядом змеи. Только почему-то было ощущение, что это он готов напасть, наверное, от страха.
Змея кинулась вперёд, открывая пасть всё шире и обнажая огромные клыки. Ник на автомате начал отталкиваться от неё, как вдруг змея ударилась обо что-то и от её головы в разные стороны полетели брызги яда. Она отскочила назад и с удвоенной скоростью метнулась к Нику ещё раз. Исход был тот же, но с удвоенной траекторией разлетевшегося яда. Это что-то было сразу за ладонями Ника. Видимо от одурения, змея почти полностью опустилась в коробку, выглядывая оттуда только зрачками. И тут Виктория, которую всё это время Ник не видел из-за концентрации на опасности, закрыла коробку. Ник поднял на неё глаза, готовые выпрыгнуть из головы, и опустился на пол, словно внутри его отпустили какую-то пружину. Руки хлопнулись об пол, как чужие и он почувствовал холодный пот на лбу.
— А если бы она меня укусила, — пролепетал Ник, чувствуя, как устал от напряжения, — что тогда?
— Поели бы пирожков на поминках.
— Очень смешно.
— Будем двигаться дальше. Постепенно, добиваясь стабильности и, главное, наращивать масштаб, он необходим. Эта змея для тебя, что мошка для бронированного листа. Но пока ты будешь воспринимать опасность. Запомни, если ты, хоть на секунду, возомнишь себя героем, включишь своё «по барабану» – беды не миновать. Запомни это навсегда. А ещё – ты бросишь на эшафот свою будущую команду. Надеюсь, что нашу будущую команду.

                ***

Прошло время. Ник ел, спал, учился, гулял и тренировался. Расслабона не позволяли. Змею меняли преподаватели по школьным и не только предметам, преподавателей волк, паук, медведь и даже спецназовец, обещавший прямо сейчас свернуть Нику башку. А Ник, начиная контакт в живую, начинал по капельке контролировать страх. Он стал чётко понимать исходящую опасность как работу, а свой уникальный инструмент, как реальную защиту. Уже два раза он попадал в переплёт с врачами из-за попытки расслабиться и почувствовать себя суперменом. Его правая кисть была в шрамах от какой то зубастой пасти, а бровь рассечена чьим то кулаком. Вика, приходя в медицинский блок и скрывая бешенство, пляшущее у неё в глазах, мягко спрашивала:
— Ещё не дошло? Что-то из детства беспокоит?
 Переход от понимания опасности к управлению защитой стал намного короче, а сама защита множилась от раза к разу. Костюм вообще был каким то инопланетным существом и, что самое главное, он понимал Ника с полу-слова. Нет, он не делал его бесплотным, действия задавал всё же мозг и движения делал сам Ник. Но качество им придавал ещё и костюм. А так же он являлся защитой Ника от механических повреждений. Если б он тогда догадался натянуть рукав на кисть, ничего бы не случилось.
Комп встроенный в стол, позволял делать задания преподавателей и проходить бесчисленные тесты. Телевизор, тоже появившийся с некоторых пор в купе, включался сам и вещал новости со всего мира. Преимущественно конфликтной направленности. Виктория периодически заводила разговор об этих событиях и внимательно слушала ответы Ника.
Вика стала реже приходить и разговаривать, редко попадаться на глаза, но её присутствие ощущалось постоянно. Она была нитью к недалёкому, тут, за дверью купе, прошлому. Он с улыбкой скучал, но высказать вслух не решался. Опасался предложения конфетки.

                Продолжение следует