Глава 3. Репетиция Наимудрейшая Бану Алёна

- Федя, можно! – подал сигнал Март.
Оба они были одеты в ослепительно белые одежды. Только на Феде был накинут сверху красный атласный, расшитый блёстками халат, и красовалась на голове такая же красная чалма с блестящим на ней фальшивым бриллиантом, а Дон Март облачился в такой же балахон жёлтого цвета, и накрутил на голову жёлтый шёлк, тоже венчавшийся неким алмазным украшением с жемчужными бусами. Они восседали на белом мягком, искусственного ворса, ковре германского производства под столь же эффектным белым атласным балдахином, сооружённом над ними наподобие шатра. На скатерти с причудливым орнаментом, расстеленной перед ними, блестяще чаровали глаз дивной работы вазы, полные всевозможных фруктов, сластей и цветов, кувшины с вином и напитками, кубки и хрустальные бокалы. По бокам шатра в вольготных и живописных позах расположились две чародейки – красавицы в восточных штанах и блузах – признать в них двух «Кошек» - Лахундру Инку и рыжую Ирен «на семьдесят ре» не представлялось возможным. Подведённые и подкрашенные, в лёгких шелках и воздушном капроне, они выглядели, как две Шехерезады из «Тысяча и одной ночей», и сказать, наверняка, кто краше, было невозможно. Ещё две Шехеразы сидели на пушистом ковре, по-турецки скрестив ноги, около небольшого отверстия, ведущего в соседнюю залу тщательно задрапированного бордовым бархатным занавесом и огромной цветочной вазой с благоухающими в ней розами. Это были привыкшие к театральному действу и посвящённые в происходящее, режиссер «Оркестра» мадам Артанс и Железная Куколка Балерина. Они колдовали над большим серебряным чаном. В больших дверях арочной архитектуры стоял на страже с пикой в руке, облачённый в нечто напоминающее доспехи, толстый медбрат Гриша, приоткрыв рот и рассеянно хлопая ресницами. Стены зала были украшены похищенными из музеев картинами и драгоценностями из оружейной палаты. В метрах семи от чудесного шатра находился плюшевый красными цветами ковёр с маленькой думочкой на нём. Между шатром и плюшевым ковром на длинной расписной скатерти был накрыт роскошный стол, описанием которого мы не будем заниматься. Скажем так – здесь было всё, что душе угодно! Пусть читатель представит, чего сам хочет! Он непременно найдёт это на столе!
- Давай сюда свою птицу по началу! Общиплем ей пёрышки! – И Дон Март принял величественную позу.
Федя Гриф тяжело вздохнул, и нажал на пружинную конструкцию на руке. На плюшевом коврике появилась Лена Кукушкина, испуганно заморгала глазками, оглянулась и вдруг опустилась на колени, сложила руки пред грудью и произнесла: «О, господь. Неужели ты меня уже призвал в своё царство?» Теперь она вгляделась в лица Богов, поднялась и ещё произнесла, уже без молитвенного экстаза: «Бред собачий».
- Я тебя призываю, ты знаешь с какого времени? – возопил Федя, забывая величие момента.
- Ай-я-яй, - пожурил Март, - какие нехорошие слова изволит произносить наш симпатичный магистр наук. Разве она не знает, что собака – друг человека?
- Это вы мне? – уточнила Леночка. – Сюда бы моего Трезорчика, он бы вам показал друга! С тех пор как я связалась с Волком, со мной творятся сверхъестественные вещи, и мне от него ещё выслушивать разные пакости приходится, и воспринимать всё, как само собой разумеющееся. Может, я сама с собой заговариваться стала, и это лишь глаза меня подводят?! Они перестали видеть действительность, блуждают где-то сами по себе, подменяют её постоянно, то одной картиной, то другой! Вот и свяжись с художником! По-моему, поэтом быть менее рискованно. Рифмуй себе предложения, да ритм отбивай, да за знаками препинания следи. Художники все душевнобольные! Интересно, если их скрестить, что за гибриды будут их дети? Наверное, очень талантливые!
