Куриная ножка

      
     Кому, какие прикрасы. Вечер стоял не тёплый, но и не слишком прохладный – обычный для начала мая, когда сирень вот-вот расцветёт. Во дворе дачи писателя М. П. куриные ножки на вертеле сочились жиром в костёр, оживляя тишину шипением угольков после каждого попадания на них капель жира, и сладкий дух от готовящегося блюда почти заслонял ароматы весны ступившей в пору созревания. Сидевшим у костра двум товарищам было комфортно и от того, что весна, и флёр праздника устроенного в честь писателя М. П. не далее как вчера не покинул ни того ни другого. Гость М. П., Григорий Григорьевич разделял радость хозяина дачи.
         - Грандиозное событие. Какой великолепный приём устроили! Мы им всем показали, на что способны, - довольно улыбаясь, произнёс Григорий Григорьевич, после чего смутился и добавил: - Ты всем показал, на что способен. Не будь тебя – не было бы шикарно обставленного праздника.
        Писатель слушал его в пол уха, так как вспоминал молоденьких длинноногих девушек разносивших вчера на подносах бокалы с красным и белым винами в фойе Политехнического музея в Китай городе, где  М. П. вручили литературную премию и подарили превосходный шотландский виски.
       Писатель с удовольствием думал, о том, что, пожалуй, на этот случай за небольшой импровизированной стойкой вежливый молодой человек в чёрном костюме приготавливал коктейли и клал кусочки льда в фужеры хрустальные, а вовсе не стеклянные, почему можно судить о повышенном внимании к нему, и публика собралась непростая. «Блестящее общество, прекрасные люди», - подумал тогда М. П., любуясь дамами в вечерних туалетах и сопровождавшими их благородного вида мужчинами. Когда же представительный господин вежливо пригласил гостей войти в зал, заиграла музыка. После того, как гости расселись по местам, погасили свет, и музыка стихла, поднялся занавес и все увидели М. П., сидевшего  на сцене в кресле возле журнального столика с пачками книг.  У микрофона стоял писатель и издатель А. А. одетый скромно, но со вкусом. А. А.открывал собрание. Вслед за ним на сцену вышло ещё несколько деятелей культуры. Хлопали всем, но особенно тепло принимали М. П., не забывшего дополнить свою речь благодарностью к читающей публике за внимание к литературе и к нему, как к представителю писательского сообщества.         
       Виновник торжества рассказывал, какие в сущности незаметные для глаза простого обывателя наблюдения порой приводят ум в творческий экстаз. Он говорил: «В свинцовом небе, снег едва белеет, и небоскрёбы в снежной пелене стоят не как дома, но точно великаны или башни из средневековья. Это кому как привидится. Порою, кажется - пустяк произойдёт, другой не обратит вниманья, а писатель возьмёт на заметку да мясо нарастит, да выстроит сюжет, внесёт туда и страсти, и любовь… Громаду чувств, переживаний вложит, как впрочем - и поэт. Тем более - поэт… Люблю увлечь читателей интригой, но без грязцы – с подтекстом позитивным без грубостей и иностранных слов, в чём полностью согласен с лицом известным, депутатом… да что б обыденности было бы поменьше. По мне - текст хорош, когда он прост, внятен и воздушен. Мне дороги ценители изысканного слога…» 
      … завершило вечер общение пишущих людей с читателями у шведского стола в фойе музея. Теперь у себя на даче М. П. с трепещущим сердцем прокручивал в уме свершённое событие, но начал накрапывать дождик, и Г. Г. обратил на то внимание:
       -  Не пойти ль нам в дом, кушанье готово. Не мокнуть же под дождём.
       - Да-да, дождь к урожаю, - отозвался М. П., и оба друга, забрав шампура с куриными ножками, направились к дому, где в уютной обстановке М. П. откупорил бутылку шотландского виски.    
      Тем же вечером другой писатель, Макар Терентьевич Ковылин, проживающий на Поварской улице, у себя дома глядя на своё отражение в зеркале, строил гримасы, вытянув жилистую шею из грязного ворота рубашки из шотландки, неприлично выражаясь, время от времени прикладывался к горлышку пивной бутылки. Допив пива, Ковылин потянулся к столу, стоявшему позади него, за бутербродом с  селёдкой  на чёрном хлебе и взял его, после чего снова уставился на своё отражение. Только собрался надкусить бутерброд, как грянул гром, рука писателя дрогнула – кусок селёдки, не успев достигнуть  рта, соскочил с ломтя хлеба да прежде чем шлёпнуться на пол, ударился о зеркало, отпечатав на нём жирный контур нечто, напомнивший Макару Терентьевичу куриную ножку, коей соседка угощала его вчерашним вечером. Подумав о том, что курочка уже съедена, Ковылин тяжело вздохнул полной грудью. За окном скучно в полную силу зашуршал дождь.
   
;