Тропующий

Пролог:

Нет никакого желания называть себя в этой повести, своим собственным именем, данном мне судьбой. Потому как, с самого детства я себя с ним не отождествлял, понимая, что можно быть свободным от определений и быть тем-то и тем-то. Свобода моего разума, которую никто не может ограничить кроме меня самого, давала мне возможность быть кем угодно и где угодно. Нет, это не шизофрения и не раздвоение личности, если уж пытаться описывать этот случай научными терминами, то это скорее безграничное размножение личности, да  и это будет наверно. Потому-как, ни кому, ни себе, и уж тем более другим, я не давал возможность определять себя как личность, или как угодно еще.
Люди кладут немало сил своей жизни на то, что бы стать личностью, и многим это удается, хотя если честно, практически никому это не удается по-настоящему.
За той личностью, которую они любовно выставляют напоказ, всегда прячется что-то еще, не столь красивое, что можно было бы показывать другим. Так что, все в определенной степени раздвоенные, а то и раз троенные личности.
Да уж!!! Какая маленькая, ограниченная консервная банка - человеческая жизнь.
Кому-то некогда, кому-то страшно, а кому-то и в голову не приходит выглянуть наружу и увидеть безграничный простор мира, а увидев пуститься в странствие…










Глава первая " Заплечная сумка "

Запах гниющих водорослей и шум прибоя выдавали ему, что он стоит на берегу моря, либо океана. Он открыл глаза и увидел удаляющуюся небольшую, деревянную шхуну, под трапециевидным  парусом, на котором едва угадывался выцветший  красный круг.
« Япония… » - подумал он вслух. Повернувшись, он увидел подымающиеся высоко скалистые берега, сочно зеленеющие буйной растительностью. Вверх вела узкая, вырубленная в камнях тропа, кое-где виднелись грубые верёвочные поручни.
Он, поудобнее поправил заплечную сумку, короткую катану, перекинутую через шею за спину, накинул на голову капюшон простого серого кимоно, потуже влез в видавшие виды кожаные сандалии и глубоко вдохнув прохладный морской воздух, уверенно двинулся вверх по тропе. Подъём давался ему легко, потому как руки его были свободны, а он всегда имел привычку – в длинных переходах оставлять руки свободными. « Не только ноги нас несут, руки тоже…» - считал он.
Поднявшись наверх, он увидел небольшую деревушку из двенадцати простых, но аккуратных деревянных домиков. Место для поселения было выбрано очень подходящее. На краю деревни искрилось небольшое озеро, в которое впадала крохотная речушка, скорее даже ручеек, вытекавший из высоких бамбуковых зарослей, перемежавшихся с искривленными ветрами могучими кедрами. По всей деревне были высажены плодовые деревья, в основном вишни и яблони, а за спиной раскинулся простор индиго синего океана.
В ручье плескались с шумом загорелые дети в длинных рубахах, прыгая ловко по камням, они, задирая подолы рубах и оголяя загорелые мелкие задницы, прыгали в глубокие ямки, кому по пояс, кому по грудь. Возле дальнего домика сидел сильно загорелый старик в бамбуковой шляпе и мастерски правил рыбацкую сеть.
Навстречу ему уже двигались, грациозной походкой, две немолодые дамы в простых, но опрятных кимоно и на высоких деревянных сандалиях. Подойдя поближе, они, приветственно сложив ладони рук, поклонились.
- Доброй дороги Путник!
- И Вам доброго дня! - вежливо приветствовал он, поклонившись.
- Вы, наверное, Сохеи, нам рыбаки с большого острова говорили о Вас  - приветливо улыбаясь, обратилась к нему старшая из них.
- Да!  - утвердительно ответил он.
Да, его все так и называли – « Сохеи », хотя сохеи это вовсе и не имя, так называли странствующих мудрецов, бывших когда-то воинами, самураями, отошедших от дел, в силу возраста, либо смены мировоззрения. Его же так называли, потому что настоящего его имени никто не знал. Да и он сам не знал. Было когда-то имя, скорее прозвище, которым его нарекли дзенские монахи-учителя из тайного клана, стоявшего на защите « Буси-До » ( Путь Воина ), чести и справедливости. Монахи собирали по всей стране детей раннего возраста. Нищие родители сами отдавали их в надёжные и мудрые руки, зная, что теперь они не будут голодать и их ждёт обучение наукам и мастерству. И дали ему имя тогда – « Ветерок », видимо в силу потенциала, сокрытого в нём. Но теперь это имя было бы слишком легкомысленным для зрелого, испещрённого шрамами старика. Вместе с именем и та насыщенная событиями жизнь осталась в прошлом. А так как новое имя он себе не взял, то его так и называли почтенно – « Сохеи ».
-  Остановитесь у нас?  - с надеждой спросила та, что помоложе.  Заметив нескрываемую надежду в их лицах, он ответил:
-  Если Вас это не обременит
-  Мы будем Вам бескрайне благодарны!  - не скрывая радостного облегчения, промолвила та, что постарше. Тем временем вокруг него уже собирались жители деревушки, одни женщины не считая старого рыбака в бамбуковой шляпе. Между ними пробежал тихий радостный шёпот:
-  Он останется.
Пока его провожали к дому самой старшей женщины, вдове рыбака, которого забрало море, как она сама представилась, он пытался выяснить причины их беспокойства:
-  А где же Ваши мужчины?
-  В море, да помогут им Боги  - ответил старый рыбак и продолжил:
-  Уж пятый день как рыбу добывают .
Ответ старика немного прояснял ситуацию, но не до конца. Перед широкой верандой, мастерски сложенной из аккуратно оструганных кедровых досок, Сохеи снял уставшие сандалии, поднялся следом за хозяйкой и, оставив катану приставленной к стене у двери, вошел в дом. В доме было светло и прохладно благодаря грамотно сдвинутым бумажным перегородкам, а главное, уютно. Гостеприимная хозяйка провела его в просторную обеденную с красиво расписанной бамбуковой циновкой посередине.
-  Все говорят, что я отменно готовлю, не обижайте старуху, присаживайтесь, я мигом  - не признавая отказа, вежливо улыбаясь, предложила она.
-  Не откажусь с дороги  - улыбнувшись, ответил он и, сняв заплечную сумку, сел на край циновки, скрестив ноги. Хозяйка не по возрасту проворно исчезла за бумажными перегородками.
« Чего же так боятся они? » - задумался Сохеи, расслабив тело и вслушиваясь в доносившиеся через открытые окна звуки монотонно шумящего океана перемежавшиеся с весёлыми криками детей, пением птиц и шуршанием леса. Его размышления прервала, довольно быстро вернувшаяся  хозяйка с деревянным подносом в руках. Поставив поднос перед ним, она тихо сказала:
- Не буду, Вам, мешать - и тихо выскользнула за шторы. На подносе красовались белоснежные пиалы с супом из морепродуктов, рыбой и рисом, из носика искусно расписанного чайника струился ароматный пар. Аккуратно закатав рукава кимоно, Сохеи  неторопливо приступил к трапезе и обдумыванию ситуации.
« Иначе и быть не могло»- подумал он:
«Раз уж я здесь и сейчас, значит, в этом есть необходимость».    
 Сохеи не верил в случайности, он знал, что все, что в жизни происходило, происходит и будет происходить, для чего-то нужно.
 С удовольствием доев, он встал и, подобрав лежавшую рядом сумку, вышел на террасу, где его ожидал сидевший в расслабленной позе, старый, битый солёными ветрами рыбак, давно не выходивший в открытое море, о чём он явно сожалел. Пожилая, гостеприимная хозяйка неторопливо мела двор подле крыльца, тихонько что-то напевая себе под нос.
- Огромное Вам спасибо за вкуснейший обед, хозяюшка - поблагодарил её Сохеи.
- На здоровье, всегда буду, рада вас накормить - улыбнувшись, ответила та.
Присев рядом со стариком, и аккуратно сложив подле сумку, он, посмотрев на океан, удовлетворённо произнёс:
- Красивый вид.
Внимательно разглядывавший его старик,  ответил:
- К сожалению, мне только и остаётся, что любоваться этой красотой – годы никого не щадят. Хотите саке?
- Нет, спасибо, не сейчас -  вежливо ответил Сохеи.
Старый рыбак поудобнее умостившись, осторожно спросил:
- Сколько Вам лет, если это не секрет?
- Я гораздо моложе Вас - улыбнувшись, ответил Сохеи.
- Да, выглядите Вы совсем ещё молодо, только вот Ваши глаза выдают уже почтенный возраст и непростую судьбу. Я стар, но это даёт преимущество видеть несколько больше, и я вижу, что эти глаза много чего повидали на своём веку. Пожалуй, поболее моего - со старческой мудростью, уверенно заявил старик и продолжил:
- О Вас много чего рассказывают, много такого, во что и поверить то трудно.
- А Вы и не верте всему, что говорят - улыбнувшись, ответил Сохеи.
- А я и не верил, пока не увидел Вас собственными глазами, теперь понимаю, что зря. Старые глаза не обманешь - утвердительно заявил он, и, показав на сумку, продолжил:
- И про неё много разного говорят. Вы ведь даже меч свой где угодно оставляете, а с ней никогда не расстаётесь, это даже я уже заметил.
- И что же про неё такого говорят? - с интересом спросил Сохеи.
- Да всякое, и что там сокровища не сметные, возможно рукописи тайные, или сила невиданная, оружие самое разрушительное, а может эликсир бессмертия, либо жизнь запасная - ответил загадочно старик.
- А хотите взглянуть? - уверенно предложил Сохеи и потянулся за сумкой.
- Нет! - быстро остановил его слегка напуганный старый рыбак.
- Все отказываются, поэтому и вымыслы всякие несусветные. Вы мне лучше скажите, чем Вы все так напуганы? - прямо спросил Сохеи, взглянув в посеревшие от старости глаза собеседника.
- От Ваших глаз ничего не ускользнёт - с уважением сказал старик, и, глубоко вздохнув, стал объяснять:
- В наших лесах орудует шайка паршивых разбойников. Прошлой осенью они напали на нашу деревню, но тогда наши рыбаки были дома, а они не только искусные мореходы, но и не плохие воины. Нападение удалось отбить, но после этого, всегда, когда они уходят в море, наши женщины далеко не прячут луки и катаны своих мужей. И хотя они тоже умеют обращаться с оружием и мужества им не занимать, мы всё же не уверены, что сможем выстоять против шайки этих грязных собак - закончил он с грустью в голосе.
- А что же Ваш наместник со своим войском, он же обязан защищать своих граждан? – возмущённо спросил Сохеи. Старика ка-кто презрительно передёрнуло, и он ответил:
- Эта жирная свинья настолько жаден, что обдирая нас налогами, он, похоже, берёт дань и с разбойников, позволяя им грабить и убивать.
Сохей немного подумав и сделав для себя выводы по поводу своего присутствия здесь и сейчас, тяжёлым голосом сказал:
- Похоже, в ваших лесах орудуют две шайки (грязных собак).
- Очень точное определение - с грустью заметил старик.
Тем временем, солнце уже приближалось к линии горизонта, опаляя багровыми всполохами потемневшие воды океана. Матери собирали своих босоногих ребятишек, не желавших расходиться по домам. Старик сидел неподвижно, явно ожидая, каких либо указаний, да и хозяйка замерла поодаль, всем своим видом давая понять, что готова к любым распоряжениям. Сохеи любуясь закатом, обдумывал дальнейшие действия
- Хозяюшка… - обратился он к женщине - я, пожалуй, сегодня буду спать здесь на террасе, уж больно свежий воздух в вашей деревушке, не хочется уходить в дом - утвердительно заявил он.
- Я принесу Вам циновку - с пониманием ответила она.
- И ещё… - продолжил Сохеи – обойдите все дома и скажите, что я прошу всех сегодня спать крепко и спокойно.
- Я это сделаю с удовольствием - сказал старик и, похрустывая костями, поднялся на ноги.
Продолжая любоваться океаном, за горизонт которого уже полностью скрылось солнце и в нём заискрилось звёздное небо, ровно и глубоко вдыхая свежий, слегка прохладный морской воздух, Сохеи дождался, когда деревня полностью затихнет, поднялся на ноги, звучно хрустнув суставами и растянув все мышцы  выпрямился. Он спустился с настила, обстоятельно обул сандалии и неспешной, беззвучной походкой направился к краю обрыва. Стоя на самом краю и наслаждаясь силой напористого океанского ветра, он с удовольствием подумал:
«Всегда приятно жить с предназначением, каким бы оно не было»
Он закрыл глаза, выравнивая и замедляя дыхание,  остановил его вовсе. Все окружающие звуки, затихая, исчезли, наступила абсолютная, вакуумная тишина. Слегка приоткрыв глаза, он увидел всё то же самое, но совсем иначе. Сквозь всё пространство, струясь жёлто-зелёным светом, текли струи сущего, несколько изменяя цвет и скорость протекания в пределах границ всех окружающих вещей. Особенно завораживающими были виды неба и океана. Более медленное небесное движение наполняло более жёлтое, скорее даже золотое искрящееся свечение. В то время как скорость протекания струй океана была несколько динамичнее, а в его свечении преобладал бирюзовый оттенок. Сохеи очень медленно и осторожно начал дышать, стараясь сохранить перед глазами эту красоту. Когда он полностью восстановил дыхание, свечение стало еле заметным, но не исчезло вовсе. Он набрал полную грудь свежего морского, слегка светящегося воздуха и сделал еле уловимое круговое движение всем телом, тот час же столб индиго фиолетового с золотыми вкраплениями свечения закручивающимся вихрем поднялся от его ног, через всё тело, к небу сливаясь с окружающим сущим.
«Теперь я готов» - утвердительно подумал он и, повернувшись, почти паря над землёй, двинулся к дому приютившей его хозяйки.
Не разуваясь, поднялся на террасу:
«Сегодня можно нарушить традиции» - уверенно решил он. Его ждала аккуратно свёрнутая циновка. Расстелив её, он сел лицом к лесу, поджав под себя ноги и положив рядом катану и заплечную сумку.
«Сегодня всё и случится» - подумал он - «но это будет ещё не всё, завтра утром будет продолжение». Когда он ожидал, какие либо события, всегда знал, а возможно даже и видел, когда, и как всё будет происходить.
Слегка прикрыв веки, и как будто паря над циновкой, он вслушивался, внюхивался в пространство, сканируя его на многие мили вокруг. Этим необычным зрением, он видел
ночных птиц на деревьях, разнообразных животных в лесной чаще, и даже слышал шуршание насекомых на бамбуковых стволах.
Когда наступил момент, он быстро встал, с гулом подняв вверх воздушную волну, словно сгусток энергии устремился от земли к небу. Перекинув катану через шею за спину и привычным движением одев сумку на плечи он, накинув капюшон, бесшумно и быстро устремился в сторону леса. Скорость его передвижения, по его ощущениям, была обычной, но со стороны можно было увидеть лишь стремительный порыв ветра, ворвавшегося в лесную чащу, сгибая ветви деревьев и шурша листвой, растворяясь в темноте. Через мгновение из глубины леса донеслись короткие вскрики быстро умирающих людей почти без интервала между ними и шум ветвей падающих бамбуковых стволов.
Сколько прошло времени до того момента, когда он вышел из лесу, наверное нисколько. Он привычным движением перекинул катану за спину, снял капюшон и спокойным шагом пошёл к дому старого рыбака. Старик, судя по всему, не спал вовсе, потому, как открыл дверь сразу же после стука Сохеи.
- Возьмите фонарь и две лопаты, мне нужна Ваша помощь, негоже мёртвым людям валяться в лесу, хоть они и (грязные собаки) - тихо и спокойно прошептал он старику.
Когда тот вынес лопаты и зажжённый масляный фонарь, они тихо и не спеша двинулись к лесу. Прибыв на место, глаза видавшего всякое старика выражали крайнее удивление и испуг, но он мудро не став задавать лишних вопросов, собрался с духом и принялся помогать Сохеи, стаскивать в одну кучу разрубленные пополам, по диагонали, от плеча до таза, тела убитых разбойников. Закопав останки в мягкий, влажный грунт, они молча вернулись в деревню к дому старика.
- Вы предлагали выпить саке, сейчас самое время - успокаивающим тоном сказал Сохеи.
Старик жестом пригласил подняться. Поднявшись на старый, скрипучий, как сам хозяин, деревянный настил, Сохеи сняв катану, прислонил её к стене, ловким движением скинул сумку с плеч и присев, аккуратно положил её рядом.
Хозяин вышел с деревянным подносом, на котором возвышался глиняный кувшин искусной ручной работы и две пиалы. Пришедший в себя, уставший старик, разливая по пиалам саке, пытался хоть что-то произнести, но не мог выдавить и слова. Сохеи, заметив это, ровным и мягким голосом произнёс:
- Вы прожили длинную жизнь и много чего повидали, но поверьте, в мире всего так много, что одной, даже самой длинной жизни не хватит, что бы всё увидеть и тем более понять.
Благодаря успокаивающему  голосу и определенному темпу речи Сохеи, старик глубоко вздохнул и наконец то слегка улыбнувшись, промолвил - Вы правы, мне теперь будет легче прожить оставшиеся дни моей короткой жизни.
Они, неторопливо, поцеживая саке, любовались отражением звездного неба, в бескрайнем океане. Допив, Сохеи поставил пиалу на поднос и уже более твердым голосом обратился к старику - «У меня будет к вам еще одна просьба, последняя».
- Для Вас уважаемый, Сахеи, все что угодно - решительным голосом произнес старик и внимательно посмотрел в глаза Сохеи.
- Вы не по возрасту поработали, помогая мне. Поэтому Вы сейчас пойдете спать, надеюсь, усталость и саке Вам помогут выспаться и отдохнуть, а утром, проснувшись до рассвета, Вы первым делом обойдете, все дома и предупредите, что бы детей сразу на улицу не выпускали. Возьмете в помощь самых мужественных женщин и проделаете ту же работу, что и сегодня, только несколько больше.
Немного, подумав он добавил:
- А меня к этому времени уже не будет.
Старик все понял и утвердительно кивнув, спросил:
- Наместник, собака?
- Да, со своим войском - спокойно ответил Сохеи и продолжил:
-  Вы идите, отдыхайте, Вам предстоит много работы, а я, если позволите, тут посижу. У Вас прекрасный вид на океан.
Уже поднявшись, покряхтывая, на ноги, старик сказал
 - Ко мне часто прибегают детишки с просьбой рассказать им сказки. Сегодня для них родилась еще одна… Доброго вам пути, Сохеи.
Старый рыбак спал спокойным и глубоким сном, настолько спокойным, что  ему снился сон, как он удовлетворенно расставив сети, гребёт веслами к берегу. Он уже давно забыл то чувство, налитых силой молодых рук. Он был молод, красив и весел. А на берегу стояла, и приветливо махала, искусно расшитым платком, его, уж двадцать лет как, умершая, молодая  и как всегда прекрасная жена.
Проснувшись, как всегда до восхода солнца, старик вспомнил сон, и на его глазах выступили скупые слезы счастья. Он совсем забыл эти ощущения  - мокрые глаза, счастье…
Встрепенувшись, он вспомнил о деле и вышел на террасу. Представившаяся картина, поражала воображение  даже видавшего виды старика. По всей деревне были разметаны, будто ураганом, расчлененные, уже знакомым ему способом – от плеча до таза, тела воинов, с  застывшим ужасом на лицах. По его примерным прикидкам, их было более двух десятков. Среди серых кимоно воинов, он увидел одно  разделенное пополам белое, с дорогим шитьем кимоно знатного сузерена. «Наместник, собака» – про себя подумал старик -  «Работы действительно не мало». И уже собравшись спускаться, он взглянул на то место, где ночью сидел Сохеи и остолбенел. Его, естественно, как он и обещал, не было, лишь аккуратно сложенная заплечная сумка, безмолвно лежала там, где он ее оставил. Старик помедлил,  собираясь, с мыслями и тихо подошел к сумке. Слегка дрожащими руками он не спеша развязал сумку и заглянул внутрь. Там ничего не было, лишь квадратик бумаги, качество которой не укладывалось  в его воображении. И изображение… Его даже не удивило то, непонятное искусство, с которым оно было сделано, а то, что, было изображено. В середине картинки стоял молодой поджарый человек  с открытой улыбкой на лице, в котором старик интуитивно узнал мастера Сохеи. Это был простой, улыбающийся, не совсем японской внешности, скорее даже совсем не японской внешности, парень с любовью обнимающий  красивую женщину, «жену», понял старик, посмотрев на двоих красивых детей, сына постарше и дочь, с круглыми щечками, очень похожих на своих родителей, сразу на обоих. Некоторое время, старый рыбак не мог пошевелиться, он смотрел, не мигая, выпученными глазами, с отвисшей челюстью, на картинку, которая удивляла его абсолютно всем, непонятно как изготовленной бумагой, качеством изображения, непонятными одеждами на людях! Но самое главное - фактом, запечатленным на изображении.
«Да, одной жизни не хватит, чтобы понять этот большой и загадочный мир» - вспомнил мудрые слова Сохеи, старик, пряча бесценный клочок бумаги, понадёжнее в скрытый карман кимоно.
               