- Дети все талантливые! Сдаётся мне, что вы большой экспериментатор в этой области, и за науку и прогресс Великого Братства можно быть спокойным! А чудеса с Вами, уважаемая, творятся с лёгкой руки Отца нашего Феодора Грифа! Прошу любить и жаловать! Можно вместе с ним заодно и меня!
- Чудес не бывает! Это однозначно. Да, вроде бы я такая же, как и была, но может быть, я уже померла, а душа моя продолжает жить где-то в другом месте, возможно, антинаучном! Всё не может знать ни одна наука! Но это ещё не означает, что с точки зрения науки, это нельзя объяснить. Просто объяснения иногда запаздывают за событиями.
-О! Вы так близки к истине! И вы так рассудительны! Мы, кажется, не зря наградили вас саном магистры наук или, если вам угодно, магистрессы, о прекрасная леди! У меня к вам всего один вопрос, вы разрешаете его задать? – расточал словесный мёд Дон Март.
-Вы умеете говорить комплименты, хотя до прекрасной и леди мне в данный момент далеко, но приятно: да уж задавайте, ведь всё равно зададите этот ваш вопрос! Вас-то я, точно, раньше никогда не видела! А вот он мне явно кого-то напоминает…
-Сударыня, я хотел бы вас лишь спросить, не вредит ли подобная рассудительность вам оставаться женщиной?
- Я протестую! – заявил Федя.
- Вредит или нет, да от этого никуда не денешься!
- С этим можно не согласиться! За границей уже есть клиники, в которых исправляют ошибки природы, исходя из внутреннего чувствования человеком своего пола.
- Франкенштейн убил своего создателя; где гарантия, что после произведённой операции, рождённые в новом обличье, не захотят вернуть свой прежний пол и облик? – выдвинула аргумент Ленушка.
- Гарантии нет. На это идут ради гармонии внешнего и внутреннего! – парировал Март.
- Гармонии нет. Есть синтез, что означает соединение разных элементов в целое; ест мимикрия, что значит приспособление к окружающей среде; есть симбиоз, что значит взаимовыгодное соседство двух организмов. Понятие гармонии я могу принимать либо как абстракцию, либо как наиболее приспособленное состояние из возможные вариантов сосуществования организмов живой и неживой материи. Если же кого-то не удовлетворяет свой пол, и они его меняют, то всего лишь меняют свои неудовлетворённости, одни на другие, а впоследствии только чтобы не признавать своего поражения, ратуют за гармонию. Я полагаю, надо иметь смелость оставаться таким, каким сделала природа! – сев на своего конька, накормила всех сентенциями Ленушка.
- Если продолжить вашу мысль, - то болезни лечить вообще не надо, так же как не надо делать операции! Если от рождения у вас короче одна нога, и путём, пусть нелёгких, длительных процедур, но ноги можно уравнять, - этого делать, всё равно, не стоит. Надо иметь смелость всю жизнь хромать! Слепому – оставаться слепым, не смотря на возможность вернуть зрение, а глухому – глухим!  А людей с признаками гермофрадитов  тут же засовывать туда, откуда вылезли. Ведь в этом случае природой приходиться быть самому врачу! А как вы понимаете слово природа? – спросил с подковыркой Март.
- Я полагаю, это единственное, что можно в нашем мире назвать гармонией! И если вы думаете, что это слово доброе, – то очень ошибаетесь! Природа – это замкнутый цикл, где каждый поедает кого-то, и человек не исключение, а лишь звено цепи! Прорви её и всё полетит к чертям! Возможно, что человек – это вообще ошибка природы, если только она сама себя через него не порешила уничтожить, потому что он это сделает, да ещё под флагом гармонии и идеалов! Ведь, по-вашему, гармония – это когда всем равно хорошо? – не сдавалась Ленушка.
- По-моему, гармония – вещь сугубо личная, можно сказать эгоистичная, и к счастью – недостижимая! Желанное, но мёртворождённое дитя природы – играл Март.
- А человек – её тупик! – попыталась поставить точку Ленушка.
- В равной степени, как и единственная возможность создать нечто лучшее, что смогла она!
- Да?  Вот это странно! – поскучнела Ленушка.
