Черное и Белое

Маленький мальчик пришёл к деду и спросил того, почему люди бывают добрые и злые. На что дед ответил, что в каждом человеке живут два волка: Белый волк, волк храбрости, чести, доброты и милосердия и Чёрный волк, волк гнева, зависти и жадности. Эти два волка находятся в постоянной, непрекращающейся борьбе, норовя уничтожить друг друга, и завладеть душой человека.
-Какой же из них побеждает? - спросил тогда маленький мальчик.
-Тот, которого мы кормим, - ответил дед.
Индейцы – мудрый народ. Единение с природой всегда дарит мудрость, ту самую, которую невозможно измерить нашими современными «цивилизованными» мерками. И та истина, которую несёт эта незамысловатая притча: «Мы сами рождаем своих демонов»,  верна для каждого человека. Для кого-то в большей степени, для кого-то – в меньшей. Более того,  я с полной уверенностью могу добавить, что мы этих же демонов не только рождаем, но и убиваем. Или, по крайней мере, усыпляем. Кто чем может. Так, например, моему демону по вкусу пришёлся героин. Я принимаю его уже давно. Любой другой человек за то время, что я травлю своего волка этой дурью, стал бы уже совершенно безвольным овощем сотсутствующим взглядом, ампутированными ногами, в чьём высохшем мозгу вертелась бы единственная мысль о новой дозе. Но я сохранял физическое здоровье, насколько это было возможно, хоть и представлял из себя в своём нынешнем состоянии иссушенное тело, органично смотревшееся в саркофаге в утробе какой-нибудь из пирамид Гизы. Но самое главное – я сохранял трезвый рассудок. Ведь не телесная оболочка сдерживает наших внутренних волков, вернее не только она. Самая прочная клетка – стальные канаты нашего разума. Ржавчина наркотика не должна изъесть прутья, она должна усыпить то, что ютится внутри, только и ожидая шанса вырваться в этот мир. Но с наркотиками всегда есть проблемы: во-первых, (откидывая очевидный вред здоровью и привыкание) наркотики стоят денег. А деньги имеют крайне неприятное свойство: они заканчиваются. Отсюда является вторая проблема: люди, снабжающие меня столь необходимым мне белым порошком, крайне нетерпимо относятся к задержанию оплаты их работы.
Чёрный «вэн» с пронзительным визгом стирая резину об асфальт остановился, едва не оставив меня под своими колёсами. Из его нутра выскочили крепко сложенные молодчики в спортивной одежде и прежде чем я смог произнести хоть слово или хотя бы разглядеть их лица, я получаю сильнейший удар по животу, от которого складываюсь пополам, хватая воздух губами как рыба, которую вытащили на берег. К прожигающей живот боли и спёртости в груди добавляется другое ощущение: я чувствую, как сердце разогревается как паровой котёл под огромным давлением, начинает судорожно биться о рёбра, словно желая проломить их, стучит как сумасшедшее. Мы сами рождаем своих демонов. Сейчас мне как никогда нужна доза, но её нет. А ребята, крутившиеся вокруг меня сейчас и поливавшие меня оскорблениями и насмешками, явно не настроены были предложить мне новую. Ещё удар по затылку. Сильнее прежнего: в голове словно лопается арбуз. Дальше гудящая боль. Били битой. Потов вдруг резкая темнота  – надели мешок. Затолкали в машину. Двигатель басисто зарычал, шины противно взвизгнули и мир превратился в каюту корабля во время адского шторма: всё качалось, тряслось, дребезжало. Голова противно гудела и болела от удара битой, сердце колотилось всё так же непозволительно быстро: это совсем нехорошо, хотелось блевать. От мешковины несло потом и чем-то ещё. Что-то с привкусом железа. Я лизнул ткань. Кровь. Похоже, этот мешок надевался не только на головы живых должников, но и на головы мёртвых, причём те шли уже отдельно от туловища. Мы сами рождаем своих демонов. И побеждают те, которых мы кормим. Но не всегда наша собственная рука держит плошку с кормом. Сейчас, например, с этой работой превосходно справлялись мои похитители: к сходящему с ума сердцу прибавилось покалывание в лёгких, а это точно не предвещало ничего хорошего. Внутренние часы подсказали, что остановились мы через пятнадцать минут. Так как расправляться со мной будут в безлюдном месте, то машина остановилась в районе бесхозных гаражей, за которыми город уже кончался: только туда можно было доехать за столь короткое время. Ударами и пинками меня выгнали из салона и чуть ли не за шиворот потащили в один из гаражей. Здесь ярче: сквозь ткань пробивается свет лампы. Рывком сдирают мешок с головы, отчего свет бьёт по глазам настолько сильно, что сердце чуть не пробивает себе дорогу наружу. Нельзя! Место! Волк, конечно, не собака, выдрессировать его невозможно. Но может хоть припугнуть получится. Зрение вскоре вернулось ко мне. Хотя гаражи и были заброшены, тот, в котором находился я, прикованный в этот момент наручниками к опоре для поднятия машины, сохранялся в почти идеальной чистоте. «Операционная»! – мелькнуло у меня в голове. «Пыточная»- подкорректировало сознание, увидев набор инструментов, по сравнению с которыми арсенал средневековой инквизиции был просто набором из магазина детских игрушек. Правильно, пытать и расчленять людей намного приятнее в чистом, хорошо проветриваемом помещении. Моих палачей было трое: двое тех, что вволокли меня в фургон. Третий завязывал за спиной чёрный фартук грубой ткани. Как тут всё манерно!  Небось ещё перчатки сейчас наденет. И точно! Вслед за фартуком на руках появляются чёрные резиновые перчатки по локоть. К боли в груди добавляется боль в лопатках, ломящая, толкающая изнутри. Место! Место! Но нет, канаты воли рвутся. Дозы нет. Усыпить зверя нечем.