Глава вторая: «Соломенная шляпа»

Резкий удар в лицо горячим воздухом и шум промчавшегося мимо него огромного грузовика, заставили его открыть глаза. Он стоял на раскалённом жёлтым, не знающим пощады солнцем, асфальте широкой, пересекающей каменистую пустыню, магистрали. По обочинам дороги пытались из последних сил расти прибитые пылью кусты чапараля. По всей пустыне разбрелись кактусы, самых разных форм и размеров, и только одинокие скалы, отливающие бурым свечением, величественно устремлялись к серому небу без единого облачка, только жёлтое солнце, прицеливаясь во всё живое, безразлично дарило, и жизнь и смерть одновременно.
«Красиво…» - по достоинству оценил он увиденное и внимательно осмотрел себя. На нём были повидавшие много троп и дорог, добротные кожаные сандалии, грубого кроя вытертые джинсы, выцветшая холщёвая рубаха с длинными рукавами и, пожалуй, самый важный предмет под этим (ласковым) солнцем – большая соломенная шляпа, изготовленная не один десяток лет назад отличным мастером, благодаря которому не утратила своей функциональности и по сей день.
Дул не очень сильный, но очень горячий ветер, трепля с металлическим звоном, прострелянные из разного калибра, указатели направлений на покосившихся ржавых столбах. Он стоял на Т-образном перекрёстке с примыкающей к основной, добротной магистрали, узкой, давно не видевшей ремонта дорогой, указатель перед которой провозглашал: «Диаблора, 36 миль».
«Явно мне сюда…» - уверенно решил он и размахивая руками, словно не выпуская невидимые поручни, энергично зашагал по разбитому асфальту. Его походка не была рваной и цикличной, она напоминала морскую волну, однажды набравшую силу и бесшумно катящуюся, готовую разбить любую преграду на своём пути. Ровно вдыхая горячий воздух, он рассматривал окружающий необычный пейзаж. Отдельно стоящие бурые скалы причудливых форм, сотворённых могучей силой великого мастера Ветра, ничем не могли помочь одинокому путнику, изнывающему от свирепого солнца, они не отбрасывали теней – солнце находилось в зените. Разбросанные по всей пустыне кактусы напоминали ему людей, застывших и притворившихся кактусами в дневном свете, неподвижно сохраняя энергию для того, чтобы с наступлением темноты и прохлады продолжить своё загадочное путешествие, в свете рассыпанных по всему ночному небу, искрящихся звёзд. Ему было интересно – куда ведёт их странствие, но он знал, что многие ставшие на кактусовую тропу не вернулись вовсе, а вернувшиеся зачастую имели надломленную психику. Он, конечно, знал, что сил ему хватит, чтоб пройти магический, колючий путь и вернуться обратно, не испугавшись неизведанного. Но он не мог себе позволить тратить постоянно утекающее, бесценное время на всякую ерунду. Он знал, что главное - это предназначение, и он был благодарен за то, что оно есть.
От размышлений его отвлёк чей-то настойчивый взгляд. Придерживая шляпу рукой, он поднял голову и увидел высоко в небе, кружащего над ним, белоголового орла падальщика, который немигающими коричневыми зрачками сверлил, как он надеялся, скорую жертву. Их взгляды пересеклись, и орёл тут же сделал кривое пике в сторону и очень быстро исчез в мутном, сером небе.
Динамично продолжая путь по раскалённому асфальту, он услышал шум приближающегося сзади грузовика.
«Малый продуктовый или почтовый» - по звуку определил он. Немного обогнав его, почтовый грузовичок остановился на обочине, подняв клуб серой пыли. Подойдя с пассажирской стороны, он открыл дверь и услышал старые мировые хиты от (Радио Мехико).
- Запрыгивай… - коротко пригласил средних лет, улыбчивый мексиканец, городского покроя. В машине было чуть прохладнее, чем на улице, хотя кондиционер старался во всю, заглушая приёмник.
- Ну ладно я, работа…. А ты то, что потерял в этой, Богом забытой Диаблоре?  Аугусто! - задал вопрос и одновременно представился, добродушно улыбаясь, водитель почтампа, протягивая здоровенную жилистую ладонь.
- Хенаро… - ответил он, пожав крепкую руку, и продолжил с лёгкой, дружелюбной улыбкой на лице: «друга проведать, что-то вестей от него давно нет».
Не снимая с лица широкую улыбку, Аугусто внимательно всматриваясь в лицо пассажира, продолжил болтать, как будто он за долгую дорогу отсидел себе язык, а теперь появилась возможность его основательно размять:
- Хенаро говоришь…. Не очень-то ты похож на мексиканца, хотя возможно на мексиканца прожившего долго, где-нибудь  на севере континента и похож - выразил он подозрение и сам же его развеял.
- Четвёртый год я на этом проклятом маршруте сижу, всю задницу в мозоли избил, второй грузовик сменил. Два раза в месяц – как штык. Раньше хоть в кафе к ним заходил, с Анитой поболтать, да холодного пивка потянуть. А вот уж полгода, как забегаю, быстро разгружаюсь и как от чёрта обратно домой на газульку давлю. Проклятый новый шериф со своими тремя выродками сыновьями-нариками безголовыми, и кафе оккупировали, да и весь город. Анита рассказывала, что выродками они стали после того, как их мать умерла. Вопрос, как умерла? Пьяный папаша у них на глазах её на смерть забил, после чего сам ещё ведро мескаля выжрал и их заставил, тыкая в них ружьём, сволочь…. Им тогда чуть больше десяти было, а теперь они сами тыкают во всё, что захотят и не только пушками, свиньи недорезанные. Кто ж пойдёт теперь к Аните в заведение, когда там эти ублюдки целыми днями мескалём заливаются, а по ночам разъезжают по городу в поисках жертвы для издевательств - с ненавистью в голосе, выдал почти всю (туристическую) информацию о городе Аугусто.
- А что, шериф? - потяжелевшим голосом спросил Хенаро.
- А что шериф, он им папаша и теперь его, видите ли, угрызения мучают, что он их сам такими и сделал. Покрывает все их свинские выходки, да все хвосты за ними подчищает, он же шериф, блюститель закона, сука. А по ночам, пока детки куражатся, вёдрами мескаль жрёт, пока визжать, как свинья не начнёт. Это так он совесть заливает - с огромным усилием пытаясь оставаться улыбчивым, угрюмо ответил Аугусто.
“Диаблора” – c трудом можно было разобрать надпись на расстрелянной картечью, дробью и пулями жестянке перед въездом в маленький, забытый Богом городок.
Возвращая на лицо широкую, открытую улыбку, Аугусто спросил:
- Тебя куда-нибудь подвезти дружище, это я с легкостью.- Ни секунды не сомневаясь, Хенаро ответил:
 - Если не трудно, останови мне у заведения Аниты, а то в горле пересохло.
После обстоятельного рассказа, о том, как небезопасно теперь у Аниты, Аугусто с удивлением, очень внимательно посмотрел на Хенаро и произнес:
- Странный ты парень, Хенаро. Ну как скажешь, у Аниты, так у Аниты. Передавай привет и обязательно попроси сварить кофе, у нее это чудесно получается. -Дальше Аугусто ехал молча, уже не улыбаясь, изредка косясь на Хенаро.  Остановив машину у заведения Аниты, которое так и называлось «У Аниты», он серьезно посмотрел на Хенаро и, протянув руку, на прощанье сказал:
- Береги себя Хенаро, и если нужна будет помощь – дай знать друг. Обменявшись крепким  рукопожатием, Хенаро с кошачьей легкостью выскользнул из кабины. Грузовик, обдав его угарным газом, скрылся за поворотом безлюдных, серых улиц.
Перейдя улицу бесшумной, уверенной походкой, словно ровный напористый ветер, Хенаро распахнул дверь заведения настежь и вошел в слабоосвещенное прохладное помещение. В воздухе стоял запах еды, алкоголя, табака и еле уловимый, чудесный аромат кофе. Посетителей не было вовсе, а за стойкой, с широко открытыми, немексиканскими глазами, и приоткрытым от неожиданности и удивления ртом, стояла крепко - сложенная, лет около сорока, женщина с русыми волосами, собранными наискось в хвост.
- Доброго дня, Анита, привет вам от Аугусто- приветливо, улыбаясь и добродушным ровным голосом, сказал Хенаро, подходя к стойке. Быстро опомнившись  и услышав имя Аугусто, Анита приветливо улыбнулась в ответ и мягким голосом ответила:
- И вам доброго дня. Что будете пить, или может, что ни будь, перекусите?- В ее речи еле уловимо был заметен какой-то  скандинавский акцент.
- Спасибо, пока не голоден, а вот от чашечки вашего чудесного кофе, не откажусь, – ответил, с еле уловимой улыбкой на лице Хенаро.
«Аугусто преувеличивает мои способности, присаживайтесь за любой столик, какой понравится» – приветливо предложила она. Он, осмотрев помещение, двинулся к дальнему, плохо освещенному углу, из которого был хороший обзор и, сняв шляпу, сел лицом к входу.  Через пару минут, Анита уже подходила к столику, с маленьким подносом. Поставив перед ним чашечку ароматнейшего кофе, она привычно попыталась поставить пепельницу, но Хенаро мягким движением руки остановил Аниту сказав:
 - Я не курю, спасибо.
- Угощайтесь на здоровье, - ответила она и неуверенно спросила. - Надолго к нам?
 - Как сложатся обстоятельства, но думаю ненадолго, - мягким уверенным голосом ответил Хенаро. Анита понимающе улыбнулась и направилась на свое привычное место – за стойку бара.
Хенаро с удовольствием потягивая, действительно отличный кофе, уже знал, что скоро покой этого заведения, будет нарушен.
 С оглушительной музыкой и рыком глушителей, к заведению подкатил, заехав на тротуар, красный пикап с аэрографией на капоте в виде черепа и двух перекрещенных револьверов, весь увешенный хромом и дополнительными  фароискателями на дуге над кузовом. Из кабины вывалились трое молодых неопрятных, здоровенных мексиканца, с угрюмыми лицами. Открыв дверь ногой, они тяжелой поступью побрели к стойке бара. Анита встала со своего места, на лице у нее появился отпечаток брезгливости, смешанный с грустью и обреченностью.
- Пива похолодней  и текилу, - неприветливо прорычал один из них. Они стали заливаться, словно стадо антилоп у пересыхающего ручья, жадно, не произнося ни слова. Утолив жажду, один из них достал из пачки сигарет самокрутку, раскурив и жадно, глубоко затянувшись, передал ее второму. Анита замахала перед лицом журналом, отгоняя тяжелый запах марихуаны, медленно расползающийся по всему залу. Раздался специфический, сиплый кашель, и когда второй попытался передать косяк третьему, тот в ответ раздраженно на них наехал:
- Идите вы к чертям со своим дерьмом, мне оно не о чем. Я лучше схожу в сортир, своим ужалюсь. Поднялся, и слегка пошатываясь, поплелся к туалету. Проходя мимо  Хенаро, он вдруг заметил незнакомца, сидящего в темном углу. На секунду заменьжевавшись, он двинулся дальше, с сосредоточенным  лицом.
- Папаша говорит,  что к нему из столицы могут приехать проверяющие. Это все из-за того придурка вояки, - хрипло гнусавил один другому, оставшиеся у стойки.
Хенаро мог слышать гораздо больше, чем можно было слышать на таком расстоянии.
- Пристрелим их как койотов и закопаем в пустыне. Скажем – приехали, уехали, ничего не знаем, - отвечал другой.
-Ты такой же тупой, как твой брат, тот обдолбится и давай палить, не думая о последствиях, - сказал ему первый
- Ты старше всего на два года, а понты колотишь, как будто ты, пахан, повышая голос, ответил второй.
- Заткнись, придурок! - рыкнул первый.
 Дверь туалета открылась, и оттуда выплыл уже повеселевший, с мелкими зрачками попутанных глаз, младшенький, судя по всему. Он нашёл глазами Хенаро и, как будто что-то вспомнив, двинулся прямиком к его столику. Хенаро продолжал спокойно потягивать остывающий кофе. Подойдя вплотную, младшенький обеими руками опёрся на столешницу и, дыша перегаром, напыщенно сурово и с ехидством спросил:
- Кто такой?
Хенаро взглянув на него спокойными, уверенными глазами, с лёгкой улыбкой на лице и в голосе, ответил:
- Человек.
Лицо младшенького побагровело, глаза налились кровью, и с трудом подбирая слова, он начал рычать:
- Слышь, человек, я б тебя прям здесь пристрелил, да взять с тебя нечего, оборванец, пули на тебя тратить - и, взглянув на шляпу, добавил:
- Хотя нет, шляпа у тебя ничё, пожалуй, дам тебе между глаз и шляпу заберу – считай, легко отделался - и потянулся за шляпой…
Хенаро встал. Он встал чуть быстрее обычного, как казалось ему. Но на самом деле со стороны это выглядело, как будто вылетевшая из револьвера пуля огромного размера, пролетев два метра, резко остановилась, а ударная волна, продолжив свой путь, ударила в потолок, осыпав младшенького штукатуркой. Лицо Хенаро ничего не выражало, но глаза…в них не было ни зрачков, ни глазных яблок, они были полностью чёрные и безгранично глубокие, как два бездонных колодца.
Глаза младшенького выкатились из орбит, челюсть упала ему на грудь, его потряхивал мелкий озноб.
Хенаро спокойно сел, взял в руку чашку с остывшим кофе и взглянул на неё уже обычными глазами. Краем глаза он видел, как младшенький на ватных ногах пятился задом к барной стойке, где его братья продолжали заливаться текилой и так нечего из происходящего и не увидели. Лишь Анита стояла в оцепенении с застывшей гримасой ужаса на лице. Допятившись до братьев, младшенький рухнул на стул и с грустным, потерянным выражением лица, повернувшись к барной стойке, налил себе в пивной бокал полбутылки текилы и, залпом выпил.
- Ты чё, вообще опух? - спросил один из опешивших братьев.
- Поехали отсюда, есть срочное дело - тихим, дрожащим голосом произнёс он в ответ. Двое недоумённо переглянулись и, заметив, что-то неладное, пожав плечами, допили своё пойло и тяжело поднявшись, поплелись к выходу.
- Запиши на наш счёт - через плечо, с ухмылкой сказал старший, всё ещё не пришедшей в себя Аните. Они заползали в пикап, когда захмелевший младшенький нашёл в себе силы подняться. Он достал из кармана сотовый и, пошатываясь, уходя, шёпотом забурчал в трубку:- «Па, тебе срочно надо…» - он испуганно оглянулся в тёмный угол зала, и уже выйдя на улицу, продолжил: «…приехать к Аните, тут какой-то странный чужак, разберись». Он, шатаясь, залез в пикап, из которого орала тупая, злая музыка. Машина, громко взревев, рванула и исчезла в клубах дыма и пыли, едва не сбив пожилую индеанку переходившую улицу.
«Значит, сейчас будет продолжение. Надо ещё чашечку кофе попросить, а заодно Аниту успокоить» - подумал Хенаро и очень добрым голосом произнёс:
- Анита, можно ещё чашечку Вашего чудесного кофе.
Хенаро знал силу звука. Применив правильные слова, интонацию и темп произношения и сделав акценты на определённых звуках он, мгновенно вывел Аниту из оцепенения.
- Минуточку, сейчас сделаю - уже спокойным голосом ответила она.
«Хорошо, что с такого расстояния она не видела моих глаз. А об остальном она через минуту будет думать, что ей почудилось» - уверенно подумал он.
Через пару минут Анита ставила ароматнейший напиток перед ним, добродушно улыбаясь.
- А почему Анита, а не Хуанита, если не секрет? - спросил Хенаро и жестом пригласил присесть. Присев, и на секунду задумавшись, она ответила:
- Нет не секрет, мой папа был местным шахтером, работал на серебряных рудниках, пока их не закрыли. А мама была из Норвегии. Все свое детство и молодость она мечтала о солнечных теплых странах, и когда мои бабушка и дедушка, ее родители скончались, она продала все, что у нее было, и уехала в Мехико. Там они с папой и познакомились, он тогда учился там шахтерскому мастерству. А когда я родилась, папа сказал, что фамилия и родина мне уже достались мексиканские, пусть хоть имя напоминает мне о моих скандинавских корнях.
Их доверительную беседу прервал подъехавший огромный полицейский джип, из которого выкатился, пыхтя и вытирая ладонью пот с лица, маленький, круглый, с обрюзгшим лицом, мексиканец, в мятой, нестиранной полицейской форме.
Анита быстро встала и с испугом в голосе сказала:
- Извините, я лучше пойду на место.
- Да, конечно, так будет лучше - успокаивающим тоном произнес Хенаро.
Вкатившись в заведение, шериф неприветливо буркнув:
 - Привет, Анита, - и, не дожидаясь ответа прямиком, сопя отдышкой, покатился в сторону Хенаро, на ходу придавая себе важности.
- Я шериф этого города, так сказать – закон и порядок… - пытаясь сделать свой голос как можно грубее и значительнее, истерично проскрипел он и продолжил: - «А потому, любой незнакомец должен вызывать у меня подозрение, можно взглянуть на ваши документы»?
Хенаро неторопливым движением достал из нагрудного кармана рубахи паспорт и протянул его шерифу. Щурясь и продолжая вытирать обильный пот с лица ладонью, шериф, открыв документ, вслух прочитал:
-Хенаро Санчес из Соноры. И что привело тебя Хенаро Санчес, в наши края»? – перейдя на «ты», с презрением  в голосе спросил шериф, отдавая паспорт обратно. - «Друга проведать» - спокойно и с легкой уверенной улыбкой на лице, ответил Хенаро.
- И как же зовут твоего друга?
- Антонио Луега  - не отрывая взгляда от лица шерифа и не мигая, ответил Хенаро.
В воздухе мгновенно повисла напряженная тишина. Краем глаза Хенаро увидел остолбеневшую Аниту, с испуганным лицом.
Еще больше пыхтя и потея, шериф с легкой дрожью в голосе продолжил допрос, неожиданно перейдя опять на «вы»:
- И откуда вы знаете Луегу, Хенаро Санчес?
- Мы вместе воевали двадцать лет назад , - продолжая изучать вдруг изменившееся поведение шерифа, ответил Хенаро.
-  Еще один вояка! – с презрением в голосе, вслух подумал шериф и продолжил: - «Две недели, как пропал без вести этот пьянчуга безработный. Пол пустыни истоптали, пока никаких следов. Ведется расследование» - явно лгал шериф и с ненавистью в голосе продолжил, опять брезгливо перейдя на «ты», - «Так что  ехал бы ты домой, в свою Сонору, Санчес»…
Хенаро с твердостью в голосе и серьезным лицом, спокойно произнес:
- Да нет, пожалуй, задержусь, пока Антонио не найдется, или не закроется расследование.
На лице шерифа, проступило нескрываемое раздражение:
- И где же ты поселишься? Мне надо знать по службе.
- Денег у меня немного, поэтому я думал найти пристанище у какой-нибудь престарелой вдовы, или вдовца.- ответил Хенаро.
Почесав давно немытый затылок, шериф с издевательской ухмылкой заявил:
- Могу порекомендовать тебе нашу  приветливую Донну Каталину. Так  я буду знать, где тебя искать, если что-то прояснится с твоим Луегой: и не прощаясь, молча с угрюмым лицом, покатился на улицу, даже не взглянув в сторону Аниты. Джип, нервно дернувшись, рванул с места.
Одним глотком допив остывший кофе, Хенаро встал и мягкой походкой подошел к стойке, за которой, в оцепенении сидела Анита. Изменив интонацию в голосе, Хенаро ласково спросил:
- И как же мне найти дом уважаемой Донны Каталины?
Выйдя из оцепенения, Анита не уверенно произнесла:
- Я бы вам не советовала останавливаться у бабки Каталины, Дон Хенаро. У нас в городе, все обходят ее дом стороной. Ведьма она.
Ласково улыбнувшись, Хенаро настойчиво продолжил:
- И все же, Анита, поверьте, мне это как раз подходит.
Анита, еще немного посомневавшись, подробно описала путь к дому Донны Каталины.
Оставив щедрые чаевые, Хенаро открыто улыбнувшись, попрощался с Анитой, обещая, обязательно еще зайти, и бесшумно вышел на улицу.
Солнце уже приближалось к горизонту, меняя сухой желтый цвет на холодный оранжевый. С легкостью преодолев по пустынным улицам, расстояние к дому старухи Каталины, Хенаро вошел в сильно заросший дворик, со скрипом закрыв за собой покосившуюся калитку. Подойдя к старой сучковатой, когда-то добротно сложенной вручную двери, он уверенно постучался. Дверь открылась почти сразу-же, как будто его давно ждали.
Открывшая дверь старуха, была конечно же старухой, но… Перед ним стояла стройная, невысокого роста женщина, иссиня-черные густые и здоровые волосы были стянуты в плотный хвост старой потрепанной бечевой, спина была ровной, а под выцветшем на солнце пончо, угадывалось мускулистое, не по годам здоровое тело. И только лицо, испещренное бесчисленным количеством морщин, выдавало ее почтенный возраст. Форма носа и раскосые, но при этом бездонные, черные глаза, явно говорили об индейской принадлежности.
Изучающе, как будто просканировав, но при этом с хитрой, едва заметной улыбкой на лице, она ровным голосом произнесла:
- Ну, здравствуй, странник.
- Доброго вам вечера, Донна Каталина - точно попадая ей в тон, ответил Хенаро.
Не переставая изучать гостя, с легким восхищением в глазах она продолжила:
- Хочешь попроситься на постой, я знаю. Но надолго ты не задержишься. И откуда ты, я не буду спрашивать, твой ответ мне ничего не даст, вижу, издалека, из очень далеких мест. Я так далеко, даже с помощью мескалито, не дотянусь. Ну, проходи - жестом пригласила она. - «Снимай свою шикарную шляпу, можно, кстати, взглянуть»? – как-то необычно уставившись на шляпу Хенаро, попросила она.
Войдя в идеально чистый дом, с минимальным количеством мебели, развешенными повсюду пучками разных трав и какой-то необычной медной и глиняной посудой, Хенаро снял шляпу и протянул ее Каталине.
Осторожно взяв шляпу, она ненадолго словно окаменела, заметив его удивленный взгляд, она вышла из оцепенения, на лице у нее читалось восхищение и еле заметная грусть.