- Скорее, это парадоксально! – улыбался Март.
- Объяснитесь!
- Парадокс, как вы знаете, объяснить невозможно! Просто искать его надо в многообразии опыта и бесконечности выходов и возможностей!
- Но это противоречие! – поджала губки Ленушка.
- Это парадокс! – сияя, возвестил Март.
- Я естественник! – обиженно уклонилась Ленушка.
- Боже мой! – не выдержав, вскричал Федя. – А я-то думал, что вы поэт!
- Раз поэт, так обязательно дурак? А поэтесса – дура? Или у вас поэзия всё то, что на «ля – ля» читается?
- Вас не затруднит что-нибудь прочитать? – попросил Март.
- Пожалуйста. Про природу и мечту, так сказать, гармонию, как раз к нашему с вами спору:
«Она была ещё жива,
Пока не облекли в слова,
А препарировала ты,
Ещё не зная перемены.
Над трупиком своей мечты
Смиренно преклони колена!»
- Нельзя убивать свою мечту. У вас была мечта? – наставительно произнёс Март.
- У меня были желания. В своё время. Я хотела поступить на естественный факультет.
- Что же помешало?
- Обстоятельства.
- Вы верите в силу обстоятельств?
- Безусловно. Я же стою здесь перед вами, а с какой стати?
- Так вы присядьте!
- Это ничего не изменит! – вздохнула Ленушка.
- Что бы вам хотелось изменить в данном случае?
- Если бы я это знала?!
- Может быть, и в том случае вы тоже не знали?
- Да хотя бы, чтобы вы тут стояли передо мной как на экзамене, а я бы в шатре прохлаждалась!
- Это не трудно.
В ту же минуту Ленушка оказалась в шатре, а Федя и Март на плюшевом коврике.
- Чудеса! – выскочило из Ленушки.
- Всё-таки они случаются?
- Исключительно редко, да и в этом случае повинно нечто объективное, уверена.
- Или субъективное, скажем, чудо – продукт вашего мыслетворчества.
- Ерунда. В этом чуде повинны вы, а не я!
- Логично. Но без вас, мы никогда бы не додумались поменяться с вами местонахождением!
- Вы что думаете, что убедили этим меня? Что причина во мне?
- А разве нет? Для этого даже и не требовалось чуда! Вы могли просто вашими милыми маленькими ножками пройти эти несколько метров, разделяющих нас.
- Вам нравятся мои ножки? Они  у меня слегка кривые.
- Не имеет значения. Они здесь ещё кое-кому нравятся! – закатил глаза Дон Март.
- Да?
- То, что вы здесь сейчас находитесь – да, причина в вас, да ещё вот в Феде. Его-то вы ведь узнали?
- Так это вы, который в кино, а потом из шкафа со стихами и портретом? Очень признательна! Из-за вас у меня испортились отношения с Волком, а всё уже было на мази…
- Ну, а в любовь-то вы хоть верите?
- А что это такое, тоже из области гармонии и мечты?
- Как же вы живёте?
- У каждого свой крест.
- Так вы не живёте? Вы только крест несёте?
- У вас был лишь один вопрос.
- Я не услышал ответа.
- Ответ такой! Парадоксальный! Очень мешает, с вашей точки зрения! И очень помогает – с моей, потому что у меня холодная голова, и я не бросаюсь в воду, не зная броду! Я имею всё, что захочу, потому что делаю только то, что мне надо, не теряя при этом того, что положено носить на шее…
- Ошейник?
- Голову! Ошейник я приберегу для мужа!
- Он будет у вас сидеть дома на цепи?
- Нет, порвать цепь – ему такой возможности не представится! Он будет носить его, как галстук, и гордиться им.
- И он будет верен вам?
- Ещё одно понятие к счастью и любви? Мне плевать на его верность! Пусть у него будет хоть два джентльменских набора с запасными частями, на сколько его хватит – жена, подруга, любовница… лишь бы он делал то, что надлежит мужу!
- Боюсь опрохвоститься? Любил жену?.. Нет? Отдавал деньги?
- Ну, любил, конечно, тоже не плохо, если допустить, что существуют парадоксы!