-Парень, что за х**ня?- скрипучим голосом вопрошает хирург, повернув ко мне своё колючее изжёванное временем и разборками лицо с одним-единственным небесно-голубым глазом (на месте второго - серый пластмассовый шарик). – Ты просил отсрочку. Тебе дали отсрочку. Денег так и нет. Босс недоволен.
 Вопрос был, конечно, риторический. Решил не пытаться объяснять ему, «что за х**ня»: силы мне нужны на то, чтобы поддерживать канаты разума натянутыми. А то, что босс недоволен, так это и без того понятно: иначе мне тут не сидеть, прикованным к опоре. Ответ его, собственно, и не волновал. Хромающей неровной походкой он подошёл ко мне настолько близко, что я мог рассмотреть каждую рытвину на его лице, каждый крохотный волосок на его бритом черепе, каждую седую колючку в его  щетине. Движением профессионала он задрал мне голову, осмотрел глаза, лицо, пальцы полезли в рот и через какое-то время вытянули на свет язык. Диагноз.
-Печень и почки у тебя ни к чёрту. Убиты герычем. А вот сердце ещё может сгодиться. Ты расплатишься с нами. Так или иначе. А то, что останется после уплаты, пойдёт на твои похороны, - хирург улыбнулся, сверкнув золотыми зубами.
О да! Сердце у меня точно ещё сгодится! Они сейчас работало похлеще двигателя гоночного болида на старте, разгоняя кровь по организму. Кровь, кипящую от адреналина. Нехорошо, просто совсем ужасно. Начали неметь ноги.  «Кракк»,- треснул ещё один канат, когда зверь с силой стукнулся о него могучим мохнатым боком.
Хирург, между тем, прошёл к столу, на котором был разложен его арсенал и вскоре вернулся с металлической битой. Анестезия. «Хррркк»,- хрустнула под мощным ударом ключица. Левая рука безвольно повисла. Кричать хотелось безумно, но нельзя: всю волю на контроль, всю силу – в канаты. Из уст вырвался сдавленный стон. Жгучая волна боли прокатилась по всему телу и осела в лопатках. Изнутри бился зверь. Снаружи бил хирург. Находиться между этими двумя неприятно. Весьма и весьма. «Хрррк», - хрустнула вторая ключица. Теперь руки болтались непослушными отростками. Удивительно тяжёлыми и безумно болящими. Закончив с этим этапом анестезии, врачеватель мой удалился обратно к столу и принялся перебирать инструменты на нём.
