Байка без толку... про Семи-он-семидума

Если идти на север, то юг остаётся в другой стороне, да так же и с западом-востоком. А если вовсе никуда не идти, то жизнь проходит, и куда бы ни шла, а всё мимо.
Так и подумал Семи-он-семидум, подумал раз, подумал два, семь раз подумал и пошёл куда глаза глядят.

Надо сказать, что откуда он шёл, та земля богата была! Сама не меряна, леса несчитаны, воды не плаваны, звери не стреляны, птицы не пуганы, рыба не ловлена; деревья не рублены, а валены, избы не ставлены, а ваяны, хлеб не печён, а приготовлен; печи не топлены, дома не метёны и зубы не чищены, а звалась та земля Семидумье! Решать не спеши, репу чеши, семь раз смекни - один раз рот отомкни! Вот от большого ума какие заморочки бывают.

Пошёл Семи-он-семидум. Потекли под ноги дороги, тянутся, а за собой тянут земли иные, удивительные.

Семидолье — там в семьях по семь человек, а доля на всех одна.

Семивражье — о семи сторон земля, да с каждой стороны рвы-овраги, от семи ворогов защищёна.

Семиречье — там на каждый день недели по особому говорят: день по-англески, день по-бесовски; день по-немецки, день по-болтливому; день по-франтцузски, день по-босякски; а на седьмой по-вавилонски. Семи-он-семидум в четверг пришёл, уши к концу дня трепетали, язык в трубочку завязался, но речь выучил.

Потом Шестиграфство было — шесть граф пришлось заполнить, на шесть вопросов ответить: да ответы всё чудные — не состоял, не был, не имею, не привлекался, не участвовал, не замечен. Сам ни за что не догадаешься, подсказывают. У них контора на то — реальная называется, всё тебе растолкуют за реалы. А реалы у них вместо доброго слова «спасибо» в ходу. Картошку почистил кому— реал, дров нарубил — реал, улицу подмёл — реал, а вот коли песню спел, да историю какую выдумал для потехи — то не реал, а под зад ногой. Деловая земля, еле вырвался.

Из Пятистопья и вырываться не хотелось! Там традиция, на каждую пядь трактиров пять, в каждом сядь, чтоб на грудь принять. И там наоборот, слово складное, да интересный рассказ поперёд всего люб. Семи-он-семидум легко жил, на семиреченском языке речь вёл, хотел совсем остаться, да стал спиваться и дальше пошагал.

После Пятистопья незаметно промелькнули Четыр да Тройа — земли ничего себе, да и другим ничего. В Четыре всего по четыре — угла в комнате, у стола ног, колёс у телеги. Скажете везде так? Верно, везде, а и у них эдак же. А в Тройе лошадей не любят почему-то.

Двустволье земля маленькая, насквозь просматриваетя - два ствола, возле них два дома, возле каждого часовой с двустволкой. Воюют между собой. Одних, мол, Текки зовут, а других, как бы, Летти, вот и не поладили.
За границами Двустволья река, а через реку мост. А за мостом стена.
- Что там?
Говорят:
- Город один. Но туда хода нет — по мосту путь ведёт, «По которому никто никогда не пройдёт».
Ну и рассказали: жил инок, во всём инак — ходил не так, зевал в кулак; дождь в ведро собирал, а в вёдро окрест разливал; говорил пространно, вообще был странный. Построил мост, с виду прост, созвал народ, говорит: «Вот. По этому мосту никто никогда не пройдёт...» тут замолчал и наземь упал. Откачать не смогли, мост сберегли, завет не нарушен, а мост уж почти разрушен.

Задумался Семи-он-семидум, напряг весь свой ум. По мосту, если ходить и раньше нечестно было, то сейчас совсем ни к чему — там дырка, там скважина, там гниль, там нагажено — опасно, да дерзко! Пропроползти бы, но мерзко.
А в тот момент война началась в Двустволье. Коза Ностра, на хитрость востра, отвязалась, да в противоборный клан забралась капусту считать. Тут и полетели слова ядовиты, да речи остры; камни в чужой огород, да брёвна в чужом глазу. Поназашибали народу.
После жизни человеку тряпичное одеяние не в сезон, стали деревянные тулупы ладить. А тут и Семи-он-семидум сообразил! Один тулуп схватил, бросил на воду, сам сверху стал, до моста руками достал, и ну по краю перебирать, так на другой берег и переехал.