- Сдаётся мне, что у вас не голова холодная, а сердце! Дай Бог вам не  таких рассудительных гибридов!
- Я вижу, вы тут очень мило беседуете, а у меня от таких разговоров «мозга за мозгу» забегает! – признался Федя.
- Позвольте вернуть ваше драгоценное внимание истинному виновнику всех событий и напомнить вам, многоуважаемая, что перед вами властелин мира, шах Грифонии Феодор Гриф, а также наша собственная скромная личность, наша светлость султан Альдонсо  Март ибн Адальби.
-Так, некая восточная терминология пошла! Может, вы мне всё-таки скажете, что случилось? – Ленушка приложила указательные пальцы к вискам, что выражало крайнюю степенно напряжения.
- Вы удостоены чести войти в высший магистрат! Что, собственно, ещё сказать? Вы сами всё сказали! Будем пока придерживаться вашей версии. Зачем мне вам объяснять и доказывать, когда вы сами прекрасно всё себе можете доказать и объяснить!
- Но что именно? Что всё осталось, как было, и это лишь мне видится и слышится? Или что-то случилось, и я в другом мире? Живу я или умерла? Или что?
- Какая разница, в конце концов, если всё равно всё так, как есть! Принимайте всё таким, каким оно видится вам! Или вы сами себе боитесь поверить? Быть или не быть, вот в чём вопрос, я бы сказал, пить или не пить? Могу и ответить: напиться, напиться, и ещё раз напиться! Столько вина на столе, закуски, а они антимонии развели! – «Вот, гад какой! И тут он влез. Надо же повыпендриваться! Хотя о чём бы стал я с ней говорить сейчас? Надо же, как он её наизнанку вывернул, что она мне даже совсем не симпатична стала… она не такая… это всё он! Или я тоже боюсь поверить своим ушам? Что такое уши, в конце концов? Грубый инструмент для восприятия звуков? Может, надо слушать, чем-то иным? А глаза?» - Я где-то прочитал, кстати, - продолжил вслух Гриф свои мысли, - что туземцы слепые видеть участками кожи научились. Так что можете при желании свои версии – ощущения расширить и углубить! Но в другое время, и в другом месте. – («Не дай Бог! Вот бы офигенная пара надыбилась! На галоше не объедешь!») – А то, знаете ли, любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда… - тут он подумал, что ляпнул лишнее, да и вовсе противоположное тому, о чём думал, словно споря вслух с мыслями, которых, оказывается, сам и застеснялся. – «Чёрт возьми! Да где же мы бываем сами собой, такие, какие мы есть, если думаем одно, тут же говорим другое, а делаем и вовсе, кажется, необъяснимые вещи?» - подумал Гриф, а вслух произнёс – Соловья баснями не кормят! – а про себя – «Не хлебом единым!» - а вслух – А пошло всё к чёрту!
- Вот именно! – обрадовался султан Март, до этого явно не знавший, как выпутаться из словесных  пут. – Для той жизни мы все умерли, и теперь давайте жить другую жизнь в другом мире!
- А что случилось с нами в том мире?
- Много знать – скоро состариться! Ну, теперь в знак того, что вы посвящены, выпейте серебряный ковшик нашего божественного нектара, а девушки вас оденут приличествующим вашему сану образом!
На сих словах полилась мелодия, ласкающая слух, и изящная балерина закружилась под неё листиком на ветру, в танце приближаясь к Леночке.  А рядом с «кружащимся листиком»  шла с высоко поднятой головой божественно величавая мадам Артанс и держала перед грудью серебряный ковш с вином, зачерпнутым из серебряного чана. Они подошли, музыка смолкла, но остался звук журчащего ручья. И пока ошеломлённая таким приёмом Леночка не смогла отказаться и пила сладкий, но стойкий неизвестный ей алкогольный напиток, всё журчал ручей. Потом музыка продолжилась, но стала тише и грустнее. (Что ж, знакомых с режиссурой, постановочной частью, чувствующих красоту и эстетику оформления и музыкальный лад в труппе Артанс хватало! Кое-что они умели! - Произвести впечатление! Подать товар лицом!) Леночка услышала печальный голос шаха Феодории, показавшийся сейчас приятнее и нежнее: «Я исполню твоё желание, скажи - чего тебе хочется?»