- Прекрасная шляпа! – сказала она и грустно добавила:- «Как две капли воды похожа на шляпу моего покойного мужа. И повернувшись к стене, взглядом показала на висевшую, на гвозде старую соломенную шляпу. Она действительно  была почти точной копией шляпы Хенаро.Донна Каталина подошла к стене и повесила на соседний гвоздь его шляпу, промолвив:-«Ты не перепутаешь, я знаю» - и, повернувшись к нему лицом,  предложила:-«Присаживайся, я тебя чаем угощу, на травках, есть у меня специально для тебя. Еще муж собирал для себя».
Пробежав глазами по комнате и не обнаружив ни одного стула, Хенаро удобно разместился на расстеленной в углу соломенной циновке. Ему было спокойно и очень уютно в доме Каталины, как будто он не раз здесь уже бывал.
Проворно суетясь вокруг старой керосиновой горелки с медным чайником на ней, хозяйка добродушным голосом сказала:
- А ты ведь имя своё ты так и не назвал. Хотя ты его и не назовёшь, да оно всё равно было бы незнакомым и непонятным. Ну, хотя бы, как ты здесь и сейчас себя называешь?
- Хенаро - не переставая удивляться способностями старухи, ответил он.
- Ну, Хенаро, так Хенаро, хорошее имя - удовлетворённо сказала она.Поставив на циновку горячий чайник, источающий необыкновенный аромат, она присела напротив и наливая напиток в две глиняные чаши, с лёгким возбуждением весело и громко сказала:-«Пожалуй, и сама угощусь. Муж мой покойный позволял иногда пить его мужской, как он говорил (напиток силы). Давно не вкушала, повода не было, теперь есть».
Поднеся ко рту чашу, Хенаро сначала глубоко вдохнул смесь ароматов трав, почувствовав запах утренней пустыни, он сделал глоток, и по всему телу растеклась огненная река, наполняя его силой и лёгкостью. Он от удовольствия прикрыл глаза и увидел протекающую сквозь его тело энергию жёлто зелёными струями, словно непрерывно текущие ручьи, искрясь на солнце, наполняли его целиком. Это было хорошо знакомое ощущение единения с сущим. Открыв глаза, он увидел сидящую перед ним чёрную ворону, как будто сияющую изнутри, смотрящую на него одним немигающим глазом.
- Ну, как? – спросила ворона, тот час же вернув себе образ Каталины, с любопытством и удовлетворением разглядывающей его.
- Ваш муж был одним из лучших травных мастеров, без сомнения - с уважением в голосе ответил Хенаро.
- Он был брухо. Настоящим, сильным брухо  - уверенно сказала Каталина и продолжила:-«Теперь, я - брухо, а не какая не ведьма. Муж мой, всегда настойчиво делился со мной знанием, видя свою судьбу, он знал, что я ещё долго буду жить в этом мире, после того, как он отправится в бесконечные странствия».
- Что же стало отправной точкой странствий вашего мужа? – вежливо спросил Хенаро.
Сделав небольшой глоток (напитка силы), Каталина тяжело вздохнув, ответила:
- Это было давно, уж тридцать лет почти. Мой муж собирал травы всегда по ночам, идя по следу странствующих в ночи кактусов. Теперь, и я поступаю также. В то время нынешний шериф был молодым, избалованным оболтусом, сынком богатых и влиятельных родителей. И вот, как то подарили они ему дорогущее ружьё, с хитрым приспособлением для ночной охоты. Выехал он однажды ночью в пустыню, что бы опробовать родительский подарок и заметив в лунном свете койота, как ему тогда показалось, прицелился и выстрелил, койот упал. А на следующее утро, пастух, гнавший лошадей, нашёл моего мужа с дырой в голове. Дело тогда быстро замяли. Деньги решают всё, как они думают, но это не так. Прошлое не уходит бесследно, оно всегда рядом и так же влияет на настоящее, как настоящее влияет на будущее. Так и случилось через годы с семьёй теперешнего шерифа. А когда у них случилась беда, в которой он сам и виновен, стал обвинять меня, якобы это я его прокляла, да все так и думают. Но я его не проклинала, я знала, что он за всё ответит, и не раз». Каталина  молча смотрела в глиняную чашу с чаем, травы, для которого собирал, ее покойный муж и на лице ее, была печаль. Хенаро нечего было ей сказать, он знал, что слова сочувствия не нужны.
Помолчав, Каталина внимательно посмотрев в его глаза и прочитав в них все, что ей было нужно, уверенно сказала:
- Я знаю кто ты. Ты тоже странник, как теперь мой муж. Только твоей отправной точкой в бесконечное путешествие была не смерть, а что-то другое, чего я не знаю. И я знаю, зачем ты здесь. Поэтому, не будем долго чесать языки, тебе надо отдыхать, тебе предстоит многое. Так что ложись спать» – твердо, по-матерински сказала она, легко подымаясь на ноги. И убирая чайник с чашками, добавила:-«Когда проснешься, меня еще не будет, поэтому дам совет – сходи поутру к «голове индейца», это скала так называется, может, найдешь там, что тебе надо».
И выходя из комнаты, по пути гася лампу, ласковым, убаюкивающим голосом добавила:-«Крепкого сна, сынок».
- И Вам доброй ночи - ответил Хенаро. Он, привычным движением, разложил тело на циновке и расслабил одновременно все мышцы. Засыпая, он услышал, как на заднем дворе дома Донны Каталины, взмахнув крыльями, сорвалась в полет птица, и холодный сухой, ночной ветер спел ему короткую колыбельную, свистя каждым пером  ее крыльев.
В этот раз, проснувшись до рассвета, он знал, что увидит, когда откроет глаза. В доме Донны Каталины стояла утренняя прохлада, и чудесный запах сухих трав заполнял все его пространство.
Хенаро с легкостью в теле встал, наклонившись, он дотронулся пальцами земли и глубоко выдохнул. Выпрямившись, он поднял руки вверх, и глубоко и медленно вдохнув, опустил руки вниз, проводя ладонями вдоль тела на выдохе. Его тело мгновенно наполнилось энергией и гулко зазвенело, как огромная, натянутая рояльная струна. Сняв с гвоздя старую соломенную шляпу и выйдя из дому, он привычным движением накрыл ею голову. Солнце ещё не появилось из-за горизонта. Хенаро лёгкой, пружинящей походкой направился в сторону пока ещё прохладной, приветливой пустыни. Проходя мимо старого дуба, на окраине города, он поймал на себе чей-то взгляд. Интуитивно определив направление, он, подняв голову, заметил на самом верху дерева ворону, пристально смотревшую на него одним глазом. Она не была привычно чёрной. Едва взошедшее золотое солнце делало её черноту сияющей. И в этом сиянии чёрная ворона становилась почти белой, полупрозрачной, словно облако. Встретившись взглядами, Хенаро едва заметно улыбнулся и продолжил свой путь.
Он быстро обнаружил (голову индейца), её ни с чем нельзя было спутать. Это действительно была огромная голова старого индейца, вытянувшего нос по ветру, как охотник высматривающий добычу. Только что полностью взошедшее из-за горизонта солнце, уже через час станет жёлто серым и беспощадным, но пока оно только начало прогревать истоптанную кактусами пустыню и сияло золотом, делая скульптуру великого мастера Ветра золотой с еле уловимым красно бурым отливом.
Подойдя к скале, Хенаро сел на камень, лицом к солнцу и прислонился спиной к «голове». Едва приступив к обдумыванию того, что же ему здесь следует найти, он услышал вдалеке приближающийся знакомый рык выхлопных труб. Решив, сначала посмотреть, что им здесь, в такую рань понадобилось, он зашел за выступ в скале и, скрывшись в тени «индейца», прислонился к нему всем телом.
Не доехав метров сто до скалы, красный пикап остановился в тени чапараля. Из него выползли, еще не проснувшиеся угрюмые сыновья шерифа. Прихватив из кузова лопаты, они тяжелой походкой двинулись в сторону Хенаро, закуривая на ходу. Не дойдя метров двадцать, троица остановилась у засохшего куста чапараля. Угрюмо уставившись в одну точку на земле около куста, они бросили в центр лопаты, и присели на корточки.
- И так паршиво, еще дохлятину выкапывать - пробурчал младшенький.
- Заткнитесь, из-за тебя придурка, вся эта хрень - зло сказал старший и добавил:
- Будешь бурчать, вообще один копать будешь.
- Ты, да это вообще, папашин старческий маразм, бухать надо меньше. Видите ли, подозрительный чужак, может чего разнюхает. Пристрелить его и рядом закопать - возмущался средний.
Младшего в этот момент нервно передёрнуло.Докурив, они нехотя поднялись и, подобрав лопаты, принялись копать.
Поняв, что и зачем они здесь делают, Хенаро решил, что время пришло. Прислонившись плотнее к каменному индейцу и прижав к нему ладони, он глубоко вдохнул сухой воздух пустыни и закрыл глаза. Ровно, без рывков замедляя дыхание, он остановил его вовсе. Окружающие звуки, становясь ватными и медленными, затихая, исчезли. В абсолютной тишине он открыл глаза, осторожно восстанавливая дыхание. Находившаяся неподалёку от его глаз ящерица, сползавшая по отвесной скале и застывшая в неестественной позе, решила спрыгнуть, её падение выглядело необычно медленным. Пока она долетит до земли с высоты в метр, Хенаро мог спокойно сходить по своим делам. Но он здесь не для того, что бы любоваться окружающим миром в замедленной сьёмке.
Он вышел из-за уступа и быстрым шагом двинулся в сторону копавших, резко остановившись и замерев метрах в пяти от них. Быстрым шагом – это было для него. Троица увидела лишь резкий порыв ветра, направляющийся в их сторону и подымающий на своём пути пыль и мелкие камни. И вдруг, перед ними возникло ни откуда существо похожее на человека, с лицом убитого ими Антонио Луеги. Его ноги растворяясь, сливались с землёй, словно корни кактуса. Губы выражали гримасу устрашающей улыбки. И глаза, один из троих уже видел этот ужасный взгляд чёрных бездонных глазниц.
Из трясущихся рук, ошалевших от ужаса братьев, выпали лопаты, их лица побледнели, став серыми, как земля. Имевший печальный опыт встречи с подобным явлением младшенький, трясущимися руками судорожно вырвал револьвер из-за широкого ремня, и истерично нажимая на курок, принялся расстреливать весь барабан в сторону ужасного Луеги, продолжая клацать опустевшим револьвером.
Хенаро наблюдал за медленным полётом золотых на сияющем солнце пуль, летящих в его сторону. Он мог неспешно собрать их рукой, но лишь еле заметно уклонился, дав им продолжить свой ленивый полёт. Отведя взгляд от пролетевших мимо пуль, он сконцентрировал его на братьев.
Обезумевшая от ужаса троица наблюдала, как из глазниц Луеги, медленным туманом потянулась в их сторону всепоглощающая чернота.
Все трое, подскочив, как подброшенные взрывом, метнулись изо всех ног по направлению к пикапу. Машина сорвалась с места и с бешеной скоростью удалялась в сторону города, сбивая встречающиеся на пути кусты чапараля и кактусы, подпрыгивая на камнях.
Оставшись в одиночестве, Хенаро закрыл глаза и глубоко выдохнул. Вернулись привычные окружающие звуки пустыни. Он сделал еле заметное круговое движение всеми частями тела и открыл глаза. Между брошенных лопат и револьвера с обычной скоростью, ползала серая ящерица.
«Есть время выпить чашечку кофе и поболтать с Анитой» - подумал он и, поправив шляпу, беззвучно двинулся в сторону города, стараясь не наступать на все живое разнообразие, ползающее и суетливо бегающее под ногами. Взошедшее солнце уже вовсю, беспощадно творило пустыню. Его оно не беспокоило, а лишь делилось своей безграничной энергией.
Войдя в заведение, он обнаружил там лишь Аниту, она тот час же сорвалась с места и с радостной улыбкой и искрящимися глазами, направилась в его сторону, с облегчением в голосе произнося на ходу:
- Как я рада, Дон Хенаро, что вы пришли!
- Здравствуйте, Анита. А почему это я мог не прийти, я же обещал, да и как можно встретить такое чудесное утро, без вашего волшебного кофе - мягким, успокаивающим голосом, приветствовал ее Хенаро.
- Да, тут такое было, просто…- и слегка застеснявшись, продолжила:-«Я за вас переживала. Да, вы, присаживайтесь, я сварю вам кофе и все расскажу.
Хенаро сел, на свое уже привычное место и сняв шляпу, положил ее на стол.
Посуетившись, Анита торопливо несла поднос с двумя чашечками, источающими приятный аромат. Поставив  кофе перед ним, она второй подвинула к себе и быстро, сев напротив, принялась возбужденно рассказывать:
- Примерно час назад, я только открылась и начала наводить порядок, как  с грохотом, как будто упала с неба, подъехала машина этих выродков, вся изодранная и  в пыли. Они буквально вбежали, и молча, похватав текилу, принялись жадно пить, прямо так, из бутылок. Вы бы видели их лица! Они были перекошены ужасом, как будто повстречали саму матушку Смерть. Я еще ни разу не видела, что бы у человека, было такое лицо! Минут через двадцать, когда они почти допили по бутылке, их видимо  начало отпускать, и они начали дрожащими голосами шептаться. Но я все слышала. Анхелио – это, который младший сказал: «я точно знаю, что я его застрелил, и мы же его вместе закапывали»… А старший, как то нервно ему ответил: «Это было что-то другое, не человек вовсе». Подумав, младший продолжал: «Я уже видел эту шляпу, на том чужаке, что я рассказывал, а вы ржали надо мной, чё, теперь не смешно»? Потом они долго молчали, что то, обдумывая, и старший, наконец, сказал: «Мы там лопаты побросали, а ты придурок, еще и револьвер». – Это он младшему, а тот начал визжать: «Я туда больше не поеду, хоть пристрелите». Тогда старший заявил: «Надо к отцу ехать». Они молча встали и уехали. А я испугалась, почему-то за вас, Дон Хенаро. – Закончила она, глубоко вздохнув.
- А я-то здесь причём? – с наигранным недоумением сказал, улыбнувшись, он и серьёзно добавил: - «Есть время разбрасывать камни, а есть собирать. Есть время совершать грехи, а есть расплачиваться за них. Видимо пришло их время».
Анита сделав глоток кофе с сочувствием произнесла:
- Луега был хорошим человеком, только потерянным.
- Не удивляйтесь Анита, но я его совсем не знал.
Она, взглянув в его добрые глаза, загадочно промолвила:
 - С тех пор, как Вы Дон Хенаро переступили порог моего заведения, я уже ни чему не удивляюсь. Вместе с Вами в город вошла надежда и вера в доброе будущее, которую мы давно потеряли и не надеялись вернуть.
- Я надеялся, что не зря приехал. Спасибо. И за кофе особенно. А мне пора, надо ещё Донну Каталину проведать. Кстати, она очень хорошая, добрая и мудрая женщина и уж точно не ведьма - улыбнувшись, сказал он, вставая из-за стола и надевая шляпу добавил:- «Удачи Вам и процветания, Донна Анита».
- И Вам удачи, берегите себя Дон Хенаро. Увижу ли я Вас ещё, когда-нибудь в моём скромном заведении? – с нескрываемой надеждой спросила она.
- Может быть. Когда-нибудь - ответил он, улыбнувшись ей на прощание.
Анита ещё долго смотрела на давно закрывшуюся за ним дверь.
Донна Каталина привычно суетилась подле керосиновой горелки.
- Ты вовремя Хенаро - по-матерински сказала она, не оборачиваясь и наливая, знакомый по аромату, чай в глиняную чашу, добавила:- «Садись, перекусим с тобой по-семейному»
- Спасибо, не откажусь - с благодарностью принял он предложение, снимая шляпу и вешая её на гвоздь.
Каталина поставила на циновку чаши с чаем и небольшой глиняный горшочек с крышкой, присев напротив и сняв крышку, она уверенно заявила:
- Сушеное мясо и правильный чай, ни что так не восстанавливает  силы, после трудов праведных.
С удовольствием жуя мясо и запивая его  ароматным чаем, Хенаро действительно чувствовал, как силы наполняют его немного уставшее тело.
Неспешно попивая свой чай, Донна Каталина внимательно, с уважением во взгляде, рассматривая Хенаро, тихим, уверенным голосом  промолвила:
- Я знаю, что ты задумал и с уважением отношусь к твоему решению, но хочу тебя предупредить - наш шериф, благодаря, тому, что не один десяток лет, заливает без меры в себя всякую гадость, тоже обладает силой, данной ему, видимо демонами, которые явно к нему часто наведываются, когда он допивается до беспамятства. Эта сила всего одна, но она может быть опасной для тебя Хенаро. Он может становиться незаметным, почти невидимым. Это, наверное, от его природной трусости. Имей это ввиду.
- Хорошо, учту. Спасибо, Донна Каталина Вам за всё - по сыновьему поблагодарил её Хенаро.
Допив чай, он встал, снял с гвоздя шляпу и повернувшись к Каталине, тёплым и в то же время очень серьёзным голосом произнёс:
- Возможно, мы никогда больше не увидимся, но я безмерно благодарен судьбе за то, что имел честь познакомиться с Вами, уважаемая Донна Каталина. Вы очень хороший человек и сильный Брухо»
- Я тоже считаю твой приход к нам в город и ко мне лично – неожиданным подарком судьбы. Удачи тебе в твоих странствиях, Дон Хенаро» - с лёгкой печалью в голосе, ответила Каталина.
Привычным движением Хенаро накрыл голову шляпой и вышел из дому, не оборачиваясь. Он направился к старому дубу, на окраине города, решив в тени его ветвей дождаться заката.
Прижавшись спиной к старому, как этот город, дубу, он наблюдал, как солнце быстро приближается к горизонту, а листья, на кустах чапараля активно шумя, ускоренно трепещутся на ветру, меняя цвет по мере приближения солнца к горизонту. Он знал, что время не однозначно в своём течении. Об этом знал и дуб, простоявший неподвижно на этом месте ни одну сотню лет и наблюдавший, как быстро всё вокруг него меняется. Не было ничего, только кактусы быстро перемещались по пустыне, да скалы, благодаря ветру меняли свои лица. Потом деревянные лачуги строились индейцами и мексиканцами, рождающимися и умирающими у него на глазах. Потом город. А теперь этот странный путник, прислонившийся к нему спиной, делившийся с ним жизненной силой необычного цвета и одновременно впитывающий его веками накопленную могучую силу.
Багровое солнце, попрощавшись последними лучами, скрылось за горизонтом. Хенаро был готов и знал, что время пришло.
Со стороны города, по направлению к «голове индейца» осторожно двигался пикап, нервно рыская по пустыне всеми фарами, выхватывая из темноты, замирающие на мгновение кактусы. Пикап остановился на приличном расстоянии от величественного профиля старого индейца, из него выползли трое с карабинами наперевес, одновременно передёрнув затворы, они пугливо двинулись к скале.
«Пора» - решил Хенаро и сорвался с места им наперерез. Троица мгновенно остановилась и замерла, с испугом наблюдая, как сильный порыв ветра, напористой волной, мчался в их сторону, срывая листья и ломая ветви чапараля, подымая в воздух клубящуюся вихрем пыль и камни.
Мгновенно остановившись метрах в тридцати от оцепеневших и нервно трясущихся братьев, Хенаро начал скачкообразное приближение к ним, исчезая и появляясь через каждые три его шага. Сыновья шерифа вытаращенными глазами смотрели, не мигая на то исчезающую, то появляющуюся человекоподобную фигуру, сияющую пламенем раздутого ветром костра, из горящих глазниц вырывались языки пламени, устремлённые в их сторону. Братья пятясь, открыли непрерывную истеричную стрельбу.
Хенаро неспешно, еле заметными движениями уворачивался от медленно пролетающих мимо пуль. От неожиданности он резко обернулся, услышав звук взведённого затвора, появившегося из ниоткуда отца семейства. Шериф не успел сделать выстрел. Из темноты ночного неба отделилась ворона сем на ствол его карабина и, повернув к нему клюв, каркнула, прям в окаменевшее лицо. Ужасающий «кар» прогремел с грохотом разорвавшейся авиационной бомбы, содрав взрывной волной с него полицейский китель в клочья и обнажив истекающее потоками пота, его жирное, бьющееся в конвульсиях тело. Шериф выронил карабин и с искажённым гримасой ужаса лицом, упал на колени. Ворона исчезла в темноте так же, как и появилась. Трое потерявших от ужаса разум сыновей разбегались по пустыне, натыкаясь на скалы, и кактусы и визжали как свиньи и выли как койоты.
На следующее утро, шерифа нашли на том же месте, в той же позе и с тем же выражением лица. Его рот, с пересохшими губами, был разинут, а зрачки сумасшедших глаз не двигались и ни на что не реагировали. Его долго держали в психушке, вводя пищу и воду через трубочки катетеров. Он так и умер, в скрюченной позе, с неизменным лицом и пустыми глазами.
Его сыновей так и не нашли, не их, не их останков, только какие-то предметы одежды оставили они на память о себе, разбросанными в разных частях пустыни.
Привычно обходя дом с заднего двора, вернувшаяся по утру Каталина, открывая входную дверь, знала, что его там нет. Войдя в дом, она на секунду оторопела и по её лицу растеклась улыбка, а в глазах сверкнула едва заметная скупая слезинка. На стене висели две, как две капли воды похожие соломенные шляпы.
«Да, там где он сейчас, она ему явно ни к чему. А для меня это большой подарок на память о большом человеке. Две одинаковые шляпы двух разных, но в чём-то похожих людей» - подумала она и, поправив шляпу Хенаро, приступила к завариванию чая, возясь со старой керосиновой горелкой.
«Да что я вожусь с этим старьём, надо будет купить электрическую, как у всех. А то и впрямь, как ведьма»…
Её мысли прервал робкий стук в дверь. Немного удивившись, Каталина открыла и увидела слегка напуганную, приветливо улыбающуюся Аниту.
Донна Каталина ласково пригласила её в дом, и они проболтали весь день, попивая ароматный чай и с уважением поглядывая на стену с висящими на ней двумя старыми соломенными шляпами.