Нашёл в стене ворота, зашёл — красота! Народу много, наступили на ногу — не увернулся, чертыхнулся, стал осторожней! Вертит туда-сюда рожей, смекает что да как... Видит, идёт какой-то чудак, он к нему, так и так:
- Пришлось мне случиться на пути к вам в столицу, да двестиручницу заглянуть. Долог был путь, устал, а на постой не встал, где покормиться, где притулиться?
- А иди-ка ты добрый молодец, сразу во дворец! Чего тебе время тратить, искать полати! Испытай удачу, реши задачу, да получи царевну с полцарством впридачу.

Пошёл Семи-он-семидум на царский двор. Там народу! И конные и пешие, и люди и лешие, и священники и подлокотники; кузнецы с плечами широкими, вельможи с плащами долгими, девки с косами толстыми, варяги со шлемами железными, мужики в лаптях, бабы на сносях, крещёный люд, иностранцев пруд пруди; мудрецы и красавцы, глупцы и мерзавцы, да юнцы, да засранцы, впрочем последние только по запаху.

Где вежливо, где матаньем, не нытьём, так катаньем, подобрался к самому крыльцу, тут и речь начали говорить:
- Проблема такова: у кого на полечах голова и он не побоится оной лишиться — два шага вперёд!
Народ смекнул, назад шагнул, а Семи-он-семидум пока в первую думу влез, да со второй соображался, тут и опростоволосился. Говорит ему царь:
- Дочь моя Антиномия, уж полгода, как понесла. Несёт, брат, такую чушь, что этой чуши сам разум чужд. Я, отец родной, и то уж стал заговариваться. И другая напась — нельзя стало к ней попасть, дверь на замке, а на все вопросы один ответ — выхода нет, я замкнута в мире собственного сознания! Что пьёт, что ест, один бог весть. Так что не взыщи, а подход ищи, у тебя тоже выхода нет — не хочешь ведь, на тот свет?
«Бред», - подумал Семи-он-семидум: «Как же я не входя подход найду, да выход обнаружу?», но делать нечего, пошёл. Спрашивает:
- Царевна-молодица, нельзя ли от вас ответа добиться, чего вы, светлое царское высочество, над людьми выкобениваетесь?
А царевна из-за двери отвечает:
- Ах, стоит ли игра свеч, ведь на свете одна правда, что правды на свете и вовсе нет! И никак одному в начале не стать — ни курице, ни яйцу, выходит, мир вообще ещё не рождён, так о чём мы с вами разговариваем.

Почесал репу Семи-он-Семидум, было над чем подумать, да только царь рядом стоит, затылок взглядом сверлит.
- Эх, - вздохнул он, - тебя бы к нам в Семидумье! Нам корабь в капле воды плавать пустить — пара пустяков! И осла между кормушками поставить, чтоб он от растерянности дуба дал; и кота к бутерброду привязать, чтоб ни тот, ни другой не решился, кому вперёд пола коснуться — коту лапами, или бутерброду маслом; а мудрец наш, Жрёт-ин-хер, потом того кота в ящик посадил, и никто не знал, жив он, или коньки отбросил!
- Где такая страна? - спрашивает царевна.
Рассказал Семи-он-семидум, свой путь с конца до начала — про Двустволье, да Тройу, Четыр, Да Пятистопье, Шестиграфство, да кучу других подвигов, на которые сподвигло его желание похвастаться, и про страну свою поведал в точности.
- Хочу! - сказала царевна. - Вызволи меня!
- Дык ты дверь открой!
- Не могу! Боюсь! Я у окна сижу, чтоб до двери дойти нужно путь пройти, сначала половину, потом половину половины, потом половину той половины, потом ещё половину половины, и половин таких великое множество! Пока иду, состарюсь, да помру!
- Ну в окошко тогда выгляни, я тебе шепну что.
Выглянула царевна в окошко, а тут Семи-он-семидум случился, смог-изловчился, за косу схватил, наружу выдернул и ждать не стал, верёвкой связал, на плечо закинул, да столицу покинул, пока опять какой околичности не оказалось в наличии...

Говорят, они дружно живут. Избу не метут, но думают складно. Ну так, да и ладно!