- Да. Мы исполняем одно желание каждого, кто принимает наши законы, - не в силах промолчать вмешался Март и испортил такую минуту!
Впрочем, Леночка, заглотившая на голодный желудок ковш вина, была уже достаточно опьяневшая, чтобы не заметить этого.
Звёздочки побежали у неё перед глазами, и она с чувством произнесла: «Я всю жизнь жила в убогом покосившемся домишке, а мечтала жить в загадочном замке…
- Я исполню это желание. Ты можешь жить в любом из моих трёх замков горной страны Феодории. Но я хочу, чтобы ты была рядом! Просто так!
- Магистр наук просто обязан жить рядом с властелином мира, чтобы вовремя поддержать, дать совет! – влез Март. – Мы с радостью исполним ваше желание!
- По восточной терминологии, это называется – наимудрейший, а если это почитаемая женщина, к её имени добавляется – Бану. А для советов есть также визирь, высший подданный шаха! – растащилась Леночка. – Я историю восточных стран изучала! Самостоятельно! Надо же… пригодилось!
- Очень занимательно! А как по-восточному называются воины? – поинтересовался Март.
- Воины – кшатрии!
- Кшатрии? А, скажем, батраки, смерды?
- Ха! Прямо, как на экзамене! Шудры или каландары, в общем, нищие.
- Так! Наимудрейшая Бану, нам надо будет с вами поговорить поподробнее!..
- Как?  Ещё подробнее?
- Я бы не против и совсем подробнее!.. Ну-с, когда вы переоденетесь – милости прошу к нашему шалашу! – и Март перебрался в шатёр под балдахин.
- Я хочу, чтобы Волк был рядом – сказала, обернувшись, уводимая под руки подошедшими Шехерезадами – Кошками, наимудрейшая Леночка. (Не судите, да не судимы будете! Она, действительно, всю жизнь жила в маленьком покосившемся домишке!)
- Но мы исполняем только одно желание принявших наш закон! – улыбнулся Март, подмигнув Феодору.
- А я не знаю ваш закон! Закон должен издаваться на бумаге и оглашаться всем! – заспорила уводимая, но упирающаяся Леночка.
Вино  стукнуло ей в головушку.
- Ну, зачем лишнее волокитство, бюрократизм, бумаготворчество! Мы сами себе закон! – скалился в многозначительных улыбках Март.
Леночка что-то неразборчиво пробормотала себе под нос, типа: «Мы ещё посмотрим!» и скрылась вместе с Шехерезадами – Кошками за бордовым занавесом. От музыки, запаха пищи, вина, роз, и доброго ковшика зелья у неё всё пошло кружиться под ногами, и она призналась вдруг сразу ставшим пьяным голосом девушкам: «На стройке, кажется, всё пили, но такого я ещё не пила!» - (Если вы помните, она была студенткой Строительного, и практику проходила, конечно, на стройке). – «Ой! Девочки! Какие там были мальчики!) – (Но это уже другая история).
А Дон Март потирал руки:
- Антракт! Аудиенция закончена! Наши малышки с музычкой не подкачали, со скатёрочкой, и прочей бутафорией! Я и сам, конечно, великий режиссёр, но согласись, женский вкус очень пришёлся кстати!
Март встал, потянулся, прошёлся, подошёл к уставшему стоять, присевшему на пол швейцару с фельдшерским образованием:
- Как тебя там? Ты понял, кто ты теперь есть?
Медбрат Гриша заалел от натуги понять – обидеться или нет?
- Ты есть теперь этот, кшатрия или кшатрий, воин, ясно? Встать! Сейчас можешь посидеть, а потом встанешь на второе действие! Секёшь?
- Секу – секу! У меня тоже, между прочим, желание есть!
- Говори!
- Вот из ковшика хочу попить!
- После работы, сын мой, итак тебя ноги не держат!
- Тебе бы мой вес!
- Отставить разговорчики!
- Лексикон армейский!