Глава третья: «Бамбуковая флейта»

Он сидел на мягкой и влажной земле, прислонившись спиной к идеально круглому стволу какого-то дерева. Запах, он был ему знаком и с удивлением он открыл глаза. Да, это был тот самый бамбуковый лес, где, по его ощущениям, он был ещё недавно. И это было то самое место со срубленными им стеблями бамбука и еле заметным рукотворным холмом в середине, успевшим порасти травой.
«Ах да»! – вспомнил он совсем недавние для него события. Тогда, торопясь закончить до рассвета, он в спешке забыл здесь то, что не должно было остаться в этом неподходящем по времени мире. И это была не сумка, а её содержимое.
Нет, он не жалел о забытой фотографии. То, что на ней изображено, на всю жизнь было зафиксировано его памятью, и в любую минуту, в мельчайших подробностях он мог воспроизвести перед глазами остановленное счастливое мгновение его жизни. Но ошибку нужно было исправить.
Он с лёгкостью встал и, поправив за спиной катану, повернулся в сторону деревни, тот час, увидев, как его будут встречать, благодарить и кланяться её жители, он засомневался. Ему не нужны ни благодарности, ни почести, он сделал то, что должен был сделать. Подумав об этом, он повернул лицо, точно определив направление в сторону дома старого рыбака и закрыв глаза, посмотрел…
Старик сидел на террасе своего дома и мастерски правил сеть, время от времени с любовью поглядывая в сторону синего океана. Возле его дома бегали дети, и наигранно сражаясь на палках, спорили: «сегодня я Сохеи, нет, я, нет, я»…
То ли что то, почувствовав, то ли вспомнив, старик незаметно и аккуратно нащупал спрятанную в потайном кармане бесценную для него картинку и подумал: «Нет, ни кто и ни когда не увидит её, всё равно меня в этом кимоно и похоронят. Сумку пусть ходят, смотрят, и пусть сомневаются, что она была пустой. Да, мне и врать не приходиться, для нас она действительно пуста, это для него она была полной».
Старик, вспомнив давно минувшие события, исполненными уверенностью глазами всмотрелся вдаль океана, откуда пришёл он, мастер Сохеи.
Стоя посреди бамбуковых зарослей, он открыл глаза и, приняв решение, осмотрелся. Вынув катану из ножен, он срубил подходящий бамбуковый ствол и короткими ударами отделил нужный ему метровый отрезок. Присев в том месте, где он открыл глаза, не спеша стал мастерить бамбуковую флейту, проделывая, остриём катаны аккуратные отверстия в определённых, известных только ему местах. В завершении, сделав с одного торца чёткий срез под нужным углом, он вложил катану в ножны, удовлетворённый своей работой.
Он не стал её опробовать, зная, что нужные звуки он в любом случае из неё выдует. Приставив флейту к губам, он осторожно начал извлекать из неё звуки. Медленно текущая, глубокая мелодия, разливаясь по всему лесу и отдаваясь слабым эхом, заставляла затихнуть птиц, замереть на месте насекомых, остановиться и повернуть головы в сторону источника завораживающих звуков, разнообразных животных. Продолжая играть, он осторожно открыл глаза…
Звуки, вытекавшие из противоположного конца флейты и аккуратно вырезанных отверстий, ярко искрились разными цветами, то смешиваясь, то разбиваясь на спектры, закручиваясь в вихри, растекались вокруг, насыщали этим удивительным сиянием всё окружающее пространство, смешиваясь с ним. Бамбуковые стебли, струясь ярко зелёной радугой, устремлялись ввысь и, смешиваясь с бирюзово золотым небом, создавали картину бескрайнего, всё более ярко разгорающегося при каждом его выдохе, пространства. Молодой олень с раскидистыми рогами, замерший в полумили от него, радужно переливаясь и испуская яркое свечение своими рогами, смешивал свои удивительные цвета с окружающим сиянием. Картина, выдуваемая бамбуковой флейтой, завораживала своей неописуемой красотой.
Он остановил игру. Свечение не пропало, а лишь выровняло своё течение, гармонично сливаясь и создавая плавно текущую перед его глазами картину мира. Он глубоко вдохнул и медленно выдыхая, закрыл глаза…

 





Глава четвёртая: «Серые пески»

Сухой, горячий ветер бил короткими, но частыми порывами, обжигая лицо колючим песком. Открыв глаза, он интуитивно закрыл лицо капюшоном, белого, шитого золотом, длинного до пят балахона, одетого, по ощущению, на голое тело. Понимая, что стоит на раскаленном песке, он поднял подол балахона и оценивающе осмотрел обувь. Его несколько обескуражили, одетые на ноги очень качественные кроссовки одной известной фирмы, никак не вписывающиеся в общий наряд. К опоясывающему балахон, добротному кожаному ремню был приторочен загнутый басурманский клинок с золоченой рукоятью, инкрустированной драгоценными камнями, в таких же изысканных ножнах. Наряд был непривычно странным, как и окружающий его пейзаж. До самого горизонта его со всех сторон окружало море…Море песка. Вздымающимися гребнями и мелкой рябью, заполняя все пространство, оно медленно, но постоянно двигалось и изменялось, благодаря ветру, порывами срывающему с верхушек волн струи песка и перемещая его с волны на волну. На небе не было ни одного облачка, лишь солнце, теряя свое очертание, казалось, заполняло все небо. Воздух был сухим и горячим, и не имел абсолютно никакого запаха.
«Странный наряд, странный пейзаж, интересно, что ждет меня на этот раз»!? – подумал он и, оглянувшись по сторонам, и не обнаружив ни каких ориентиров, кроме его собственных следов, тянувшихся прямым пунктиром вдаль, и медленно тающих на глазах, благодаря ветру. Он двинулся по направлению движения  собственных следов, рисуя на песке недолговечный орнамент, уходящего к горизонту путника.
 В его походке читалась сила, не просто физическая, а какая-то животная. Так, наверное,  передвигается взрослый, опытный ягуар, уже заметивший вдалеке жертву и не спеша, приближаясь к ней. На испещренном светлыми морщинами, загорелом и слегка суровом лице искрились не по возрасту молодые, уверенные глаза.
 Ни солнце, ни обжигающий ветер, ни колючий песок, его уже не беспокоили. Он уже адаптировался к окружающему негостеприимному миру. Казалось, что если бы ветер нес не песок, а огромные валуны, то и они бы разбивались в пыль, об этот несокрушимый сгусток энергии.
Конечно, пейзаж был однообразным. Но не для него. Любуясь, текущими и постоянно меняющими свой облик, песчаными волнами, этого бескрайнего, серо золотого в ярком солнечном свечении океана, он заметил вдалеке, струящийся мираж человека верхом на верблюде. Мираж двигался в его сторону, и по мере приближения, превращался в реальность.
Не доехав почтенное расстояние, всадник в белом  балахоне без вышивки и без клинка на поясе, слез с верблюда, и ведя его под узды, приблизился и, наклонившись в пол тела, сиплым от сухого воздуха голосом, приветствовал:
- Доброго дня, господин.
Это был преклонного возраста араб, судя по всему, с потрёпанным ветрами и солнцем лицом. Он продолжал стоять в поклоне, почтенно не смотря ему в лицо.
- Доброго дня. – Не нагибаясь, ответил ему он.
- Меня зовут Илиас, я скотозаводчик с окраин Великого Джираза, бреду по пескам, в поисках сбежавших верблюдов. А как к Вам обращаться, господин? – продолжая смотреть в песок, робко молвил старик.
- Салех , - коротко ответил он. Ему надоело рассматривать затылок старика и безразличные глаза верблюда:
- Подними голову, Илиас, не люблю разговаривать с затылком, - настойчиво потребовал Салех.
 Робко подымая выцветшие, прищуренные глаза, Илиас с любопытством разглядывая Салеха, тихонько молвил:
- Не желает ли господин взять моего верблюда, чтобы облегчить себе путь.
- Нет, Илиас, не нужен мне твой старый верблюд, я с удовольствием прогуливаюсь пешком, по этим дивным местам, а вот тебе без него будет туго. Лучше скажи, далеко ли  Ваша прекрасная Джираза и кто правит ею?
Слова Салеха почему-то заставили расшириться прищуренные глаза старца, в них читалось безмерное удивление, сдобренное страхом. Выйдя из оцепенения, он дрожащим голосом ответил:
- Нет, не далеко, верблюдом полдня, а пешком, это как идти, а правитель наш – могущественный и величайший Мигдас Джиразский. И, продолжая, источать удивление и страх, Илиас робким голосом, осторожно спросил:
- А не скажет ли, уважаемый господин Салех, откуда он идет?
Не понимая причин удивления и страха старика, Салех уверенным голосом ответил:
- Я иду из другого города, расположенного далеко на севере.
То, что произошло, после произнесенных им слов, удивило даже его.
В мгновение ока с лица старика исчезли все эмоции, а его глаза стали пустыми, потерявшими всякий интерес к нему, их выражение было таким, как у его верблюда. И произнеся равнодушным, слегка механическим голосом:
- Нет ни каких других городов. Есть только Великая Джираза… - он повернулся и пошел прочь, уводя за собой безразличное животное.
Слегка оторопевший Салех остался один на один с размышлениями, о только что произошедшем, странном событии:
- Это, пожалуй,  похоже на запрограммированный гипноз, срабатывающий после каких-то ключевых слов, наверное, это «другие города, другие страны». Очень любопытно будет познакомиться с этим, как его там, «Могущественный Мигдас Джиразский» - вспомнил он имя правителя, этого странного города, или государства.
Собравшись уже продолжить свой путь, Салех неожиданно почувствовал присутствие чего-то постороннего. Его сильно развитая интуиция, всегда распознавала посторонний взгляд на себе, и неважно с какого расстояния, или из какого укрытия на него смотрели, и не важно, чьими глазами они могли быть, человеческими, звериными, птичьими или даже глазами насекомого. Но в этот раз, он совершенно не мог определить направление, куда он должен направить свой взгляд, от которого нельзя было укрыться.
Это было необычно для него. И подталкиваемый любопытством, он тронулся в путь, ускоряя шаг и подымая песчаный вихрь за собой.
На его пути все чаще стали попадаться механические нефтекачалки, с бухающими звуками качающие кровь земли и направляя ее в неизвестном направлении, по засыпанным песком трубам. Их становилось все больше и больше. И вот уже целый лес, непрерывно сгибающихся и разгибающихся механических монстров, вырастал вокруг его, на «плодородных» серых песках.
Поднявшись на высокий бархан, он остановился, увидев перед собой раскинувшийся огромный город, обсаженный вокруг высокими пальмами и какой-то еще растительностью. По всему городу были разбиты скверы, с голубыми пятнами озер. На окраине города, росло огромное количество виноградников и злаковых полей, орошаемых то тут, то там, то и дело возникающими фонтанчиками, искрящейся радугой воды, город был в основном одноэтажным, со светлыми однообразными домами. Лишь в глубине его виднелись замысловатые, высокие постройки, обильно обсаженные зеленью.
Спускаясь в город, ему стали встречаться, люди в более скромных одеяниях, чем у него. Мужчины в белых, ни чем не расшитых балахонах, женщины в черных, с прикрытыми до глаз лицами. Все они отвлекались от своих  привычных дел, приветствуя в поклоне знатного путника.
 На самой окраине города, дома были маленькими и простыми, но при этом аккуратными, выкрашенными в белый цвет. Во дворах пасся скот, с шумом бегали куры.
По мере продвижения вглубь, дома увеличивались в размерах и становились слегка разнообразнее. Стали появляться дороги, устланные серо-бурым кирпичом. Домашний скот стали заменять маленькие садики и лужайки, по которым бегали босоногие загорелые дети.
Постепенно бурый цвет дорог, сменился на красный, стали появляться какие-то общественные заведения, в которых люди, сидя в тени и прохладе распивали напитки, и неспешно жуя, рассуждали о хорошей жизни: «слава могущественному Мигдасу Джиразскому»!
 По мере приближения к центру города, дома и разнообразные заведения становились все роскошней, дороги отличались, гораздо лучшим качеством. Балахоны мужчин и женщин встречались уже расшитыми, то серебром, то золотом. И то и дело из разнообразных заведений доносилось все тоже: «хвала могущественному Мигдасу»!
Его экскурсию по странному городу прервал остановившийся перед ним фаэтон, запряжённый прекрасным арабским скакуном. С заднего приступка шикарного, отделанного золотом фаэтона спрыгнули двое, в серых балахонах без шитья, с притороченными к ремням длинными, изогнутыми клинками. Их молодые, ничего не выражающие лица слегка отличались от тех, кого он встречал здесь до этого, серым цветом кожи и не прищуренными глазами.
Остановившись от него на почтенном расстоянии, они склонились в приветственном поклоне.
«Величайший и Могущественный правитель наш, Мигдас Джиразский приветствует Вас, достопочтенный господин, и приглашает во Дворец» - ровным и настойчивым тоном произнёс один из близнецов.
Поняв, что отказ не приемлем, и тем более, цель сама пошла ему на встречу, Салех молча поднялся в царскую повозку и удобно устроился на мягких замшевых диванах. Жеребец, гордо фыркнув, сорвался с места.
Въезжая в огромные ворота дворца, он спокойно разглядывал нескрываемое богатство, изысканную архитектуру зданий, зелень ухоженных аллей и чистоту голубых бассейнов с бесчисленными фонтанами в виде красивых обнажённых женщин.
Остановившись у парадного входа, серые двойняшки, спрыгнув, молча проводили его в огромный зал, отделанный золотом, драгоценными камнями, с мебелью из слоновой кости и красного дерева.
Подойдя к огромным диванам в центре зала и замерев в нижайшем поклоне, один из серых привычно величественно провозгласил:
«Величайший и Могущественный Правитель Государства нашего, Божественный Мигдас Джиразский»!
- Всё, всё, оставьте нас! – донёсся визгливый голос из глубины диванов. Близнецы быстро и бесшумно удалились.
С дивана лениво скатывался шар жирного, мелкорослого араба, небрежно запахнутого в небесно голубой, испещрённый золотом и алмазами балахон. Обильный макияж, с трудом прикрывал обрюзгшее и усталое от беспробудных пьянок лицо.
- Приветствую тебя, достопочтенный Салех! – с нескрываемой радостью и мерзкой улыбкой на лице, противно пропищал правитель.
Отдавая дань местным традициям, слегка наклонившись в приветственном поклоне, Салех начал было неприятную тираду:
- Благодарю за приглашение, Величай…
- Ой, да бросьте Вы! Вина? - с умоляющим взглядом прервал его Мигдас.
- Не откажусь - дружелюбно ответил Салех, улыбнувшись про себя и подумав: «выпить не с кем».
Жестом, пригласив присесть за усыпанный яствами стол, «величайший» быстро суетясь, разливал вино по золотым кубкам, приговаривая:
- Давай, давай Салех угощайся, ешь, что хочешь.
- Откуда Вы знаете моё имя? – вежливо спросил Салех.
- Государство наше, то есть моё, небольшое, слухи долетают порой быстрее, чем происходят события  - нарочито загадочно ответил Мигдас.
- Ну, твоё здоровье и моё процветание! – подняв кубок, провозгласил он, и жадно стал вливать в себя содержимое.
Салех слегка пригубив из кубка, по достоинству оценил великолепный напиток, источающий насыщенный аромат.
Допив, не отрываясь содержимое огромного кубка, Мигдас принялся поглощать мясо, сыр и виноград одновременно. Быстро захмелев, удовлетворённо жуя, он, слегка заплетаясь, обратился к Салеху:
- Ну, так откуда Вы к нам прибыли, дорогой мой друг?
Улыбнувшись и с любопытством наблюдая за тем, что произойдёт, Салех ответил:
- Я пришёл из другой страны, далеко на севе… - не стал он договаривать, с разочарованием увидев уже знакомую реакцию Мигдаса, переставшего жевать и с тупыми верблюжьими глазами монотонно мямля:
- Нет ни какой другой страны, есть только Великая Джираза…
Разочарованный  Салех взял со стола яблоко и сосредоточенно подумал:- «Ну, и где мне теперь искать причину этого всеобщего безумия»?
Вышедший из ступора через пару минут, быстро протрезвевший «могущественный», посмотрев в пустой кубок, удивлённо произнёс:
- Что же мы сидим, как бараны у пустого корыта? – и налив доверху, пафосно произнёс:- «Ну, твоё здоровье и моё процве…»
- А ну пошёл вон отсюда! – прервал «величайшего» властный женский голос, раздавшийся за спиной у Салеха.
От неожиданности, удивленный тем, что он не почувствовал постороннего присутствия, что с ним никогда не случалось, Салех встал, поворачиваясь лицом к голосу. Перед ним стояла, грациозно выставив, из полупрозрачного балахона, оголившуюся стройную ногу, молодая женщина с черными с отливом волосами, остриженными в короткое «каре». На слегка бледном, с сероватым оттенком лице, еле заметно подправленным макияжем, обольщено искрились большие карие глаза, горделиво вздернутый идеальной формы нос и загадочно улыбающиеся пухлые губы. Под прозрачным балахоном, без всякого стеснения просматривалось молодое, стройное тело со слегка округлыми бедрами и нарочито выпяченной вперед, не слишком большой грудью.
Оценивающе осмотрев его с головы до ног, удовлетворенно улыбнувшись и загадочно сверкнув глазами, она произнесла очаровательным, нежным голосом:
- Я наблюдаю за тобой, с того самого момента, как ты напугал бедного пастуха в пустыни, Салех, или как там тебя. А я не могу терпеть, когда пугают мой люд. – В ее голосе отчетливо читалась угроза. И слегка смягчив тон продолжила:
- Меня зовут Ниара, мой люд, даже не догадывается, что им правлю я, а не эти жирные свиньи, сменяющие друг друга. Их конечно же выбирает народ, но из тех, кого выбираю я. С того самого момента, как ты себя обнаружил, нарушив идиллию моей страны, ты не перестаешь меня удивлять и вызывать мое восхищение. То, как ты обнаружил, что я за тобой слежу, и то, как ты передвигался по пескам, да и вообще сам факт, того что ты здесь, такое может проделывать только представитель моей расы, но ты не из нас, я бы знала, нас осталось уже менее сотни на всей земле. Так кто ты, и зачем ты здесь?
Ситуация была несколько неожиданной и непривычной для него. Видимо, уверенная в своем превосходстве, Ниара была откровенна с ним.
- Ну, что ж, мне тоже скрывать нечего - подумал он, и спокойным, твердым голосом, с еле заметной улыбкой на лице, он ответил:
- Здесь и сейчас меня зовут Салех, и никак иначе, я странник, никогда не знающий, где окажусь в следующий раз. И где бы я ни оказался, это всегда для чего-то нужно. Для чего я здесь? Я думаю, Вы мне объясните, поведав о причинах, по которым Вы держите эту страну и этот народ под влиянием своей загадочной власти.
Ниара слушала, с разгорающимися, от любопытства глазами.
- Сколько достоинства и уверенности, и  этот еле заметный, приятный, северный акцент… - мило улыбаясь, сказала она, глубоким, томным голосом и добавила:- «Я думаю, мне будет интересно с вами пообщаться,  прежде чем вы выберете один из двух, предложенных мной вариантов развития событий. Пройдемте в мои апартаменты, там хотя бы нет этого свинского запаха».
И повернувшись, стала грациозно подыматься по мраморной лестнице, с золотыми поручнями, увлекая его за собой, нарочито повиливая упругими ягодицами. В ее кошачьей походке, читались превосходство и уверенность в себе.
Поднявшись на несколько этажей выше, они вошли в длинный, просторный коридор, без каких либо изысков, весь испещренный письменами на неизвестном ему языке. Вдоль коридора, у стен, неподвижно, как мраморные статуи, стояли восемь молодых, худощавых мужчин в серых балахонах и с серыми каменными лицами. Проходя мимо них, Салех заметил слабое, струящееся движение их тел, напоминающее пустынный мираж. Двое стоявших у входа, бесшумно распахнули перед Ниарой двери, открыв проход в огромное помещение, с голубым водоемом посредине. Вокруг росли разнообразные цветы и неизвестная ему растительность, среди которой летали пестро раскрашенные птицы.
Указав на мягкие диваны у водоема, Ниара приказным, но мягким тоном произнесла:
- Устраивайтесь поудобнее, налейте себе вина. – и подойдя к голубому, с бирюзовым отливом водоему, скинув балахон и оголив прекрасно сложенное тело, эротично вошла в воду. Медленно плавая и изучая реакцию Салеха, она томным голосом произнесла:- «К сожалению, я не могу вам приказать, могу лишь предложить присоединиться. Очень бы хотелось взглянуть на ваше сильное, мужское тело. Да и не только взглянуть. В последнее время трудно встретить достойного мужчину».
После дневной  прогулки по горячим пескам, он испытывал огромное желание окунуться в прохладную, голубую воду. Спокойно и уверенно посмотрев ей прямо в глаза, слегка улыбнувшись, он, расстегнув ремень с притороченным  к нему длинным басурманским клинком, легким движением плеч скинул с себя балахон, оголив загорелое тело взрослого ягуара.
Подойдя к самому краю водоема, он распрямил тело и глубоко вдохнув, нырнул в глубину. Не спеша, наслаждаясь прохладой, он проплыл под водой мимо стройного тела Ниары, к противоположному берегу и, повернувшись обратно, легко выпрыгнул на берег. Стряхнув с себя воду кошачьим движением, Салех накинул балахон на влажное тело и, застегивая ремень, поправляя клинок, обернулся к ней лицом.
Ниара с недоуменным восхищением смотрела на него, застыв на месте.
- Ну, что же, к этому мы еще вернемся. А пока, я так понимаю, ты ждешь от меня ответа, на поставленный вопрос» - слегка разочарованно произнесла она, грациозно выходя на берег и небрежно накидывая балахон.
 Налив себе вина, она, полулежа, разместилась на диване, протянув стройные, оголенные ноги в его сторону, слегка касаясь его бедра. Сделав небольшой глоток, она нежным голосом сказала:
- Зная перспективы развития событий, я могу себе позволить быть с тобой абсолютно откровенной, странный странник Салех. Наша, теперь немногочисленная раса, когда-то очень давно, по людским меркам, была самой могущественной на земле, благодаря нашим богам, делившихся с нами силою и знаниями, дав нам возможность обрести великую магию. Империя наша разрасталась, захватывая все новые земли и порабощая все больше и больше людей. И тогда боги поняли, что они теряют безграничную власть, деля ее с нами. И они прокляли нас. Проклятие было беспощадным. Наши мужчины не могли  оплодотворять наших женщин, а оплодотворенные представителями других народов, они рожали ни на что не годных уродов. С веками численность наша  катастрофически падала, а завистников было много. И вот, ослабшую империю, с поддержкой своих богов, коварно захватил могущественный тогда народ, который сейчас пасется тупыми баранами, за стенами этого дворца. И тогда могущественные жрицы Великой магии, собрали самых мужественных и сильных воинов и разбрелись по всей земле, оседая в лучших местах, дающих золото, бриллианты, или нефть, как допустим у меня. Мы создали свои страны и города, и закрыли любой доступ, как в них, так и из них. Так мы и живем до сих пор, наращивая финансовое и не только, влияние на ваш мир, и ослабляя власть ваших правителей и силу ваших государств, о чем вы даже не догадываетесь!
- Зачем? – Зная ответ, спросил Салех.
- Власть! Мы вернем себе власть над миром! - Недоумевая, ответила она и добавила: «И я буду править не этим клочком земли и горсткой людей, а всем континентом, и ты разделишь со мной эту власть, став моим мужем, и я сделаю тебя бессмертным, как и я, и мы будем жить вечно, наслаждаясь безграничной властью»!
 Она была возбуждена, глаза ее сияли, а грудь вздымалась, уверенная в его согласии, и, приблизившись к нему лицом к лицу, тихим, томным голосом спросила:
- Согласен?
Салех, глядя ей в глаза, улыбнулся и спросил:
- А какой второй вариант развития событий для меня?
- Смерть! – коротко и жестко ответила Ниара.
Салех, сделав небольшую паузу, как будто, что-то обдумывал, спокойным ровным голосом произнес:
- Спасибо, Ниара, за щедрое предложение, но я вынужден отказаться. Такая, как Вы считаете могущественная перспектива не по мне.
С нескрываемым удивлением в голосе, она спросила:
- Ты выбираешь смерть?
Он, продолжая, уверенно улыбаться ответил:
- Возможно.
- Но почему? – Её лицо выражало раздражение.
Он, ненадолго задумавшись, как бы ей понятней объяснить, и ответил:
- Ваш народ, включая тебя, прожил очень длинную жизнь, но, так и не поняв для чего. Могущество, власть, бессмертие, никогда не принесут человеку главное, что может быть в его жизни.
-И что же это? – Удивленно спросила Ниара.
- Счастье.- Улыбнувшись, уверенно ответил он и продолжил: - «Можно прожить тысячу лет, и так и не узнать о его существовании, а можно, прожив лишь несколько лет, и даже минут и удовлетворенно, с благодарностью, к этой короткой жизни, умереть».
- Что же это такое, твое счастье, Салех, ради которого, ты так легко готов пойти на смерть? – Раздраженно, с недоумением спросила Ниара.
- Это когда ты по настоящему, всем сердцем, кого-то любишь, и есть тот, или те, кто любит тебя. Это когда ты действительно кому-то нужен, и ты не видишь смысла жить без тех, кого любишь. – Ответил он, с открытой улыбкой и засверкавшими глазами от воспоминания о собственном счастье.
Она сидела в напряженной позе, как будто хотела броситься на него. Недоумение и раздражение сменила ненависть, сделав совсем недавно красивое лицо, ужасным и отвратительным. Посеревшими от ненависти губами, она громко выкрикнула трудноописуемое слово из клацающих и пищащих звуков, вызвав порыв ветра, принесшего восьмерых серых, окружив Салеха и направив на него длинные искривленные клинки.
Выдавив улыбку, сделавшую ее еще безобразней, она коротко произнесла:
- Убить!
В тот же миг восемь клинков, молниеносно, со свистом разрубили воздух, в том месте, где только что был Салех. С раскрытыми ртами и выпученными, от недоумения глазами, восемь разрубленных поперек, в одну линию тел, на секунду задержавшись, рухнули в середину круга, разваливаясь на половины.
Салех стоял в стороне и не спеша вытирал о подол балахона, окропленный необычно тёмной кровью клинок. Вложив его в ножны, он спокойно взглянул на Ниару.
Несколько секунд она смотрела на него истерично удивленными глазами. Быстро придя в себя от неожиданного для нее события, произошедшего у нее на глазах, она выкрикнула короткий, неприятный звук, мгновенно схлопнувший ее в маленькую, черную точку, в том месте, где только что были ее глаза. Произнесенный ею звук, каким-то образом изменил пространство вокруг Салеха, сделав его не текучим, абсолютно твердым. Он не мог пошевелить телом и лишь наблюдал, как черная точка, повисев мгновение в воздухе, молниеносно сорвавшись с места, пронзила его грудь, точно пройдя сквозь большое сердце Салеха. Окружающий мир поплыл в его глазах, рассыпаясь на частицы. Успев, с печалью вспомнить о любимых, он улыбнулся, закрыл глаза и рухнул на пол.
Вернувшая себе обычный облик Ниара, с разочарованием наблюдала за его смертью. Она опустилась рядом с ним на колени, и с тоской в глазах поцеловала в остывающие губы.

