Рыбаки ловили рыбу

Подарок для моей единственной. Евы Браун
     Моя тщательно культивируемая глупость наконец дала плоды, массивными бахчевыми они заполонили все видимое пространство, протянув усики и в мир тонкой материи, славящийся болторезами, ножами - свинорезами, выточенными на токарном станке саморезами, моими постоянными косорезами и зэхерами, студенистыми форшмаками падающих на желающие получить халявно кусочек культур - мультур головы, понять который можно, хотя, и несколько сложно для разума, отягченного пробежками, модными показами, чумазыми тракторами, журналом " Сноб " и газетой " Денди ", Данди по прозвищу Мудак в шляпе, Индирой Ганди, мертвой и толстой, в сари, рисе и кари, тугой попкой Санни Леоне крутящейся на шесте Исимбаевой, разоблаченной предательницы и нью - функа, эдакого новорожденного Лея, прошедшего химическую кастрацию на заводах " Фарбениндустри ", утерявшего в руинах Лейпцига членский билетик " Гитлерюгенд ", сменившего имя на более звучное Инга Геббельс, спокойно вставшего во весь рост перед маршалом Коневым, пресмыкающимся где - то в низинах Прилучья, ступая плетушками - мокроходами по партизанским тропам барона Унгерна маршал метался в замкнутом пространстве антресолей, гранитной глыбой осенивших древние стены, ласточкиными хвостами гневающие и бога, и Бегемота.
     Киргиз - бай, нервными, суетливыми движениями поправляя красную ленту на груди принял из рук магистра хлеб - соль и постепенно выступил в направлении Локтя Брянского, контуженного по колено на полях Уимблдона по милости и волей генерала Айка Эйзенхауэра, заточенного в Тауэре, но успешно обманувшего круглосуточную охрану из тайных агентов сигуранцы, навербованных поспешно и неразборчиво в потной массе сборщиков апельсинов из Фракии, лежащей покорно и тихо под ногами железнобоких легионов Гая Тиберия Германика. На границе Киргиз - бая встретили хмурые тучи, они летели по небу, намекая о сложностях процесса перехода из состояния ужаса в бесконечный кошмар дежа вю, шестнадцатилетней стабильностью приговоривший смысл к существованию самостийному, настоящему, при точно указанных прерогативах и заблудившихся во тьме веков инновациях, сменивших лошадку на железного коня, шило на мыло, а нефть на газ, пердячий пар Лизы Готфрик, согревающий села и хутора Черниговщины в ненастные ночи, полные цыганских струн, еврейских носов и китайских колес, укладывающих поэтесс рожей в плотный снег, где они и грезили о сиськах Витухновской, лисьим хвостом метущей поземку в сторону Полтавы.
     - Эй, тучи, - вскричал Киргиз - бай, сотрясаясь от гнева. - Вы пошто ходите хмуро ? Аль не рады ? Аль рылом не вписался в косяк тот гость ненаглядный, что тихо прокрался в ночи, отжав полуостров, введя парадигм, предательски хитро взявший свое, лежавшее навзничь в канаве ? Аль разве не по х...й, кому и зачем формально и политицки ? Помойка, что эта, что та, обреченная гнили и полураспаду. И что же делить двум крысам, шныряющим в кале ? Не проще ли е...ть по сто, вцепиться друг другу в е...ло по славной традиции древних славян, говенных племен Заднепровских окраин ?
     - Дурак еси, - ответили тучи, - мы хмурим чело по обету. Во время похода оттуда сюда мы дали обет быть мудаками, с тех пор и сложилось, и повелось : неуменье работать, валяться в дерьме, решая вопросы сирийских шайтанов, давая имя волкам, шакалам и свиньям, ожидая при знании твердом, что футбол переедет на Рейн за полгода до чемпионата, и там Криштиану Роналду отыщет золото Рейха, лежащее в иле по праву Гогена.
     Киргиз - бай отвернулся от туч, мудро решив не смотреть на небо, а раз на небо не смотришь, то и туч никаких нет, так, летают маленькие медведи, зажимая когтистыми лапками шарики, зеленые и синие, парят и напевают бурчалки.
     - Я тучка, тучка, тучка,
     Я вовсе не п...дец,
     Ах, как вумат откушать
     Народный холодец,
     Сменивший мир развитья
     На ахуй и говно.
     Киргиз - бай уставился маленькими глазками на почву, покрытую падшими женщинами и листочками неустановленных растений, и яростно запротиворечил маленьким медведям :
     - Да мы рот пахали все текнолоджи и энергосберегающие кирзачи, бля. Мы, сука, знаем, как надо. Все по отдельности - это мы, но собравшись в толпу и стадо, мы становимся я, бежим куда - то, а прибежав, смотрим на новые ворота, качая ветвистой головой и думая о хорошем. А хорошего много, медведи, просто вот до хера : рейхстаг в пробоинах от ППШ, навигацкая школа, Леонов  в вакууме, Жорес Алферов в тридцать втором, еловая лучина Никонова, объясняющего Соловьеву суть Карамзина, сфальсифицированного Бердяевым в соответствие с правосознанием Ильина, забытого Первым Украинским в блиндаже Ашхабадского фронта, сидит он там и топит печурку, напевая о летучих мышах и божьих коровках, что придут и сменят людей на планете, установив царство труда и благолепия.
     - Ты чего ?
     Навстречу Киргиз - баю вышел мужик с усами, в гватемалистых портянках, кунтуше пана Конецпольского, положившего предел запредельности сущего, и шапке с воткнутым за меховую опушку колоском ямса.
     - А ты кто ? - На всякий случай уточнил Киргиз - бай, ёжа лицо.
     - Я местный, - пояснил доброжелательный мужик, ложась на муравейник. - Живу тут, хожу по лесам, по болотам, мозги е...у помаленьку. - Неожиданно он вскочил и вырос до неба, вобрав в себя муравьиную мудрость. - Я навсегда, я вещий и вечный мудак, оглоед, такой же, как ты, дебильный и радостный труженик тыла. Нас много скопилось в пространстве, в Баку, Казахстане, Твери. Лишь только в славной Москве все по понятиям и по уму : дебаты, Хиллари, Трамп, полеты на Марс и на Луну, Би - Би - Си, парламент, свобода, все в белых штанах и на " Мерседесах ", гоняют по склонам Фудзиямы и пишут машинным маслом картины, бороздят и торжествуют, веселятся и ликуют, оставив мир позади за поворотом на Вегас.
     - Вумат, - подумал Киргиз - бай вслух.
     - А то, - поддакнул усатый, забрал хлеб - соль, взял гостя под руку и повел в трактир, где они благополучно и сгинули.