- У меня батя генерал! Слухай, прыщ, со мной обращаться на вы! Мне козлом отпущения быть там надоело! Секёшь? Что такое лечь – встать не знаешь?!
- У меня медотвод от армии по слоновости!
- Слухай, Слон, я тебя теперь Слоном буду звать! Ты – почётный кшатрий! Чего хочешь – говори!
- Да отстань!
- Нет проблем?
- Тебе бы мои проблемы, сразу бы образумился!
- То есть, Слоник?
- Если б я был как ты, дом бы завёл, жену, детей, хозяйство… а про тебя все говорят, что ты такой кобель…
- А ведь могут и врать, Слоник, ты всему подряд не верь! Телевизор-то часто смотрел?
- А что, не так что ли? Причём тут телевизор – то?
- Доверчивый ты слишком, вот у ж засомневался, почаще бы так-то… телевизор-то, он, конечно, сам по себе… а что у тебя медотвод-то и от жены также, и от детей? Недееспособный что ль?
- Сам псих!
- Так кто ж тебе в своём весе жить не даёт? Живи, как знаешь! Вот ведь, Мари в штанах! Женись, размножайся, делись, как амёба…
- А где взять жену-то?
- А где давать будет! Ну, бди! Первым делом – что? Самолёты! Ну, а женщины потом! Без женщин наши почётные кшатрии не останутся! Портосик, ты мой!
Март потрепал его по щеке, сделал ножкой «па», запел и заплясал: «Без женщин жить нельзя на свете нам!»
Вся эта сцена со стороны напоминала отчасти басню «Слон и Моська». Маленькая вертлявая шавка Дон Март, наскакивал на Гришу, большого и неповоротливого слона, - захочет, пальцем раздавит! А Гриша отмахивался только от него, как от назойливого комара! Дон Март меж тем уже бабочкой порхал по зале, иногда запихивая что-нибудь вкусное в рот с уставленной яствами скатерти.
- Ну, и дурак же ты! – произнёс Федя.
- От дурака слышу… - пропел в ответ Март и вдруг остановился с не дожёванным куском во рту и вылезающими на лоб глазищами! За его взглядом последовали остальные присутствующие.
Из-за занавеса, опираясь нетвёрдой рукой на железную ручку балерины, покачиваясь на высоких каблуках чудных серебристо-чёрных туфелек, вышла Бану Леночка, облачённая в чёрное, серебристое платье, мягкими складками спадающее от маленькой груди в эффектном декольте! Белые крашенные волосы венчал высокий серебристо-чёрный колпак, от верха которого падала чёрная же с люрексом вуаль, и спускаясь по плечам, спине, фигуре трепеща от малейшего движения, доставала почти до пола!
- Фея гор! – произнёс Федя.
А Леночка, приложив пальчики к вискам, запричитала: «Я ничего подобного не одевала, а и видела подобное, может быть, разве в кино! Так захотелось показаться кому-нибудь… ах, если бы так да нарисоваться!»
- Я исполню твоё желание! – проговорил Федя.
- Уже третье желание! – вдруг возмутился Март, - поумереннее аппетит кое-кому!
- А я недостатком аппетита не страдаю, - не поняла не успевшая докушать в избушке, из которой была извлечена, попросту выкрадена, Леночка, - я бы всё съела, что тут стоит!
- Добро! Давайте перекусим! – согласился Март. – «Акула! Такая Федю мягкотелого сразу перекусит… всю жизнь будет её желания исполнять, о своих забудет! Спасать бы надо человека, так ведь, как есть, - влюблён! Ату его чистый незапятнанный паспорт! Ату его загнанную жизнь! Если бы я сейчас за ней приударил, может, отвёл бы от Феди несчастье, но этого он бы мне не простил… Что ж, добро! Подставляй свою шею для петли! Что называется, попался под уздечку! Под галстук – ошейник с цепью на привязи!» - Во время сего молчаливого внутреннего монолога Март ходил вдоль разостланной скатерти и напряжённо тёр ладошку о ладошку, но вслух произносить ничего не стал, тяжело вздохнул, и вернулся в шатёр. Случай, видимо, был безнадёжный…