Сердце бера

По освещенной небольшими пятнами пробивающимся сквозь кроны могучих деревьев солнцем, тайге, неспеша и величественно брел огромный бурый медведь. Хозяйским глазом, осматривая  отбитые в сражениях с конкурентами, свои территории. Шумно сопя огромными ноздрями, он нюхал воздух. Его настораживал еле доносившийся посторонний, неизвестный ему запах. Он встал на задние лапы, пытаясь услышать присутствие опасности. Где-то вдалеке  вскрикнула сорока, и, махнув крыльями улетела. Он знал, что сороки никогда не врут, предупреждая жителей тайги о присутствии посторонних. Определив направление, он быстро опустился на все четыре лапы и с беспокойством поспешил в ту сторону, где у малиновых кустов, лакомилось его семейство – два бурых комочка медвежат и самая родная для него, взрослая медведица. Уже видны были сквозь стволы кедров бурые пятна, суетящихся вокруг малиновых кустов, когда прозвучал ружейный выстрел, отдавшийся гулким эхом далеко в тайге. Он прорычал им, чтобы они бежали, что есть сил и изо всех сил рванул в сторону выстрела, ломая попадающиеся на пути кусты и небольшие деревья и раскидывая в разные стороны клочья земли, вырванные огромными когтями его могучих лап. Нервно звучали приближающиеся выстрелы, вскользь пробивая его тело, на что он не обращал внимания, лишь еще больше ускоряясь.
Увидев троих, испуганных людей, нервно перезаряжающих ружья, он встал на задние лапы во весь свой трехметровый рост, зловеще рыча, двинулся в их сторону. Три одновременных выстрела остановили его лишь на секунду, содрогнув его тело и пробив ему грудь. С простреленным сердцем, он подошел впритык к трем обезумевшим и застывшим от ужаса охотникам, разинув бездонную пасть  и оголив огромные, желтые клыки, взревел что есть мочи прямо им в лица.
Невиданной силы рев, отразившийся многократным эхом  по всей тайге и поднявший в небо стаи испуганных птиц, ударил им в лица, содрав с глаз роговицы и обдав обильной слюной. В истерике завывая, люди разбегались в разные стороны, натыкаясь на деревья, царапая лица и выкалывая ослепшие от ужаса глаза.   

Словно, что-то взорвалось в его груди, заполнив все тело огромной нечеловеческой силой, заставив его мгновенно открыть глаза. Над ним, с ухмылкой победителя стояла Ниара. Моментально вспомнив, что здесь остались незавершенные дела, он молниеносно, как уже проделывал не раз, поставил тело на ноги. Лицо Ниары перекосила гримаса ужаса и удивления, ее била мелкая дрожь. И не давая ей опомниться, он, набрав полную грудь воздуха, взревел ревом неизвестного ей животного, мощно выдыхая ей в лицо. Стены дворца содрогнулись от взрывной волны, разорвавшей пространство вокруг окаменевшей Ниары, и мгновенно, возвращающаяся волна сжимала пространство в центр, сдавливая Ниару и развеивая ее на тысячи черных точек, которые медленно растекаясь, лопались и исчезали. Движение замедляясь, остановилось и в наступившей тишине робко запели птицы.
Он испытывал усталость и жгучую боль в груди. Сев у края водоема и опустив ноги в воду, он вспомнил лица тех, к кому стремилось его сердце, счастливо улыбнулся и закрыл глаза.
























Глава пятая «Поющие раковины»

Боль в груди была постоянной, откликающаяся на любое движение, и даже на каждый вдох. Последние события, несколько выбили его из колеи. Зная, что незаконченных дел еще предостаточно, он прекрасно понимал, что ему нужно восстановиться. Он открыл глаза и понял, что находится именно там, где нужно. Он лежал на прохладном рыхлом песке, в тени искривленной в сторону бирюзового океана, пальмы. Дул легкий ветерок, неспособный поднять даже мелкую зыбь на поверхности завораживающей глади океана.
«Отличное место, то, что нужно» - удовлетворенно подумал он и встал, что бы осмотреться вокруг. Резкая боль в груди заставила его, в первую очередь осмотреть себя. Ни шрама, ни каких либо повреждений. Он был гол, и его это не беспокоило. Тем более что, осмотревшись, он понял, что находится на небольшом, ни более мили в диаметре, острове, населенном только пальмами, невысокой растительностью и разнообразными птицами.
«И так, пропитание даст океан, питье – кокосы, а остальным обеспечу себя сам». – Довольный ситуацией, подумал он осмотревшись. И первым делом решил обойти весь остров по берегу, зная, что волны выбрасывают на берег разнообразный мусор, человеком рук творимый, в котором можно было чем-нибудь разжиться. Он не спеша двинулся вдоль берега, посматривая время от времени, на идеальную картину окружающего пейзажа.
Увлекшись собирательством, он не заметил, как прошло время, и, уткнувшись в искривленную пальму, от которой начинались его собственные следы, он присел в тени и стал перебирать подаренное океаном богатство. Разной длины и диаметра куски канатов и веревок, изрядно потрепанные морской водой и дальним путешествием, разорванный брезентовый тент, сломанный багор с бесценным металлическим наконечником, вылинявшая футболка, или то, что от нее осталось. И самая главная находка – сломанные очки без дужек с одной очень толстой линзой.
Смастерив на скорую руку из футболки набедренную повязку, так, для личной гигиены, он снял с древка наконечник багра, оглянувшись, понял, что камень для заточки, найти среди сплошного песка будет довольно проблематично. Пораскинув мозгами, он направился вглубь острова, подобрав по дороге зрелый кокос, и проделав в нем отверстие наконечником, утолил жажду. Он оказался прав, камни он нашел, лишь дойдя до самой середины острова. Но было что-то странное в их форме и расположении. Он встал в середину идеального круга, выложенного из вручную тесаных камней, правильной круглой формы и понял, что находится в самом центре острова.
«Место силы», - оценил он назначение этого каменного сооружения. Отдавая дань уважения к месту, где кто-то набирался сил и возможно знаний, он присел около одного из камней, и аккуратно, стараясь не сдвинуть его с места, принялся точить не спеша наконечник, из которого в конечном итоге получился необходимый ему клинок. Вернувшись к кривой пальме, он ловко смастерил из брезентового тента и веревок, что-то вроде шатра, где кривой ствол пальмы служил потолочной балкой.
Забравшись внутрь, он оценил получившееся временное жилище и, отдохнув некоторое время, решил, что можно приступить к процедурам. Выбравшись из уютного бунгало, он скинул с бёдер повязку и неспешно двинулся к воде.
Вода. Одной  из представительниц основополагающих энергий, созидающих окружающий мир, является вода, имеющая неразрывную связь с представителями всех могущественных: землей, воздухом и солнцем. Зная об этом, а иногда и видя это, он никогда не пил и не умывался просто так, он с уважением использовал эту струящуюся энергию.
Заплыв на приличное расстояние, он лег на спину, раскинув руки в стороны, выровняв дыхание, набрал полный объем воздуха и стал ровно и медленно дышать, насыщая кровь кислородом, а тело энергией. Солнце ласкало поверхность океана и его загорелое тело, слившееся с водной гладью. Три энергии: вода, воздух и солнце слились воедино, создавая ощущение невесомости. Испытывая неописуемое удовольствие, он закрыл глаза и мгновенно потек, струясь во всех направлениях. В такие мгновения звуки затихали и исчезали вовсе, а время останавливалось, утратив свою значимость. Но он помнил главное, зачем он здесь, и, заглянув внутрь себя, «увидел» сердце с затянувшимся рубцом, как будто оставленным раскаленной ружейной пулей, вылетевшей с близкого расстояния.
«Этот мир не перестает удивлять» - подумал он и, концентрируя энергию, пропускал ее через обуглившийся по краям рубец. Боль усилилась, дойдя до максимума и заполнив на мгновение его сознание, исчезла, перестав его беспокоить. Не было ничего, ни окружающего мира, ни его самого, только равномерное течение энергии, струящееся сквозь него и растекающиеся во все направления, искрилось всеми цветами, разбиваясь на спектры.
Он не знал, сколько прошло времени, но оглянувшись в сторону берега, понял, что вероятно много, так как незаметное течение отнесло его на довольно приличное расстояние. Он чувствовал себя отдохнувшим, как после долгого сна, боль в груди беспокоила значительно меньше. Он поплыл в сторону острова, и, вспомнив о необходимости насыщать выздоравливающий организм белком, стал нырять, надолго задерживаясь под водой и собирая разнообразные раковины, захлопывающие перед ним свои створки.
Выбравшись на берег, он присел в тени кривой пальмы, и, любуясь красотой бирюзового океана, принялся вскрывать самодельным кинжалом раковины, с удовольствием поедая их содержимое. Достаточно насытившись, он собрал все створки раковин и, проделав остриём кинжала, аккуратные отверстия в их основаниях, нанизал их на тонкую бечеву и подвесил у входа в свое бунгало. Легкий, ласковый ветерок, раскачивая остатки его обеда, постукивал створками друг о друга, создавая красивую мелодию океана.
Солнце приближалось к еле заметной границе, разделяющей простор на океан и небо. Он уже знал, как проведет эту ночь. Собрав старые, высохшие кокосовые орехи, он расколол один из них пополам, и, содрав сухой, мохнатый тут с орехов, сложил его в расколотый орех. Достав из бунгало сломанные очки, он направил проходящий сквозь толстую линзу луч, заходящего солнца на содержимое ореха. Поднялась ароматная струйка дыма  и через секунду сухой тут воспламенился, дав ему разгореться, он задул пламя и накрыл второй половинкой ореха, тлеющий розжиг. Собрав по берегу выброшенную океаном, высохшую на солнце древесину, он отнес все в центр острова к «месту силы».
Солнце наполовину скрылось за горизонтом, окрашивая бесконечную гладь океана в оранжевый цвет. Неспешно бродя вокруг «места», он стал выискивать и срывать определенные растения и листья, заметив по старым надломам, что это уже кто-то, задолго до него, проделывал.
В ярком свете, рассыпанных по всему небу алмазных звезд, он развел костер в центре выложенного из камней круга, и, устроившись поудобнее, стал поддерживать, танцующее пламя, подкладывая время от времени сухие дрова. Ночь принесла прохладу и тишину, нарушаемую лишь тихим потрескиванием костра. Наслаждаясь тишиной и покоем, он думал о тех, за кем безмерно соскучился. И картинки, пробегающие и останавливающиеся на мгновения, вызывали в нем тоску, сжимающую его раненое сердце.
«Нет, раскисать нельзя. Соберись. Нужно, как можно быстрее восстановиться, закончить незаконченное с этими «серыми», и тогда домой, к любимым» – жестко и решительно подумал он, подбросив последнюю ветку в костер.
Дождавшись, когда догорит костёр, он распределил ещё искрящиеся угли так, что бы их хватило на всё его тело, и поверх выложил своеобразную постель из собранных им растений. Удовлетворённо осмотрев приготовленное ложе, он выпрямился, раскинув руки в стороны, ладонями к звёздному небу, и глубоко и медленно вдыхая, поднял их над головой, соединив ладони. Медленно выдыхая, он опускал руки, проводя ладонями вдоль тела. Он почувствовал струящуюся сквозь него энергию, уходящую корнями в землю. Казалось, он мог стоять так вечность и никакие стихии не способны сокрушить этот звенящий столб энергии, соединяющий сквозь него небо и землю. Выдохнув, и расслабив тело, он лег спиной на слегка тлеющее растительное ложе, источающее насыщенный густой аромат трав и листьев. Перед глазами сияло, искрясь, безграничное звездное небо, и чем дальше он любовался звездами, тем ближе и ближе светили они, проникая всеми лучами и растворяясь в нем нескончаемым потоком.
Он чувствовал спиной тепло его постели и обильно наполняющую могущественной энергией, землю-матушку. Закрыв глаза, он парил  в пространстве над землей в клубах ароматного пара и постоянно текущей энергии, всепроникающей и созидающей пространство вокруг него и его самого.
Осознав, что ему уже ничего не надо делать, он получал неописуемое удовольствие от собственного течения в общем потоке вездесущей энергии. Время пропало. Происходящее в нем не нуждалось, и поэтому оно, отступив на задний план, исчезло вовсе.
Он перестал следить за происходящим и, остановив постоянно текущие мысли, задремал.
- Лежи Хенаро, не обращай на меня внимания - сказал стоявший над ним старик в старой соломенной шляпе, держа над его грудью жилистые, огрубевшие ладони, и продолжил:
- Я благодарен, тебе, за сделанное. Ты дал моей старухе главное – желание жить, которое, после моего ухода постепенно гасло. Теперь мой черед помочь тебе.
Старик не был человеком, в обычном понимании, скорее это было похоже на то, как текущее, струящееся всеми цветами пространство, сформировало его в сгусток фиолетового, со сверкающими вкраплениями звезд, свечения, имеющего свои собственные очертания старика индейца в соломенной шляпе, из ладоней рук которого струился мерцающий золотой поток, ласково обжигающий его грудь и рассыпающий зарубцованную рану на мелкие элементы, медленно исчезающие в общем потоке всепоглощающей энергии.
Его разбудила прекрасная мелодия океана, исполненная слабым ветерком на инструменте, изготовленном им вчера из остатков прекрасного обеда. Раковины, стуча друг об друга, пели струящуюся мелодию, сверкая на солнце радужными переливами. Он не помнил, как оказался в своем временном пристанище, да это было и не важно. Важнее для него было другое. Он с благодарностью вспомнил о старом индейце, пришедшем ему на помощь. Странные странствия объединяли их, делая их таких разных, во многом схожими. Ему  не терпелось проверить свое самочувствие и, выйдя из бунгало и жадно втянув ноздрями насыщенный океанский воздух, он распрямил тело, хрустнув суставами. От боли в груди не осталось и следа. Он благодарно улыбнулся невидимому старику в соломенной шляпе и присев в тени изогнутой пальмы, закрыл глаза под звуки чудесной мелодии, издаваемой поющими раковинами.


















