Козий сыр

Подарок для куда - то пропавшей Ольги Мещеряковой
     Мужественный партизан Андрей Малахов настороженно выглянул из - за сосны, смолистым туловищем укрывшей солнечный свет, щелкнул курком карабина и непреклонно скомандовал :
     - Руки.
     Мордатый Сидихин, в штанах из чертовой кожи и кепке - восьмиклинке, испуганно вздрогнул и уронил мешок, упавший на тропу, перегородивший пути отступления ополченцам, столпившимся в узком месте просеки, где их и подкараулил ловкий партизан. Он две недели лежал в засаде, питаясь лишайниками, соскабливаемыми со своих мускулистых рук, перхотью, вычесываемой гребешком Толоконниковой из трогательно - парховитой головы под тихие трели свиристели, свившей гнездо на соседнем ясене, сутулом дереве, древнем, много повидавшим : и торопливые пробежки бандеровцев, и таинственные перешептывания разбойников Ваньки - Каина, и звон кирки Гайдара с верным ординарцем Делягиным, и скрежет зубов мертвого Мирского, вылезшего с развитием сирийского кризиса из могилы, неприкаянной тенью пугавшего сторожких волков в чаще леса, волки даже решили на сходняке убыть, бля, в район Ставрополя, лишь бы не слышать жуткий вой академика, не проходить больше никогда мимо долбанного ясеня, кривой кроной расшугавшего всех добропорядочных инвесторов в ненасытные волчьи желудки. Волки простуженно чихали.
     - Суки ! - Выкрикнул Андрей Малахов, оскалясь. - На санкции чихают, - объяснил он Сидихину, так и застывшему с поднятыми руками. - Встать ! - Завизжал партизан на ополченцев, водя дулом карабина из стороны в сторону.
     Ополченцы встали и Андрей Малахов засомневался в правильности своей команды, ведь было их пятьдесят тысяч, плотно сбитой массой ополченцы заслонили весь мир вокруг партизана, закрыли на хрен Сидихина, мешок, сосну, даже свои ботинки он не мог рассмотреть, везде были одни ополченцы, они шевелились и вздыхали, сурово смотря под ноги, пряча героические лица под козырьками грузинских кепок, занавесив глаза вьетнамской бахромой, состриженной с тяжелых портьер, реквизированных в украинских школах на нужды труда и обороны, сопя грозно и загадочно, словно намекая на великие перемены, что вот - вот произойдут и русские люди сварганят себе независимые суды, сделают автомобили на юбилейном Ярославском пивзаводе, откроют полезные свойства мышей, долетят до самого солнца, переизберут в пятый раз президента, как ни странно, того же самого, изобретут новейшее лекарство пирамидон, сошьют джинсы и кеды, сочинят кино и напишут сценарий развития всего и во все стороны, без конца и краю, а потом сойдут с ума и станут киргизами.
     - Предатели, - глумился Андрей Малахов, потрясая карабином и расчесывая зудящий анус сквозь трико - лишь вчера добрый друг Костик так славно поиграл с ним в паровозик, - негодяи, мы тут ночей не спим, все е...ся, а вы ... - Он задохнулся от негодования, побагровел и злобно закашлялся. - Всех в расход, - решил партизан, наставляя дуло карабина на ближайшего ополченца, толстого старика с бородой и Гузеевой, лежащей на плече добровольца, подобно снулой рыбине она тяжело дышала, шевеля вспотевшими жабрами и пуча бессмысленные глаза Анастасии Удальцовой, лежавшие в спичечном коробке в кармане великолепной жирной тетки, икряной и засаленной.
     Карабин бахнул и старик завалился назад, роняя бороду и Гузееву в слой хвои, мягко принявший в свои объятия жертв горячности партизана, накрывший с головой тетку и бороду, он лез женщине в рот, забивал ноздри, перекрывая дыхание, пряча бороду в страшную сухую глубину хвои.
     - Не так ! - Зарыдал Андрей Малахов, откидывая карабин. - Не он, а она. Хвоя - она.
     Он вцепился в волосы следующему ополченцу, плача и причитая в гневе от неверного употребления родов и спряжений, его тонкое ухо истинного ценителя культуры взорвалось барабанной перепонкой, лопнувшей на хер от такого кощунства. Поднимая заплаканные глаза к небу партизан выл, кляня автора сказочки за непотребство слога и неистощимую насмешливость, кормящего все их сраное " Останкино ", не способное выдумать и десятой части выдуманного автором, уныло долдонящее тухлые речевки Маслякова, окосевшего с последней пластики в п...ду, так, что глаза его разбегались в стороны, фокусируясь на согнутых торсах сирийских беженцев, бегущих оттуда вон туда, в п...ду, предоставленную командованием в соответствии с планом Лаврова - Норьеги, принятом на совещании Нормандской четверки в количестве одной чернорожей штуки с той стороны Атлантики, здоровенного гамадрила из демократической партии, вечного конкурента справедливых республиканцев, практически братьев местного упырька, знающего, как надо, разруливающего все на х...й, куда и летела вся его помойная держава, поддуваемая в спину могучим дыханием истинных арийцев, косоглазых тружеников тыла и прочих смуглых граждан и гражданок, с алчностью засматривавшихся на высоченные сибирские сосны, что должны успешно заменить более привычные пальмы.
     - А ?
     Андрей Малахов прислушался и понял. Все и сразу. Автору настолько надоели русскоязычные говножуи, что сказочка закончилась. Лишь смутное эхо донеслось до партизана, рифмуя его отчаянный вопрос :
    - Х...й на.