Пирожки

Всякий раз, как стряпаю пирожки, я вспоминаю бабушку свою Веру Николаевну - личность уникальную, неординарную и весьма одиозную. Так уж случилось, что родители мои, будучи молодыми специалистами-геофизиками, были заняты изысканиями на славном поприще советской  науки и труда, своевременно передав меня в заботливые руки бабушки. Где я и перебывала под чутким  руководством и неустанной заботой всю начальную школу. И тому были причины. Ведь бабушка и дедушка были не просто учителями.  Дедушка всю свою сознательную жизнь положил на преподавание физики ученикам старших классов, имея за то почетно присвоенное звание "Заслуженный учитель Республики Татарстан".
Бабушка такого звания не имела. Но её харизма и усердие, безусловно, заслуживали того в полной мере. Ибо мою бабушку знали и помнили все её ученики, коим она преподавала русский язык и литературу в вечерней школе для рабочей молодежи. А контингент там, как вы сами понимаете, был непростой. Большей частью учениками её были взрослые, здоровенные дядьки, водившие паровозы, тепловозы и прочие огромные стальные чудовища по просторам РЖД. Нередко они спали на уроках после ночной смены, прям как в незабвенном фильме "Доживем до понедельника". В свободное время некоторые из них бухали и вели отчасти маргинальный образ жизни, присущий рабочей молодёжи того времени. А Школа по ту пору ещё имела ярко выраженную социальную направленность, и бабушка, как штатный представитель педсостава, должна была своих учеников блюсти. И ей было неважно, что "ученики" давно выросли, многие имеют собственных внуков, да и сама бабушка давно на пенсии и уже бы и нет надобности их воспитывать. Ерунда! Бабушка была непреклонна.
Я помню, как мы с бабушкой идём по пыльной улице, обе нарядные, в белых носочках. В крепкой бабушкиной руке - плетёная пластиковая сумка из многочисленных квадратиков, - прообраз общевожделённой боттеговенеты современных дней. Мы входим в продуктовый магазин, чтобы я могла попить березового сока из складного пластмассового стаканчика, а бабушка выполнить часть своей миссии, то есть экспедировать вино-водочный отдел, где под обшарпанными пенопластовыми буквами, выкрашенными серебряной краской, томился в очереди очередной её ученик.
- Колька??!! - от оглушительного бабушкиного дисканта магазин цепенеет. В середине очереди тем временем образуется брешь, потому что рослый бугай в синей униформе внезапно падает на четвереньки и в полуприседе пытается отползти к двери, 
чтобы просочиться на свободу, подальше от праведного бабушкиного гнева.
- Колька, ты что это удумал, а? Мне обещал, жене обещал, детям обещал завязать? А сам что??! А ну, вон отсюда!
- Вела Николавна, Велочка Николавна, - картавя молит ярко выраженным колоратурным басом Колька,- так это, день лождения у блатика лОдного, святое ж ведь!
- Врёееееешь, Николай! У Бориса твоего день рождения был в феврале, - сурово молвит бабушка,- да и помер он в прошлом году! Не стыдно тебе, а?
Колька - седеющий мужик с красным носом - под бурное негодование и осуждающий ропот таких же бабушек, чьими фигурами в аккуратных платочках и носочках сформированы ровные очереди в бакалею и соки-воды, находит наконец выход и, попеременно хлопнув двумя дверями на длинных жестких пружинах, спешно вываливается на улицу, утирая багровое от стыда лицо огромной пятерней с выцветшими наколками. 
Мы с бабушкой пьём сок, покупаем сливочное масло в серой вощеной бумаге.
- Какой ведь хороший парень был!- сокрушается бабушка,- составы водил по 70 вагонов, трое детей, а всё не уймётся никак...  Идём домой, Люлька, пирожки надо печь.