Глава шестая: «Серые»

Шум большого города и запах выхлопных газов отвратительно ворвались в его пространство, заставив открыть глаза.
Он сидел за столиком открытого уличного кафе, посреди шумного города, густо застроенного высокими серыми небоскрёбами, верхушки которых исчезали в серых от городских испарений, облаках. На нём был строгий, дорогой костюм, не менее дорогие, но при этом довольно удобные туфли и белая рубаха с расстёгнутым воротом. Духота и раздражающие запахи, настойчиво давали понять, что к этому придётся привыкнуть. На столике, перед ним, стояла чашка зелёного чая, и лежал развёрнутый свежий номер «Нью-Йорк Таймс», поверх которого были небрежно брошены ключи от автомобиля.
«Ну конечно! А где же ещё искать первопричину зла, как не в этой могущественной стране с исключительным правом принятия любых решений, печатающей зелёные бумажки, делающие весь мир зависимым от них» - сделал он вывод. Не часто следя за мировыми новостями, но иногда, читая между строк, он видел, как на самом деле всё происходит, что бы там не внушали настойчиво, говорящие головы с пустыми, равнодушными глазами.
«Исключительная нация…» - слышал он не одну сотню раз, раздражённо осознавая, что всего пару сотен лет назад эту землю заселял сброд со всего мира, не нашедших себе применения в родных краях, реками проливая кровь местного населения и друг друга, сражаясь за выгодный клочок земли.
Размышляя, он рассматривал шумно текущие людские потоки, правильно называемые в СМИ - «людской массой». Он пытался всматриваться в лица, глаза отдельно вырванных им из потока людей, и всегда одно и то же – равнодушие и озабоченность. Естественно, так проще всего управлять этой серой массой, её всего лишь надо озаботить деньгами, работой, карьерой, кредитами… А отказавшимся от этих чёртовых, «основополагающих» жизненных целей, дать алкоголь или наркотики, или и то и другое, делая их такими же озабоченными – «где достать, чем убиться».
И пирамидальная система управления миром веками не меняется, где миллиардами управляет миллион, миллионами сотня, сотней десяток, а десятком один. И, исходя из реалий, этот один, явно не Господь Бог, как его представляют многие. Хотя, он наверняка, себя возомнил Богом Всемогущим.
«И где же тебя искать, дерьмосозидатель»? – с ненавистью подумал он, наблюдая за специально попутанными людьми, наполняющими серую, бурлящую заботами реку, текущую непрерывным потоком между серых скал небоскрёбов.
Не имея представления с чего начать поиски, он решил просмотреть свежую газету, надеясь найти хоть какую ни будь зацепку, не зря же она лежала перед ним. Сразу же, под небрежно брошенными ключами, была не большая статья о вдруг, откуда ни возьмись, заявивших о себе государствах, имеющих довольно приличные природные богатства и свою собственную валюту. Случай исключительно аномальный, но подавался нарочито сухо и буднично, дабы не вызывать излишнего любопытства.
Для него это была не новость, и, пробегая глазами статьи и заметки, он вдруг зацепился за коротенькую заметку о том, что богатейшее семейство Голдфильдов решило вывести все свои финансовые активы из добывающих природные богатства отраслей, без объяснений, естественно. Он закрыл газету и, сложив её вдвое, небрежно бросил на дальний край столика, найдя явную связь между этими сухими, малозначащими заметками.
Итак, цель ясна. Возможно, преодолев эту ступень, ему откроется следующая и достигнет желаемой цели. Допив одним глотком остывший чай, он оставил под чашкой щедрые чаевые и, прихватив со стола ключи, вышел на парковку. Пробежав взглядом несколько десятков припаркованных автомобилей, он интуитивно направился к тёмно серой «Ауди-А8» и, нажав на кнопку сигнализации, машина тихо «пикнув» и моргнув суровыми глазами фар, приоткрыла водительскую дверь. Удобно устроившись, он завёл двигатель, наполняя огромный салон прохладой климат контроля.  Одновременно из многочисленной акустики зазвучали старые хиты из подборки «Ролинг Стоун 500…». Звучала мелодичная песня Сэма Кука о постоянно меняющемся мире, и людях, ищущих в нём свою тропу.
«Символично» - с сарказмом подумал он, вырулив на загруженную машинами и автобусами улицу, влился в общий поток. Медленно продвигаясь, среди пафосных джипов, огромных сверкающих на скудном солнце седанов и оранжевых такси с водителями всех цветов кожи, он почувствовал на себе пристальный взгляд, как минимум двух пар глаз. Просканировав через зеркало заднего вида едущие за ним автомобили, он выделил черный джип «Кадиллак» с двумя напряженными лицами, одетых в черные костюмы и в черных очках, парней.
«Ну, вот и первое кольцо защиты, самое примитивное, видимо ФБР, сколько их еще предстоит преодолеть, этих видимых и нет, колец» - подумал он, решительно сворачивая на дорогу, ведущую из города. Черный «Кадиллак» настойчиво, как бы, не привлекая внимание, следовал следом. Выехав за город и оказавшись на шести полосной трассе с неспешно двигающимися автомобилями, он сказал про себя:
«Ну, пока»! И вдавив педаль в пол, стал исчезать вдалеке, легко маневрируя между двигающихся черепашьим ходом. Звучала подходящая моменту зажигательная композиция Мади Уотерса. Оторвавшись с большим запасом, он заметил на обочине огромный рекламный щит с широко улыбающейся симпатичной девушкой и рекламным слоганом: «Жизнь прекрасна с Кока-Колой», он свернул и, сдав задом,
 остановился в тени щита, и, заглушив двигатель, стал ждать, расслабившись в кресле, и наслаждаясь старой живой музыкой. К хорошей музыке он относился особенно, считая ее инструментом открытия свободолюбия в человеке. А современная музыка, чаще всего, преследует совсем иные, противоположные цели. Заслушавшись старым хитом Эдди Флойда о большой вольной птице он, наконец, дождался. Надсадно ревущий, американский трактор быстро, как мог, пронёсся мимо. Два раздосадованных агента, каких то служб, сняв очки и припечатав лица к лобовому стеклу, вглядывались вдаль, в надежде увидеть исчезнувший серый Ауди. Дав им фору в минуту, он завёл двигатель и, вырулив в сторону города, неспешно покатил по шоссе.
Въезжая в город, он приметил на тротуаре двух патрульных копов и, остановив машину, опустил стекло пассажирской двери.
- Извините, офицеры, не поможете? – вежливо обратился он к ним.
- Здесь нельзя останавливаться! – строго отозвался один из них.
- Да, я на секундочку, просто спросить - мягким, располагающим голосом сказал он.
Старший по званию подошёл поближе и спросил:
- Чем могу помочь?
- Не подскажете приезжему писателю, как найти в Вашем прекрасном, большом городе, особняк уважаемых Голдфильдов? – нарочито наивно спросил он.
Полицейский, удивлённо взглянув, всё же подробно описал, каким путём ему двигаться. Вежливо поблагодарив за помощь, он закрыл окно и двинулся по нужному маршруту. Благодаря прекрасной музыке, время пролетело незаметно. Медленно двигаясь мимо огромного, огороженного кованой оградой сквера с семейным гербом на огромных воротах с двумя сосредоточенными охранниками, он успел рассмотреть уходящую вглубь дорогу, обсаженную краснолистными клёнами, ведущую к особняку, напоминающему Белый Дом на Капитолийском холме. Отъехав за квартал от сквера, он свернул на прилегающую улицу и остановился у кафе на углу. Выйдя из машины, он выбрал столик в тени деревьев, откуда хорошо просматривались ворота особняка. Незамедлительно появившаяся официантка, поинтересовалась, что будет заказывать уважаемый посетитель. Он, вспомнив, что действительно голоден, вежливо спросил:
- У Вас есть мясо, в каком ни будь сушёном виде?
- Да, конечно, у нас есть великолепный испанский хамон - учтиво ответила она.
- Не очень большую порцию, пожалуйста, овощи и крепкий зелёный чай без сахара.
- Сию минуту - промолвила она, и растворилась в глубине заведения.
Внимательно осматривая сквер, он рассмотрел огромное количество камер наблюдения и разнообразных датчиков. Охрана присутствовала и внутри сквера, стараясь оставаться незамеченной. Даже садовые рабочие имели переговорные устройства. Он, конечно, мог без труда оказаться в самом особняке, ни кем не замеченным. Но помня, как «серые» обнаружили его там, в песках, он решил, в этот раз приберечь свои способности на самый крайний случай. Нужно было искать другой, более стандартный способ.
Миловидная официантка расставляла перед ним красиво оформленные блюда. В кафе тихо играла классическая джазовая музыка, и хотя он не очень любил классический джаз, ему больше по душе был фьюжн. Всё же это гораздо лучше, чем современная электроника, созданная каким ни будь одурманенным разумом на простом компе, или речитативного бормотания афроамериканских рэперов.
Неторопливо и с удовольствием, жуя сушеное мясо и изредка запивая небольшими глотками зеленого чая, он наблюдал за входом  огромного размера сквер, окрашенный яркими осенними цветами, усыпанный разноцветными листьями. Он ждал. Пока не зная чего, но что-то должно было дать ключ к решению возникшей проблемы.
У ворот что-то происходило. Створки ворот автоматически открылись и мимо расступившихся охранников, из глубины сквера проехал желтый фольксваген «Жук», явно не принадлежавший семейству.
«Скорее кто-то из обслуживающего персонала» - решил он.
Желтая букашка, вписываясь в осенний пейзаж, выехав из сквера и проехав квартал в его сторону, свернула и припарковалась рядом с его Ауди. Из распахнувшейся двери суетливо выпорхнула, подбирая на ходу упавшие ключи и сотовый и бережно прижимая к груди левой рукой стопку бумаг, симпатичная, молодая девушка, с русыми волосами и большими наивными голубыми глазами, стеснительно стрельнувшими в его сторону из-за своей нерасторопности. На ней был короткий джинсовый сарафан с вышитым на спине символом «Мир», и яркие молодежные кеды. Не особо выбирая, она села за столик в тени деревьев, неподалеку от него. Заказав кофе и круасаны, она принялась внимательно лист за листом просматривать бумаги. Сняв зубами колпачок, шариковой ручки и видимо совершенно про него забыв, она временами делала какие-то заметки или исправления, коротко тыкая ручкой в листы. Челка волос, упав ей на глаза, заставила вспомнить про колпачок, который не дал ей сдуть волосы с глаз, и, вынув колпачок, она стыдливо оглянулась. Он смотрел в чашку чая, делая вид, что не смотрит в её сторону вовсе. Продолжив внимательно перебирать бумаги, она не глядя поглощала круасаны, запивая кофе. Отложенная в сторону авторучка, скатившись со стола, упала ей под стул, заставив её неуклюже вывернуться, шаря рукой под стулом. Неожиданно, налетевший порыв ветра, подхватил со стола стопку её драгоценных бумаг и разбросал их по кафе, занеся несколько листов под их припаркованные машины. Она, с перепуганными глазами, принялась их суетливо собирать.
Он, не упуская момента, быстро и незаметно, отломив лезвие, у взятого со стола ножа, которым он разделывал мясо и, сунув его в карман, стал, нарочито суетясь, помогать девушке, собирать исписанные вручную листы. Она, благодарно на него посмотрев, смущенно произнесла:
- Спасибо.
- Да не за что, со всяким бывает. – Ответил он и предложил: - «Вы соберете здесь, а я достану из под машин». И отдав ей собранные листы, пошёл на парковку, собирая их, он незаметно подоткнул вертикально лезвие ножа под заднее колесо её авто. Собрав все бумаги, и незаметно смяв один из листов, сунул его в карман.
- Вот кажется всё. – Сказал он, протягивая ей стопку собранных листов.
- Спасибо Вам огромное. И извините за беспокойство. – Застенчиво произнесла она, с раскрасневшимися, от стеснительности щеками.
- Не стоит, помогать людям – мое второе призвание. – Ответил он мягким, открытым голосом, правильно посмотрев ей в глаза, от чего она задержала на некоторое время взгляд, на его мужественном, загорелом лице с не повозрасту молодыми и очень живыми глазами.
Засмущавшись еще больше, она спросила:
- А какое первое, если не секрет?
- Я писатель, Джо Уайт - представился он, протягивая руку.
- Марта Ширански - тихим, застенчивым голосом, представилась она, вкладывая хрупкую ладошку, в его черствую, жилистую ладонь.
- Полька? – заинтересованно спросил он.
- Американского происхождения. Бабушка с дедушкой мигрировали во время войны - разъяснила Марта, и как будто что-то вспомнив, торопливо промолвила:- «Ой, извините, мне пора – работать. Ещё раз Вам большое спасибо».
- Не за что, обращайтесь, если что»… - по-доброму улыбаясь, ответил он.
Быстро рассчитавшись и прижимая бесценную стопку, Марта торопливо прыгнув в машину, уверенно тронулась с места. Проехав метров сто, желтая букашка остановилась, прижавшись к тротуару, включив аварийку.
Он рассчитался за обед, оставив щедрые чаевые, и сев в Ауди, подъехал к «Жуку», остановившись позади него. Марта уже пинала раздосадовано по пустому колесу носком пестрого кеда.
- Что случилось? – участливо спросил он, выходя из машины.
- Да вот, со мной всегда так, если утро не задалось, то весь день такой - ответила она огорченным голосом, указывая на колесо.
- Зря Вы себя с утра так настраиваете на весь день. Нет не решаемых проблем - успокаивал он Марту.
- Просто, как всегда не вовремя, как раз когда тороплюсь - продолжала расстроенная Марта.
- Я абсолютно ни куда не тороплюсь, давайте я Вас подвезу, а Вы за это посоветуете приезжему писателю, где ему было бы удобно остановиться на несколько дней? – предложил  он тоном, не признающим отказа.
- Ой,  я вам, была бы очень благодарна! – Обрадованно, согласилась она и, прихватив бесценные бумажки, садясь к нему в машину, продолжила:
- У вас действительно призвание помогать людям и вероятно оно не второе, а первое.
- Возможно - согласился он и завел мотор, сделав музыку потише, спросил:- «Ну и куда Вам так срочно понадобилось»?
- В самый центр, Главное Нотариальное Управление. Знаете где? – заглянув ему в лицо, спросила она.
- Найдем. –  Уверенно ответил он и слегка надавил на педаль.
Она пробежала, взглядом по салону его автомобиля и на секунду прислушавшись, с легким удивлением в глазах добавила  громкость его аудиосистемы. Играл великолепный медленный хит шестидесятых в исполнении Би Би Кинга. Марта мелодично покачав головой в такт музыке, восхищенно воскликнула:
- Великолепная музыка! Сейчас такую не делают. Я с детства помню эту мелодию, мои родители часто слушали эти песни.
- А почему слушали, что случилось?
- Башни-Близнецы. И папа, и мама в один миг. – Печально ответила она.
- Да, много тогда невинных душ было загублено в один миг. Сочувствую. – Промолвил он, с искренним состраданием.
Марта, видимо, решив сменить тяжёлую для нее тему, спросила:
- Так о чем пишет заезжий писатель, и что ищет в этом сером городе, для своей книги? -  на лице у неё уже сияла оптимистично-беспечная улыбка.
- В данный момент, я пишу о великих, сильных людях, добившихся всего, начав с нуля - почти не соврал он и продолжил.
- Такие люди были не только в прошлом. А в вашем сером, огромном городе есть и поныне живущие и процветающие. Вот я и приехал собрать хоть какой-нибудь материал, какие они в жизни, какие интересы и увлечения имеют!
- Слушайте, мистер Уайт, видимо, судьба в благодарность Вам за бескорыстную помощь людям, свела со мной.- Возбужденно сказала она, глядя на его нарочито удивленное лицо.- «Не удивляйтесь, просто я работаю, как раз у такого человека. Я помощник личного секретаря самого  Голдфильда», - гордо произнесла она.
Состряпав на лице максимально правдоподобное удивление, он радостно воскликнул:
- Не может быть! Сам Бог послал мне Вас! В таком случае, я предлагаю вам поужинать со мной сегодня вечером, если Вас это не затруднит. Умоляю, Вы дали мне надежду. Вы же понимаете, как трудно пробиться к людям такого высокого полета!
Марта засмущавшись и немного подумав, ответила:
- Вы для меня так много сегодня сделали, как я могу вам отказать. Это было, по меньшей мере, несправедливо.
- Тогда куда и в какое время заехать? – Спросил он.
- Ист. Стрит 17, это на окраине. Наверно лучше в восемь вечера», - ответила она.
- Отлично. Спасибо, что не отказали. И все же, что бы вы мне посоветовали в качестве тихого спокойного проживания? – Спросил он, подъезжая к Нотариальному Управлению.
- Я знаю хороший, частный отель на берегу Гудзона. Он так и называется «Гудзон». Он небольшой и тихий, с прекрасным видом на залив. То, что нужно писателю. - Уверенно ответила она, улыбнувшись.
- Отлично то, что нужно. Значит в восемь, Ист. Стрит 17.
- Договорились. До вечера мистер Уайт. – Улыбнувшись, сказала Марта, открывая пассажирскую дверь.
- До вечера, Марта. – Улыбнулся ей на прощание он.
Он без особого труда нашел на берегу залива небольшой отель, рядом с лесопарковой зоной, и, прихватив из багажника дорожную сумку, неторопливо вошел в прохладное помещение со стойкой администратора в центре.
- Добрый день, мистер. Желаете у нас остановиться? – осведомилась статная, светловолосая  дама-администратор.
- Добрый день, хозяюшка, мне бы тихий номер с видом на залив на несколько дней.
Дама за стойкой, опытным взглядом окинула незнакомца, оценив по костюму его платежеспособность и мило улыбнувшись, приветливо сказала:
- Конечно, у нас есть для вас подходящий номер. Как вас записать?
- Джо Уайт, - ответил он, улыбнувшись в ответ.
- Номер 88, я вас провожу.
Номер был угловым, в конце широкого коридора, обставленного декоративными цветами, на втором этаже двухэтажного здания
- Чувствуйте себя как дома, - приятным голосом промолвила  хозяйка, открывая перед ним дверь с двумя восьмерками.
- Спасибо - вежливо сказал он, заходя в довольно уютный номер с двумя просторными комнатами, огромной ванной и прекрасным видом на Гудзон. Бросив, небрежно сумку у огромного кожаного дивана, он присел и, расслабив тело, достал из кармана скомканный лист бумаги. Разгладив его ладонью, он стал внимательно его изучать. Лист был исписан ровным, каллиграфическим почерком, с редкими исправлениями, сделанными Мартой. Суть написанного имела рекомендательный характер и сводилась к тому, что управление рядом корпораций, занимающихся добычей природных ресурсов, следовало бы передать в одни руки, некой корпорации, название которой не вошло в этот лист. Приводились какие-то доводы, длинно и витиевато, объяснявшие преимущества таких действий. Но он ни секунды не сомневался в лживости этих объяснений. Это все что было. Пока он мог только догадываться о сути происходящего. Размышляя, он вышел на балкон и присев в плетеное кресло, стал любоваться заливом, выкупленным предприимчивыми белыми у местных индейцев за горстку грошовых бус. По заливу, неспешно сновали прогулочные катера, небольшие парусные яхты и огромные белоснежные яхты-крейсеры миллиардеров, регулярно посещающих эту Мекку долларопоклонников.