Его выбор на чём-то остановился. На чём-то однозначно весёлом, судя по хищному взгляду единственного глаза, которым он наградил меня, зыркнув в зеркало, что висело над столом. Молоток. Он выбрал молоток. Что же он будет с ним делать? Не торопясь фигура в чёрном фартуке вновь приблизилась ко мне под одобрительный посвист двух моих похитителей. Несколько повертев молоток в руках, хирург стремительно замахнулся им и одним ударом снёс с ноги коленную чашечку. Ох как же это больно! Кровь вперемежку с обрывком джинсов и осколками кости брызнула на стену, лишив её девственной чистоты. Я едва не потерял сознание. Но нельзя. Тогда зверь проснётся. А он слишком давно не просыпался от того «снотворного», которым я пичкал его последние несколько лет. И кричать нельзя: это ослабит канаты. А они и без того трещат. «Кракк-кракк», - отдаётся с пульсирующей болью в лопатках, колющими ударами в груди, бешеным биением сердца.  Следом за правой ногой незавидная судьба постигла и левую. При этом эскулап криминального мира не проронил ни единого слова, в отличие от надзирателей: те комментировали каждый удар, ставили оценки, хохотали, присвистывали. Теперь у меня бездействовали и ноги. Я был более не опасен: я не смогу бежать, не смогу дать сдачи. Теперь меня можно отстёгивать. Это и повелел хирург своим ассистентам. Один снимал наручники с переломанных рук. Другой, тем временем, вкатил стол, на котором мне будут вырезать сердце. Аккуратно переносить моё тело не стали – бросили на стол, чудом попав куда надо. Хирург моментально принялся останавливать хлещущую из ног кровь: я не должен был умереть от кровопотери во время операции. Скоро ему это удалось: повязки на том, что осталось от коленей, стали сначала красными, потом бардовыми, потом почти чёрными. Их хватило бы на два часа, не больше, но этого вполне хватит, чтобы поднять мне «капот» и вырезать оттуда так бешено колотившийся «мотор». Мы кормим своих демонов. Тех, что сами породили. Эти ребята были разборчивы в выборе кормёжки: только самая свежая человечинка, самая вкусная кровь. Не удивительно, что их волки выросли такими жестокими, хладнокровными и чёрными как сама ночь. Но даже им было далеко до того, что сейчас билось во мне, разнося в клочья сети воли, в которых мне удавалось его держать. Я слишком хорошо знал, что бывает, когда он просыпается.  До сих пор у меня перед глазами стоит та девочка из школы. Красавица. Карие глаза, светло-русые волосы чуть ниже плеч, фигурка – просто загляденье.  Она сказала мне «нет», когда я пригласил её в кино, подкинув зверю целую миску гнева. Её родители и прокурор просто рвали и метали на суде. И их можно понять: то, что я сотворил с несчастной, когда мой Чёрный волк вырвался, - это было ужасно. Но прямых улик, указывавших на меня, не было, а родители наняли отличного адвоката. В итоге, меня оправдали, а за решётку отправился местный алкоголик, который ошивался у дома красавицы и просил на опохмел. Родители меня любили. Всегда любили. Даже больше, чем я того заслуживаю. Они кормили моего Белого волка своей любовью, кормили щедро и только в стенах родного дома я переставал страдать от сердечных болей и ломоты в лопатках: первых предвестников пробуждения. Но внешний мир кормил Чёрного куда щедрее. Они раскормили его до такой степени, что тот вырвался наружу прямо в доме. Родителей не стало. Теперь последняя ниточка, связывавшая меня с Белым волком, порвалась. Именно тогда я понял, что Чёрного намного выгоднее усыплять, и что наркотики справляются с этим делом просто превосходно. Тела родителей были помещены в их машину, которая «случайно» взорвалась, врезавшись в бензоколонку за городом. Теперь я владел домом и всем прочим имуществом. Которое срочно начал продавать, скупая всё новые и новые дозы снотворного для своего демона. Но имущество закончилось. Дому пошёл с молотка. Через месяц кончились деньги от его продажи. И вот теперь я лежу на операционном столе с переломанными руками и ногами, ожидая ужасной операции. Хирург склонился надо мной со шприцом – в нём ударная доза снотворного. Из этого наркоза не выйти никому и никогда. Даже с богатырским здоровьем. Не говоря уже о моём нынешнем состоянии. Но уже слишком поздно! В ушах разноситься тоненький звон, разрастающийся в раскатистый гул – верный признак. Последний канат воли с особенно громким «Кракк»! треснул. Я чувствую, что могу шевелить сломанной рукой.
Мы сами порождаем своих демонов. Иногда они вырываются наружу. Я смотрел на себя в зеркало, висевшее над столом с инструментами. Я смотрю на свои мохнатые, покрытые чёрной шерстью плечи и руки, на свою вытянутую морду, на оскаленную, измазанную кровью пасть, полную желтоватых клыков, на горящие оранжевыми огнями глаза. В ушах ещё звенят испуганные истошные вопли хирурга и его ассистентов: «ЧТО ЗА ЧЕРТОВЩИНА?! СТРЕЛЯЙ!ВАЛИ ЕГО! НЕЕЕЕЕЕЕЕТ!» Гулкие звуки выстрелов. Глупцы. Они пытались остановить меня, кидая Чёрному всё больше гнева и злобы. Хотя…. Почему это он Чёрный? Сейчас этот зверь спас мне жизнь. Так может он и не Чёрный вовсе, а Белый волк? Да и вообще, кто сказал, что чёрное – это чёрное, а белое – это белое. Зачастую они меняются местами, переворачивая всё с ног на голову, извращая твоё мировоззрение, превращая твоё восприятие реальности в картину начинающего сюрреалиста. Так может это и был мой Белый волк всё это время, а держать его спящим – самая моя большая ошибка в этой жизни?
-Мы сами порождаем и кормим своих демонов, - промолвил я, услышав вместо слов раскатистый рык.
В когтистой чёрной лапе я сжимал серый пластмассовый шарик.