Солнце приближалось к горизонту, искусственно вычерченному высокими небоскребами, и постепенно гасло, теряясь в серой пелене, окутывающей весь город, а возможно и всю страну, стремящуюся покрыть этим серым покрывалом власти всю землю-матушку.
«Ну, уж нет»! – решительно подумал он, и, взглянув на циферблат дорогих швейцарских часов, встал, с хрустом и легким гулом мышц потянувшись, прошел внутрь, закрывая за собой дверь в этот чуждый ему мир.
Скинув с себя все эти чрезмерно дорогие одеяния, он прошел в душ и долго наслаждался струями ледяной воды, тщательно смывал с себя серый налет этого грязного, по своей сути, города. Основательно вытерев загорелое тело огромным полотенцем, он достал из сумки кроссовки, джинсы и футболку. С удовольствием переодевшись в более комфортные для него вещи, и накинув поверх футболки дорогой пиджак, прихватив пачку наличных, он двинулся на подающую надежды встречу.
Ровно в восемь, он припарковался у дома № 17 и, выйдя из машины, постучал в дверь небольшого уютного домика, с гладко выстриженной зеленой лужайкой. В ответ раздался предупредительный басовитый лай. Дверь неуклюже приоткрыла огромная голова ротвейлера с очень злобной мордой и при этом очень добрыми глазами. Он абсолютно не боялся собак, читая их мысли по глазам и поведению хвоста. Медленно и спокойно, протянув к псу руку, погладил его между ушей. На что тот радостно, виляя обрубком хвоста,  вывалив на бок язык,  уже пытался с ним играть. В спешке выскочившая Марта, строгим и обеспокоенным голосом, принялась громко успокаивать пса:
- Оз! Фу! Ко мне! Нельзя! На место, быстро!
Оз неохотно и далеко не сразу повиновался, зайдя обратно в дом.
- Извините мистер Уайт, вообще-то он у меня не слишком дружелюбен к посторонним, особенно к мужчинам, как вам удалось так быстро найти с ним общий язык? – удивляясь, спросила Марта.
- Все очень просто.  У всех животных сильно развита способность, чувствовать намерения  постороннего. Люди, к сожалению, утратили эту способность, как и многие другие. У вас очень хороший и добрый пес, Марта.
- Я-то знаю, а остальные шарахаются от него, как от монстра. -  Благодарно улыбнувшись, ответила Марта. Она выглядела несколько иначе, чем днем. Красиво уложенные русые  волосы, милое, слегка наивное лицо, минимально подправленное макияжем. На стройное, хрупкое тело, были надеты короткие, специально изодранные джинсовые шорты, голубая туника с белыми птицами и все те  же, вероятно любимые пестрые кеды. Смущенно улыбаясь, она спросила:
- И так, куда поедем?
- Вы лучше знаете этот город. Но хотелось бы побольше природы и поменьше людского шума? – Ответил он.
- Наши вкусы совпадают. Есть такое место. Не часто, но иногда себе позволяю посещать небольшой ресторанчик на самой окраине города, на берегу залива. И морепродукты там прекрасно готовят. Любите рыбу? – спросила она.
- Очень.
- Я тоже.
- Тогда в путь - решительно сказал он и, взяв её под руку, посадил в машину.
Они ехали не спеша, по указываемому ей маршруту и наслаждались прекрасной, медленной композицией, в исполнении Марвина Гайе. Он замечал, как она не сдерживаясь, временами качала в такт музыке головой, и тихо незаметно подпевала.
Ресторан стоял на самом берегу залива, в сравнительно густой парковой зоне. Освещение было минимальным, как с наружи, так и внутри помещения, что делало его еще уютнее. Посетителей было мало, играла тихая, спокойная музыка. Они выбрали столик на улице, в дальнем углу у самого берега Гудзона. Подошедший официант, уже немолодого возраста, в чистом, опрятном форменном костюме, вежливо обратился к посетителям:
- Добрый вечер, господа - подал им меню и замер в неподвижном ожидании.
Полистав меню, он, сделав для себя выбор, обратился к Марте:
- Марта, ни в чем себе не отказывайте, пожалуйста, чтоб я из солидарности не остался голоден.
Она, понимающе, взглянув на него, твердо сказала:
- Ну, что ж, я тоже голодна, честно говоря, - и обращаясь к официанту, продолжила – «Морской окунь тушеный, с рисом и зеленью. Устрицы барбекю и греческий салат».
- А Вам сэр? – сделав пометки в блокноте, обратился он к Уайту.
- А мне, пожалуй, тунцовый стейк, рис с креветками под рыбным соусом и тоже греческий салат». – Вежливо ответил он.
- Что будете пить? – задал завершающий вопрос официант.
Уайт, сделав вопросительные глаза, посмотрел на Марту. Секунду подумав, она ответила:
- Мартини со льдом.
- А Вам мистер?
- Знаете, я, пожалуй, тоже мартини, несите, наверное, целую бутылку в вазе со льдом на двоих - подытожил заказ Уайт.
- Будет исполнено. – Промолвил официант и удалился.
Заметив на себе любопытный, изучающий взгляд Марты, Уайт, открыто улыбнувшись, мягко сказал:
- Марта, если я вас чем-то смущаю – скажите.
- Да нет, мистер Уайт, на удивление, с Вами как-то очень спокойно, как будто мы давно знакомы. Просто, я никак не могу определить, даже примерно Ваш возраст. Выглядите Вы немногим старше моих ровесников, но вот ваше лицо и глаза…- Немного смущаясь, ответила ему она.
Улыбаясь, он добродушным тоном проговорил:
- Пожалуй, я гораздо старше ваших ровесников, Скрывать свой возраст глупо, мне пятьдесят, Марта, а вот Вам, пожалуй, нет и тридцати.
С возмущением в голосе она гордо заявила:
- Мне тридцать один, просто я в мать, а она у меня всю жизнь была молодой, а вот Вам бы я никогда  не дала пятьдесят.
- Спасибо, Марта, но это факт. А вообще люди чаще всего сами, определяя себя молодыми или старыми, такими и становятся. Для меня мой возраст не важен, важна лишь возможность делать то, что намерен, или что должен, - говорил ровным располагающим тоном он, смотря ей в большие голубые глаза, вызывая в ее взгляде, постепенно растущий восторг.
Официант принес бокалы и мартини, разлив, удалился. Взяв со стола бокал, с плавающими в нем кубиками льда он, улыбнувшись, произнес:
- Я благодарен судьбе за встречу с Вами.
- А Вы для меня вообще оказались неожиданным подарком судьбы. - Мило смущаясь, промолвила она.
- За знакомство!
- За знакомство!
Марта явно, нечасто, употребляла алкоголь, потому, как от двух, трех сделанных ею глотков мартини, её щеки слегка порозовели, а заискрившиеся глаза приобрели легкий лукавый оттенок.
- Если честно, мистер Уайт, я за всю жизнь прочла лишь одну художественную книгу, все остальное было специализированной литературой. К сожалению, наше поколение, с детства обеспеченное разными гаджетами, перенасыщенное телевидением, интернетом, слишком мало читает. А зря!  Единственная прочитанная мною книга, на всю жизнь запала мне в душу, - мило мурлыкала она, слегка захмелевшим голосом.
- И что же это за книга? – Улыбнувшись,
заинтересованно спросил он.
- «Старик и море», Хемингуэй. И почему то у меня вдруг возникло ощущение, что вы очень похожи на автора в молодости. Вы, наверное, тоже когда-нибудь напишите своего «Старика и море». – Ответила Марта, с восхищением во взгляде, уже не смущаясь, рассматривая мужественное, загорелое лицо Уайта.
-Возможно, Марта, и Вы попадете в эту книгу.
Подошедший официант, расторопно расставлял красиво оформленные блюда, источающие аппетитный аромат.
 Марта накинулась на рыбу, как голодная кошка, мурча от удовольствия, что распалило его аппетит еще больше. Отделяя ножом, приличные куски окуня и нанизывая их вилкой она, не переставая жевать, продолжила беседу:
- Судя по вашему загару Вы, наверное, недавно вернулись из путешествия, и вообще Вы, похоже, много путешествуете?
- А Вы проницательны, Марта. Я действительно очень много странствую по бескрайнему миру. – Ответил он, заметив, как пристально она смотрит на его жилистые, с выбитыми костяшками, руки.
- Как я Вам завидую! – Восторженно сказала она, сделав глоток из бокала и ловко поддевая устрицу из раковины.
- Не нужно завидовать, милая Марта, у Вас еще вся жизнь впереди и все дороги для Вас открыты. Стоит лишь только захотеть. – Сказал он, глядя ей в глаза, отчего она на секунду зависла, и, засмущавшись, улыбнулась ему в ответ.
Покончив с закусками, он заказал Марте десерт, сам он сладости не любил, только мед и, разливая по бокалам мартини, решил, что пора повернуть беседу в нужное направление.
- Мне кажется, я мог бы с Вами разговаривать сколько угодно. Очень приятно с Вами общаться, милая Марта. Но мы забыли об интересующей меня теме. – Мягко произнес он, делая глоток мартини.
Спохватившись, как будто о чём то, вспомнив, Марта извиняющимся тоном воскликнула:
- Ой, извините мистер Уайт, свами так легко общаться, что я действительно забыла о Вашем профессиональном интересе. Не знаю, правда, насколько будет полезна, та скудная информация, которой я обладаю.
- Марта, меня устроит хоть что-то, потому как это лучше, чем совсем ничего. Какой он, всемогущий Голдфильд, кто его друзья, какие увлечения, интересы? – С надеждой, глядя Марте в глаза спросил он.
- Да какие там интересы. Все его интересы и увлечения – это деньги. Деньги, деньги, деньги, и естественно, когда их так много, что уже не на что потратить, кроме как на увеличение собственного могущества и власти. Как будто, вокруг ничего не существует, и нет тех, кто в действительности нуждается в помощи… - С раздражением и печалью в голосе произнесла она.
- А друзья, общение, может путешествия? Он же не машина, человек как ни как. – Аккуратно, направляя беседу, спросил он.
Разгоряченная, от негодования Марта, сделав большой глоток мартини, продолжала раздражительно описывать личность хозяина:
- Какие там друзья, конечно желающих записаться к нему в друзья очередь, чуть не каждый день, просятся на прием разнообразные кандидаты в депутаты, мэры городов и всякие там представители правящей, как им кажется, элиты. Но у таких людей, как Голдфильд, друзей в принципе быть не может. И все его путешествия, как правило, короткие и всегда лишь по делу, только ради решения каких либо финансовых вопросов. У него даже яхты нет, боится утонуть. Всего боится, охраны больше, чем у президента, не дом, а сейф, нашпигованный всякими датчиками. А недавно, приезжала загадочная гостья, единственный раз я видела, что бы он перед кем-то так пресмыкался, так после ее посещения он даже все полеты на вертолете отменил, и из дома нос не показывает вообще. -  Протараторила слегка окосевшая, от выпитого Марта.
Стараясь не показывать особой заинтересованности Уайт, улыбнувшись, ровным голосом поинтересовался:
- Что за гостья такая? И почему загадочная?
Марта расслабленно, откинувшись на диване, взглянула на него голубыми, охмелевшими глазами и спросила:
- Вы курите, мистер Уайт?
- Иногда, когда позволяю себе выпить - ответил он.
- Я тоже изредка. Давайте закурим - предложила она.
Достав из кармана пиджака пачку сигарет и зажигалку, Уайт взял свой бокал и, сев рядом с Мартой, положил сигареты перед ней. Пододвинув поближе пепельницу, дал прикурить Марте и затянулся сам, вдыхая ароматный дым.
Марта, пододвинувшись поближе, нежно взяла его за руку и взглянув на часы, мило промурчала:
- Скоро полночь и тихая идиллия этого места закончится. После полуночи здесь собирается молодёжь и становится шумно: она глубоко затянулась сигаретой, сделав глоток мартини, как будто вспомнив последний вопрос Уайта, спохватившись, продолжила:- «Да, так вот, разные люди и в разных высоких чинах его посещают, но всегда они перед ним раскланиваются. А тут, три дня тому назад, к дому Голдфильдов, без всякого обычного досмотра охраной, подкатил целый кортеж, из которого повыскакивали охранники, человек восемь, не меньше, все какие-то одинаковые, странные, не здоровенные, как обычно качки, а сухие, поджарые, как доберманы, с бледными, каменными лицами. А потом появилась, из бронированного «Майбаха», как у нашего хозяина, она. Я никогда не видела таких необычных женщин. Очень властная, с идеальными чертами лица. Густые черные волосы с отливом, стриженные под каре и при этом такая же бледная, почти серая, как у охранников кожа. Но самое странное для меня, как для женщины – я так и не смогла определить её возраст. Выглядит не на много старше меня, но чувствуется, что она гораздо старше. И при этом, никакой пластической хирургии, или избытка косметики. Они общались часов пять, не меньше, чего никогда не бывало, ни с одним другим посетителем. А после её отъезда, хозяин был явно не в себе, охрана усилилась втрое, он отменил все поездки, а через сорок минут, к нему уже прибыли шефы каких-то спецслужб».
Слегка ошарашенный услышанным, Уайт, затушив сигарету, откинулся на диван. Описанные Мартой гости, особенно гостья, явно были ему уже знакомы.
«Вот так поворот. Неужели Ниара!? Может у серых все жрицы похожи друг на друга, как две капли воды». – Размышлял он, рассматривая прибывающих, в основном молодых, разношёрстных посетителей. Музыка становилась все громче, сменив стилистику на какую-то смесь электроники и фанка.
- Мистер Уайт, мистер Уайт, Джо! – Не сразу прервав его размышления, Марта предложила:- «Я думаю нам пора отсюда бежать, пока нас не закрутил этот танцевальный водоворот».
Уайт кивнул, соглашаясь и оплатив счет за прекрасный ужин, взяв Марту под руку, повел её через бурлящую танцевальную площадку. Он без труда заметил двух, как бы невзначай, посматривающих в их сторону, крепких парней, отделившихся от толпы и последовавших за ними.
«Этим то, что надо? На агентов не похожи». – Подумал Уайт, выводя Марту в густой осенний парк.
- Давайте прогуляемся немного на свежем воздухе. Мне надо проветриться. С мартини я, похоже, погорячилась, извините. Вы не против? – виновато, предложила Марта.
- С удовольствием, милая Марта, мне тоже не помешает - улыбнувшись, ответил он, оценивая двоих подозрительных типов, следовавших за ними на некотором расстоянии.
Марта решительно взяла его под руку и, уводя вглубь сквера, нежно промурлыкала:
- С Вами так хорошо Джо, как то очень спокойно. Не хочется, что бы этот вечер заканчивался. Она прижалась к его плечу и принялась, что то тихонько напевать, мурлыча себе под нос.
- Это на польском? – спросил он, заметив, что расстояние между ними и их преследователями, быстро сокращается.
Марта, взглянув ему в глаза, ответила:
- Да, эту песню напевала моя мама, прогуливаясь с папой.
Их милую прогулку прервали двое здоровенных парней, преградив им путь, меньший из которых, вынув пистолет и тыча им в грудь Уайту, прогнусавил:
- Деньги, часы и, пожалуй, пиджак!
- Хорошо, хорошо… - успокаивающим тоном говорил Уайт, осторожно отодвигая перепуганную Марту за свою спину. В следующую секунду он, стараясь не превысить стандартную скорость, схватил левой рукой пистолет за ствол, одновременно нанеся молниеносный удар открытой ладонью правой руки, в лоб противника, отчего тот рухнул на спину, не издав ни звука. Перехватив пистолет в правую руку, и направив его в лицо оторопевшего от неожиданности второго, коротко и жёстко произнёс:
- Беги!
Не секунды не задумываясь, громила сорвался со всех ног прочь. Уайт, швырнув пистолет в залив, повернулся к оцепеневшей от происшедшего, Марте. Увидев широко растопыренные голубые глаза, он, успокаивающе улыбнулся и, расставляя акценты на звуках и интонации, произнёс:
- Всего лишь уличные грабители, не стоило так пугаться.
Быстро придя в себя она, удивлённо взглянув в его спокойное лицо, тихо сказала:
- Для простого писателя, Вы слишком легко справились с этими шкафами.
- Я много странствовал, многому учился. Да и писателем я был не всегда. Поедемте, Марта, я отвезу Вас домой, уж слишком насыщенным выдался вечерок.
Согласившись, Марта кивнула и, повиснув у него на руке, проследовала за ним к машине.
Они ехали по ночному городу, наслаждаясь старыми, добрыми хитами шестидесятых, многие из которых Марта знала наизусть и, улыбаясь, тихонько подпевала. Выждав очередную паузу между композициями, он обратился к ней:
- Марта, у меня к вам будет ещё одна просьба. Если вдруг, мистер Голдфильд всё же решит, куда-нибудь выбраться из своей крепости, позвоните мне, пожалуйста - и протянул визитку, на которой коротко и сухо было написано: «Джо Уайт, писатель» и номер его телефона.
- Да без проблем, Джо. Кстати Вы не против, что я Вас так называю? А то, как то не подходит Вам «мистер Уайт». – Взглянув на него веселыми молодыми глазами, промурчала Марта.
- Ну, конечно же, не против. Наоборот мне приятно, я как будто моложе от этого становлюсь. – Ответил он ей, глядя в глаза.
Остановив машину у дома Марты, он вышел, обойдя вокруг, открыл ей дверь и подал руку. Марта выпорхнув из авто,  повисла у него на плечах и, поцеловав его в щеку, прошептала:
- Спасибо за прекрасный вечер, Джо.
- Спокойной ночи Марта - ответил он, улыбнувшись. Их глаза встретились, отчего кисти её рук судорожно вцепились  в его плечи, как кошачьи лапы. Быстро опомнившись, она смущенно улыбнулась и отпустила его плечи и слегка краснея, произнесла:
- Спокойной ночи, Джо. Надеюсь, мы еще увидимся.
- Ну конечно, Марта, увидимся. У меня кроме Вас, в этом городе нет никого –  сказал он серьезно.
- Мне кажется, у меня тоже, - прошептала она и побежала к дому, закрывая за собой дверь, помахала ему на прощанье.
- Ну, вот это точно ни к чему. – Подумал он, о неожиданно разожженном им чувстве молоденькой, наивной девушки.
Проснувшись рано утром у себя в номере, он проделал ряд определенных, отточенных с годами упражнений, принял душ и заказал в номер кофе и завтрак.
Неспешно завтракая, он размышлял. Пока это всё, что ему оставалось, размышлять и ждать звонка Марты. Зная, как серые умеют закрываться от проникновения чужаков, Голдфильд, был пока его единственной надеждой. И  внимательно выслушав Марту, он знал, что Голдфильд, находящийся на взводе и не совсем понимающий происходящее, наверняка скоро себя проявит, не выдержав напряженной неизвестности. Такие люди, как он, привыкли держать всё под своим контролем.
Размышления прервал сотовый, завибрировавший на журнальном столике. Это звонила Марта, больше никто не мог ему здесь звонить.
- Доброе утро, Джо - тихо шептала она в трубку, приветливым голосом.
- Доброе утро, Марта - не скрывая радости, ответил он.
- Сегодня, в одиннадцать, на двух автомобилях, с усиленной охраной. Удачи, Джо. До встречи - быстро и тихо выдала она.
- Спасибо, Марта, я Вам позвоню вечером - поблагодарил её Уайт.
- Буду ждать с нетерпением - смущаясь, ответила она и положила трубку.
Он отключил сотовый, не собираясь брать его с собой.
- Доброе утро, мистер Уайт! – приветливо улыбалась администратор за стойкой.
- Доброе утро, хозяюшка. Не подскажете, где бы я мог приобрести бинокль? – улыбнувшись ей в ответ, поинтересовался он.
- Здесь, недалеко есть хороший оружейный магазин - ответила она, подробно описав, как к нему добраться.
- Спасибо огромное  - поблагодарил он и вышел из гостиницы. Если бы не этот огромный, шумный, серый город, это осеннее утро могло быть прекрасным.
Без особого труда он нашёл довольно большой магазин с вывеской: «Лучшее оружие для лучшей нации». Припарковав машину, он вошёл в этот музей сверкающих предметов убийства.
- Что Вас интересует, Сэр? – услужливо обратился к нему, возникший из ниоткуда, менеджер.
- Мне нужен хороший бинокль.
- Пройдёмте за мной - пригласил тот, проводя Уайта к стенду сопутствующих товаров.
- Что конкретно Вас интересует?
Не ответив на вопрос Уайт, быстро пробежав глазами по всему разнообразию товара, выбрал небольшой, качественный пятидесятикратный бинокль с цейсовской оптикой и, указав на него, уверенно сказал:
- Конкретно вот этот.
- Очень грамотный выбор, Сэр, оформлять?
Кивнув в ответ и дожидаясь, стал убивать время, разглядывая стенд с холодным оружием. Наткнувшись глазами на кривые басурманские клинки, он вспомнил о пристрастии «серых» к этому оружию. Зная о предстоящей встрече с ними, он принялся более внимательно изучать представленное со всего мира, железо для убийства. Его не могла не заинтересовать старая японская катана, с бамбуковой рукоятью и бамбуковыми ножнами, без гарды, сделанная таким образом, что в сложенном положении, представляла собой потёртую бамбуковую палку. Он, с уважением взяв её в руки, привычно вынул лезвие из ножен и обнаружил искусно изготовленный клинок, совершенней остроты.
- А Вы разбираетесь в холодном оружии, Сэр. Этот меч выкован в восемнадцатом веке, великим мастером Такео Гонзой - нахваливал его подошедший менеджер, протягивая упакованный бинокль и чек.
- Оформите и его тоже - уверенно заявил Уайт.
Сев в машину, он положил катану на заднее сиденье и, распаковав бинокль, положил его рядом. Заслушиваясь прекрасной музыкой, он и не заметил, как прошло время в пути, паркуясь в двух кварталах от центральных ворот знатной усадьбы, без нескольких минут одиннадцать. Зная о пунктуальности и особой привязанности ко времени деловых людей, он прибыл на место вовремя. Не глуша двигатель, он дождался момента. Автоматические ворота распахнулись, и расступившаяся охрана вытянулась перед медленно выезжающим из сквера бронированным «Майбахом» хозяина и огромным внедорожником охраны. Уайт дал им фору на расстояние видимости и не спеша двинулся следом.
Двигаясь в густом городском потоке, он держался от кортежа на расстоянии нескольких машин, стараясь оставаться в тени автобусов и минивенов. Долго пробиваясь сквозь заторы, они выезжали из города. Выехав на широкую автостраду, Уайт максимально увеличил расстояние до преследуемых. Пока все шло нормально, он оставался незамеченным. Проехав по автостраде не менее ста миль, кортеж свернул на примыкающую, еле заметную дорогу, без какого-либо указателя. Остановившись на обочине перед поворотом Уайт, подождав пару минут, пока кортеж удалится на достаточное расстояние, свернул и не торопясь последовал за еле видимыми точками автомобилей. Петляющая, пустынная дорога вела его в неизвестность минут сорок, пока он не заметил, что машины въехали на еле заметно огороженную территорию. Он, проехав еще пару миль, свернул с дороги и остановил машину в тени деревьев. Не выходя из машины он, настроив резкость бинокля, стал осматривать территорию. Посреди пустынной  местности, судя по всему несколько акров земли, были огорожены колючей оградой в два ряда, по всему периметру которой висели таблички, предупреждающие о том, что она находится под напряжением. На автоматических воротах висела скромная табличка, сухо оповещающая, что прохода нет, охраняется вооруженной охраной, собственность армии. На территории не было  ни души. Кортеж остановился на минуту у единственного здания, по всей видимости – охраны, за которым возвышался огромный металлический ангар. Больше не было ни чего. Кортеж тронулся и скрылся в открывшемся проеме ангара.
Уайт, внимательно осматривая территорию, заметил огромное количество камер наружного наблюдения, всевозможных датчиков и даже несколько геликоптеров, снующих жужжа над всей территорией, просматривая все вокруг глазами видеокамер. Одна из вертушек, вылетев за периметр, двинулась в его сторону. Уайт завел мотор и, развернувшись, поехал прочь. Он нашел то, что искал. Теперь нужно было обдумать последовательность дальнейших шагов.
Не заметив, как пролетело время, потраченное на обратный путь, под великолепные старые песни Джека Брюса, он въезжал в город. Уайт не мог не заметить два припаркованных джипа близнеца, на въезде в город. Медленно проезжая мимо огромных черных «Кадиллаков», он попытался рассмотреть сквозь затонированные стекла сидящих в них людей. Скорее всего, их было по трое в каждой машине, и они явно огорчились, по поводу их разоблачения Уайтом. Он еще не знал, как с ними поступить и решил покатать их пока по городу. Они не слишком  то и маскировали преследование, держась друг за другом на небольшом расстоянии от Ауди Уайта. Ему не нужен был такой щедрый подарок от Голдфильда, как этот кортеж. Помотав их за собой около часа, он остановился у огромного торгово-развлекательного центра и припарковался на забитой парковке. Входя в огромное здание, он увидел, в витринном отражении, как из черных тракторов, выпрыгнули две пары одинаково одетых агента, оставив в машинах лишь водителей.  Неспешно, прогуливаясь, по торговым залам, он купил отвертку и пару носок и, спустившись в нижнее помещение игровой зоны для взрослых, нашел пустое помещение бильярдной. Заказав на час стол и чашку кофе, он неторопливо гонял по столу шары, выполняя иногда довольно эффектные удары.  Агенты, видимо утомленные ожиданием за дверью, вошли в помещение и заказали стол на и кофе. Они поочередно, довольно бестолково били по шарам и молча пили кофе, в дальнем углу огромного помещения бильярдной. Быстро выйдя из помещения Уайт, закрыв за собой двери, связал между собой ручки дверей крепкими туристическими носками. Он услышал топот бегущих преследователей и, понаблюдав, как пружинят качественные американские носки под напором крепких плеч агентов, спокойно направился к противоположному выходу из здания. Обойдя вокруг, он подошёл незаметно к двум припаркованным джипам сзади. Достав из кармана отвертку, проткнул  задние колеса их тракторов, и сев в свой Ауди, с ухмылкой наблюдая за дергаными действиями растерянных агентов-водителей, выехал из парковки.
Поднявшись в свой номер, он принял душ. Включив оставленный на столе сотовый, набрал номер, звонившей утром Марты. В ответ раздался механический женский голос «телефон абонента выключен или…», Уайт, почувствовав недоброе, быстро собрался и, выбежав из гостиницы, не обращая внимания на удивлённую хозяйку, уже мчался, пришпорив Ауди, к дому номер 17 на «Ист. Стрит».
Постучав в дверь, он услышал лишь грозный лай Оза, сменившийся дружелюбным поскуливанием за ней. Оставался лишь любимый ресторан Марты. Он не проявляя суеты, но делая все быстро, боясь упустить время, подъехал к ресторану и занял тот же столик, где они вчера приятно проводили время. Он заказал кофе и, взглянув на часы, было без пяти десять вечера, стал ждать, надеясь хоть на что-то. Он винил себя за беспечность, от которой могла пострадать молодая, наивная девушка, у которой еще вся жизнь впереди. Он должен был предусмотреть, что такие могущественные и трусливые люди, как Голдфильд, наверняка прослушивают телефоны своих сотрудников. Если с ней что- либо произойдет, он никогда себе этого не простит. Не ощущая вкуса кофе, он судорожно обдумывал план действий.
-Мистер Джо Уайт? – Обратился к нему мужчина почтенного возраста, в строгом, слегка заношенном костюме и очках с толстыми линзами.
- Да, это я - ответил удивленный Уайт.
- Генри Дженкинс, личный секретарь мистера Голдфильда и непосредственный начальник Марты Ширански. – Представился он, обрадованный тому, что нашел Уайта, и продолжил, протягивая ему смятый листок бумаги. – «Вот это все что она смогла мне незаметно передать, когда её неожиданно пригласили, скорее, заставили проехать вместе с Голдфильдом, по его делам. Чему я был очень удивлен. Никто и никогда с ним никуда не выезжал, кроме охраны, конечно».
Уайт, развернув листок прочитал: «Вечером. Ресторан «На набережной» Джо Уайт».
- Я очень переживаю, мистер Уайт, она мне как дочь. Марта очень хорошая девушка, добрая и наивная. – Продолжал Дженкинс озабоченным голосом. Быстро оценив ситуацию, Уайт решительным голосом произнёс:
- Я уверяю Вас, мистер Дженкинс, что с головы Марты не упадет не единого волоса!
- Я верю Вам, мистер Уайт - ответил он и удалился.
Времени на размышление и планирование не было. Уайт был зол. Эта была последняя капля  нитроглицерина, недостающая для большого взрыва, взрыва ненависти к беспринципным власть имущим и бесчеловечным «серым». Быстро рассчитавшись за кофе, он уверенным шагом двинулся к машине.
 Ауди неистово проглатывала милю за милей, по уже знакомому ему маршруту. Он, сосредоточенно выжимал из машины все, на что она была способна. Из динамиков громко звучала подходящая ситуации песня Джимми Хендрикса «Ей Джо», как будто обращаясь лично к нему.
Исчерчивая в поворотах покрышками извилистую, темную дорогу, он уже видел приближающуюся военную базу, выхваченную из темноты мощными прожекторами. Не сбрасывая скорости, он влетел на территорию, сорвав с  петель ворота. Прихватив с заднего сиденья катану, он вышел из машины и направился к ангару. Высыпавшая из домика охрана, из восьми военнослужащих, принялась палить из всех стволов в нежданного ночного гостя. Уайт ускорил темп передвижения, замедлив течение времени, и не вынимая катаны из ножен, глушил бамбуковой палкой головы изумленных охранников. Они могли и не знать, кого или что они здесь охраняют. Секунды длившиеся  автоматные очереди стихли, оглушая полной тишиной всю территорию. Войдя в домик охранников, он без труда обнаружил пульт открывания дверей ангара и, нажав на кнопку, двинулся в сторону раздвигающихся дверей. Он шёл быстро, уже не сдерживая себя, поднимая вихрь пыли и мусора за собой. Расчехлив катану и отбросив в сторону бамбуковые ножны, он вошёл внутрь хорошо освещенного, круглого по периметру помещения. Внутри не было ни чего, кроме круглой, идеально гладкой площадки, метров пятидесяти в диаметре, подойдя к которой, он уперся в невидимый купол, уже знакомой ему непреодолимой защиты. Глубоко вдохнув и подняв меч над головой, он с силой выдохнул, издавая громкий, свистящий звук и разрубил, рассыпающийся, на быстро исчезающие кристаллы купол.
Он мгновенно занял позицию в самом центре круга, с занесенным за спину мечом и глубоко и медленно дыша, прикрыл глаза, оставив лишь узкие щели.
«Серые» не заставили себя ждать. Возникая из неоткуда и неистово рубя пустоту кривыми басурманскими кинжалами, они застилали пол вокруг Уайта, разрубленными пополам телами. Прищуренный взгляд Уайта позволял ему контролировать весь периметр вокруг него. Казалось, «серым» не было конца, пол был устлан обрубками тел и залит необычно темной кровью, а они всё прибывали и прибывали, иступлено пытаясь пронзить уходящего от бесконечных атак и коротко рубящего Уайта.
Все закончилось так же неожиданно, как и началось. Стоя в абсолютной тишине, посреди заваленной трупами площадки, Уайт облегченно выдохнул, открыв полностью глаза, он опустил катану. Было немного времени перевести дух, явно должно быть какое-то продолжение.
Раздался легкий щелчок и площадка стала медленно опускаться вниз по бетонной шахте огромного лифта. Спустя несколько минут она, преодолев довольно большое расстояние вглубь земли замедляясь, остановилась у входа в просторный коридор с куполообразным потолком. Уайт не спеша двинулся вдоль коридора, стены и потолок которого были исписаны письменами на неизвестном ему языке. Слегка прищурив глаза, он заметил, что все эти надписи находились в постоянном движении, словно плывя, и перетекая друг в друга. Появившееся чувство легкой тошноты, заставило его широко открыть глаза и глубоко и спокойно выровнять дыхание, что привело его в нормальное состояние. Коридор заканчивался огромной золоченой дверью, по бокам стояли двое «серых», в серых балахонах, и с притороченными к ремням кривыми клинками. Уайт крепко сжал рукоять катаны, тремя пальцами правой руки, но «серые» невозмутимо и беззвучно открыли перед ним дверь, пропуская его внутрь огромной залы, с пышной зеленой растительностью, водоёмом посредине и роскошными диванами вокруг него.
Обстановка была ему знакома. На одном  из диванов лежала Марта. Он облегчено вздохнул, заметив, что она мирно спит.
Не издавая не единого всплеска, по голубой глади водоема, грациозно плавала голая Ниара.
- Ну, здравствуй, Салех. Или как там тебя сейчас, Джо кажется. Салех - мне больше нравится. Удивлен? – Обольстительным голосом спросила она его, выходя из воды и небрежно накидывая на грациозное тело полупрозрачный  балахон.
- Здравствуй, Ниара. Нет, не удивлен. – Спокойно ответил он, и, указывая на Марту озабоченно спросил: - «Что с ней»?
Ниара лукаво улыбнувшись, ответила:
- Не переживай, Салех, просто спит, с тех самых пор, как её сюда привезли. Ты извини за неё, но это был единственный способ заставить тебя проявиться. С тех самых пор, как ты меня уничтожил, я знала, что ты меня найдёшь, ища первоисточник зла, как ты его называешь. Да Салех, это я. Нет никаких других жриц. Я последняя и давно уже единственная. И положи, наконец, свой странный клинок. Если надумаешь меня убить, сделаешь это и без него.
Вспомнив про катану, он аккуратно положил её на пол и спросил:
- Ты разве не будешь сражаться за свою жизнь?
Ниара, подойдя к нему вплотную и упёршись в него грудью и нежно взяв его жилистые ладони в свои хрупкие руки, с тоской вздохнула и обречено ответила:
- А какой смысл Салех? После того как я тебя убила, а ты вдруг ожил, с помощью отданной, каким-то огромным животным, тебе своей жизни. После того, как я наблюдала за тобой на острове, и к тебе пришёл на помощь какой-то старик, из мира мёртвых, я поняла, что ты сильнее меня. Моя слабость в том, что я никому не нужна и мне никто не нужен. Был. Ты открыл мне глаза. Я не познала, что такое счастье, зато теперь я знаю, что такое быть несчастной! – И прижавшись нежной щекой к его лицу, прошептала:
- Жаль, что ты не можешь быть моим, - и, отстранившись, продолжила: - «Я знаю, ты целиком и полностью принадлежишь другой, и это не она», - показала она кивком головы в сторону Марты: - «И я даже пыталась найти её, твой источник счастья, смысл жизни. Но так и не смогла, ты спрятал её, тщательно закрыв своей любовью. И я поняла, что уничтожив её, лишь вызову твою неистовую ненависть. Я потеряла смысл. Печально признать, прожив бесконечно долгую жизнь, что она оказалась пустой».
Она быстро отвернулась, пытаясь скрыть от него, неожиданно появившуюся слезу и села на пол у его ног. Уайт сел рядом и взяв в руки её нежную ладонь, сказал:
- А вот теперь я удивлен. Ты влюбилась. Это же прекрасно Ниара, значит, у тебя есть сердце, способное любить и сделать кого-то счастливым и познать самой счастье. Да, ты сделала не очень удачный выбор, моё сердце занято навсегда. Но ты могла бы, если б захотела, живя обычной человеческой жизнью, встретить того, кто полюбил бы тебя всем сердцем. Поверь мне, ты прекрасная женщина.
- Я очень этого хочу Салех,  быть обычной, любимой кем-то, кому-то нужной. – Прошептала она, положив голову на его плечо.
- А как же власть над миром и возрождение Величия твоей расы? – Тихо спросил он.
- От моей расы почти ничего не осталось. Мы вымираем, медленно, но верно. Видно уж сильно мы разгневали Богов. А власть над миром!? Поверь мне, Салех, это дело нехитрое. Для этого даже необязательно применять магию. И ваши правители прекрасно с этим справляются, умело манипулируя сознанием людей, ставя их в зависимость. И люди сами помогают правящей власти, придумывая всё более изощренные способы зависимости, принося колоссальные доходы тем, кто ими управляет, увеличивая их могущество. Я больше не хочу жить вечно и заниматься этим пустым делом, теша своё самолюбие. Я хочу прожить одну, короткую, но счастливую жизнь. И только ты мне можешь в этом помочь.
- Что я могу сделать для тебя, Ниара? – спросил он.
- Убей меня, Салех, только ты можешь это сделать, проткнув мне сердце своим клинком. – Сказала она, с надеждой глядя ему в глаза.
- Я много убивал. И сюда я для этого и пришёл. Но сейчас я не могу этого сделать. – Ответил он, сжимая ее ладонь.
- Умоляю Салех! Только от твоей руки я могу погибнуть и возродиться в последний раз, на короткий человеческий срок, надеясь на счастье и любовь. Только ты можешь подарить мне эту надежду. – Сказала она, подняв с пола катану и вложив её ему в руки. Она встала перед ним на колени и, приставив острие клинка к своему сердцу, уверенно сказала:
- Не сомневайся, ты подаришь мне настоящую жизнь.
Он встал на ноги, нежно взяв ее за изящную шею левой рукой, поцеловал её в губы, и надавил, на рукоять катаны.
Ниара, откидываясь назад, благодарно улыбалась счастливой улыбкой.
Он стоял перед изящным телом Ниары, отбросив катану в сторону, с тоской смотрел на её прекрасное лицо, и по его щеке текла скупая мужская  слеза. Её грациозное тело рассыпалось на бесконечное множество искрящихся исчезающих алмазов, пока не исчезло совсем.
 Продолжая стоять и смотреть в пустой пол, он думал о неожиданных поворотах судьбы. Где бы ни открыла сейчас Ниара свои прекрасные глаза, он желал ей счастья.
Вспомнив про спящую Марту, он подошел к дивану и, взяв её на руки, понес прочь от этого мрачного места.
Солнце медленно поднималось, над пока еще пустынной трассой уходящей к океану на горизонте.
- Джо, как я рада Вас видеть, а куда мы едем? – Спросила, проснувшаяся на пассажирском сиденье Марта, мило улыбаясь.
 - Доброе утро, Марта. Мы едем к океану. Я снял домик на берегу, как у Хемингуэя. Вы поживёте там, сколько захотите. – Сказал он, улыбнувшись в ответ.
- А Вы? – С надеждой спросила она.
- А мне пора в странствие - уверенно ответил он.